«Ежели древним эллинам и римлянам дозволено было слагать хвалу своим безбожным начальникам и предавать потомству мерзкие их деяния для назидания, ужели же мы, христиане, от Византии свет получившие, окажемся в сем случае менее достойными и благодарными?»
М.Е. Салтыков – Щедрин «История одного города»
Дежавю – психическое состояние, при котором человек ощущает, что он когда-то уже был в подобной
ситуации или подобном месте. Однако когда и где произошла эта ситуация – во сне или наяву, в прошлом или в будущем – понять не может.
Часть первая. Беды и удачи Полянска
Из газеты «Обыватель»
Вчера население Полянской губернии отметило девяносто восьмой день рождения генерал-губернатора, Семена Семеновича Скрепина. Город украсился воздушными шарами и цветочными гирляндами, над домами развевались флаги. Вдоль тротуаров работали киоски со сладостями для детей и пивом для взрослых. В городском парке прошел фестиваль гриля, на площадях продемонстрировали свои достижения спортсмены. Горожане с удовольствием приняли участие в массовом гулянии, ибо Семен Семенович со свойственной ему мудростью подгадал родиться в апреле, когда тепло, солнечно и начинают цвести яблони.
Семен Семенович отмечал день рождения в своей резиденции среди родных и узкого круга приближенных лиц. Сначала зачитали личное поздравление Президента, высоко оценившего заслуги Скрепина перед страной. Губернатор растрогался.
Гостей развлекала исполнительница русского шансона и любимица народа Люба Верная. По просьбе именинника она с чувством исполнила его любимую песню:
Хочу мужа, хочу мужа,
Хочу мужа я.
Принца, герцога, барона
Или короля.
Жизнь без мужа – злая стужа.
Дайте мужа, дайте мужа
Хоть за три рубля.
«Жаль страдающих от одиночества женщин, – сказал генерал-губернатор. – Им непременно надо помочь».
Завершился вечер торжественным салютом. Небо осветилось тысячами огней. Салют могло лицезреть всё население губернии.
1. Жара
В понедельник неожиданно на Полянскую губернию пала жара. Немыслимая жара; 49 градусов в тени по Цельсию. А на солнце обычный градусник зашкаливало. В воздухе появилось подобие ряби. Такие явления природы не редкость в южных странах или, допустим, в Африке, но чтобы в северной губернии… Чудит климат, несомненно, чудит. Поляне пришли в растерянность.
Жара не спадала. Электроника стала вести себя, как пьяный на дороге – то сбоила, то останавливалась и, наконец, совсем отключилась. Следом сгорели трансформаторы на подстанциях, погасло электричество, прервалась телефонная связь, прекратило вещание телевидение. Остановились заводы и иномарки, набитые электроникой, закрылся аэропорт и пропал интернет. Не учли ученые, внедряя в жизнь нана разработки, проделок природы. И прав был митрополит Егорий, всегда утверждавший, что электричество и фантазии ученых есть развлечения сатаны, и до добра они не доведут. Вот и не довели. Привычное течение жизни рухнуло.
Все можно пережить: и пропажу электричества – сто лет назад преспокойно жили при свечах и лампадах, и неподвижность иномарок – ездили когда-то в каретах и на телегах, и ничего, перемещались в пространстве. И черт с ним, с интернетом, дети хоть перестанут зрение портить. Но молчание телевизора – средоточия духовной жизни населения – пережить трудно. Если не сказать – невозможно. Кто и как доставит населению вечерние утехи в каждый дом? Представьте себе такую картину. Приходит человек домой после работы уставший и раздраженный. А дома жена в папильотках и двое подростков пубертатного возраста. Жена пилит за отсутствие денег и требует выбросить, наконец, елку, пубертаты смотрят волчатами, а экран телевизора черен, как южная ночь. И о том, как тебе сегодня стало жить лучше, чем вчера, не узнаешь, и футбол не посмотришь. Фильм ужаса, и тот человечней. Народ, естественно, возмутился.
