Czytaj książkę: «Бабай»
Почему-то принято считать, что детские страхи – всего лишь плод безобидной фантазии. Но это – большая ошибка…
В. Левшиц. Детство. Билет в таинственное государство
Страшный бука приходил —
Тоню с Митей утащил.
Он опять придет, лохматый…
Из малоизвестной детской считалочки
Пролог
Мальчику было пятнадцать лет, но его уже успели обвинить в зверском убийстве своей младшей сестры и признать невменяемым. Когда он пытался объяснить всем этим взрослым, что произошло на самом деле, становилось только хуже. Но он не убивал свою сестру, которую очень любил, и не был сумасшедшим. Те, кто мог помочь, ни черта не хотели слушать…
Веронику задушила тварь, которая вылезла из-под его кровати. И которая потом несколько раз пыталась убить во сне его самого.
Его вина была только в том, что он легкомысленно переступил незримую границу. А потом стало поздно… До этого истории о монстрах, таящихся в укромных уголках спален и нападающих по ночам на детей, были его страстью. Казалось, он мог выдумывать их бесконечно. И он – выдумывал, а ужас в глазах Вероники был для него самой вожделенной похвалой. Пока не явилось чудовище.
В тот злосчастный вечер родителей не было дома.
Все произошло на глазах у мальчика. А он не смог помешать косматой твари, которую сам вызвал силой страха Вероники. Потому что до смерти испугался.
Девочке было пять…
Он взял несколько чистых листов бумаги и простой карандаш. Остаток жизни, скорее всего, он проведет в психиатрической лечебнице. Эти последние два или три часа дома без надзора – щедрый подарок случая. Но времени в обрез, скоро за ним придут. У него сейчас последняя возможность когда-нибудь найти того, кто ему поверит. И даже спасти чью-то жизнь. Может быть, тогда Бог простит его за Веронику. Может быть…
Склонившись над столом, он провел рукой по волосам с отбеленным сединой чубом и начал писать.
Часть 1
Тот, кто стучит по трубам
Лицо опасности, подстерегающей вашего ребенка, может иметь совершенно немыслимого обладателя.
Н. Левшиц. Детство. Билет в таинственное государство.
Глава 1
Kомната для мальчика
Начало всем этим событиям, занявшим в жизни семьи Левшиц более двух ужасных недель, положил переезд на новую квартиру. Но, если быть точнее, первые признаки вызвало несколько неумышленных ударов отверткой по трубе центрального отопления – Назар постучал, и ему ответили.
Темноволосый мальчик с карими глазами и открытым веснушчатым лицом по имени Назар Левшиц стоял в большой комнате, наполовину заваленной разобранной мебелью и картонными коробками, глядя в окно, где с высоты второго этажа ему открывался незнакомый двор с незнакомой площадкой, на которой играли незнакомые дети. Среди них, наверное, находились и его будущие друзья. Но сейчас он об этом почти не думал; семья переехала из другого района города, хотя и не очень отдаленного от нового места, – просто, когда тебе недавно исполнилось восемь, даже такое совсем небольшое путешествие напоминает эмиграцию в другую страну.
За его спиной громоздились вещи, перевезенные в первую очередь, остальное должно было прибыть вскоре – вторым рейсом большой грузовой машины. И мальчику ничего не оставалось делать, как ожидать одному в новой квартире приезда родителей, целиком поглощенных хлопотами, и скучать. Все это происходило солнечным утром в самой середине августа.
В углу широкого подоконника Назар заметил большую старую отвертку с деревянной отполированной ручкой, должно быть, забытую в суматохе старыми хозяевами. Взвесил в руке и, повернувшись снова к окну, безо всякого умысла постучал массивной рукояткой о чугунное ребро радиатора отопления, расположенного в неглубокой нише под подоконником, который достигал Назару едва ли не до груди. Тунн… тунн-тунн… тунн…
Огромный черный доберман с палкой в зубах выскочил на детскую площадку…
И в этот момент по трубе передалось ответное постукивание – казалось, будто кто-то намеренно поджидал, чтобы ответить. Мальчик вздрогнул и выронил отвертку.
Он простоял в растерянности несколько секунд, но, уже нагибаясь, чтобы поднять отвертку с пола, решил, что, наверное, это ему показалось, потому что в действительности никто не мог так быстро отозваться – всего через одну или пускай даже две секунды. Однако сердце его почему-то забилось еще сильнее, когда он снова посмотрел на ребристый радиатор. Белая масляная краска, которой тот был выкрашен, пожелтела и местами облупилась; кое-где Назар заметил следы в виде темных пятен, какие оставляет расплавленный зимой пластилин. В промежутках между коленами батарей скопилась пыль, местами свисавшая с тонких поперечных планок и мелко трепетавшая от незаметного сквозняка.
