Czytaj książkę: «Душа не успокоится во век»

Эскин Борис
Творческая биография

Родился 5 октября 1937 года в городе Днепропетровске (ныне Днепр, Украина). С началом Отечественной войны семья эвакуировалась на Урал. Отец, капитан гвардии Михаил Моисеевич Эскин, воевал на Кавказе, под Сталинградом, трижды был ранен, закончил боевой путь в Берлине.

Борис Эскин окончил днепропетровскую среднюю школу № 33, а затем Индустриальный техникум.

По окончании театральной студии (под руководством выдающегося педагога и теоретика сценического искусства В. И. Ковалевского) был приглашен на работу в Днепропетровский русский драматический театр им. М. Горького.

С 1960 года – актер театра Черноморского флота.

После ухода из театра Борис Эскин работал литературным консультантом в газете Черноморского флота «Флаг Родины», руководит эстрадным коллективом Севастопольского Матросского клуба, возглавляет Молодежный театр.

С 1965 по 1974-й годы – сотрудник газеты рыбаков и моряков юга страны «Труженик моря».

Окончив в 1969 году вечернее отделение Приборостроительного института (факультет судовых силовых установок), плавает на промысловых и транспортных судах котельным машинистом, мотористом, механиком. Тогда же увидели свет первые книги: сборники стихов «Рабочий океан» и «Травы пахнут морем», книги очерков «По закону моря» и «Плывет в океане завод», три повести для юношества (в соавторстве с М. Лезинским), вышедшие в Москве и в Крыму: «Мальчишка с бастиона», «Сын бомбардира, «Живи, Вилор!»

Десять лет, начиная с 1974 года, работал собкором редакции Всесоюзной программы радио «Для тех, кто в море». Много трудится на телевидении в качестве сценариста и ведущего передач.

Около пяти лет заведовал литературной частью Севастопольского театра им. Луначарского. Потом был назначен помощником мэра города по вопросам культуры.

В 1991 возглавил Севастопольскую телерадиокомпанию.

В 1994 году с женой и матерью репатриировался в Израиль, жил в Димоне, в пустыне Негев. В 1996-м переехал в Нацерет-Илит, на север страны.

В Нацерет-Илите Эскин создает театр «Элит», ставит спектакли на исторические и бытовые темы, редактирует газету «Город, проснись!»

Член Союза писателей Израиля, член Интернационального Союза писателей, лауреат премии Союза писателей Израиля им. Давида Самойлова, лауреат ряда литературных международных премий.

По лучику судьбы…

«Еще одна блаженная попытка…»

 
Еще одна блаженная попытка
Упрямо удержаться на канате,
Протянутом между распятым прошлым
И не воскресшим будущим моим.
Я снова оступаюсь на тропе,
Проложенной по лезвию обрыва
От безнадежности одной к другой.
Руками распростертыми пытаюсь
За пустоту пространства ухватиться.
Отчаявшись, теряю равновесье,
И падаю, цепляясь за канат.
Барахтаюсь беспомощно над плахой
Арены, что в тисках амфитеатра
Мгновенно сжалась в черную дыру…
 
 
Я зависаю в лютой тишине,
Заряженной испугом и восторгом,
Сочувствием, насмешкой, раздраженьем,
Которые спрессованы до взрыва
Аплодисментов, расценивших это
Падение, как остроумный трюк
Всех обманувшего канатоходца,
Скользнувшего по лучику судьбы…
 

«А тьма была до звезд и даже выше…»

 
А тьма была до звезд и даже выше,
И ледяная белая шрапнель
Строчила по асфальту и по крышам,
Безумствовала черная метель.
 
 
Она студёным пронеслась пожаром
По землям, не остывшим от жары.
И ветер гнал по трекам тротуаров
Сухих кустов планетные шары.
 
 
И было так, как, может, в Миг творенья,
Когда Небытия связалась нить,
Когда Творца постигло вдохновенье,
Чтоб этот мир в мгновенье сочинить.
 
 
Свихнулась ночь и становилась злее.
Луны огрызок превратился в слизь
На благостных подмостках Галилеи
Невиданные страсти взорвались.
 
 
Дуй ветер, дуй! Свирепствуй в царстве дури,
Не церемонься в королевстве лжи!
Разыгрывай шекспировскую бурю,
Кроши напропалую и блажи!
 
