Czytaj książkę: «Мертвожар», strona 2

II

В этот раз Артур решил играть не по правилам.

Оказавшись снова в Музее, он просто сел у входа без двери и не стал идти навстречу тумакам. Сложив ножки по-турецки и подставив кулак под скучающую голову, юноша стал думать о том, как бы по-хитрому обыграть идеальную тюрьму. Вполне вероятно, что алмазная стена не имеет конца, и все это бессмысленно… Но ведь не бывает неразрешимых задач, верно?

Так, во всяком случае, верил пленник. И думал он долго, оставшись наедине с самим собой и своими мыслями, пока белизна становилась мрачнее и мрачнее, словно кто-то постепенно выкручивал настройки яркости изображения реальности до нуля.

Либо же сам Музей покинул его, оставив наконец в Пустоте. Здесь ничего нет. Наказание за бездействие оказалось страшным, и парень это понял, когда не смог отличить темноту опущенных век от того, что теперь его окружает.

С каждой минутой, проведенной в Ничего, становилось хуже. Он пытался убежать, но определить расстояние было невозможно, и надежные ноги беспомощно болтались. Он пытался плыть, но это был сущий абсурд – барахтался только. Воздух, как казалось, стал заканчиваться, но его и не было изначально. Перед глазами замельтешили худшие страхи из возможных: огни впавших глаз, облезлая до костей кожа, гнилые клыки с нанизанными на них обрывками плоти…

В панике он схватился за горло, неистово крича, но ничего не слыша. И то ли он душил себя, то ли не давал воздуху выйти изо рта – ничего не было понятно в его действиях, диктуемых первобытным страхом. Он продолжал барахтаться в Пустоте, слыша явственно, как внутри кровь течет и сердце суматошно бьется. Звуки эти становились все громче и громче, затмевая собственные мысли и страхи.

Его вот-вот могло растворить полностью. Бедолага уж готов был участь свою принять, как вдруг его лица что-то прохладное и влажное коснулось, пахнущее лосьоном с ароматом вишни.

Это заставило Артура проснуться. Более работы своих внутренностей он не слышал – только утреннее щебетание мелких птичек издалека. Первое, что он увидел – это влажную салфетку, зависшую в двух-трех сантиметрах перед собой и измазюканную в чем-то розоватом.

– Что…? – он был явно обеспокоен, хоть и сонный.

– Цыц, Дон Жуан несчастный, – работа возобновилась. – Не мельтеши.

Соня сидел смирно, пытаясь разглядеть незнакомку. Солнце слепило, но все же ему удалось; перед ним была совсем молодая девчушка лет двадцати на вид. Когда встретились взглядом, ее лицо искривилось от неприязни.

– Эт че у тебя с глазенками? Укурыш, что ли?

– Э…?

– Ну ты даешь, Казанова, – закончив, она брезгливо кинула салфетку в мусорку. – Ты откуда такой взялся? Чего пришлепал к несчастным старикам?

– Да ведь… Родня у меня тут.

– Родня?? Неудивительно, что тебя на улице оставили!

– Тск…

Сонно потянувшись, Артур отложил со своих колен чемодан и оглянулся вокруг. Перед чудесным сновидением он долго-долго бродил по Химкам, ища пристанище, пока мышечная память ни привела в прибрежный район. Даже ночью был виден яркий баннер, предваряющий старые коттеджи:

«Маяк – место, которое с гордостью можно назвать

своей крепостью. Вы это заслужили.

С любовью и почтением, X-PO Russia»

– И давно ты тут сидишь?

– Со второго часу, кажется. Сколько сейчас, не подскажешь?

– Давно уж полдень, дурила. Иди скорее к своим греться, а то ненароком

простынешь.

– Тебе-то какое дело до моего здоровья?

– Нехрен бациллами пожилых людей заражать, – шатенка гневно зыркнула на бродягу, чуть высунув язычок. – А может ты вор, пройдоха?

– Может ты отстанешь от меня со своими расспросами?

Парировав словесно, Артур одновременно встал во весь рост, чуть не оказавшись с пышкой вплотную. Он смотрел на нее сверху-вниз, явно будучи выше на голову, и та, разумеется, растерялась. Но только на миг – сразу на ногу наступила и, фыркнув да гордо подняв подбородок, ушла по своим делам.

– Чертова бомбовозка… – прошипел пораженный, разминая ушибленное место.

Догонять вредину он не стал, да и вымещать злость тоже: она помогла ему, не обокрав… Не обокрала же??