Дабы выяснить, сколь долго придется терпеть издевательство природы над рабочим людом, толпа горожан отправилась к Полянскому отделению Академии наук. Уж кто–кто, а ученые знать должны, они же все это затеяли.
Ученые от общения с народом не отмахнулась, но вину не признали, выдвинули две гипотезы, на которые наука еще влияния не имеет. Первая – жара теперь навсегда, поскольку ось земли сдвинулась на тридцать градусов широты южнее; вторая – это результат потепления, и жара явление временное, ибо климат на земле вообще постоянно меняется. Достаточно вспомнить ледниковый период.
– Это как же понять? – спросил люд. – Нам что, теперь ждать, когда ледниковый период снова начнется? Это же, небось, тысячу лет пройдет!
– Для планеты тысяча лет – мгновение! – ответили ученые хором.
– Нам бы хоть до субботы дожить! – возопила толпа.
– Делайте по утрам физзарядку и доживете, – подбодрили толпу ученые. – А о ближайшем будущем спросите синоптиков, им доподлинно все известно.
Пошли к синоптикам. В конторе застали всего одного человека. Он объяснил, что сотрудники на объектах, а лично он – астроном, наблюдающий за вращением небесных тел, и земным климатом не занимается.
– Ты не крути, отвечай! – потребовала толпа. – А то не посмотрим, что ты астроном.
– Подчиняюсь насилию, – заявил астроном. Он послюнил палец, выставил его в окно. Палец моментально потемнел от загара. Он рассмотрел палец со всех сторон и уверенно заявил:
– Безветренно. Плюс сорок восемь или пятьдесят четыре. Облаков нет, дождь в ближайшее время не предвидится.
Вообще-то синоптикам особо не доверяют. Но если они к тому же еще астрономы, меняет дело. Эти с небесами связаны, мало ли что они там видят. И народ кинулся в магазины за панамами и соломенными шляпами, а женщины за купальниками. Правда, в Полянской губернии моря не было, но в озеро тоже голой не сунешься.
Женские надежды покрасоваться в озере в новом купальнике не оправдались, жара не спадала, и вода в озерах повысилась до степени горячего чая. По городу разнеслись слухи о близости конца света. Ученые, конечно, эту чушь опровергли, митрополит Егорий усомнился, а народ призадумался; ну, а вдруг? Ученые же сами говорят, что не все тайны мироздания им известны. На всякий случай офисы и магазины закрылись, а сердобольные учителя отпустили школьников домой – пусть побудут с родителями напоследок. В ожидании Армагеддона народ укрылся в домах, зашторил окна и спустился в подвалы (там прохладней), прихватив с собой по ящику пива и по паре бутылок перцовки, – умирать, так не всухую!
Город опустел. Укрылись в тени уличные собаки и блудливые коты. Жадные голуби сидели под деревьями, распластав крылья и раскрыв клювы. Оживились лишь азиаты – владельцы сушибаров и пиццерий. Им жара нипочем, привыкли к солнцу у себя на родине. И знали нравы местного населения – те даже во время конца света потребуют пиццу. Изготовители ликероводочных напитков тоже просекли ситуацию. Ибо для русского человека пицца и суши не еда вовсе, а закуска, находящаяся в одном ряду с маринованными грибами, селедкой и оливье.
Не растерялись и газетчики. Главный редактор газеты Канарейкин (псевдоним «Кенар»), велел сотрудникам найти печатные машинки:
– Нельзя оставлять людей без качественной и правдивой информации. Будем издавать газету в машинописном виде. Печатаем информацию в четырех экземплярах и расклеиваем их на дверях домов и заборах.
– Мне папа запрещает подходить к заборам. – Юная журналистка Смирена Замятина покраснела. – Там такое пишут! И еще картинки разные!
– Папу нужно слушать. (А как, иначе, если папа – зампредседателя губернского правительства?) Клейте, отвернувшись, – посоветовал Кенар.
– Я журналист, – заявила Смирена. – Меня учили, что журналист не должен закрывать глаза на безобразия.
Прожженную акулу пера, каковым считался в среде журналистов Кенар, трудно сбить с толку.