Назар медленно поднял отвертку и со странным предчувствием опять постучал по батарее: тунн… тунн… тунн-тунн-туннн…
…Тунн!.. тунн!.. тунн-тунн-туннн-н!.. – тут же принесла труба. Было слышно, что звук, без сомнения, стал значительно громче, чем в первый раз, словно тот, кто подавал эти ответные сигналы (причем в точности повторяя ритм ударов Назара), приблизился.
И снова: тунн… тунн… тунн… тунн-тунн…
.. Тунн!.. тунн!.. тунн!.. тунн-туннн-н!..
«Да кто же это?» – подумал Назар, и ему вдруг стало не по себе.
Затем он предположил, что, возможно, где-нибудь через два или три этажа (или, например, в соседней квартире – почему бы нет?) так же перед окном стоит другой мальчик, который и подает эти ответные сигналы.
Логично.
Но… в том-то все и дело – он почему-то не мог представить себе этого другого мальчика– словно что-то в нем безотчетно, но категорически протестовало против такого допущения.
Пока Назар размышлял над этим, отвертка в его руке нечаянно вывернулась – и тяжелая рукоятка стукнула по радиатору: тунн-н!..
…ТУНН-Н-НН!!! – мгновенный ответ. На этот раз, казалось, источник находится уже совсем близко – едва ли не в соседней комнате. Назар отошел на пару шагов: слева радиатор соединялся тонкой трубой с исчезающим в полу и потолке стояком, а справа—через более широкую трубу– уходил в стену, где должен был сливаться с радиатором другой комнаты (всего комнат в квартире было две) – будущей детской. И похоже, звук приходил именно оттуда, справа. Тогда у Назара впервые мелькнула странная мысль, что в квартире он находится не один.
В этот момент в дверь позвонили, и он подпрыгнул во второй раз.
Однако было бы несправедливо назвать его трусом – дело в том, что размышления об отвечающем ему неизвестном отвлекли внимание Назара от окна, и он не видел, как во двор медленно въехала большая машина с последней партией мебели из старой квартиры. Звонок входной двери застал его врасплох.
По пути в прихожую Назар все же заглянул в меньшую комнату.
Но там, разумеется, никого не оказалось.
* * *
– Ну, куда поставим твою кровать? – положил большую ладонь Назару на плечо отец, крупный и очень высокий мужчина с выразительными чертами скуластого лица, которое лет через пять-шесть начнет особенно повторяться в сыне с удивительной точностью, делая того омоложенной копией Левшица-старшего. – Теперь у тебя есть собственная комната. Давай решай сам.
Все это происходило около девяти часов вечера, когда дело наконец дошло и до детской. Основная часть мебели в большей комнате к тому времени была уже собрана и расставлена с участием одного из грузчиков, задержавшегося помочь Михаилу Левшипу за некоторую дополнительную плату и ушедшего четверть часа назад. Из кухни доносился звон посуды, где Валерия Левшиц обустраивала свое женское хозяйство на новом полигоне кастрюль и сковородок.
Вообще, для Назара этот переезд стал полной неожиданностью. Оказалось, родители уже давно подыскивали подходящий вариант обмена на жилье с большей площадью и умеренной доплатой, так как Назар подрастал и ему пора было выделить отдельную комнату. К тому же в последнее время дела на работе у Михаила Левшица шли неплохо, и ему удалось взять ссуду. Впрочем, переезд был в какой-то степени неожиданным для всех – еще три дня назад никто бы не подумал, что он случится так скоро – как выразился потом Левшиц-старший: «Так сложились обстоятельства».
Конечно, Назар еще не успел примириться с мыслью о том, что ему придется оторваться от всех старых друзей и начать ходить в другую школу. Но все же новая квартира ему понравилась, а главное—у него будет теперь собственная комната.
Он собирался ответить отцу, куда, по его мнению, следует поставить кровать, но в этот момент на кухне вскрикнула Валерия.
Они бросились к ней.
– Таракан… – Смущенно улыбаясь, она продемонстрировала тряпку с раздавленным прусаком; длинные усы еще слабо шевелились. – Такой огромный… бр-р!