 
…Срывало с фарисеев покрывала,
Сметало кучи прелые грехов.
А сердце спотыкалось и дрожало
И млело в предвкушении стихов…
 

«Мои стихи на русском языке…»

 
Мои стихи на русском языке.
И снятся сны по-прежнему на русском.
На русском память – свет на маяке —
Сигналит о веселом и о грустном.
 
 
И даже если в череде открытий
Язык пророков мне познать дано,
Сумею радоваться на иврите —
Страдать на русском буду все равно.
 

«Я не ищу слова – они меня находят…»

 
Я не ищу слова – они меня находят,
Изводят и зовут, заполоняют сны.
Строка моя – курок недремлющий на взводе,
Обоймы метких рифм по гроб припасены.
 
 
Сражаюсь сам с собой. Все демоны печали
Кружатся над душой, в могильный рог трубя.
Не сдамся до конца, не разобью скрижали,
Последний грамм свинца оставлю для себя.
 

Дано прожить отныне жизнь другую…

«Благодарю за вечную печаль…»

За все – рассудку вопреки —

благодарю тебя, Россия»

Цви Маген

 
Благодарю за вечную печаль,
Благодарю за позднее похмелье,
За белую ромашковую даль,
За черные твои поверья;
За стон луны и за немой прибой;
За то, что было безысходно тошно
И безрассудно радостно порой,
И безобразно страшно;
                           и за то, что
Заглядывать не пристрастила в святцы,
И что от лжепророков отвратила,
За то, что вынуждала притворяться,
За то, что сытости не обучила…
 
 
Благодарю тебя за твой язык:
Торжественный и терпкий, и медвяный,
Благодарю за крест мой вечный – стих,
За Пушкина благодарю, за Левитана.
За то, что греб, как будто в полусне, —
Полувластитель, полураб галеры…
 
 
За русской женщины любовь, что мне
Дарована судьбою вместо веры.
За иудеев деда и отца,
Не усложнявших истины простые;
За то, что я в России родился,
За то, что не умру в России.
 
 
За ревностных друзей и за врагов,
Которым я прозрением обязан.
За сбереженья прожитых годов,
Которые и пепел, и алмазы.
За все подачки и за униженья,
За то, что Молох постигал вблизи
И за признание, и за гоненья,
И за изгнание —
Благодарю, Россия!
 

«Рассвет. Аэропорт Бен-Гуриона…»

 
Рассвет. Аэропорт Бен-Гуриона.
Еще ты полувольный-полупленный.
Отныне по неведомым законам
Кружить твоей планете во Вселенной.
 
 
В разлив зари, застенчивой и нежной,
Несется, околдованный дорогой,
Автобус, переполненный надеждой,
Автобус, распираемый тревогой.
 
 
Забвение – Всевышнего награда.
За окнами – библейская пустыня,
Где кактусов колючие каскады
Меж валунов угрюмых к ночи стынут,
 
 
Где вдалеке холмы на марше строгом,
И тонут пальмы в розовой купели…
Вот и земля, обещанная Богом!
Земля обетованная… но мне ли?
 

«Жар тишины и леденящий зной…»

 
Жар тишины и леденящий зной.
Тупое солнце, как гнилая дыня.
Я – невидимка. Нет меня со мной.
В душе – пустыня.
 
 
Небритые холмы из обожженной глины.
На желтой сцене – смерча фуэтэ.
А, может быть, податься в бедуины —
Алеко на верблюде и в фате!
Свихнуться в этой сауне пустыни,
Не знать былых привычек и одежд…
Горбатый горизонт – сплетённая корзина.
Могильники страданий и надежд…
 
 
Ну, вот и все.
О лысый Вертер, влип ты!
Дымятся лавы сумрачных баранов,
Кучкуются тоскливо эвкалипты
У сиротливой ленты автобана.
Пустыня-грёза – безысходный Негев!
Песчинка я в песках. Сдаюсь без боя.
Тону в дырявом Ноевом Ковчеге.
Цена покоя.
Зачем? Чего искал? —
Бессмыслица отныне.
Земли обетованной благодать!
 
 
В пустыню занесло.
И занесла пустыня.
Не откопать.