Czytaj książkę: «Записки Дмитровчанина», strona 10

Рассказик восьмой
Рыбалка

Я смотрел на него, а он меня. Его черненькие глазки сверкали разными цветами от мерцающего солнечного света, пробивающегося через полуметровую толщу воды. Ветер гнал мелкую рябь по поверхности моря и при этом лучи света преломлялись во все цвета радуги и мелкими цветными пятнами преобразовывали подводный ландшафт в какое-то феерическое место.

И когда я еще ближе подплыл к этому усатому созданию, он как-то ловко и быстро попятился внутрь своей норки, а потом вдруг резко выбросил вперед в мою сторону здоровую по размерам клешню и щелкнул ею так что даже под водой слышно было. А может быть щелчок мне показался, но клешня была большой, как только он ухитрялся ее в норке прятать. Да, вы наверное уже догадались, это был серый морской рак.

И пока я вынырнул на поверхность отдышаться, он вновь убрался в свою норку. Только усы черного цвета слегка колебались от движения воды, а может это он сам ими шевелил. Громадная глыба подводной скалы своим основанием уходящая на глубину метров пять, то ли из ракушечника, то ли из известняка, была вся испещрена дырками-норками. Как будто какой-то великан с дрелью и сверлом большого диаметра насверлил дырок, причем их было так много, что даже в глазах рябило. Такими скалами и поменьше и побольше было усеяно все подводное побережье моря. Верх этих скал не доходил до поверхности примерно на метр-полтора. На них можно было даже встать, если не боишься поранить босые ноги острыми кораллами и ракушками, которыми были усеяны макушки скал.

Я теперь понимаю почему многие люди, в старину, потерпевшие кораблекрушение, погибали у самого берега во время шторма. С воды скалы не видно, а волны об них точно разобьют и шлюпку, да и людей подплывающих к берегу. Тут без всякого шторма, на берег вылезаем все оцарапанные.

И если сначала, мы были очень довольны возможностью побывать на море, причем долго, несколько дней, то к концу первого дня, морская соленая вода, яркое обжигающее солнце, множество царапин от кораллов, искусанные клешнями раков руки, которых нас заставили ловить, как-то нам пыл пригасили.

Да, нас привезли на восточный берег Каспийского моря, для конкретной цели – наловить раков. Кого это нас. Да, нас солдатиков третьей эскадрильи, ВЧ №…, которая располагалась в военном городке, при военном же аэродроме, в пустыне Кара-Кум, недалеко от города Красноводска.

К концу второго года службы, а служили мы три года, все уже привыкли, к определенному распорядку воинской жизни. И уже умудренные опытом смотрели на окружающий нас пустынный мир довольно флегматично. Есть командиры, приказали – мы сделали. К запахам пустыни, несколько специфичным, мы уже привыкли; к жаре летом, морозу без снега зимой, тоже. И к кормежке солдатской, хотя сразу надо сказать ассортимент продуктов был очень скудный. Сухая, резанная на дольки картошка, рыба, море то рядом, компот из сухофруктов, котлеты только по праздникам, десять грамм сливочного масла и три кусочка сахара в день, на вечерний чай. Человек ко всему привыкает. И к тяжелой ежедневной, довольно однообразной службе, по обслуживанию и ремонту самолетов, к паукам и змеям сопровождающим нас по жизни в пустыни, к постоянной жажде – вода в пустыни драгоценна, к тоске по родине и близким, которых видишь только во сне, к редким письмам с родины, да ко всему…

Поэтому когда комэск, командир эскадрильи подполковник товарищ Рябов, вызвал меня, я тогда уже был сержантом, к себе в кабинет и попросил подобрать надежных ребят-солдатиков умеющих хорошо плавать из эскадрильи, для выполнения серьезного задания, за пределами воинской части, я сразу согласился. Все-таки разнообразие какое-то. А когда, узнал что надо будет ехать на море, вообще обрадовался.