Мужчины посмотрели друг на друга – дескать, ну что с нее взять? – и молча удалились в детскую с совершенно одинаковыми ухмылочками.
– Вот сюда. – Назар уверенно указал на левую стену. Детская имела прямоугольную форму и отдельный выход в коридор, одной стеной граничила с кухней, другой – с комнатой родителей. И еще, что особенно восхитило Валерию, в первой половине дня здесь становилось очень солнечно. – А вон там, в угол, справа от окна – письменный стол, – продолжал Назар, пользуясь неслыханной возможностью самолично распорядиться расстановкой мебели. – Тумбочку и книжную полку мож…
– Может, стол лучше поставить прямо перед окном? – спросил Михаил, с улыбкой наблюдая за сыном.
– Нет, туда. – Назар был совсем по-взрослому непреклонен.
– Что ж, хорошо, пусть будет по-твоему, – согласился Левшиц.
Вдвоем они управились быстро, часа за два, и почти со всем. Назар удачно указал месторасположение своей кровати – прямо над ней обнаружились шляпки вбитых в стену гвоздей, которые точь-в-точь подходили к петлям небольшого ковра, что они собирались повесить, – и это сэкономило массу времени.
Детская, похоже, находилась здесь и раньше (хотя Левшиц-старший про себя отметил, что у прежних жильцов, супружеской пары лет сорока, детей он не видел, а те, кажется, упомянули, что вселились сюда сразу после постройки дома). Обустраивались в темпе, но всерьез и надолго – комната выглядела ухоженно и в ближайшее время ремонта не требовала.
Наконец пришла Валерия, чтобы расстелить Назару постель.
– Как тебе на новом месте?
Назар, пожимая плечами, улыбнулся. Но тут впервые с утра ему вспомнился стук по трубе отопления (из этой комнаты?), и улыбка быстро исчезла с его лица.
– Что такое? – Валерия с легким беспокойством нагнулась к кровати сына. – Ну, что случилось? Ты уже скучаешь по своим друзьям? Но ты ведь сможешь им звонить и иногда встречаться по выходным. Правда? Вот видишь…
– Ничего страшного, – вмешался Левшиц, – он просто устал. Здесь целый день и присесть-то толком было негде. Ему ведь только восемь, Л ера. Правда, бандит? – Он подмигнул Назару и выпрямился с пола возле письменного стола, закончив подгонять под левые ножки тонкие деревянные бруски, чтобы тот не шатался.
– Черепашка-ниндзя… – хмуро буркнул Назар, но потом, глядя на родителей, все-таки улыбнулся и натянул одеяло до самого подбородка. – Все хорошо, папа.
– Ну, вот и отлично. – Михаил тронул за локоть жену. – Я закончил. Идем, ему пора спать.
Они пожелали Назару спокойной ночи, по очереди поцеловали, но, уже находясь в дверях, Валерия вдруг решила задержаться с сыном еще на несколько минут и присела к нему на край кровати. Стройная, чуть худощавая, светловолосая женщина с приятными чертами лица; ей так же, как и мужу, недавно исполнилось двадцать девять лет. Сейчас на ней был махровый домашний халат темно-бордового цвета и плюшевые тапочки с помпонами.
– Мне показалось, тебя что-то беспокоит… нет? Не понравилась комната? Может, оставить свет? – Она кивнула в сторону настольной лампы. Назар уже года два не просил ее об этом, с тех пор как привык спать за перегородкой на старой квартире. Однако в связи с переездом Валерия подумала…
Назар отрицательно помотал головой, впрочем, как ей показалось, не слишком уверенно, и запустил указательный палец в ноздрю – больше из застарелой детской привычки, чем по срочной необходимости.
– Фу-у!.. – сморщила нос Валерия. – Какой же ты свинтус! И ты еще собираешься пойти во второй класс? В новую школу тебя просто не пустят.
Он засмеялся и спрятал вымазанный палец под одеяло.
– Прошу тебя, хотя бы здесь не устраивай за кроватью склад своих соплей, – уже более строгим тоном сказала Валерия и добавила зловеще: – Иначе однажды оттуда вылезет такой ужасно неприятный зеленый Козявочник и скажет: «У-у!..»
В конце концов она сама рассмеялась и, поправив постель Назара, снова поцеловала его.
– Я тебя люблю. Спокойной ночи!
– Я тебя тоже люблю, мама.
Погасив свет, Валерия вышла и прикрыла дверь детской.
