Czytaj książkę: «Мастер иллюзионной живописи»

Czcionka:

Иллюстратор Борис Лесняк

Корректор Ольга Сатолес

ISBN 978-5-0056-5352-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МАСТЕР ИЛЛЮЗИОННОЙ ЖИВОПИСИ – 1

ПРОЛОГ

– Сатара! Не заплывай так далеко! Сегодня вода в океане как никогда холодная! – кричал чернокожий мальчуган своей подруге, Которая все дальше и дальше удалялась от берега.

Весёлая Сатара, которую еще нельзя было назвать девушкой и уже нельзя считать подростком, пребывала в том чудесном возрасте, который существует в жизни каждой женщины. Весёлая, беззаботная, беспечная и смешная, как легкое дуновение ветерка. В одно мгновение она могла стать серьезной. В глазах появлялось ожидание любви, движения становились сдержанными, плавными и грациозными. Но в то же время в этом прекрасном создании жило столько детства и глупости, наивности и стремления быть замеченной всеми, что ее поступки составляли беспрерывную цепь несуразных действий.

Вот и сейчас, заплывая все дальше и дальше от берега, она громко и весело смеялась и выкрикивала обидные слова своему юному другу, который не умел плавать. Сатара всем своим видом приглашала мальчика в далекое плавание по безбрежному океану.

Океан слегка штормил, и голова Сатары то появлялась, то исчезала в набегающих волнах.

Вдруг огромный плавник акулы мелькнул совсем близко рядом с девочкой. Её друг, заметив плавник, начал громко кричать, умаляя Сатару вернуться, но его слова заглушал грохот набегавших волн. Затем он увидел еще один плавник и еще, и еще. Стая акул! Мальчик, не помня себя, бросился в воду. Беспомощно барахтаясь в воде, он пытался плыть на выручку подруге. Сатара тоже заметила, что ее окружают акулы, и с криком ужаса принялась изо всех сил грести к берегу.

Выскочив на берег, обезумевшая от страха она, бросилась бежать вдоль побережья. Ветер резко усилился, поднимая тяжелые волны, небо стало черным от туч. Сатара внезапно остановилась. Она стояла в растерянности на белоснежном песке на пронизывающем неожиданно холодном ветру и только теперь поняла, что она совершенно одна на побережье.

«Где же Отелло?» – подумала со страхом девочка. Его нигде не было…

– Не мог же он бросить меня! – прошептала Сатара, ежась от холодных капель разбивающихся о берег волн. И в рокоте океана ей чудились зловещие предсказания.

ГЛАВА 1

Каждый город по-своему красив, у каждого города свой имидж. Но есть города, потрясающие своим великолепием, сразу и навсегда.

Город Южного Солнца на берегу тёплого моря, всегда утопающий в зелени, город потрясающий своей древней и современной экзотической архитектурой, напоминает райский уголок земной обители.

Приближаясь к городу, ещё издали ощущаешь что-то неповторимое в его силуэте. Но особое впечатление производит здание на вершине Азорского холма.

Облицованное каррарским мрамором, опутанное ажурным декоративным рельефом, словно каменной паутиной, оно растворяется в воздухе, и производит впечатление гигантской нефритовой шкатулки.

Загадочные золочёные фигуры, венчающие фасад, пластичные и лёгкие, производят впечатление танцующих кариатид, поддерживающих, в стремительной пляске, само небо, создавая иллюзию живых существ.

Этот сказочный дворец удачно вписывается в уютный парк, составляя с ним гармоничное единое целое. Палящее тропическое солнце, как ни старалось, всё равно было неспособно даже в самую сильную жару разрушить прохладную истому старинного парка.

Столетние платаны, словно окаменевшие гиганты, застыли в безмолвном величии, вдыхая, аэрозольную свежесть фонтанных брызг. За каменными стенами роскошного дворца – краса и гордость города, одна из самых важных достопримечательностей страны – Музей.

*****

– Вы хотите узнать истинную стоимость всех сокровищ Музея?

