Czytaj książkę: «Роковая женщина военного министра. Генерал Сухомлинов и Екатерина Бутович», strona 2
Вторая супруга Сухомлинова, как и он сам, отличалась общительностью и была хлебосольной хозяйкой. Уильям Фуллер пишет, что у Елизаветы Николаевны в Киеве имелось множество родственников и друзей, и «скоро супруги окунулись в бурную светскую жизнь» – в «официальной резиденции Сухомлиновых непрерывно устраивались всевозможные приемы, обеды и балы» [183, с. 61]. При этом Фуллер ссылается на воспоминания В. И. Гурко, красочно описывавшего как у Сухомлиновых обеды сменялись ужинами, «за которыми вино лилось рекой», а сопряженные с этим расходы далеко превосходили средства хозяев». В результате денежные затруднения «становились все острее» и, «надо полагать», – добавляет Гурко, – уже с того времени Сухомлинов «попал в руки людей, ссужавших его деньгами, но одновременно чем-то помимо долговых обязательств его связывавших» [50, с. 660–661].
Однако Гурко в это время в Киеве не жил. А непосредственные очевидцы событий рисуют совсем другую картину застолий у Сухомлиновых. Жандармский офицер П. П. Заварзин, отметив, что Сухомлинов был «исключительно привлекательным и доброжелательным начальником» вспоминал как «бывал у него на дому, где по воскресеньям собиралось большое общество». По описанию Заварзина «собрания у Сухомлинова носили непринужденный характер и посещались самыми разнообразными элементами, без различий чинов, званий и вероисповеданий». «Было просто и уютно, и все были очарованы гостеприимством генерала и первой его жены (на самом деле второй – Ф. С., А. Е.), Елизаветы Николаевны. Угощение было более чем скромное и заключалось в сандвичах и чае» [64, с. 29–30].
Владимир Александрович и Елизавета Николаевна в основном приглашали офицеров с женами, хотя были и посторонние. Для гостей Сухомлинов ставил в своей квартире, примыкавшей к его служебному кабинету, ломберные столы для карт. Здесь же устраивались музыкальные и танцевальные вечера, на Масленицу – блины, а на Рождество – ёлки для детей. «Эти собрания и вечеринки очень привились, собирались на них с удовольствием, и они способствовали сближению офицеров и их семей», – вспоминал А. С. Лукомский (тогда – сотрудник штаба Киевского военного округа) [87, с. 140].
Сомнительно, чтобы эти скромные посиделки вогнали Сухомлиновых в долги. Тем не менее, в 1904 г. Киев взбудоражили слухи о причастности жены генерала к расхищению общественных денег. Только что началась война с Японией, и в адрес киевского отделения Красного Креста, попечительницей которого состояла Е. Н. Сухомлинова, поступали щедрые пожертвования на помощь раненым. Вдруг по городу пошли разговоры, что часть собранных средств – до сорока тысяч рублей – пропала [17, с. 90].
Слухи, позорившие жену Сухомлинова, инспирировал член киевского правления Красного Креста С. Я. Богданов. Возможно, это обвинение было клеветническим, а сам конфликт Елизаветы Сухомлиновой с Богдановым имел личную подоплеку (тот был редактором «Киевской газеты», тесно связанной с киевским театральным миром, была причастна к нему и Елизавета Николаевна). Между прочим, проведенная позднее финансовая проверка недостачи не обнаружила. То ли её «вообще не было, то ли кто-то успел её восполнить», – замечает Фуллер. Так или иначе, но, в результате обрушившихся на неё газетных нападок, Елизавета Сухомлинова «впала в глубокую депрессию» и вскоре «внезапно и таинственно умерла – говорили, что по своей воле» [183, с. 61]. В. А. Сухомлинов после этого начал теснить «Киевскую газету» и уже, будучи генерал-губернатором, в декабре 1905 г. приостановил её выход на всё время действия военного положения в Киеве, «ввиду её вредного направления».
Детей у Владимира Александровича и Елизаветы Николаевны не было. Его одиночество после кончины супруги какое-то время скрашивала певица Каплан, в связь с которой Сухомлинов вступил в конце 1904 или в начале 1905 года [183, с. 61]. А вскоре генерал познакомился с молодой замужней дамой Екатериной Викторовной Бутович, которой было суждено стать его третьей женой.
Златовласка с синими глазами
Об этой женщине в литературе много разноречивой информации. В книге Д. Сейдаметова и Н. Шляпникова Бутович – «женщина легкого поведения, готовая все отдать ради роскошных нарядов и разгульной жизни» [156, с. 16].