Обычно Назар засыпал в течение нескольких минут после того, как его голова касалась подушки. Но в этот раз, несмотря на трудный день, он долго слушал, как родители перекидываются негромкими фразами, до поздней ночи продолжая раскладывать вещи. На новом месте сон подбирался очень медленно, неохотно, словно где-то задержался, не найдя привычного пути. Затем Назар услышал, что родители тоже собираются наконец отдыхать.
Он их обоих очень любил и еще не представлял, как сможет без них обходиться, когда вырастет. Неужели тогда он перестанет их любить? Или это будет уже как-то по-другому, по-взрослому? Он знал, что Михаил с Валерией поженились относительно рано – когда им было по двадцать; через год родился он. Назар всегда с какой-то собственнической гордостью думал о том, какие они у него еще молодые – особенно если замечал, что у кого-то из его ровесников родители сорокалетние, а то и старше – по сути, уже глубокие старики.
Наконец, около трех часов ночи, он уснул. После ухода Валерии о странном постукивании по отопительной трубе Назар больше не вспоминал.
До следующего вечера.
* * *
Утром специальный фургон доставил мебель, которую Левшиц заказал в магазине, предлагавшем выгодную рассрочку, – ее тут же установили. Ко второй половине дня, по большому счету, переезд был завершен. Кроме желания семьи скорее покончить с «переездной лихорадкой», некоторая спешка диктовалась еще тем, что с завтрашнего дня заканчивался отпуск у обоих супругов. Зато у Назара еще оставалось в запасе целых две недели летних каникул.
– Ну-с, – в шесть вечера Михаил Левшиц торжественно вышел на середину большей комнаты, окинул взглядом обстановку и помпезно провозгласил: – Вот так живет украинский средний класс!
Валерия, иронически глянув на него, фыркнула.
До этого церемониального момента Назар успел прогуляться вокруг дома, изучая окрестности. В том числе сходил и взглянуть на школу, в которой ему теперь предстояло учиться, – внешне та почти ничем не отличалась от прежней, разве что выглядела чуть-чуть поновее, наверное, потому, что была построена на несколько лет позже. Еще он успел с нейтральной дистанции присмотреться к некоторым ребятам его возраста во дворе дома, но никакой инициативы для знакомства пока не проявил. По правде говоря, ему было довольно неловко пребывать в роли новичка, и для начала он решил не подгонять события, давая всему идти своим чередом.
Михаил Левшиц открыл бутылку шампанского, чтобы отпраздновать новоселье в узком семейном кругу, а Валерия, пригубив фужер, тут же заметила, что стоило бы отметить это событие «по-настоящему», пригласив к себе в ближайшие выходные родителей с обеих сторон и нескольких близких друзей, «иначе те обидятся и будут правы».
Никто, естественно, не возражал.
* * *
После восьми супруги отправились прогуляться по воздуху и, возможно, нанести нежданный визит давним приятелям семьи, которые, как предполагалось, должны обитать неподалеку. Сперва они собирались идти втроем, но Назар захотел остаться дома. Еще вчера, наблюдая за разборкой вещей, он случайно заметил свой старый фильмоскоп, а затем специально отложил, чтобы заняться им при первой возможности. Честно говоря, Назар уже давно забыл о его существовании. Но вот – с удивлением обнаружил среди коробок и теперь ощущал радостное нетерпение, как перед встречей с вернувшимся из долгого путешествия приятелем. Некоторые вещи обладают способностью появляться как бы из ниоткуда именно во время переездов.
Как только родители ступили за порог, Назар отправился в свою комнату и вытащил фильмоскоп из коробки. Конечно, на первый взгляд фильмоскоп значительно проигрывал таким интересным вещам, как видеомагнитофон или камера, которыми Назару иногда уже позволяли пользоваться. И этому, в общем-то, примитивному устройству для просмотра диафильмов, в увлекательном смысле, уж конечно, было недосягаемо далеко до игровой компьютерной приставки, которую подарил отец ему на прошлый день рождения с целой коробкой картриджей в придачу.
Но в фильмоскопе Назар находил нечто особенное, свойственное лишь несложным вещам или механическим игрушкам, в некотором роде даже что-то живое. Потому что фильмоскоп делал то, что оказывалось не под силу самым «крутым» электронным играм, – он был способен изменять реальный мир (и это граничило с настоящим волшебством!): когда обычная стена или потолок превращались в сказочный пейзаж, какой он видел в «Шапке, полной дэвов» или «Аладдине», а иногда вдруг открывал окно в таинственный дремучий лес. При этом кое-что зависело и от него: Назар мог настраивать резкость и регулировать размер кадра.