– спросил у присутствующих джентльменов, человек в белоснежном костюме с чёрными, как смоль волосами, гладко зачёсанными назад. – Ответьте мне, пожалуйста, уважаемые коллекционеры, собиратели старины и раритетов, за сколько была продана картина великого Пакао, выставленная на последнем аукционе?

Среди присутствующих прошёл ропот.

– Да! Несколько миллионов! – ответил за всех человек в белоснежном. – И Вы об этом знаете не хуже меня. А в Музее собраны десятки работ этого художника и все они гораздо лучше, чем та, которая была продана на аукционе! А сколько подобных полотен таится в хранилищах?

– Господин Отурок, – робко обратился к говорящему человек в чалме, – мы очень ценим и уважаем Ваш авторитет и нам всем давно известно о богатствах, скрывающихся в недрах Вашего Музея. Мы не хотим лицемерить и скрывать наши истинные желания, в том, что все мы с удовольствием выложим значительные суммы, которыми владеем, но речь не об этом…

– Господин Рабоэл, – прервал его Отурок, – я понимаю ваше желание взглянуть на великие произведения искусства, но и Вы поймите меня правильно. – Отурок улыбнулся, затянулся крепкой сигарой, выпустил кольцо синего дыма, потянулся в мягком кожаном кресле и покачал головой. – Но я могу показать Вам только каталоги Музея. Подчёркиваю и повторяю – только ка-та-ло-ги! И считаю, что разговор на этом можно считать законченным!

Присутствующие нехотя поднимались со своих мест и покидали кабинет Отурка с большим разочарованием

*****

Отурок – главный хранитель Музея, жгучий брюнет, сражающий женщин наповал всего лишь одним своим взглядом, был человеком необычайно сильной воли, чертовски красив и крепок. Его стройная фигура, словно из сотен металлических пружин, приводимых в движение ртутью, излучало энергию нейтронной бомбы. Он всегда добивался в жизни всего, чего хотел, разрушая любые преграды на своём жизненном пути.

Внимательный, спокойный, зоркий, человек, которого невозможно было вывести из состояния равновесия, ко всему этому, был ещё и любителем всего прекрасного.

Истинный знаток и почитатель настоящего искусства, человек, разбирающийся во всех сторонах жизни, во всех тонкостях интриг, предательства и дружбы. Человек, читающий мысли собеседников.

Отурок, без особого труда, был способен молниеносно определить истинный характер любого случайно встреченного незнакомца, вступившего с ним в беседу.

Прочитать мысли и желания собеседника, увидеть все его пороки, достоинства и недостатки, и ни одним жестом или движением глаз не выдать это своему собеседнику, для Отурка не составляло никакого труда!

В своё время великий картёжник, мастер фантастических покерных и других карточных комбинаций, игрок, обладающий феноменальной памятью, Отурок был завсегдатаем всех известных игорных домов, казино и притонов. Деньги сами плыли к нему рекой. И вот – Музей! Сначала – простой сотрудник, затем главный хранитель!

Сокровища Музея ему доверили не сразу. Это был долгий и не лёгкий путь, и не видать Отурку этой должности, как своих ушей, если бы не его настойчивость, воля и железный характер. Многих своих конкурентов, соперников и прочих недоброжелателей пришлось убрать из Музея, чтобы заполучить место, с высоты которого открывались прекрасные перспективы.

*****

Главный хранитель Музея!

Это только ему одному известна каждая вещь в Музее! Только он знает её истинную и мнимую цену!

Отурок достойно справлялся со своими обязанностями. Директор Музея был очень доволен своим сотрудником и высоко его ценил. Хотя сам Отурок уважал и ценил себя ещё больше.

Отурок любил фантазировать, сочинять всевозможные невероятные проекты, совершать великие открытия, безмерно наслаждался процессом творчества. Ну, а, если ему удавалось осуществить задуманное, радости не было предела!