Быстрая проверка содержимого чемодана его успокоила. Все, включая разряженный Specboy, лежит на своих местах в емком кейсе на кодовом замке. Хотя бы за это переживать не стоит…

И все же, Артур чувствовал себя паршиво. Даже капли, коими воспользовался по случаю ревизии, не помогли толком. Во время путешествия он со всех сторон слышал агонические крики тех, кто стал стройматериалом. И даже сейчас, ступая по обновленной мостовой вниз по улице, он готов был поклясться, что хрустят под ногами чьи-то кости, впивающиеся в уязвимые органы, хлюпающиеся и лопающиеся с жалобным писком обреченных, чье нечленораздельное бульканье невозможно разобрать.

Он старался не смотреть вниз, боясь, что так и ходит по мясу. Без наушников совсем худо, и эту проблему необходимо решить сию минуту, без промедлений. Даже знакомые из драгоценного детства виды не способны подарить ему улыбку на лице; Артур бледнее мертвеца, кожа его покрыта потом, подобным росе утренней.

Некоторые старожилы, вышедшие подышать свежим воздухом, приветливо махали пилигриму одной и той же рукой с нездорово проступающими венами. Он старался им улыбаться в ответ, но экспрессия его вымученная, будто ему больно изнутри от чудовищного недуга, что отпугивало знакомых и других божьих одуванчиков.

– Простите… – говорил себе под нос нарушитель спокойствия, спеша к нужному домику.

А ведь всего-то следовало спокойно прямо идти, пока среди однотипных двухэтажных домишек не обнаружится тот, что возле спуска к мосту у старой теплотрассы стоит. По такому умиротворенному местечку гулять – одно удовольствие, но путь для юноши оказался сущим адом, и если бы он поспешно не оказался у порога обители радостных дней, то начал бы и…

Видеть.

– Да иду я, иду… – недовольный старушечий голос звучал приглушенно из-за двери. – Незачем так трезвонить!

Шаркающей походкой хозяйка апартаментов медленно доковыляла до входа и посмотрела в глазок. Ей сперва понадобилось немного времени, чтобы приглядеться, а так родного внука всегда узнает, потому и открыла дверь, обрадованная.

– Артурчик, дорогой мой! Входи-входи скорее, чаю сейчас поставлю…

Хронический кашель, увы, сильно мучает старушку со стильной банданой на голове. Видно, хоть как-то пытается молодиться, отказываясь от стереотипных косынок. Это ей только на пользу, ведь по цвету, каким бы морщинистым и дряхлым не было ее лицо и тело, подходила добрым зеленым глазам.

Внучок был очень рад ее видеть. Беды и боль покинули его голову ненадолго, освободив волю для искреннего проявления чувств – тотчас заобнимал свою наставницу, стараясь все ж не сломать ей спину и оставив громоздкий чемодан у порога.

– Ну, – живо поинтересовалась она. – Как у вас там, дома? Как здоровье твое?

– Что ты, ба, – улыбаясь ей в ответ, Артур театрально отмахнулся. – Все хорошо, а за меня волноваться не стоит… Сама-то как?

– Ай! Все так же, как было: с подружками ходим-бродим, над новостями кумекаем, фильмы посматриваем вечерами… Все-то бесплатное – шикуй не хочу!

– Звучит здорово!

– Не скажи. Иногда нас так опекают с сюсюканием, что противно. И еще…

Бабушка покачала головой, не договорив, но раскисать на глазах у своей единственной радости не стала.

– Ты мне лучше скажи вот что… Чего с узелком пришел?

– М?

– С багажом, то есть. Что-то важное с собой таскаешь, а, авиатор? – она заговорщически подмигнула.

– Да нет… Тут дело такое…

Неловкое блеяние о причинах незапланированного переезда, умалчивающее о некоторых шокирующих подробностях, мы опустим, ибо и так ясно, что монолог этот остротой ума и ловкостью лжи не блещет. Что важно, так это внимание пожилой дамы к мелочам: синячки на шее, едва различимый аромат знакомых духов, смазанный след от чего-то блестящего под мочкой уха, волос черный на футболке – все это она приметила и про себя сложила «два плюс два», точно догадавшись о первопричине. Однако она не обозлилась, а только сочувствующе и медленно закивала головой, когда рассказ Артура подошел к концу.

– Ладно, Джонни, ты помнишь, где находится гостевая. Я ничего там не трогала – это все еще твоя зона комфорта. Только… Гм…

– Что такое?