– Это верно, но однобоко, – сказал он. – Конечно, журналист должен во всем искать способ разбудить интерес читателя к заметке. Но и советами родного отца пренебрегать нельзя. Ищите компромисс. К примеру, щурьтесь. Когда глаза прищурены, буквы на заборе расплываются. Факт безобразия в общих чертах виден, но детали не ясны, и вы их не различите. А умный читатель вынесет суждение о названном вами факте самостоятельно.
Печатные машинки обнаружились в музее. Разные – от «Ундервуда» до «Москвы». Здесь же разыскали старые фотоаппараты ФЭД для работы фотографов: газете, в каком бы виде она не выпускалась, необходимы фотоматериалы. И журналисты уселись за работу. Треск в помещении редакции стоял неимоверный.
Машинописная газета появилась на заборах и витринах.
2. Правительство
Председатель губернского правительства Мямлин, человек нервный и впечатлительный, обнаружил газетный листок на парадной двери своей виллы. Узнав из него о происходящем в городе, так разволновался, что не спал всю ночь. Вертелся по дому, пил валерьянку пополам с бромом.
– Ты человек маленький, от тебя конец света не зависит, – успокаивала его супруга, Касандра Дмитриевна. – Сообщи обо всем губернатору, пусть он вертится.
– Старшему майору это не понравится, – обреченно сказал Мямлин.
– Не ищи для своей трусости оправданий, – возмутилась Касандра. – Причем тут старший майор?
– Ты забыла?.. – В глазах Мямлина метался страх, вызванный воспоминаниями. В начале работы председателем он доложил губернатору о дефиците бюджета. При сем докладе присутствовал начальник личной охраны Скрепина, старший майор Вахтов. После доклада он увел Мямлина в свой кабинет. «Своим известием вы огорчили губернатора. Чем вы думали?» – спросил он. Спросил вежливо, что еще страшней, лучше бы накричал. Ибо старший майор Вахтов установил для службы охраны правило: чиновника, огорчившего губернатора, положить на землю, примерно наказать, а уж потом разбираться в причинах. После той беседы Мямлин, фигурально говоря, неделю сидеть не мог. И этим самым местом навсегда запомнил урок.
– Иди, будь мужчиной, – потребовала жена. – На этот раз тебе ничего не грозит.
Мямлин к советам Касандры прислушивался, веря, что имя жены – это знак её воплощения знаменитой прорицательницы из Трои, хоть и без сдвоенной букв «с». Он собрался с силами и отправился в резиденцию губернатора.
Губернатор, директор губернского отделения Госбанка Фигин, профессор медицины Майский и начальник охраны губернатора Вахтов играли в покер. Семен Семенович выигрывал и пребывал в хорошем настроении.
Увидев рядом с губернатором старшего майора, Мямлин замер в трех метрах от Скрепина и завел руки за спину. На всякий случай. Вахтов заметил это движение и улыбнулся: хорошая память у председателя.
– Что у тебя? – спросил генерал-губернатор.
Мямлин сообщил о гипотезах ученых, об остановке производства, торговли и слухах о конце света.
– Не трусь, председатель, прорвемся, наши люди всё выдюжат, – улыбнулся генерал-губернатор. – И не такое бывало.
– Конца света у нас еще не было, – иронически усмехнулся Вахтов.
– Все в жизни случается в первый раз, – философски заметил губернатор. – Первый раз бабу целуем, первый раз поясница ноет. Потом привыкаем.
– Магазины должны работать в любых условиях, – сказал банкир Фигин. – Они обеспечивают пополнение бюджета.
– Так жарко же. – Мямлин, видя хорошее настроение губернатора и Вахтова, расслабился совершенно, даже вытащил руки из-за спины.
– А пусть работают ночью, – предложил Вахтов, тасуя карты. – Ночью прохладно и темно; конца света никто не заметит. И подключите полицию. Народ у нас своевольный; мало ли что придет им в голову под воздействием жары и перцовки.
– Правильно, – сказал губернатор. – Все, председатель. Получил совет, теперь действуй.
Совет Вахтова, поддержанный губернатором, равносилен распоряжению.