Друзей у Отурка не было с самого детства. Познакомившись однажды с творчеством Хайяма, он сначала испугался его мыслей, но потом понял, что Хайям всего лишь рассуждает о смысле жизни, задаёт вопросы о мирозданье, стремится к пределу понимания человеческого разума, разрушая все сложившиеся стереотипы и вековые заблуждения.

Оставаясь один на один со всей Вселенной, Хайям искал ответы на бесчисленные вопросы, порой не находя их и не понимая замысла Творца и сути происходящего:

Всё, что видишь ты – видимость только одна,

Только форма, а суть никому не видна…

Отурок понимал, что всё сущее скрывается друг от друга, а порой своей внешностью выражает совершенно не то, чем является на самом деле.

Смысла этих картинок понять не пытайся…

…Тут происходило разногласие с Хайямом. Потому что, Отурок изо всех сил пытался осмыслить суть происходящего, и ему казалось, что рано или поздно он додумается до чего-нибудь необычного…

*****

Начав работать хранителем Музея, Отурок с головой ушёл в познание произведений искусства, пытаясь понять, почему некоторые музейные экспонаты обладают такой мощной силой, энергетикой, красотой, излучая волшебные вибрации высочайшего искусства творения.

Когда Отурок познакомился с Федингом, он поначалу не придал этой встрече никакого значения. Даже не попытался определить, что за человек этот Фединг, что он из себя представляет. Мало того, он показался Отурку до того не интересным и скучным, что на некоторое время главный хранитель Музея вообще забыл о его существовании и начал серьёзно вникать в структуру работы Музея.

*****

Однажды, знойным летом, только что, вернувшись из Парижа, Отурок был потрясён ростом цен на старинные иконы.

И тут он вдруг вспомнил…

– Чем занимается у Вас в Музее этот реставратор?… забыл, как его зовут? – спросил Отурок у директора Музея.

– Фединг?

– Да, кажется Фединг.

– Он большой мастер своего дела. Лучшего специалиста, пожалуй, и не сыскать! Реставратор и художник высочайшего класса. Но, к сожалению, а быть может и к счастью… к нашему счастью, это совершенно никому неизвестный мастер. Его имя никому ничего, ни о чём не говорит.

Отурок вопросительно посмотрел на директора.

Директор признавал только громкие, кричащие имена. Лишь только до слуха этого директора долетало одно из известных имён, он начинал клацать языком, поднимать к небу глаза, выражая всем своим внешним видом восторг. В эти минуты Отурок его презирал.

– И чем же Вас так покорил этот Фединг? – язвительно спросил Отурок.

– Я не люблю этого выражения «покорил»! Меня никто не может покорить, этого ещё никому не удавалось Парадокс в том, – тихим голосом заговорил директор, – что этот, никому неизвестный художник Фединг, порой, может так великолепно и мастерски нарисовать, вернее, сделать копию с картины какого-нибудь великого художника, что сам оригинал начинает меркнуть, находясь рядом с его копией. Я, сам не понимаю, как у него это получается…

– И чем же Вас так покорил этот Фединг?

ГЛАВА 2

Фединг, худощавый уже немолодой человек, с проседью в волосах, спокойный, скромный художник напоминал трудолюбивого муравья. Десяток, а быть может и дюжина художников средней руки, не могли сравняться с ним в работе, он один был способен заменить их всех сразу одновременно.

Не расслабляясь ни на секунду, этот мастер за короткое время способен был сотворить чудо. В своей работе он не знал равных, работал всегда с большим воодушевлением, настойчивостью, упорством и чудесным настроением, которое всегда сам создавал себе несмотря ни на какие невзгоды. Ему никогда не было скучно.

Кропотливо восстанавливая какую-нибудь картину, воскрешая, её из «мёртвых», Фединг доводил её до такого совершенства, что искусствоведы не верили своим глазам – почерневшее от времени полотно превращалось в изумительную, доведённую до совершенства картину!