Море, для нас, такое близкое, совсем рядом, километров десять-пятнадцать и одновременно такое далекое, мы его видели только один раз, когда нас везли на службу в воинскую часть, манило к себе со страшной силой. А тут на тебе, приказывают и повезут туда на несколько дней. Причем с очень сложной задачей – надо наловить раков. Причем много, примерно тонну-полторы. Ничего себе, я подумал. Обожраться можно.

– Это не нам, – сказал командир – это подарок. Есть такой городок в Молдавии – Стрий. Там тоже есть военный аэродром и от туда к нам в часть прилетели гости – летчики учиться стрелять из самолетов. А когда будут улетать обратно, то захватят с собой раков. Подарок от нашего командования.

Я, командиру высказал некоторые сомнения, по поводу ловли раков. Лично я не разу не ловил их, да и другие ребята навряд ли ловили.

– Старшина, все расскажет, идите выполняйте, – сказал он. Надо, значит надо, солдат выполнит любой приказ.

И вот на море. Разместили нас в каком-то деревянном домике на берегу, похожем на общежитие и вперед ловить раков. Для них, в темной пристройке, приготовили огромный деревянный контейнер, из под ракет. Дали нам по клеенчатой сумке с веревочками, которыми мы привязали их к себе и повели к воде.

Море, удивительного бирюзового цвета, плескалось о плоский берег покрытый мелкой ломанной ракушкой. Представляете, не песок, хотя, тут рядом пустыня Кара-Кум, а сплошные ракушки и целые и поломанные. Босиком только, ходить по ним не очень хорошо. Во-первых колючие, а во-вторых раскаленные на солнце так, что ступни обжигало. Пришлось быстренько перебежать на ту часть берега куда нахлестывали волны и немного остужали поверхность.

Зашли в воду. Теплая. Мелкие волны набегали на нас чуть чуть охлаждая разгоряченные тела. Дробленые морским прибоем ракушки, от потоков набегающих волн, струились под ступнями и щекотали их. Старшина, отплыл от берега на десять – пятнадцать метров и позвал нас к себе. Подплыли. Он знаком показал нырнуть в воду. Я увидел, как он сунул палец в норку к раку и тут же вытащил его. На пальце висел зацепившись клешней небольшой рак. Он его стряхнул прямо под водой в клеенчатую сумку висевшую у него на поясе. Все это мы увидели под водой. Видно было не очень хорошо. Мы были без масок. Но солнце светило ярко и все освещало.

И вот когда мой первый знакомец, щелкнул клешней и убрался в норку, я честно говоря немного испугался. Но потом резко сунул указательный палец в норку и тут же почувствовал как рак схватил клешней его. Вытащил. Он висел на пальце и весь шевелился. Больно не было. Как прищепкой для сушки белья, придавило. Немного страшно – это да. Так и пришлось вытаскивать раков из норок, складывать в сумку, периодически выныривая и вдыхая воздух. Когда сумка набиралась полная и представляла сама из себя что-то такое живое шевелящееся, вытаскивал на берег и бежал высыпать раков в контейнер. А потом опять в море. И так четыре дня. Контейнер мы заполнили. Вид у него с открытой крышкой конечно тот еще был. Раки все шевелились, стоял какой-то шум от них. Мы конечно регулярно заливали их морской водой, а то они могли задохнуться. Но все имеет свойство заканчиваться, закончился и наш промысел. Работа была сделана. Если честно, то нам это надоело и мы на воду уже смотреть не могли, да и на раков тоже. Каждый вечер варили для себя и объедались. Кстати раки съедобны, как оказалось, только в те месяцы, в которых нет буквы «Р». Хотя в принципе чего там есть-то, так баловство. Потом приехала машина с погрузчиком и увезла раков на аэродром, где их погрузили в самолет и увезли в славный городок Стрий – город дождей, бля…й и рокеров, как говорили сами летчики.