Вернувшись в Дом правительства, Мямлин велел секретарю собрать членов правительства на экстренное совещание.
Члены правительства приехали на бричках с крытым белой тканью верхом. В белых рубашках с короткими рукавами, в белых брюках, соломенных шляпах и сандалиях на босу ногу. Все как на подбор крепкие, видно, что ведут здоровый образ жизни, фитнесом не брезгуют. Быстрая замена иномарок на брички говорила об их уме и способности приноравливаться к обстоятельствам. Уселись, обмахиваясь глянцевыми журналами. Только митрополит Егорий явился в черной рясе и начальник полиции, полковник Воловик, в форме: галифе и хромовые сапоги.
Министры – не губернатор и не Вахтов, их и пожурить можно. Мямлин выговорил за нарушение дресс кода и предложил сесть.
– Мы не знаем, как долго продлится жара, а работать нужно, – сказал он. – Губернатор требует перевести деятельность торговли и полиции на ночь.
– Люди не смогут работать в полной темноте, – сказал зампредседателя Загладин, курирующий департаменты экономики и финансов.
– По-вашему, Семен Семенович ошибается?
Услышав этот вопрос, министры немедленно принялись рассматривать картинки в журналах. А митрополит Егорий сделал вид, что вздремнул, даже всхрапнул для убедительности.
– Полицейским будет трудно работать ночью, – с деловым видом сказал начальник полиции Воловик. – Когда полная луна, патрулировать можно и без света, а когда облака, то ни зги не видно.
– Установите масляные лампы на уличных столбах и назначьте ответственных за каждый фонарь, – распорядился Мямлин. – Что, кстати, даст нам новые рабочие места. А полицию прошу внимательно следить за торговцами, разносящими ночью пиццу и алкоголь по домам. На вынос они торгуют без кассовых аппаратов, что подпадает под статью о нелегальной торговле.
– Масляные фонари испортят внешний вид города, – подал голос зампредседателя Замятин, курирующий департаменты торговли и градостроительства.
– Вы ведете себя, как саботажник, господин Замятин. Это недопустимо, – возмутился председатель. И закрыл совещание.
Не желая прослыть саботажником, Замятин подрядил СМУ срочно установить на электрических столбах фонари. Рабочие, прихватив с собой монтерские когти, заказ выполнили. Вновь набранные сторожа залили в фонари масло. При наступлении сумерек уличные фонари зажглись. Светили они, увы, не так ярко, как электрические, но человеческий силуэт разглядеть вблизи позволяли. А к ночи открылись все магазины и появились полицейские патрули в жилетах. На груди и спине жилетов отсвечивали катафоты. По ним полицейские в полутьме узнавали друг друга.
Азиаты и торговцы спиртным старались прошмыгнуть мимо патрулей незаметно. Полицейские нелегалов отлавливали и штрафовали. Штраф патрульные предпочитали получать на месте преступления пиццами и перцовкой, ибо деньги в преддверии конца света утратили свою ценность.
Появление у патрульных большого количества перцовки и пицц, вызвало взрыв патриотических чувств у полицейского корпуса. Весь личный состав полиции пожелал включиться в борьбу с торговцами.
– Катафотов больше нет, – отказал Воловик.
– Ради порядка мы готовы работать без катафотов, – заявили полицейские. – Мы же патриоты родного города.
Аргумент мощный, его и ломом не перешибешь. Полковник согласился. И улицы города начали патрулировать десятки нарядов полиции. Увидев усиленную охрану, нелегальные торговцы сдались, прекратили разносить товар по домам, что чрезвычайно расстроило полицейских. Зато директора гастрономов были довольны. Теперь народ забегал вечером перед работой в гастроном, и реализация закуски и алкоголя увеличилась в несколько раз.
Об успехах полиции и торговли Воловик доложил председателю правительства. Увеличение продажи алкоголя насторожило Мямлина, он вспомнил слова старшего майора о своеволии населения под воздействием перцовки. И на следующий день появился Указ правительства, разрешающий продажу алкоголя с семи утра до часу дня. Чтобы народ успел после работы расслабиться, отдохнуть, и со свежими силами выйти в ночную смену. Население, конечно, огорчилось, но не слишком: аптеки работали согласно новым правилам, и настойки боярышника продавались без ограничения всю ночь.