Каким-то сотым чувством Фединг видел первоначальный облик изуродованного до неузнаваемости холста! Какая-то неземная сила подсказывала ему, что и как нужно сделать, чтобы картина приняла, казалось навсегда утерянный первозданный облик.

Виртуоз кисти, великолепный, если не сказать великий мастер своего дела, уважаемый человек в Музее, он был совершенно равнодушен к славе.

*****

Однажды, прогуливаясь по городу, Фединг свернул на бульвар и, двинулся в сторону набережной…

У парапета всегда было оживлённо и весело, так как здесь собирались местные художники.

Фединг, случайно увидел мальчика лет 12-ти, стоявшего неподалёку. Он держал в руках небольшую картину, опасливо озираясь по сторонам, растерянно смотрел на проходящих мимо людей, в надежде найти покупателя, который оценил бы картину по достоинству.

По выражению лица мальчика было видно, что он не хочет расставаться с картиной, но какие-то причины толкают его на этот шаг. Фединг присел на скамейку и стал наблюдать за мальчиком, рассматривая его картину, но, сколько он не силился, никак не мог рассмотреть, что на ней нарисовано.

Группа подростков лет по 15—16 подошла к мальчику и, окружив его плотным кольцом, рассматривали картину.

– Почём мазня? – спросил толстяк.

Поник, так звали мальчика, немного смутился, и очень тихо и неуверенно назвал цену.

– А что здесь нарисовано – наводнение или потоп?

Приятели толстяка засмеялись.

– Это он намалевал землетрясение! – сострил кто-то из них.

Постепенно толпа росла, обрастая зеваками, которые останавливались, чтобы понаблюдать за происходящим. Они, как болельщики, на футболе, приготовились увидеть красивый момент игры, а может даже гол…

Вопросы застигли Поника врасплох. Не разговорчивый и замкнутый, не привыкший ни с кем вступать в беседы, особенно с незнакомыми, он не знал, что ему ответить.

– Вы же сами видите, что здесь нарисовано – робко стал оправдываться юный художник. – Я старался изобразить то, что ещё никто никогда не видел. Ведь, то, что известно уже не так интересно. Всегда хочется увидеть что-то новое…

– Ну, это кому как! – перебил его толстяк. – Я, например могу до бесконечности смотреть на картину, на которой нарисован банан или жаренный окорочок, и мне эта картина не надоест во веки веков.

– А мне лишь бы в тарелке было что-нибудь съестное и побольше! – громко пробасил грузный небритый мужчина. Стоящая рядом с ним полная женщина в очках радостно подхватила:

– У мальчика, видимо была температура, когда он творил этот шедевр!

Все стали наперебой критиковать картину и обзывать Поника обидными словами. Он стоял один против всех, выслушивая обвинения в свой адрес. «Зачем я вообще сюда пришёл? – с горечью думал Поник. – Лучше бы дядя Джон и её спалил.

– Почём живопись? – спросил только что подошедший солидный мужчина.

Поник назвал первую, пришедшую на ум небольшую сумму.

Мужчина улыбнулся и многозначительно произнёс, обращаясь скорее к собравшейся толпе, нежели к продавцу.

– Я вижу, перед нами, господа, не просто мальчик! А хороший, настоящий, зрелый художник!

«Неужели купит?… – мелькнуло в голове у Поника. – Вот здорово». Глаза Поника засияли радостным светом, на лице мелькнула радостная улыбка…

Мужчина достал кошелёк, стал отсчитывать деньги. У Поника от изумления пропал дар речи, голова кружилась от такого неслыханного счастья. Неужели наступило мгновение, которое он ждал эти несколько дней, приходя сюда и уходя домой с непроданной картиной… Он посмотрел на толпу ликующим взглядом, и у него из груди чуть не вырвалось: «Ну что, видали!»

Мужчина не торопился. Он продолжал медленно отсчитывать одну бумажку за другой. Толпа притихла, наступила гробовая тишина. Поник слышал, как гулко и часто, у него в груди колотилось сердце.

– Здесь – тысяча! – крикнул покупатель, высоко подняв пачку ассигнаций над головой, сотрясая воздух купюрами.