– Есть, конечно, сервис уборки, но я консервам на ножках не доверяю и убираюсь сама, как могу. Только, сам понимаешь, я уже не такая прыткая, как прежде…

– Все хорошо, – парень все-таки не безнадежно туп. – Я возьму на себя работу по дому.

– Не стоит! Я это к тому, что тебе, по желанию, в своей можно прибраться…

– Я сегодня же примусь за весь дом. Все равно торопиться некуда.

– Как знаешь. Ты только вещи распакуй, хорошо?

– Конечно, – с портфелем он направился в свой уголок.

– И не начинай, пока не пообедаем! – донесся до него окрик, когда тот за коридором скрылся.

– Хорошо! – был ей ответ.

Здесь он, конечно же, не впервые. Свой угол Артур знал хорошо, и его воспоминания мигом ожили, насыщаясь яркими красками; заново обживая комнатку, он чувствовал себя… на месте.

С тяжелой дороги парень тотчас бухнулся на пружинящую кровать, подложив руки под голову. Он не думал ни о чем, просто отдыхая и время от времени поглядывая на стены, на одной из которых все еще висит в рамочке лист его самого любимого ролевого персонажа – Джона МакБаллета.

Всю свою осознанную жизнь Артур ваял образ идеального героя, к которому был так неравнодушен, что едва не стал с ним единым целым. Опасные миссии и тяжелые проблемы своего аватара были и его личными тоже – этим педантизмом, стало быть, всех давних товарищей по играм распугал.

Когда-то родителям было некогда им заниматься. Хорошо, что беспризорным не остался – своим воспитанием и знаниям он многим педагогу профессиональному обязан. Не нужны занудные книги с теорией, от которых, по-хорошему, следовало бы избавиться еще во втором десятилетии этого века: всю школьную программу можно постичь и без надзирателей.

Физиономия Манко-младшего скривилась от неудовольствия, когда ментально вернулся во времена школы. Как бы балаболы с официального вещания не старались имидж поддержать, школы остались школами – несовершенными, вонючими бетонными коробками, коих в последнее время по социальной программе пачками штампуют с намеком на современность в фасаде. В век информационных технологий эти дворцы юности не прогрессировали, как было обещано, а стали детскими садами для дитяток старше семи лет. Смена поколений ничего не решила, ибо немотивированные, уставшие от жизни кадры как были, так и есть.

Сталкиваясь с несовершенством человеческого бытия, Артур находил утешение в бессмертном девизе: «Vanitas vanitatum et omnia vanitas». Слова царя Соломона, переведенные на латынь, он знал назубок, как и многие другие фразочки, незаменимые для того, чтобы оборвать надоевший спор на многозначительной ноте. И не важно, брань это или философское высказывание – все равно никто не поймет.

Шнягу эту малец давно забросил, поняв, что не каждый может предсказуемо себя повести. Есть те, кто очень не любит, когда их мешают с фекалиями, обнажая невежество – сразу в ход идут кулаки, и это отнюдь не приятно. Иные могут так родным матом обложить, что следующие несколько дней будешь пребывать в состоянии экзистенциального кризиса.

В общем, не стоит выпендриваться. Но стоит быть стильным и крепким, чтобы в момент истины не ударить лицом в грязь. С тех пор, как Артур это понял, он начал бегать, чтобы суметь попасть в нужную секцию.

Так и не взяли, сволочи. Их беда, поскольку юноша наконец достиг нирваны – любимое устройство заряжено полностью и готово к эксплуатации.

Полчаса, пожертвованные на прослушивание Echoes, даром не прошли. Впервые за долгое время он почувствовал спокойствие, позарез необходимое, чтоб нервишки в порядок привести. Из грез он сам выполз, поскольку увидал во входящих приглашение на обед.

Кухонька все еще крохотная довольно, но все же уютная и теплая. Только одно странно: ничем съестным не пахнет, только чем-то приторным, как от законсервированной мертвечины. Это заставило гостя насторожиться.

– А что, выпечки не будет?

– Прости, – она виновато развела руками в стороны. – Положение такое, что денег совсем нет.

– Так ты ж говорила, что бесплатно все!

– Так-то оно так, да только то, что дают.

– Понятно. Но что ж есть-то?

– Смотри…

На стол были поданы две тарелки с питательной субстанцией, спрессованной в брикеты размером с мыло. Артур долго сверлил взглядом сий замечательный деликатес, после чего немножко потыкал вилкой и к своему отвращению заметил, что при контакте с зубчиками это чертово тофу дрыгается как желе с очень неприятным звуком трения нескольких опухолей друг о друга.