Совсем другой её описал Василий Шульгин, знавший Екатерину ещё тогда, когда она носила девичью фамилию Гошкевич. По впечатлениям Шульгина она носила строгое черное платье, держала себя с мужчинами солидно, «чтобы не сказать гордо» и никому не удавалось нарушить «выражения величественной скуки» на её лице [194, с. 248–249]. Тому были свои причины, связанные с не очень счастливым детством Екатерины Викторовны.
Её предки по отцовской линии были священники, люди высокообразованные и культурные. Так дед, Иван Гошкевич, не только служил настоятелем Цареконстантиновской церкви, но и преподавал логику и латынь в Киевской духовной семинарии. По его стопам должен был пойти и отец Екатерины, Виктор Иванович Гошкевич (1860 – 1928). Он окончил семинарию и в 1881 г. женился на дочери сельского священника Клавдии Андреевне Бакановской. Но, вместо того чтобы принять духовный сан, Виктор Гошкевич поступил на физико-математический факультет Киевского университета, где с 1880 г. работал вычислителем в астрономической обсерватории. Затем последовал ещё один зигзаг жизненного пути: в год рождения дочери (1882) начинающий астроном перешёл на историко-филологический факультет [82, с. 18].
Теперь, чтобы прокормить жену и дочь, Виктору Гошкевичу постоянно приходилось искать какой-то приработок. Он стал наборщиком в газете «Киевлянин», писал статьи (преимущественно по исторической тематике) для нескольких киевских газет [183, с. 61]. Продолжал Виктор Иванович и службу в университетской обсерватории. Там он влюбился в жену астронома Вильгельма Фабрициуса, Варвару Амосовну, мать троих детей. Ради неё он бросил жену с маленькой дочкой, уехав в 1890 г. в Херсон, где ему предложили место секретаря губернского статистического комитета. Виктор Гошкевич перебрался в Херсон вместе с Варварой Фабрициус и её детьми [82, с. 21].
Предательство отца наложило тяжелый отпечаток на душу дочери, отразившись на её отношении к представителям противоположного пола. Девушка смотрела на мужчин со скукой, что и отметил наблюдательный Шульгин. Он являлся сотрудником газеты «Киевлянин», в квартире секретарши которой снимали комнату Екатерина и её матушка. С отъездом мужа-кормильца их уделом стала безысходная бедность. Чтобы свести концы с концами Клавдия Гошкевич выучилась на акушерку. Наверняка она часто рассказывала дочери о случаях из своей практики. И, конечно, в воспитательных целях делала акцент на тех из них, где доверчивость к мужчинам и легкомыслие оборачивались для женщин страданиями.
Екатерина хорошо усвоила эти уроки. Любые добрачные связи для неё были исключены. Вот почему юная Катя Гошкевич взирала на женатого журналиста «Киевлянина» Василия Шульгина надменным взглядом скучающей королевы, хотя понимала, что симпатична ему. Ей нужен был мужчина, который вступит с ней в законный брак и выведет из бедности. Но, чтобы получить богатого жениха, необходимо было приблизиться к высшему кругу общества, получив соответствующее воспитание и образование. Клавдия Гошкевич, понимая это, выучила дочь в престижной киевской гимназии.
После её окончания Катя Гошкевич устроилась машинисткой в контору нотариуса Рузского (кстати, дяди генерала Н. В. Рузского, служившего тогда в Киеве [24, с. 62–63]). К нотариусу часто приходили богатые молодые люди, вступавшие в права наследства. При оформлении документов они невольно бросали взгляд на юную машинистку – золотоволосую изящную блондинку с чудесными синими глазами. Найти обеспеченного жениха можно было и на благотворительных вечерах, где молодые дамы продавали богатым посетителям шампанское, а выручка шла в пользу бедных. Неприступная синеглазая блондинка в чёрном платье одаривала улыбкой только того, кто платил за бокал не менее 25 рублей. Несмотря на столь высокую цену, продажа всегда шла бойко. А кое-кто выкладывал и сто рублей, чтобы сверх улыбки получить от Кати Гошкевич ласковое «благодарю» [194, с. 250].