Поник обвёл всех присутствующих радостным, гордым взглядом. Кое-кто с завистью смотрел на юного художника. Мальчик протянул руку, чтобы взять деньги, но солидный мужчина продолжал крепко держать их в своей руке. Поник смутился.

– И вот на эту тысячу я лучше куплю в казино тысячу фишек и

выиграю 10000! А не стану покупать эту мазню!

С этими словами господин засмеялся, и его лицо, шея и лысина стали багрово-красными от смеха.

Толпа расхохоталась. Поник готов был провалиться сквозь землю. Но ему ничего не оставалось делать, как выслушивать эти насмешки и издевательства, потому что невозможно было вырваться из окружения «ценителей искусства», которые плотным кольцом окружили юного художника, не давая ему прохода.

Поник продолжал стоять в оцепенении, держа в одной руке не проданную картину, а другая застыла в воздухе и оставалась протянутой некоторое время.

– Купите, пожалуйста… – еле шевеля губами, бормотал Поник, – Купите, я уступлю…

Смех стал стихать, толпа расходилась в приподнятом настроении. Понурый Поник стоял, растерянно глядя по сторонам, машинально продолжая искать взглядом покупателя на свою картину. Ему не хотелось находиться здесь, но ещё больше ему не хотелось идти домой.

Всё это время, Фединг сидел на скамейке и наблюдал за происходящим. Ему было жаль этого мальчишку. Когда толпа, наконец, окончательно рассосалась, мальчик одиноко продолжал стоять на месте. Фединг подошёл поближе и решил рассмотреть картину, которая чем-то привлекла его внимание и сильно заинтересовала. Он стал внимательно рассматривать её, он пришёл в неописуемый восторг от увиденного.

– Купи-те… – жалобно просил мальчишка.

– А что ты хотел сказать, когда рисовал эту картину? – спросил Фединг.

– Ничего… купите, пожалуйста…

– Ведь ты наверно о чём-то думал? Мечтал? Или увидел нечто связанное с какими-то событиями?

Поник, непонимающе смотрел на Фединга и молчал.

– Я сам художник, и мне понравилась твоя картина. Хочешь я куплю её у тебя? Я заплачу тебе 200…

– Не надо, мне хватит и 50… и даже меньше… я хочу есть,.. я хочу рисовать, я ненавижу здесь стоять, я не умею продавать… Я ничего не умею…

Мальчик заплакал. Фединг не ожидал такого поворота событий.

– Не плачь! Мужчины не должны плакать.

Поник вытер слёзы, успокоился и ещё раз посмотрел на Фединга. Фединг достал деньги и протянул их мальчику. Но тот продолжал оставаться неподвижным, только таращил на художника свои добрые глазёнки и часто моргал длинными ресницами.

– Мне не надо… – качал он головой – мне не надо никаких денег возьмите её так… я Вам её дарю.

– Мне не нужны подарки! – строго сказал Фединг – Ты честно заработал эти деньги! Ты лучше скажи мне, как называется эта картина?

– Никак. Я её ещё никак не назвал. Я всегда рисую только то, что никто, никогда ещё не видел и не может увидеть кроме меня…

Мальчик продолжал что-то говорить, но Фединг его уже не слушал. Он сосредоточил своё внимание на картине.

«Такое впечатление, будто какая-то неведомая сила водила рукой мальчика, когда он рисовал эту картину» – раздумывал Фединг про себя. Что-то неземное царило в образе этой композиции. Мальчик продолжал о чём-то говорить, но Фединг никак не мог уловить смысла этих слов.

– Хорошо, вот моя визитка, я жду тебя в своей мастерской в любое время. Только не забудь принести с собой и показать мне все свои рисунки. Я хочу поговорить с тобой об искусстве.

– Господин Фединг… – сказал Поник, заикаясь – У меня нет больше никаких рисунков… они недавно сгорели вовремя пожара… Осталось всего несколько самых плохих…

– Вот их мне и принеси!