3. Пожар
Жара не спадала. Температура устойчиво держалась в пределах сорока трех градусов плюс. И загорелись леса. Для губернии, окруженной лесами, это беда. По небу, в сторону горного перевала, ведущего в Горскую губернию, полетели стаи птиц. По центральному проспекту Полянска в ту же сторону промчались олени и кабаны. Из районного центра Луч, расположенного на юге губернии, с криком «Лес в огне!..» прискакал на коне лесник Куча. Он восседал на коне совершенно голый, весь в саже. На его плече сидела огромная ворона и орала. В ее картавом крике слышались слова: «Горим, братцы! Горим!..» Документы, пицца и перцовка у седока отсутствовали, и патруль справедливо заподозрил его в попытке нарушить установленный порядок. Кучу задержали и отвели в полицейское управление. Во время задержания лесник испачкал сажей гимнастерку начальника патруля, лейтенанта Кривулина. О чем и был составлен протокол, в котором указывалось, что сажа на новенькой гимнастерке нанесла серьезный вред психическому здоровью офицера. Кучу отвели к судье. Судья, прочитав протокол, назначил леснику наказание в виде денежного штрафа. Поскольку у голого Кучи денег не обнаружили, в пользу истца изъяли лошадь. Ворону, как не представляющую материальную ценность, ему оставили. Решение суда лейтенанта удовлетворило. Он отнес копию приговора полковнику, чтобы получить разрешение выезжать патрулировать ночью на собственной лошади.
Воловик возмутился:
– Выходит, остальные полицейские на ногах, а ты на лошади!? Много об себе воображаешь, а основную работу не выполнил, кто лес поджег узнать не удосужился.
– Спрашивал, господин полковник, – солгал Кривулин. – Ей-богу, спрашивал. Он не знает.
– Не знает?!.. – возмутился полковник. – И чему только вас в школе полиции учат!? Он же весь в копоти! Пораскинь мозгами, что это значит?
Лейтенант молчал, смотрел на начальство преданно, не моргая.
– Это значит, что он и есть поджигатель, – подсказал полковник.
Кривулин, пораженный мощным дедуктивным умом начальника, сорвался с места и побежал допрашивать лесника. Но того уже и след простыл. А полковник, схватив фуражку, покинул кабинет, быстрым шагом пересек площадь и вошел в Дом правительства, бросив на ходу охране:
– Мне срочно к председателю!..
Мямлин сидел в кабинете, пил воду, заготовленную заботливыми руками Касандры. В стакане плавали дольки лимона и лепестки чайной розы. Над его головой висел портрет губернатора, а ниже его изречение: «Взятка унижает человеческое достоинство»
«Что-то меня давно никто не унижал», – с огорчением подумал Воловик.
– Пить хотите, полковник? – спросил Мямлин.
– Извините, на работе не пьем.
– Даже воду? – удивился Мямлин.
– Особенно воду, в ней микробы. – Полковник снял фуражку, вытер платком шею и доложил: – Горят леса, господин председатель. По всему периметру губернии.
– О господи!.. – простонал Мямлин. – Только этого нам не хватало…
– Так точно, не хватало, – согласился Воловик. – Что прикажете делать?
– Сейчас соберем кабинет министров и сообща решим. – Мямлин никогда не принимал решений самостоятельно. В этом он проявлял непоколебимую принципиальность. И велел секретарю собрать кабинет на новое заседание.
Члены правительства явились, бурча: «Все заседаем и заседаем. А когда работать?»
Председателя бурчание подчиненных задело:
– У вас ненормированный рабочий день. Кому не нравится, может уходить в бизнес.
Управленцы поняли, что дело серьезное, – таким категоричным они председателя никогда не видели. Забормотали извинения.
– Извинения приняты, – сказал Мямлин. И продолжил: – Наша губерния в кольце огня. Горят леса, гибнет народное достояние. Нужно срочно тушить. Жду ваших соображений.