Первым в её сети попал молодой помещик-поляк, но против брака выступила его мать. Следующим женихом стал богатый землевладелец из Полтавской губернии Владимир Николаевич Бутович, шестиюродный племянник Гоголя и сирота. После девяти месяцев ухаживаний Екатерина Викторовна ответила согласием на предложение этого красавца-мужчины. Правда свадьба, состоявшаяся 7 июня 1902 г., произвела на её родных странное впечатление. Меркулова, двоюродная сестра невесты, на суде в 1917 г. утверждала, что Бутович – «маньяк» (в том смысле, что у него была мания преследования). Будто бы «он всегда рассказывал, что его родня устраивает заговор против него»; говорил, например, что «в него стреляли и показывал рану, а потом оказалось, и сам объяснял, что это даже вовсе и не рана от выстрела, а простой нарыв». По словам Меркуловой Бутович «убедил, чтобы на свадьбе никого бы не было, потому, что его родственники могут ворваться, убить, застрелить, так, что и венчали при закрытых дверях» [129, л. 74].
Впрочем, скромность церемонии бракосочетания можно объяснить нежеланием Владимира Николаевича нести лишние расходы. Этот богатейший человек, по воспоминаниям его двоюродного брата Якова Бутовича, был скуп [26, с. 207].
Вообще, странности, как рассказывала Екатерина Викторовна в 1917 г., были «у всей семьи Бутович». Например, двоюродная сестра Владимира Бутовича, Наталья Илларионовна Червинская, ужасно боялась собак. Кроме того, у неё были «очень странные отношения с детьми»: она «воспитала сына и дочь, но потом совершенно прекратила отношения с ними». Причем когда они выросли, «был случай, что дочь прислала сыну яд, чтобы отравить мать»; «сын и дочь от матери средств не получали»; дочь «вышла замуж, чтобы избавиться от матери» – это были «очень ненормальные отношения» [129, л. 85–86].
Правда Екатерина Викторовна признала, что лично к ней Наталья Червинская относилась «очень хорошо» [133, л. 15об.]. Они много времени проводили вместе. Что касается Владимира Бутовича, то он, по свидетельству двоюродного брата, «безумно любил свою жену» [26, с. 207]. Напротив, Екатерина Викторовна впоследствии утверждала, что с первых дней совместной жизни у них начался разлад, ибо обращение Владимира Николаевича с юной супругой «было в высшей степени грубо». Бутович часто устраивал ей сцены, мог ударить, кинуть в неё тарелкой или огурцом. Екатерина вспоминала, что хотела сразу уйти от мужа-тирана, но мать уговорила её остаться. К тому же скоро Екатерина Викторовна забеременела и на время оставила мысли о разводе [141, л. 1, 27, 29об.].
В 1904 г. у супругов Бутович родился сын Юрий. Но их отношения после этого не улучшились. Их ещё более омрачила болезнь Екатерины Викторовны. Во время беременности у неё на фоне мочекаменной болезни развился серьёзный недуг – пиелонефрит (воспаление почек).
Такой же болезнью страдала жена уже известного нам Александра Альтшиллера. На этой почве произошло сближение между ним и Екатериной Бутович. Новый знакомый рассказывал своей собеседнице о знаменитом берлинском профессоре-урологе Джеймсе Адольфе Израэле, прославленном специалисте в области хирургии мочевыделительной системы. Тот делал супруге Альтшиллера операцию на почках «два раза и оба великолепно». Поэтому, когда осенью 1906 г., у Екатерины Бутович резко ухудшилось состояние, она решила ехать в Берлин. Обследование показало необходимость срочной операции. Сопровождавшая её Наталья Червинская убедила своего кузена, Владимира Бутовича, направить письмо Альтшиллеру с просьбой договориться с профессором Израэлем по поводу лечения. Альтшиллер бросил все дела и срочно приехал в Берлин. Естественно, Екатерина Викторовна была ему чрезвычайно признательна. Они стали друзьями. Близкие отношения сложились у Альтшиллера и с Натальей Червинской. Она принимала обходительного подданного Австро-Венгрии в пансионе, где жила, «вместе с ним ездила по Берлину, бывала в ресторанах» [129, л. 87].
После операции (удаление камней из почек) Екатерина Бутович по совету врачей уехала в санаторий на Французской Ривьере (побережье Средиземного моря у подножья Приморских Альп, называемое также Лазурным берегом). Там она узнала, что её муж, занимавший должность инспектора Народных училищ Киевской губернии назначен директором Народных училищ Бессарабской губернии и служебные обязанности потребовали от него переезда из Киева в Кишинёв [141, л. 1об.].
Это означало, что Екатерине Бутович придётся расстаться с «Наталкой» (так она ласково называла свою подругу Червинскую) и прозябать с постылым мужем-скупцом в провинциальном Кишинёве.