Они по-мужски пожали друг другу руки, и Поник пообещал, что обязательно придёт к Федингу и покажет ему уцелевшие работы.

ГЛАВА 3

Поник, мальчик испанского происхождения, полное имя которого Пониэлло Родригос Сорро, был необычайно талантлив и не по годам серьёзен и развит. Он далеко обогнал своих сверстников в творческом развитии и в понимании Законов искусства.

Когда он впервые взял в руки карандаш, ему было всего два года. С тех пор он почти не расставался с карандашами, красками и клочками бумаги, на которых без устали вычерчивал всевозможные наброски.

Когда он повзрослел, и ему исполнилось десять, он серьёзно занялся рисованием. Всё своё свободное время он проводил в библиотеке, изучая картины известных и знаменитых художников, много читал. Когда у него впервые появились масляные краски, мальчик долгое время не решался к ним притронуться.

Он долго обдумывал, что ему нарисовать на картине. В тайне от всех он рисовал нечто неопределённое.

Ему хотелось изобразить что-нибудь такое, совершенно необычное и не виданное никогда никем. Поник не переставал удивляться чудесным превращениям весёлых красок в таинственные и загадочные образы.

Стоит только захотеть…

Раз – и пышная пальма растёт на берегу синего моря!

Два – и целый город расположился в долине, а в следующее мгновение звёздная ночь поглотила город.

Но вот появляются более светлые краски. И они, повинуясь внутреннему голосу, будто сквозь сон, краски сами выстраиваются в длинные цепи. Затем, обрываясь, падают вниз, расплёскиваясь радужным цветом, выплёскиваясь на холст изумрудными переливами, переходя в гранитный монолит вековых тысячелетий…

Краски, как по команде, начинали кружиться в весёлом танце, вихрем сливаясь в причудливые соцветья.

Лишь громкий сиплый голос соседа мог вернуть его из чудесного мира искусства к обычной будничной жизни.

– Опять занимаешься чертовнёй! – как гром среди ясного неба звучал голос за спиной, заставляя его вздрагивать и настораживаться как затравленного зверька.

От этих слов мальчику становилось не по себе, он хватал в охапку свои рисунки и прижимая их к груди, старался поскорее удалиться.

– И не надоедает ему это дурацкое занятие, – возмущался всё тот же сиплый голос.

Затем, обращаясь к матери Поника, продолжал поливать юного художника безудержной пьяной бранью:

– Другие дети, как дети! Бегают с утра до вечера по улицам, лазают по заборам, гоняют мяч, хулиганят. Этот же – как не от мира сего! Сидит сиднем за своим глупым занятием и переводит бумагу и краски.

Мать Поника, молодая красивая женщина, по имени Чанита, виновато улыбалась и начинала оправдываться, за своего глупого сына – бездельника.

Бывший надзиратель Джон, который жил по соседству с семейством Сорро, иногда любил заглядывать в гости к своим соседям. Никто не догадывался, что Джон и Чанита состоят в любовной связи.

Уйдя в отставку, по неизвестным причинам, став инвалидом, он любил околачиваться в этом беднейшем квартале. Частенько под градусом, а иногда и с расписанной, после очередной потасовки, мордой.

– А ведь мальчишка уже не маленький – обращался он к матери Поника улыбаясь, – Мог бы заняться и полезным делом.

Он посмотрел серьёзно в сторону, где стоял Поник и обращаясь к нему спросил доброжелательным тоном:

– Хочешь, я научу тебя разбивать об голову кирпич, с одного удара!?

Мальчик молчал, переводя взгляд то на мать, то на толстого Джона.

– Об чью голову? – робко спрашивал Поник, виновато поглядывая то на свою мать, то на Джона.

– Об чью, об чью! – засмеялся Джон – Об свою, конечно! Не об мою же!