А для нас началась обычная служба – рутина. Только иногда вечерами в курилке вспоминали смешные моменты этой ловли. Особенно смеялись над Славкой Мавриным, моим приятелем из Тулы. Он однажды, вытаскивая рака рукой, наступил – оперся на скалу ногами. И ему тут же два рака сами вцепились в ступни. Представляете как он из воды вылетел, тряся раками. А он спокойный такой, тоже со смехом рассказывал о том, что в этот момент почувствовал.

А потом случилось чудо. Где-то в начале сентября, меня в очередной раз вызвал к себе командир эскадрильи и мы вместе с ним сели в УАЗик и поехали на одну из стоянок аэродрома. Приезжаем, а там стоит наш контейнер, из под ракет, закрытый. Команду дал командир открыть крышку. Открываю… А там…Представляете полный контейнер яблок. Они лежали и сверкали ярко-красными боками, на солнце. А запах… Это было что-то… Невозможно описать…

– Это вам на эскадрилью, и солдатам, и офицерам от летчиков из Стрия, – сказал командир.

– Условия жизни в пустыне даже не допускают наличие свежих фруктов. Все моментально портится. Впервые за два года, наша 3-я эскадрилья, да что там наша, весь полк ел свежие яблоки. А мы семеро ходили героями и было очень приятно осознавать, что маленькую толику своего участия в это чудо и мы приложили.

Рассказик десятый
Ужасный случай

«Помни: только эта жизнь имеет цену».

Не очень хочется писать на эту тему, но для «науки» и получения другими жестокого опыта, напишу.

У нас в части пропал один солдатик. Он служил в автороте, которая обслуживала наш гарнизон водителем «водовозки». Что значит водитель «водовозки»? Это такая машина, с цистерной, примерно на пять тонн воды. Служим-то мы в пустыне. Воды питьевой нет. Воду возят танкеры из Баку. Приходит такой танкер в порт города Красноводска и сливает питьевую воду в резервуар, откуда ее «водовозки» развозят по городу и поселкам, прилегающим к нему, и за деньги продают. Если не ошибаюсь, по пять копеек ведро. У нас в Подмосковье так раньше керосин продавали. Приходит машина с цистерной, полной керосина, собирается народ с канистрами, бидонами, и водитель продает керосин. Так там в Красноводске и воду питьевую, развозят и продают. Вода техническая в городе есть и водопровод есть. Только пить эту техническую воду нельзя, она соленая не то что бы сильно соленая, но чувствуешь во рту соленый привкус. Ею можно мыть, стирать, но пить нежелательно. Подается эта вода в Красноводск из города Джебел, по трубопроводу. Ну, а нам в часть возилась питьевая вода воинскими «водовозками». В необходимых местах в части стояли питьевые баки, обложенные камнем, с фонтанчиками воды. Подойдешь, откроешь воду и из фонтанчика попьешь. Вот туда-то и сливали воду из «водовозок», ну и на кухню, разумеется.

Так вот, солдатик пропал, который работал на «водовозке». День нет, другой. А на улице пекло. Нас командиры опрашивают, может быть, кто-то знает, куда он мог деться. В общем, через три дня объявили его дизертиром. На его машину назначили другого солдата. И с утра следующего дня, он пошел в автороту ее принимать. Как в любом автопарке, все машины стоят у забора, на котором висят таблички с номером машины, ну и, соответственно, машины у своих номеров. Подошел, завел. Все нормально. Решил проверить цистерну, открыл люк, а там запах и вид такой… В общем, когда стали разбираться, выяснилось что пропавший солдатик поставил на место машину и видно решил проверить сколько осталось воды. Открыл люк, нагнулся посмотреть, и то ли голова закружилась, то ли с сердцем что. В общем упал в цистерну с остатками воды и там захлебнулся. А вечером старшина автороты, обходя свое хозяйство, увидел непорядок: на одной «водовозке» люк открыт. Он, ничего не подумав, заскочил на машину и захлопнул люк. Вот так, вне боевых действий, потеряли солдата. Так называемые, «небоевые» потери. Потом приехали родители солдатика, были торжественные проводы гроба с телом на Родину. Люки на всех машинах водовозках оборудовали решетками, во избежание… а у нас, у солдат, появился грустный пример: «Как можно в пустыне Кара-Кум утонуть в воде».