– Обратитесь к военным, пусть сбросят на леса пару бомб. Взрывы собьют огонь, – сказал министр юстиции Кукуев.
– Разве вам не известно, что самолеты не летают? Военным не на чем поднять бомбы.
– Существуют воздушные шары, – не скрывая сарказма, сказал Кукуев.
Члены правительства улыбнулись; противостояние председателя и министра юстиции было общеизвестным.
– Зачем вообще тушить, само погаснет, – заявил зампредседателя Замятин. – Наши предки специально пал поджигали, чтобы увеличить посевные площади.
– Считаете, что духи предков лес подожгли? – насторожился суеверный Мямлин.
– Выяснить, чья это работа, обязанность полиции, – уклончиво ответил Замятин.
Митрополит Егорий в духов не верил, но на всякий случай перекрестился и зашептал молитву.
Воловик встал:
– Мы уже выяснили; духи предков не появлялись. В донесениях наших информаторов о них нет ни слова. Задержан реальный вредитель, устроивший лесной пожар. Мы думаем, что он действовал не один; одному человеку устроить такой пожар не под силу.
– Под вашим носом, Мямлин, орудуют диверсанты и террористы, – заметил Кукуев.
– Да, пожалуй, это диверсанты, – согласился Воловик.
– Так почему они еще на свободе? – спросил Мямлин.
– Ночью в лесу их не видно. А проводить задержания днем не можем: шлемы личного состава на солнце плавятся. Вот если бы правительство профинансировало покупку новых шлемов…
– Денег на шлемы в казне нет! – категорично отрезал зампредседателя Загладин.
– Изыщите, чтобы полиция смогла заняться отловом преступников, – потребовал Мямлин. – Остальных прошу подумать, как спасти леса без надуманных господином Кукуевым воздушных шаров.
– Всенародной молитвой, – сказал митрополит. – Господь непременно поможет. Ибо власти у Создателя поболее, нежели возможностей у нашей армии.
В голове Мямлина мелькнула мысль, что, приняв предложение митрополита, можно будет любые неудачи списать на безответственную работу священников. Он мысленно попросил у митрополита прощения за оскорбительную для церкви мысль и улыбнулся:
– Так и поступим, ваше преосвященство. Господа, подключайтесь, созывайте народ сегодня вечером в храм. Работающим ночами оплатите присутствие на молитве по двойному тарифу.
– У нас нет таких денег! – вскричал Загладин. – Сколько можно повторять одно и то же!?..
– Так внесите личную лепту в борьбу с огнем, продайте новую бричку, передвигайтесь на велосипеде. – Мямлин понимал, что переступает границы дозволенного, заявляя претензии на частную собственность, но ситуация требовала решительных действий.
Подобная суровость председателя и даже, можно сказать, жестокость, удивила и изрядно испугала министров. Загладин, ища поддержки, взглянул на коллег. Поддержки не обнаружил, напротив, коллеги смотрели на него осуждающе. И, чтобы самим не попасть под раздачу, быстро покинули кабинет председателя. Брички ждали их у входа. Морды у лошадей были снулые. Кучера на козлах спали, накрывши головы мокрыми платками.
Загладин вырывал из блокнота листок и прикрепил к борту брички рукописное объявление о продаже транспортного средства в одну лошадиную силу по сходной цене.
В это время в столице Президент читал дайджест происшествий в стране, ежедневно представляемый ему комиссаром первого ранга Задорожным, начальником СВБД. (Аббревиатура Службы Внутренней Безопасности Державы, называемая в быту уважительным словом «Свобода»).
– Я не нахожу тут сведений из Полянска, – сказал Президент.
– Что-то случилось со связью, господин Президент. Пока никак не можем её наладить. Но в неведение не останемся. В Полянской губернии находятся мой информатор. Он найдет способ сообщить, что там происходит.
– Что ж, подождем его донесений.
4. Юродивый
На улицах Полянска появились монахи с рупорами в руках. Они шли по городу, громко приглашая горожан вечером в храм, чтобы общей молитвой и покаянием спасти леса от пожара.