– Этим вас кормят?

– Даром ведь… Все не так плохо, как кажется, а для наших зубов – тем более отлично!

– Это… Местный рекламный лозунг, что ли?

– Если бы.

Оба понимали, что даже ради приличия обменяться пожеланием «приятного аппетита» было бы кощунственно. Поэтому каждый принялся за свою порцию, и если бабушка давно привыкла к специфическому вкусу синтетических помоев, то парень от одного только укуса вернулся к дневному сеансу лавкрафтовских ужасов, и уже никакая музыка не могла помочь.

Само собой, обед им был не окончен. Он сбежал в ванную, порываемый блевотным рефлексом… Сидел возле унитаза долго, так и не вытошнив проглоченное, но перед выходом все же промыл рот холодной водой и ушел в чулан за шваброй, тряпкой и ведром.

Старенький робот-пылесос, казавшийся дохлым, вскоре ожил и бойко зажужжал: мастеровитый отрок немного поколдовал над ним с теми инструментами, что под рукой были в той же тесной подсобке.

– Вперед, малыш, – таково напутствие было причудливому агрегату без товарного лейбла.

Пока старичок собирал в себя пыль с пола, Артур следовал за ним неустанно, пробираясь с мокрой тряпкой на швабре и ведром на «поводке». Уборка как уборка – ничего существенного и интересного в себе не несет, однако, когда пришла пора более тщательного обхода… О-о-о, многие секретики были раскрыты.

В доме не было – либо же их тщательно прятали – ценностей, но зато хранились бесценные носители семейной хроники, отложенные Артуром в отдельную кипу бумаг до поры до времени. К ней он вернулся позже, закончив с уборкой всего домишки, как и обещал.

– Что ты там разворошил? – байкерша выглянула из-за плеча сидевшего на полу мальчишки.

– Да так, по мелочи. Не против, если взгляну?

– Нет, конечно же!

– А ты посмотреть не хочешь? – он стал бережно перебирать находки.

– Не-а, лучше прилягу… Не любительница я в прошлое возвращаться.

– Ну ладно.

Любопытный археолог погрузился в изучение плодов раскопок, чем никогда до этого не занимался. Раньше, помнится, ему сами рассказывали по чуть-чуть, а теперь само его сердце содрогается от непосредственного соприкосновения с историей своих предшественников. Большинство фотографий было сделано для запечатления славных деяний неразлучного дуэта «Дима&Дина»: квартирники, аниме-фесты, коны, рок-фестивали, концерты, вечеринки – в отличие от циников, ниитов, фриков и всех остальных подвальных снобов, они без сожалений жили полной жизнью.

Артур улыбнулся краем губы, вспомнив ту душесогревающую теплоту, с которой бабуля любила рассказывать о своем ненаглядном Димочке. Если верить байкам, то он настолько подвижный и ушлый был, что раскрутил свой собственный магазинчик безделушек. Увы, гражданскую войну «Погтопия» не пережила.

– Кто ярко горит, тот и выгорает раньше.

С подлинной скорбью, скрежещущей по стенкам сердца и давящей на слезы, коих не выдавит целиком, он пальцем провел по изгибу юношеской лыбы. Почти полвека прошло, а этот непоседа совсем не казался древним ископаемым, как те же гусары, франты, битники и прочие мракобесы дремучих веков. Жаль только, что память строила надслой, в котором крутыш предстал с бритой головой и глубочайшей болью в глазах. Он только-только стал отцом, а истерзанное тело Родины-матери снова обратилось полем кровавых экспериментов и интриг, впоследствии принесших всему миру чудеса Мертвожара.

Потомок долго в одну точку смотрел, задумавшись о невеселом, но его размышления бестактно прервал таблетка-робот, покусившийся на бумаги. Артур взял его на руки и стал крутить по-всякому, получше присматриваясь к странноватому дизайну.

– Тебя кто таким красивым собрал?

Подросток и не рассчитывал, что ему ответят, однако, к его удивлению, это случилось. Правда, прежде чем он услышал заранее записанную реплику, динамики надрывно взвизгнули.

– Господин Моро.

– Моро?

– Все верно. Я должен передать ежегодное послание.

– Какое еще послание?

– Оно не для твоих ушей, простофиля, – видимо, хитрая система лица умела распознавать. – Если прослушаешь вместо адресата, Господин Моро найдет тебя и вывернет шиворот-навыворот, сломав коленные чашечки и локти в десяти местах.