Фокус

«Задумав дело, не говори о нём: не удастся – засмеют…»

Титан (VI в. до н.э.)

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел в городе Кусары. Это Азербайджан. Сам городок здесь ни причем, просто там находилась воинская часть №…, в которой я начинал службу в армии. Нас, молодых призывников, одетых в шапки, телогрейки и сапоги (когда нас призывали, в Москве был снег) и уже прилично уставших от долгой дороги Москва-Кавказ, везли по асфальтовой узкой дороге в этот городок на небольшом автобусе. Дорога серпантином прорезала покрытые зелеными лесами и склонами высокие горы. По каменным мостам, построенным еще в старину, мы проезжали над небольшими пропастями, которые обрывались скалистыми кручами и на дне которых бурными потоками текли реки и ручьи. Вода разбрызгивалась об валуны, лежащие на дне хрустальными брызгами, которые образовывали легкий туман. И как бы завершая эту красоту последним мазком кисти, солнце над речками разворачивало радуги, то тут, то там, встающие многоцветием из хрустальных брызг, текущих где-то внизу речек и поднимая их чуть не до макушек зеленых гор. И ко всем этим прелестям природы, окружающим нас в поездке, добавлялась громкая, необычная для нашего слуха национальная музыка, которую включал в автобусе улыбчивый шофер – азербайджанец. И так мы ехали примерно пять часов. Наконец приехали в воинскую часть. Нас всех на дорожных серпантинах укачало, от музыки у всех болела голова. Я, честно говоря, с тех пор не могу слушать азербайджанские народные мелодии. Меня сразу начинает укачивать, даже на ровном месте. Ну да ладно. Приехали мы в школу по обучению младших авиационных специалистов. И началась служба. Прошли курсы подготовки молодого бойца. Приняли присягу. А уж потом начали учиться специальностям по обслуживанию боевых самолетов. Одновременно с обучением нас подтягивали по физической и строевой подготовке. Воспитывали и буквально заставляли грызть гранит военной науки и дисциплины. Одновременно мы сами себя обслуживали. Это уборка всех территорий и помещений, это кухня, где надо было приготовить еду на тысячу человек. Представляете, сколько одной картошки на такую ораву надо было начистить, а потом все помыть после еды. Также работы по уборке все жилых, учебных и вспомогательных помещений, в том числе и, извиняюсь, туалетов на тысячу человек. Кроме того, мы всегда ходили в караул. Очень все уставали, да еще и есть хотелось. Нормы питания были мизерные. Это нам так казалось сначала. Но все, как говорится, устаканилось месяца через два. К нашему удивлению. Втянулись в службу. И еды стало хватать, даже оставалась, и уставать стали не так сильно. В общем, когда наконец втянулись в ритм солдатской жизни, практически на всех накатила тоска по дому. В любом случае, мы все были дети тогдашнего времени. Домашние, то есть. У нас не было сотовых телефонов, телевизоров. Мы скучали по родителям, по близким, по друзьям. Кто-то из ребят по девчонкам, которые их провожали в армию.

Командиры, конечно, все это видели и начали принимать меры. Замполиты приходили в роты, помогали нам организовать досуг, в то самое небольшое личное время.