– Нет… – покачав головой отвечал Поник – Не хочу! Лучше Вы о свою голову разбивайте…

– Размазня! Жалкий трус! Хуже девчонки! Ты никогда не станешь настоящим мужчиной! – говорил толстый Джон, обливаясь потом. – Из тебя никогда не получится ничего путёвого! Так и останешься жалким, ничтожным мазилкой, над которым все будут смеяться. А ты, так и останешься, в этой жизни стоять с протянутой рукой, в ожидании чуда!

Джон тяжело вздохнул, почесал живот, и продолжил свои нравоучения, обращаясь к матери несчастного художника:

– Это потерянный никчемный человек! Но я займусь его воспитанием! И сделаю из него настоящего, сильного, смелого человека!

С этими словами толстый Джон удалился. А мать Поника обняла сына:

– Дядя Джон много повидал на своём веку – и хорошего, и плохого. Он очень хорошо знает жизнь! И хочет нашей семье самого лучшего. Думаешь, мне легко растить тебя и воспитывать? Поник, сыночек мой дорогой. Это, ведь, огромное счастье, что рядом с нами живёт этот благородный человек, синьор Джон. И, что в этом плохого, если он хочет помочь мне устроить твою жизнь?

– Я, не против… – говорил мальчик.

– Вот и хорошо, когда ты вырастешь, он устроит тебя работать в тюрьму. Тебе будут платить жалованье, одевать, кормить, обеспечат жильём и это всё только за то, что ты будешь охранять бандитов и жуликов.

– Я боюсь их – тихо говорил Поник.

– Их не надо бояться. Они будут сидеть в своих камерах за железными решётками. А если они не будут тебя слушаться, ты их будешь бить палкой!

Мальчик почесал затылок, не зная, что ответить, и молча кивнул головой в знак согласия.

*****

Городской Центральный парк Южного города, был любимым местом отдыха, как местных жителей, так и всех приезжих туристов. В этом громадном парке можно было легко заблудиться.

Десятки путанных, извилистых аллей, переплетающихся и петляющих в зарослях тропических растений. Десятки мелких, средних и крупных питейных заведений, разбросанных по всей территории парка. Аттракционы, игровые автоматы, карусели, качели, катание на электромобилях, пони и верблюдах. Тиры для стрельбы из винтовок, пистолетов и пулемётов, комнаты смеха.

На небольших эстрадных площадках танцы и песни.

Множество отдыхающих, приехавших на побережье тёплого моря, полонили этот чудеснейший, экзотический парк, наслаждаясь увеселительными заведениями и развлекательными комплексами. Порой казалось, что весь парк танцует, развлекается, ликует и поёт. Пройдя по тихой аллее мимо развесистых пальм, и свернув налево, обязательно попадёшь на небольшую смотровую площадку, выложенную большими гранитными плитами.

За площадкой обрыв и неописуемой красотой открывается панорама морского побережья, одного из самых красивейших в мире.

Необозримая гладь моя, раскинувшаяся до бесконечности, а возле парапета… картины, картины, картины… Сотни картин местных художников.

«Сколько много художников, – думал Поник, проходя мимо расставленных картин. – Сколько много картин. И все разные!»

Среди всех художников, которые выставлялись на парапете, Понику нравился лишь один.

Это был человек небольшого роста, говорил он, слегка заикаясь и картавя. То ли итальянского, то ли французского происхождения. Фамилия его была Решельяк. Говорил он мало, но все его считали чудесным собеседником за то, что он умел хорошо, внимательно слушать и всегда смеялся.

Этот художник был действительно мастер своего дела, непревзойдённым профессионалом, кисть которого не рисовала, а пела! И хотя возраст этого художника давно перешагнул за 60 лет, он по-прежнему оставался таким же подвижным, юрким и любознательным, как 15-ти летний подросток.

Пройдя в своё время суровую школу академической живописи, он был прекрасным рисовальщиком, тонким и чутким колористом и непревзойдённым композитором живописных творений. В далёкие времена своей молодости он работал в одном из Европейских цирков. Представления этого цирка славились на весь мир.