– Обретете благосклонность владыки и вознаграждение от правительства, – обещали они.
– Вознаграждение – это сколько? – интересовались поляне, высовываясь из окон.
– Не волнуйтесь, все будет посчитано справедливо, – отвечали глашатаи. – Председатель правительства гарантирует.
Тут же нашелся скептик, не доверяющий правительству. В любом человеческом сообществе – большом и малом – всегда существует такой зануда. Учитель сольфеджио Чехвостов потребовал еще и гарантии лично губернатора. Но народ его не поддержал; у губернатора и без пожара забот достаточно.
К ночи люди потянулись в храм. Возле храма топтался лесник Куча. Чтобы прикрыть наготу, он достал где-то лохмотья и навесил на себя ржавые цепи, чем стал похожим на юродивого, то есть почитаемого народом человека. На его плече по-прежнему сидела ворона. Юродивый называл её Маня.
– Она понимает человеческую речь? – интересовались прихожане.
– Ворона – птица вещая, она все понимает, – отвечал юродивый.
– Я еще и красавица, – добавляла ворона Маня.
Присутствие незнакомого юродивого и вещей птицы митрополит и народ восприняли как знак, посланный свыше, что убеждало в успешности молитвенного действа. Однако юродивый, узнав, что молиться придется, пока Господь не услышит, внес сумятицу в головы прихожан:
– Когда Господь нас услышит, это лишь ему самому ведомо. Он, может, сейчас другим занят. Войной в Анголе, или еще чем, особо важным. Народу на земле вон сколько, за всеми не уследишь.
Слова юродивого расстроили православных. Выходит, какая-то Ангола для Создателя важнее Полянской губернии?! Как только такое могло придти в голову?! Нонсенс какой-то! Но ежели юродивый прав, что вполне возможно, то молиться придется до бесконечности, а дома киснет недопитое пиво и выдыхается перцовка!
Прихожане стали шепотом выражать недовольство: сказали бы сразу, что впереди долгая Всенощная, мы бы подготовились. Только один человек, библиотекарь Голль, догадался взять пиво с собой. Сообразительный старик, даром, что немчура. А, может, именно потому. При виде бутылки пива в его руке, недовольство народа усилилось, – людей чужая сообразительность сильно травмирует.
Митрополит Егорий успокоил горячие головы.
– Братья и сестры, мы собрались вместе, чтобы донести просьбу к Вседержителю о благодатном дожде, – сказал митрополит. – Будем молиться искренне, не лукавить и не отвлекаться мыслями на дела грешные, и Господь нас непременно услышит.
Митрополиту поверили; горожане уважали его за знание наизусть всего Требника. А такие знания доступны только людям высоконравственным и образованным.
Егорий окропил прихожан и приступил к молитвам. Пел церковный хор. Горели свечи, мрачно смотрели с икон лики святых. Пахло ладаном. Было торжественно, благостно и томно. Сначала по совету Егория помолились за здравия Семен Семеновича Скрепина – все же он послан народу свыше, можно сказать Божий крестник – а затем о ниспослании дождя.
Спустя три часа сделали двадцатиминутный перерыв. Вышли во двор храма подышать свежим ночным воздухом. Задрали головы кверху. В небе поблескивали звезды. В вышине метались летучие мыши. Дождь ничто не предвещало. Далеко у горизонта виднелись отблески пламени. Ветер доносил до города запах гари.
– Лучше бы мы молились в кирхе, – прошептал на ухо соседу библиотекарь Голль. – Там хоть скамейки есть.
– Ты свою вражью пропаганду брось, – так же тихо шепнул сосед.
Моления продолжались до рассвета. Дождь так и не пошел. Ветер разогнал дым, взошло солнце и тут же выжгло дыру в небе. День обещал быть еще жарче вчерашнего. На солнце какая Всенощная? И Егорий по доброте душевной отпустил всех домой, к семье и пиву. Вечером велел собраться снова:
– Проведем Крестный ход, – сказал он и позвал новоявленного юродивого к себе домой, чтобы вызнать, каких еще неприятностей ждать от провидения. Вдруг что-то знает. Святой человек, вон какие цепи на себе таскает, плоть умерщвляя.