У нас стали проводить соревнования по шашкам и шахматам. Вывесили, нами же сделанные стенды, на которых публиковали итоги турниров. Организовывали спортивные секции по волейболу и футболу. Стали проводить политинформации, ну и многое другое. А если старшина видел грусть и тоску на наших лицах, то выводил на улицу, на плац, заставлял маршировать и разучивать строевые песни. И знаете, помогало. Кроме того, командир роты переговорил с каждым солдатиком, на предмет выявления способностей. Кто умел рисовать – делал стенгазету и боевой листок. Кто-то писал заметки, кто-то стихи в эту же настенную печать. Нашлись баянисты, начали создавать художественную самодеятельность с песнями и плясками. Короче, дело по восстановлению духовного подъема пошло в массы. Я, когда разговаривал с командиром, признался в том, что у меня было хобби – я дома показывал фокусы. Отвлекусь немного, по поводу фокусов. Все мы в детстве мечтали быть волшебниками. Замечательно в руке иметь волшебную палочку. Взмахнул и – мечта осуществилась! Разные сказки, мультфильмы и даже кинофильмы позволяли нам верить, что бывают чудеса на свете. Нет на свете такого ребенка, который не мечтал о чудесах, как в сказках «Цветик-семицветик», «Гарри Поттер», «Снегурочка» и других. Став повзрослее, мы уже с недоверием поглядываем на всякие «волшебные палочки». А став взрослыми, вообще про это забываем. Но есть такие люди, которые не хотят расставаться с мечтой о чудесах. Они то и становятся фокусниками. В таких странах, как Бельгия, Голландия, Дания, Финляндия, Швеция, Канада, Америка, миллионы людей делают фокусы своим хобби. Люди придумываю и показывают фокусы на праздники, дни рождения, да и просто так. И они счастливы – они нашли свои «волшебные палочки» и могут делать чудеса, удивляя и восхищая окружающих. Вообще-то все фокусники делятся на иллюзионистов и манипуляторов. А есть такие универсалы, которые совмещают эти две «стихии». На самом деле, фокусы – это обман чувств и зрения в том числе. Но зато как приятно и удивительно смотреть на эти чудеса. Фокусники-иллюзионисты манипулируют предметами, которые то исчезают неизвестно куда, то появляются неизвестно откуда, с помощью определенных реквизитов, а фокусники-манипуляторы делают тоже самое, только голыми руками. Каждый из нас видел фокусников или по телевизору, или на концертах, поэтому представляет, что это такое. А мне еще задолго до армии захотелось делать и показывать их. Нашел необходимые книжки и по ним стал учиться. Делал реквизиты, отрабатывал фокусы перед зеркалом, и когда самому начинало нравиться, показывал близким. А если нравилось им, то показывал и друзьям. Сложного в этом ничего не было. Надо было тщательно продумать фокус, сделать реквизит, а потом отрепетировать, причем на последнее приходилось больше всего времени. Зато успех был настоящий. Чудо и только! Я помню свой первый отработанный фокус: «исчезновение стаканов с водой». На столе, покрытом скатертью, стоит стакан с водой. Невдалеке сидят зрители. Я подхожу к столику, накрываю стакан с водой красивым ярким платком, поддергиваю рукава рубашки, оголяя кисти рук, беру стакан сверху прямо через платок и несу его к зрителям. Подхожу поближе, и вдруг резко бросаю его в зрителей, удерживая платок за кончик. Все пугаются, а стакана то нет. Ни на столе, ни у зрителей, ни в платке, который я пропускаю, перед всеми, через пальцы. Эффект был необыкновенный. И сколько я его ни повторял в разных местах, всем он очень нравился. Было и много других фокусов. И всегда, глядя на удивленных и восхищенных зрителей, я чувствовал себя настоящим волшебником, с волшебной палочкой в руке. Ко мне приставали, просили рассказать, как это делается, но одним из главных правил у фокусников – это не рассказывать секреты и не повторять на «бис» фокусы, если ты только не знаешь другого способа показывать тот же фокус.

Ну так вот, командира роты это очень заинтересовало и он стал уговаривать меня показать фокусы для роты к 23 февраля, Дню советской армии. Я ему объяснял, что для подготовки номера нужно очень много времени, которого у меня нет, и отдельное небольшое помещение. Меня освободили от многих занятий, включая работы на кухне, а когда я показал офицерам роты несколько готовых фокусов, то и от караулов и всего прочего, чем загружали солдат. Ребята в роте стали на меня поглядывать с укоризной, все-то пашут, а я «сачка» давлю. И им приходится, за меня трудиться. Я несколько раз разговаривал на эту тему с заместителем по политработе, но приказали продолжать готовиться к концерту в роте.