– Жестоко-то как…

Колесики робота зашевелились с шумом, но Артур его отпускать не желал. Ему было интересно, какие еще сюрпризы заготовлены этим Господином… К тому же, ему требовалось время на то, чтобы вспомнить, где он эту знакомую фамилию слышал (или видел).

– Ок, олух, – терпение у алгоритма закончилось. – Я все равно исполню свое предназначение, иначе меня ждет лоботомия.

Такого Манко-младший точно не ожидал. Нет, правда не ожидал: ему пришлось освежить познания о морзянке.

«Диночка, старая ты карга,

Шлю тебе пламенный салют из далекого прошлого в качестве очередного ежегодного напоминания о том, что ты с каждым годом становишься все более и более уродливой. Я сильно сомневаюсь, что достижения вашей современной науки в области пластической хирургии помогут исправить чудовищную шутку, пошученой над тобою матушкой-природой.

Но тебе не следует отчаиваться, дражайшая сестренка! Тебе повезло иметь знаменитых людей в числе родственников, что озарят твою бездарную жизнь. С тобой рядом, надеюсь искренне, твой подкаблучник-женишок и мои изобретения, как этот чудный пылесос, над которым я неделю возился. Неделю!

Желаю тебе… Нет, я бросаю тебе вызов: хотя бы до ста лет постарайся не испустить «последний шептун». Я очень старался, запихивая в память этого ущербного кузена ВАЛЛ-И все свои пожелания тебе вплоть до начала двадцать второго века. Я знаю, что ты питаешь взаимную ненависть ко мне, но хотя бы румбу пожалей.

Чао <3 <»

Сказать, что это ошарашило его – значит, ничего не сказать вовсе.

Кем бы ни был изготовитель, он изощрен в своих шалостях. Настолько изощрен, что оставил после себя дух отмщения, лишь ничтожно малая часть от которого покоилась в этой безделушке с единственной полезной для хозяйства функцией.

Ни разу о двоюродном дедушке Артур не слышал. Других свидетельств о его существовании, кроме этой румбы, в доме нет: ни фоток, ни записей, ни вещей. Даже записную книжку прадедушки юноша смог отыскать, но ни следа Господина Моро.

Сложив аккуратно стопку находок, Артур на время перенес их в гостевую, по пути заглянув в бабушкину. Та успела задремать – ее тревожить не стал и быстренько к себе перебрался. Это в любом случае сделать следовало: пыли и грязи оказалось гораздо больше, чем на первый взгляд. Чтобы привести все в порядок, нужно потратить ни один день…

Однако, юноша был воодушевлен этой перспективой, ибо она открывала широкие возможности для исследования! Закончив на сегодня, он также приволок в свою нору занятный образец для препарирования; если им Дина долго не пользовалась, то вряд ли будет против безобидных опытов.

Но все это потом. Сейчас он, снова улегшись поудобнее, искал информацию о неизвестном родственнике. Задачка оказалась непростой, ибо по фамилии поисковик предлагал преимущественно статьи и хвалебные песни о «великом и могучем» Викторе Робертовиче – том самом прадедушке, чью книжечку записную Артур оставил на прочтение вечером.

Обилие псевдоправдивой информации о ведущем исследователе X-PO капало на нервы. Между тем, стоит отметить, что все человечество обязано его гению: прелюдия к третьей Мировой войне так и осталась прелюдией благодаря синтезу экспониума, что поставило точку в мировом энергетическом кризисе, перенаселении, претензиях отдельных корпораций на сочный кусок пирога суверенности. Россия вышла из игры и завершила ее на правах MVP.

Радости – полные штаны. Никто и не заметил, что улыбчивый «Виктор» с телеэкранов и билбордов был сам на себя не похож, а в интервью и двух слов связать не мог, не употребив в праздности и с ученым видом знатока обороты-клише из худших представителей жанра научной фантастики. То квантами дичь вотрет, то из старых документалок что-нибудь сопрет, то мысли Жака Фреско выдаст за свои – вкусная лапшичка, да на ушах смотрится некрасиво. Так или иначе, первый этап расследования завершился неоднозначно…

Даже не первый, а, пожалуй, нулевой: Артур только-только прощупал почву.

А должен был думать о том, как справиться с голодом. Денежки на счету имеются, но их немного – хватит на пару перекусов, не более. Карманных, разумеется, ему никто не даст, а питаться материальным ужасом он никогда не сможет отважиться.