Именно тогда в поле зрения Екатерины Викторовны попал Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор В. А. Сухомлинов. Они встретились в Ментоне, одном из главных курортных городов Французской Ривьеры (недалеко от него в горной деревне Горбио располагался санаторий Екатерины Бутович). В Ментоне находились православная церковь Пресвятой Богородицы и Святого Николая Чудотворца, а также лечебница для ветеранов русско-японской войны, больных туберкулезом. Там всегда было много русских, в том числе военных.
Ранее Екатерина Бутович и Сухомлинов виделись несколько раз в киевском обществе. Прекрасная блондинка, с удивительным синим цветом глаз, конечно, восхитила генерала. Тем более, что она, по признанию Сухомлинова, необычайно походила, «как своею внешностью, так и по характеру» на его покойную жену [141, л. 31]. Разумеется, Екатерине Викторовне, умевшей держать мужчин на расстоянии, ничего не стоило пресечь ухаживания Сухомлинова. Однако она не стала этого делать, поскольку в её голове созрело решение оставить супруга. И она поделилась своими мыслями с новым знакомым. Как вспоминал Владимир Александрович, в момент их встречи Екатерина Бутович «была уже на пути к разводу со своим мужем, который недостойно обращался с ней и обманывал её» [172, с. 254]. Естественно первым порывом генерала было спасти красавицу от этого чудовища. Сухомлинов «влюбился в неё со всей страстью старика, чувствующего и сознающего, что это его последняя любовь» [26, с. 208].
Так, энергичный мужчина пятидесяти восьми лет попал в сети, ловко расставленные молодой обольстительной авантюристкой. Это произошло «вероятно, около 1906 г.», как осторожно указывал Александр Тарсаидзе [177, с. 166], а точнее, зимой 1906/1907 годов.
Правда большинство историков описывает развитие отношений Екатерины Бутович и Сухомлинова несколько по-иному. Грегори Фриз, подробно изучивший бракоразводный процесс четы Бутович, инициатором романа считает Сухомлинова, который, безумно влюбившись в провинциальную красавицу «предложил ей заманчивую перспективу жизни в высшем обществе». При этом Фриз называет временем их знакомства осень 1905 года [198, с. 196]. Уильям Фуллер также пишет, что встреча Е. В. Бутович и В. А. Сухомлинова, произошла, «как известно», «именно осенью 1905 года» [183, с. 63]. Эту же дату называет Е. В. Бей [17, с. 91].
Видимо, она выведена ими из неправильно понятых воспоминаний В. В. Шульгина. (Из его мемуаров следует, что Сухомлинов познакомился с Екатериной Бутович осенью 1904, а не 1905 года) [194, с. 251–252; 195, с. 316–317]. Однако невозможно представить, чтобы роман Екатерины Бутович и В. А. Сухомлинова длился три или два года незаметно для её ревнивого мужа. Поэтому нужно доверять не памяти Шульгина, описывавшего события спустя 60 с лишним лет после них и допускавшего, поэтому, ошибки, а сведениям супругов Бутович, зафиксированным по горячим следам.
Екатерина Викторовна в 1908 г. сообщала Николаю II, что операцию в Берлине она перенесла в ноябре 1906 г., после чего уехала на юг Франции, где и встретила Сухомлинова [141, л. 1–1об.]. Владимир Бутович в ноябре 1907 г. излагал ход событий так: «прошедшей зимой» (т. е. зимой 1906 – 1907 гг.) у его жены «одна из болезней (нефрит в скверной форме) обострилась настолько, что ей пришлось сделать в Берлине очень тяжелую операцию в области почек»; после операции «в опасном состоянии здоровья» Бутович отправил супругу «для окончательной поправки» «до конца зимы в санаторий на Ривьеру»; там, «к несчастью», оказался генерал Сухомлинов, который начал оказывать ей «всё почти лежавшей от слабости, постоянно разные услуги и, в конце концов, говорить о своей любви к ней» [115, с. 309]. Таким образом, роман Екатерины Викторовны Бутович и В. А. Сухомлинова начался в первые месяцы 1907 года.
На Лазурном берегу их отношения не выходили за рамки светских условностей. В апреле 1907 г. Екатерина Бутович уехала для врачебного осмотра в Берлин, и курортный роман мог завершиться без всякого продолжения. Но это не входило в планы хитроумной обольстительницы. Она написала генералу письмо, которое вновь воспламенило чувства Владимира Александровича. В ответе Сухомлинов назвал себя «Ваш верный Масюм», вспомнив историю рассказанную Екатериной Викторовной о старой дворовой собаке Бутовичей, особенно к ней привязанной [113, с. 105]. (Шульгин в мемуарах ошибочно именует этого пса «Азором» [194, с. 253]).