И вот наступил праздник. Прямо в помещении роты на четвертом этаже казармы, в торце, где была затемненная ниша, я и подготовился со своими реквизитами к показу фокусов. Зная своих товарищей, как ярых скептиков, я подготовил целый концерт, включая репризы, шутки и прочую «ерунду», способную отвлечь внимание от проведения самих фокусов. Главное, был результат, а потом я говорил, шутил, что-то объяснял, завершение каждого фокуса оказывалось очень эффектным. В общей сложности я подготовил больше тридцати фокусов. Эффект был потрясающий. Многие, да почти все ребята, в то время вообще не имели представления о таком виде искусства, как фокусы. Все сидели, раскрыв рты от удивления. Ведь тогда практически только-только начинались продажи телевизоров для населения. И не каждый мог купить телевизор, где иногда показывали концерты с фокусниками, такими, как отец и сын Кио. А на местах, в маленьких городах, селах и деревнях, откуда призывали в армию, тем более никто не видел такого. Ребят из роты, а также командирский состав, который тоже пришел посмотреть, я покорил своим концертом. Ко мне приходили, просили показать секреты, потому что никто не понимал, как происходило это чудо. Но я, конечно, следовал своим правилам. Никому ни слова! Да, забыл сказать, от коллектива мне было все прощено. Ни кто не говорил, что я «сачок» и за счет других «проезжал» хозработы. Все хлопали мне по плечам, обнимали меня, уговаривали и дальше этим заниматься, настолько все это было отлично. Я стал героем праздника. Со всех рот нашей дивизии приходили делегаты, чтобы и у них я дал такие концерты. Но у меня были другие планы. Я хотел служить, как все, выучить, как следует все виды радио и радиолокационного оборудования, а потом отправиться в боевые части. Но человек предполагает, а Бог располагает. Обучение обучением, а досуг для воинов дело святое. На меня «наехали» самые главные начальники и буквально приказали готовиться к очередным праздникам, Первомайским, и подготовить номер к дивизионному концерту в гарнизонном Дворце Культуры. Фактически впереди было еще около двух месяцев и можно было подготовить что-то серьезное. А учитывая, что в мае нас отправляли в боевые части, то и концерт был фактически «дембельным» из нашего училища. Меня опять освободили от всех побочных мероприятий, и я начал в свободное время готовить репертуар. Ребята уже не смотрели на меня, как на «врага» народа, когда шли в наряды, на кухню, в караул или еще на какие-то дополнительные работы. Понимали, что не просто быть «волшебником», одновременно изучая самолетную технику, уставы, совершенствуя свое тело в соответствии с армейскими нормами. У всех, не смотря на дополнительные нагрузки, было и личное время, а у меня нет. Я был полностью загружен все свободное время подготовкой фокусов. Любой командир мог меня в любой момент «выдернуть» и потребовать, чтобы я показал, что сделал и что делаю. Одновременно надо было сдавать зачеты и экзамены по разделам военной техники, выполнять нормы, а это было не очень просто. Все мы, солдаты, сильно уставали и, конечно, вольно или невольно пытались «сачкануть» от хозяйственных работ. С одной стороны, мы понимали, что кроме нас, это делать некому, а с другой – молодые были, в какой то степени избалованные. А тут надо убирать туалеты на тысячу солдат, подметать и чистить территорию, мыть лестницы и полы как в казармах, так и в местах общего пользования, поэтому все хитрили, как могли, и «сачковали». Одно дело, когда в наряд назначают по графику, а другое – когда в свободное время «припахивают», вот и «сачковали». Ну и я, конечно, был такой же. Вообще-то, если честно, то я приспособился со своей подготовкой к концерту и уже спокойно «сачковал». Причем друзья мои, да и вся рота с этим смирились и воспринимали то, как я «сачкую», нормально. Шутили, подкалывали, может быть, немного завидовали, но уже не злились, как раньше. О моей подготовке фокусов прослышали и во всех других подразделениях нашей воинской части. А так как к этому времени мы почти все перезнакомились, то меня цепляли и спрашивали солдаты и из других рот и подразделений. В общем, на какой-то период времени, я стал выделяться из всех тем, что не служил, как все, а делал какие-то фокусы.