Цирк благодаря блистательным способностям художника Решельяка выглядел как конфетка и внутри, и снаружи. Даже билеты на все представления были истинным произведением искусства. Красочные, разноцветные жёлтые, голубые, зелёные, красные, в зависимости от расположения мест, они радовали зрителей, ещё задолго до начала представления. На них были нарисованы весёлые клоуны, слоны, жонглёры, канатоходцы, акробаты всего не перечесть. Огромные красивые афиши, рекламные полотна и щиты, множество кричащих транспарантов, одним словом реклама была исполнена на высочайшем уровне. Но это всё были мелочи по сравнению с той работой, которую блестяще выполнил Решельяк для одного циркового номера.

Один фокусник-иллюзионист задумал потрясающий номер, суть которого заключалась в следующем. На глазах у публики один предмет, по мановению волшебной палочки, естественно, тут же превращался в другой. Для этого и потребовался фокуснику художник высочайшего класса.

И вот на арене цирка идёт представление. По мановению волшебной палочки дерево превращается в жирафа, катящийся бочонок пива – в жирного бегемота, убегающего от охотника. Мгновение! И ниоткуда возникает водопад… ещё миг, и он исчезает в никуда. Номер имел колоссальный успех.

Секрет этого номера оставался неразгаданным и зрители, после трагической гибели этого фокусника-иллюзиониста, так и не смогли увидеть нечто подобное.

Решельяк иногда вспоминал и рассказывал о том, как они ставили этот номер.

– Этот секрет неизвестен никому, кроме меня. Но я дал честное слово, что никогда, никому не открою его тайны.

Поник, один раз сам слышал, как Решельяк рассказывал об этом номере. Поник очень заинтересовался этим фокусом. Он постоянно думал, как может такое происходить?

«Возможно ли такое чудо? – часто думал про себя Поник. – Нет! Этого не может быть! Но Решельяк не может врать. Он такой умный, серьёзный и хорошо рисует. Он не может говорить неправду.»

Последнее время Решельяк на парапете почти не появлялся, а потом и вовсе исчез.

Понику стало не интересно околачиваться на парапете среди посредственных картин, с бесконечно повторяющимися сюжетами и темами. Он тоже почти не приходил сюда, а целыми днями просиживал за своим любимым занятием – рисованием.

Одну картину он рисовал очень долго. Тщательно подбирал краски, изо всех сил старался не уступить в мастерстве самому Решельяку. К тому же он постоянно скрывался от всех, так как не хотел, чтобы хоть кто-нибудь, хоть один человек в мире увидел его картину. Поэтому он рисовал её в разных закоулках, чуланах, чердаках, подвалах. Маленький художник не знал, когда нужно считать свою работу законченной. И всё же он рисовал, рисовал, рисовал. Пока однажды, как всегда, скрываясь от чужих глаз, он не услышал вдруг голос своей матери:

– Что ты делаешь! Не надо, перестань…

Поник опешил. Он прислушался – тишина. Потом опять он явно слышал голос своей матери. Да это был явно её голос. Но звучал он как-то неестественно, с каким-то животным хрипом и тяжёлым дыханием.

– Прекрати немедленно… здесь не место… – опять услышал Поник дрожащий, взволнованный голос матери. Послышался какой-то шорох, возня – Прекрати, мы совсем потеряли рассудок! Нас могут увидеть. Нас услышат!

– Перестань корячиться! – сильнее грома грянул пьяный, хриплый бас – Я что?.. не имею права?! Не ломайся! А не то…

Возня и шорох усилились, за стеной слышалось громкое, тяжелое мужское и женское дыхание. Поник не понимал, что происходит. Он привстал, резко рванулся вперед, но опрокинул тяжёлый кувшин. Кувшин с грохотом упал, покатился.

В это время дверь резко отворилась, и на пороге появился Джон.

– А-а-а! Вот кто! Решил подслушивать! Ну, я тебе покажу! А ну, убирайся отсюда, пока цел! Мерзавец! Марш на улицу!