И, что было еще важнее, фильмоскоп позволял делать собственные картинки. А затем рассматривать их проекцию в увеличенном виде. Года два тому назад Назар «снял» целый десяток коротких «фильмов» по самостоятельно придуманным сюжетам, что даже имело зрительский успех во время демонстраций перед родителями. В качестве материала он использовал несколько засвеченных фотопленок – вытащив фильмоскоп из коробки, он тут же их обнаружил. На месте оказались и четыре иголки разной толщины, чтобы рисовать по покрытой эмульсионным слоем поверхности пленок.
Когда Назар увидел давно забытое «съемочное» хозяйство, ему первым делом пришло на ум изобразить того неизвестного, который вчера отвечал по трубам. Идея его сразу захватила. Он даже собирался было проверить, последует ли ответ сегодня, и начал искать по комнате глазами какой-нибудь подходящий для подачи сигнала предмет… но внезапно передумал, ощутив вдруг странный спазм в животе, будто его несло в сорвавшемся с тросов лифте. «С чего бы это?» – проскользнула у Назара удивленная мысль, но уже в следующую секунду его внимание целиком вернулось к коробке с пленками.
Он разложил на письменном столе все «инструменты» и принялся за работу.
Поначалу выходило неплохо, если считать началом первую неровную черточку, а затем он споткнулся. На том же, на чем и вчера утром, когда стоял перед окном в большой комнате и пытался представить: кто это? И опять это чудное чувство…
Ему снова не удавалось.
Минуту поколебавшись, он просто решил нарисовать что получится.
Заправляя пленку в фильмоскоп, Назар предчувствовал неудачу – на обычный взгляд, картинка «свалилась» к самому краю и казалась слишком загроможденной множеством ненужных линий и исправлений. К тому же рисунок, как всегда, получился чисто графическим: светлое на темном.
Хотя на улице уже стемнело, Назар задернул портьеры на окне и включил фильмоскоп, направив его линзу так, чтобы изображение падало на стену у двери (стена была светло-салатного оттенка, но это не мешало). Затем погасил свет. Однако сразу выяснилось, что он вставил пленку вверх ногами, вернее, допустил распространенную ошибку при зарядке, поскольку не пользовался фильмоскопом уже целый год. Исправив оплошность, Назар отрегулировал резкость на одной из старых картинок (установив размер «экрана» примерно метр на метр) и начал прокручивать кадры. Сегодняшний рисунок находился где-то в середине пленки.
Пока перед Назаром мелькали знакомые, но уже подзабытые художества, он улыбался, вспоминая, сколько хлопот доставляло озвучивание всего этого детского бреда во время «сеансов». О «титрах» тогда не могло быть и речи: во-первых, год назад он еще не умел толком писать, во-вторых, «титры», даже короткие, занимали бы места больше, чем само «кино». В настоящих же диафильмах буквы казались почти микроскопическими – слишком мелкими для его начинающей кинокомпании.
Но сегодня под портретом неизвестного он поместил-таки небольшую надпись: «Кто ты?» Словно ожидал, что неким таинственным образом это поможет найти ответ на загадку вчерашнего стука по трубе. Возможно, будь Назар чуть старше, он удовлетворился бы логичным и убедительным объяснением, что ему ответил другой ребенок, и давно бы выбросил это из головы.
Но присутствие тайны ощущалось слишком явственно и притягивало, как магнит.
Когда искомая картинка вползла в кадр, Назару стало не по себе. Со стены на него смотрело… Не то чтобы он сильно испугался, скорее, понял: рожа на стене – жуткая и уродливая.
Кроме того, что-то еще было не так. Не в порядке.
В «лице» неведомого существа будто смешались черты разных животных: и мохнатого вислоухого пса-дворняги, и взбешенной человекообразной обезьяны (именно взбешенной!), скривившей огромную пасть с уродливо вывернутыми наружу толстенными губищами, за которыми без особого труда угадывался острый частокол зубов. Что-то еще, знакомое, но словно запечатанное в памяти кошмаров, которые иногда снились Назару. У этой морды были маленькие, близко посаженные глаза – неимоверно злые, – и Назара передернуло, когда он встретился с ними взглядом.
Он почти целую минуту смотрел на эту картинку, прежде чем произошло нечто, уже вовсе невероятное и даже пугающее. Неожиданно до него дошло, что еще не так.