В конце концов все рано или поздно заканчивается. Подготовился и я со своим номером. Сделал все реквизиты, подрепетировал…в общем, был готов. До праздников оставались считанные дни, и мой репертуар начали проверять все ответственные командиры, включая замполита дивизии. Для меня это было хорошо. Я вновь и вновь репетировал перед офицерами свой номер, отрабатывая и шлифуя детали. Свой концертный номер я показывал в узком кругу раз десять. И настолько отработал все, что мог с закрытыми глазами все делать, ну это я шучу. На второе мая был назначен концерт. Я стал собирать весь реквизит, сходил на сцену Дворца культуры, все посмотрел, прикинул, где что собирать, как выходить на сцену, как потом уходить. Все это важно, так как народу. В концерте будет участвовать много и, чтобы не мешать другим, да и чтобы мне не мешали, все надо предусмотреть. Была только одна маленькая проблема: во Дворце не было воды и ее надо было принести с собой. А так как у меня был ряд фокусов, связанных с водой, мне понадобился большой бидон. Командир роты принес мне огромный фанерный чемодан, наверно, дореволюционных годов и бидон для воды. Я все собрал, аккуратно уложил, разложил реквизит, в нем поставил наполненный водой бидон, закрепил все и перед концертом отнес его за кулисы. Поставил в уголочек, чтобы никому не мешал, и пошел вместе с замполитом роты к распорядителю концерта узнать о порядке выступления. А когда мы с командиром вернулись, то увидели, что чемодан лежит на боку, в луже воды. Я был в шоке. Он никому не мешал. Кто его мог положить на бок? Непонятно. Я тут же его открыл. И мы увидели, что все пропало. Крышка бидона лежала на боку, открылась и пять литров воды разлились по всему чемодану, испортив и намочив все, весь мой труд за два месяца пропал. Хорошо еще, что со мной был замполит и все произошло на его глазах. А то бы мне вообще не оправдаться. И я в концерте не участвовал. Большинство офицеров, которые видели мой номер на репетициях, подходили ко мне за кулисы, хлопали меня по плечам, утешали… А я сидел и чуть не плакал. Во время подготовки за эти два месяца, я размечтался, что после службы пойду в цирковое училище, стану таким же фокусником, как Акопян, а тут такой облом… Первый шаг на сцену – и все сорвалось. Я сидел на чемодане, вокруг суетились всякие танцоры, певцы и другие участники концерта, а мне в этот момент даже жить не хотелось… Я встал и пошел в казарму, лег на койку, что вообще-то днем запрещено и, забывшись, заснул.

Проснулся от топота сапог и громких разговоров ребят, вернувшихся с концерта. Ко мне подбежал мой приятель, Славка Крапивицин из Тулы, и как заорет: – Боря, твой номер с фокусом был самым классным за все время нашей службы. Ну надо было так придумать. Два месяца «сачковать», делать фокусы, а потом не показать их – упал на соседнюю кровать и захохотал. А тут и все ребята захохотали, причем смеялись не надо мной, а просто так. Молодые, веселые, выходной день, в армии. И с этим смехом от меня исчезла, куда-то растворилась меланхолия, окутывавшая раннее меня. Я и сам захохотал.

Как потом выяснилось, командиры разобрались в том, кто положил чемодан. Это был просто, можно так сказать, несчастный случай. Один из распорядителей концерта, увидев стоящий на ребре чемодан, решил его положить, чтобы он не упал, и он положил. Ну а я передумал идти в фокусники. Хотя до окончания службы в этой части ко мне приклеилась кличка «фокусник». И каждый солдат при встрече со мной восклицал «Классный фокус».