Куча, расстроенный потерей лошади, находился в мрачности.
– Вишневочка есть, – прошептал Егорий. – И закусочка…
– А сыр? – поинтересовалась ворона.
– И сыр есть.
Наличие вишневки подняло леснику настроение. Пошел. Ворона полетела вперед – на запах сыра.
По дороге развеселившийся юродивый напевал:
Извела меня кручина
Подколодная змея.
Догорай моя лучина,
Догорю с тобой и я…
«Не иначе как иносказание», – подумал митрополит и попытался расшифровать глубинный смысл песни юродивого. Расшифровать не удалось. А утром выяснилось, что это было настоящим пророчеством, и оно подтвердилось: леса сгорели полностью. На месте пожарищ чернела горелая земля, из которой торчали пики обгоревших стволов.
И как, скажите, после этого не верить юродивым и провидцам?
Митрополит стал относиться к юродивому с глубоким почтением, предоставил ему комнату в личных покоях. Куча тут же сообразил, что статус провидца дает ему большие преференции в глазах населения, и приобрел на блошином рынке еще несколько тряпок и цепей для своего гардероба.
О даре предвидения юродивого пошли пересуды. Обсуждали и смог, окутавший город. Духовное и низменное сплелось в головах горожан в один клубок.
Газета «Обыватель», отражавшая проблемы, волнующие население, писала:
Из печатного листка «Обыватель»
Смог, появившийся в результате лесных пожаров, вызвал у граждан Полянска справедливый вопрос: – Как повлияет задымление воздуха на здоровье?
Газета переадресовала этот вопрос руководителю департамента здравоохранения, профессору Майскому.
«По данным медицинских исследований у полян особый генотип. В силу чего дым отечества нам сладок и приятен. Во времена чумных эпидемии и нашествия малярийных комаров дымом спасали жизни людей. Отсюда вывод: здоровье настоящих аборигенов, то есть патриотов Полянска, семьи которых из поколения в поколение здесь проживали, от дыма только улучшится, – сказал, оптимистично улыбаясь, доктор. – Прибавится энергии для созидательного труда и свершений».
Ответ светила медицинской науки дал пищу для споров ученых, разделив их на два лагеря: оппонентов и приверженцев. Оппоненты утверждали, что дым вреден, и никакой особый генотип не спасает легкие от загрязнения дымом и энергии не прибавляет.
– Геном содержит только план развития организма, – говорили они. – И подобная чушь, как патриотизм, к генам никакого отношения не имеет. Ибо патриотизм – вещь не наследственная, а благоприобретенная.
– Взгляните на поведение наших дедов в войнах и минувших стройках социализма, – парировали приверженцы теории Майского. – Благодаря этому генотипу они совершали великие подвиги. Простой люд был от этих споров далек. Мнение профессора Майского народ воспринял как рекомендацию и высыпал на улицу. Люди стояли, раскрыв рты, глотали дымный воздух и посматривали по сторонам, – вдруг кто-то из соседей не вышел за порцией здоровой энергии, чем выдал свою непричастность к истинным патриотам. Значит, чужие. Впредь встреч с такими людьми желательно избегать. И уж ни в коем случае не болтать с ними лишнего, куря на лестничной площадке.
5. Смерть губернатора
Едва народ приспособился к жаре, перейдя на ночной образ жизни, как еще большее горе обрушилось на губернию. Ровно в восемь утра скончался генерал-губернатор. Час назад был здоров, плавал в бассейне, бодро позавтракал, вышел в сад, присел у пруда на скамеечке, покормил сушеным мотылем рыб и упал на землю замертво. Девяносто восемь лет прожил на земле человек, из них шестьдесят шесть лет и шесть месяцев правил губернией, и вдруг – умер. Три шестерки, цифры для человека, конечно, губительные. Но генерал-губернатор не простой человек. Неужто и тут война в Анголе Господа отвлекла?