Надпись:
светилась не светло-оранжевыми или желтыми, как положено, а ярко-малиновыми буквами.
Назар испытал стремительное приближение паники, будто со всех сторон полутемной комнаты к нему подступало что-то вязкое и тошнотворно-ужасное. Потому что так быть не должно, это неправильно! Буквы…
Он потянулся, чтобы выключить фильмоскоп (сначала фильмоскоп и только затем зажечь свет в комнате – несмотря на то, что несколько жутких секунд ему пришлось бы находиться в темноте), но в следующий миг комнату заполнил резкий удушливый запах, словно в детскую по колено вдохнуло пыли. Назар вдруг замер, чувствуя… что между ног у него потекло – отвратительная морда на стене ожила. Не то чтобы она начала двигаться – она перестала быть только изображением.
Это длилось лишь несколько мгновений, потом пленка стала оплавляться, расползаясь яркой дырой от центра к краям… Но и годы спустя Назар готов был поклясться, что, прежде чем кошмарная морда исчезла, он отчетливо расслышал одно-единственное слово.
«Б'а-б'ай!..»– будто выдохнул пузырь на старом болоте.
Пока Назар отчаянно нащупывал кнопку на столе, лампочка в фильмоскопе с громким хлопком перегорела. Но ему почти сразу удалось включить настольную лампу. Выбегая из комнаты, он заметил: на стене, в том месте, где недавно висела морда чудовища, что-то осталось.
Уже в коридоре он понял, что это пыль, повторявшая контуры исчезнувшего изображения, которая теперь медленно опадала вниз сизыми хлопьями…
Мгновением позже Назар врезался в кого-то большого и закричал.
* * *
– …И мне трудно поверить, что это все, – сказал Михаил Левшиц, разглядывая сына с озабоченным удивлением. – Ты едва не сшиб меня с ног.
– Господи, – Валерия встревоженно прижала Назара к себе, – ты ужасно меня напугал… не сильно ушибся? Ты так закричал тогда в коридоре…
Назар сконфуженно отстранился от нее:
– Я же сказал, ничего такого. Просто… в фильмоскопе лопнула лампочка. И я… разве не понятно? – упрямо произнес он с плохо скрытой досадой, опуская взгляд. С его лица еще не сошла неестественная бледность, но щеки горели, словно от лихорадки. Или от сильного стыда.
Михаил с Валерией уже не в первый раз обменялись взглядами, однако в конце концов были вынуждены принять такое объяснение. Увидев, что вопросов больше не последует, Назар облегченно вздохнул.
Он пока не успел полностью осознать, что произошло с ним. Но еще тогда – в детской, как только на стене появились малиновые буквы, – им овладело особенное чувство, которое навязчиво брюзжало, что он стал свидетелем чего-то крайне нехорошего, запретного, и видеть это – было очень, очень плохо. Так же, как если бы он, вставая ночью в туалет, случайно подсмотрел, как его мама выходит голой из ванной и идет в их с отцом спальню, цокая по коридору, потому что вместо ног у нее копыта. Именно это чувство и не позволило ему раскрыть рот.
– Ладно, – подытожил наконец Левшиц-старший. – Прибери там, хорошо?
Назар кивнул. А что ему еще оставалось делать?
Возвращаться одному в свою комнату было нелегко, но он понимал, что рано или поздно это все равно придется сделать.
– Странно, это на него не похоже, да? – посмотрела на мужа Валерия за ужином.
– А черт его знает. Хотя, может быть, он говорит и правду. – Но в голосе Левшица прозвучало сомнение. – Может быть.
– А эта реакция… Помнишь, как ты нашел у него в тумбочке те мерзкие фотографии?
Михаил прыснул, едва не подавившись куском отбивной.
– Те, что он притащил с улицы? Еще бы! Собирался сделать ему сюрприз, подложить новые комиксы. А тут… – Он захохотал. – Знаешь, я почувствовал себя таким ослом, когда увидел чуть ли не целую годовую подписку порножурналов…
Валерия же оставалась совершенно серьезной.
– Но ведь даже тогда он не был таким. По-твоему, его действительно так могла напутать стрельнувшая лампочка? Он говорил, словно ему приходится врать.
В этот момент появился Назар, чтобы присоединиться к ним. Выглядел он немного хмуро и оставался по-прежнему неразговорчив, но все же заметно лучше. И Левшицы негласно закрыли эту тему.
Правда, ненадолго.