Естественная потребность заставила его отложить мысли о тайнах своего рода до лучших времен. Следующие несколько часов он потратил, прочесывая вакансии для тех, кто едва-едва школу окончил (да так, что не слава богу). Результаты поиска его нисколько не удовлетворили – только мигрень спровоцировали тяжелым выбором среди откровенно отстойных вариантов, каждый из которых хуже предыдущего.

Чтобы не вспоминать заплывшую жиром вражину-училку, с пятого класса пророчившую ему провал во всем, Артур достал записную книжку прадедушки Виктора и, сделав линзы прозрачными да музыку включив, стал читать при свете настенной лампы.

Невозможно было разобрать текст с первых двух страниц. И так голову повернул, и эдак масштаб с помощью гарнитуры увеличил – все без толку. С третьей писака улучшил свой почерк значительно, первые заметки были наконец поняты.

Ими оказались юморески.

Трудно было поверить, что величайший ум столетия вел сборник прибауток не первой свежести. Большинство из них были безвкусны и предсказуемы; Артур мог в любой момент бросить сие чтиво, однако что-то в нем его зацепило, что-то чарующе наивное и душевное. Видно было, что автор старался над собой, исправляя порок с каждой новой байкой. Очень скоро юноша смог по достоинству оценить почти каллиграфическую пропись ученого, искренне любящего свой труд под названием Le Kneesplappers.

Идиллию прервал нежданный звонок. Срочное окошко с наименованием контакта выскочило и затмило собой последний листок в ежедневнике. Мама его потревожила.

Как бы ни хотелось говорить с ней сейчас, он все же не стал ее избегать.

– Привет, – начало было неуверенным, гласные леди растянула. – Как ты там? Я вся за тебя испереживалась, знаешь ли…

– Да я… у бабушки. Все хорошо.

Молчание.

– Алло?

– Да-да, милый, я тут, – она прочистила горло. – Хотела узнать, когда домой вернешься, вот.

– Ну… Тут все не так просто: папа…

– Я знаю. Папа твой чересчур уж строг и невыносим… Ты хоть знаешь, что он Анфису науськал снимать все вокруг?!

– Серьезно? – паренек почему-то удивлен не был.

– Да! Сам пропадает чуть ли не до полуночи, так еще и жить… не дает.

– Ну-ну, – Артур сейчас попытается сыграть в «адвоката дьявола». – Он ведь добытчик в доме…

– Ой, да брось ты это! Я пашу ничуть не меньше!

– И все же…

– Сус.

– Ты лучше… Приходи. Я сижу тут одна, никого рядом нет…

– Я бы рад.

– Правда? – в голосе звучала яркая надежда.

– Но я не могу, – прежде чем она завопит «Почему?!», он сразу ответил. – Обещал бабушке помочь по дому. Ей тоже компанию составить надо, но не так, как тебе.

– О чем ты таком говоришь? Я… – оправдания себе так и не придумала.

– Я вернусь, как сдержу слово и буду уверен, что она довольна всем. А сейчас… сейчас мне спать хочется, прости.

– Угм… Конечно, спокойной ночи.

– И тебе.

На том разговор и закончился.

Снаружи только смеркалось – время еще детское. Однако с постели так и не встал, оставшись под одеялом с широко раскрытыми глазами. Перед ними пронеслись мгновения вчерашнего в очень детальных подробностях, что, несомненно, его напугало: он был совсем другой человек.

Объяснение тем странным вещам, что происходят в последнее время, он дать не мог, надеясь, что рано или поздно придет в норму. Молиться об исцелении было некому: малец никогда верующим не был, и даже активный недуг не заставит его кричать мольбы о спасении. Им никто не внемлет.

Луна сменила солнце несколько часов назад. Тишина вокруг стоит мертвая, и лишь перестукивание настенных часов над дверью нарушает покой. В голове Манко роились идеи и образы, совсем не принадлежащие его сознанию; они сменялись быстро-быстро, подобно кадрам на пленке. И этот монструозный фильм будет длиться всю ночь напролет, не давая уснуть – вот наказание за отсрочивание неизбежного.

Все верно. Сам того не зная, Артур встал на рельсы аттракциона, истинный масштаб которого ведом не всякому. Лишь малая часть для тебя, дорогой читатель, будет обнародована, а вот ему, жертве вечной игры, такие почести не доступны. Посему смилуйся над обреченным и пожелай ему если не сладких снов, то спокойной ночи.

А мы двигаемся далее.