Сравнив себя со старым псом, Сухомлинов невольно обозначил терзавшую его мысль. Генерал не мог не учитывать разницу в возрасте между ним и предметом его страсти: «мне почти 60 лет, а Вам едва 24», – писал он 28 мая 1907 г. Екатерине Бутович: «Гожусь я Вам не только в отцы, но даже в дедушки…» [113, с. 106]. В ответ расчетливая синеокая красавица говорила о «молодой душе» Владимира Александровича и, несмотря ни на что, выражала готовность стать его спутницей жизни. Отношения между ними становились всё более близкими.
Владимир Бутович в это время находился на новом месте службы – в Кишинёве. Там он проводил перепись населения Бессарабии на основе специальных анкет, разосланных учителям и священникам. Впоследствии, опираясь на этот материал, Бутович опубликовал полный перечень населенных пунктов Бессарабской губернии с подробными данными об их жителях [25].
Пользуясь отсутствием мужа, Екатерина Викторовна пригласила Сухомлинова к себе домой. После этого визита генерал совсем потерял голову. Во время своих выездов из Киева, он мог в порыве страсти направить предмету своей любви нежную телеграмму, подписавшись «Масюм». Естественно, когда с маленькой станции генерал-губернатор отправлял подобное послание, оно делалось тотчас известно и начинало обсуждаться на все лады [115, с. 309].
Отношения Сухомлинова и Екатерины Бутович, таким образом, быстро получили огласку. Узнал о них и её муж. В июле 1907 г. Фанни Рочат, гувернантка сына Бутовичей, Юрия, сообщила отцу семейства об измене жены [183, с. 64, 320]. Бутович примчался в Киев и, сломав замки у письменного стола супруги, обнаружил письма генерал-губернатора. Придя в ярость, Владимир Николаевич написал Сухомлинову «дерзкое скверное оскорбительное письмо с угрозами», требуя прекратить встречи и переписку с Екатериной Викторовной [113, с. 108–109].
Она же заявила мужу о своём желании развестись. Причем вину в прелюбодеянии, которое по сути одно могло в царской России служить законным основанием для этой процедуры, Владимир Бутович должен был принять на себя. Это, помимо сохранения репутации в светском обществе, давало его жене возможность претендовать на богатейшее имение супруга в Полтавской губернии (Великий Круполь). Свою долю в нём она оценила в огромную сумму (200 тысяч рублей). Владимиру Бутовичу также предлагалось согласиться на то, что сын останется с матерью, причем отец будет давать деньги на его содержание [183, с. 64].
«Когда я наотрез отказался, – жаловался Бутович в письме на имя военного министра Редигера, – мне было великодушно разрешено оставить ребенка у себя, с угрозой отобрать его, если я не дам развода и не возьму вины не себя». Затем, согласно письму Бутовича, Сухомлинов «около двух недель» «по целым дням» держал маленького Юру «у себя на квартире» [115, с. 309].
Впрочем, сама Екатерина Бутович публично утверждала (в 1912 г.): «никаких домогательств, ни имущественных, ни в отношении сына к моему бывшему мужу В. Н. Бутовичу я не имела и не имею» [23, 1912, 3 мая]. Неужели её супруг всё выдумал? В это трудно поверить. Но то, что Бутович слишком сгустил краски – несомненно. Например, из его слов можно сделать вывод чуть ли не о похищении сына Бутовичей Сухомлиновым. На самом деле Екатерина вместе с маленьким Юрой (и его гувернанткой Фанни Рочат) просто переехала к Владимиру Александровичу. Причем тот не только не удерживал её и ребенка силой, а наоборот, ошарашенный происходящим, в итоге посоветовал ей вернуться к мужу и по-хорошему уговорить его дать развод [183, с. 64].
Екатерине пришлось так и поступить, сполна испив чашу унижений. Владимир Николаевич Бутович, гордый богатый помещик со связями (среди его добрых знакомых были обер-прокурор Святейшего Синода П. П. Извольский и редактор-издатель популярной газеты «Киевлянин» Д. И. Пихно) ответил на предложение о разводе отказом. Более того оскорбленный муж решил стреляться со своим обидчиком. Когда же генерал-губернатор не принял вызова на дуэль, Бутович «дважды обозвал его подлецом, мерзавцем и негодяем» и «обещал ему избить физиономию в публичном месте», оповестив об этом офицеров Киевского гарнизона. Сухомлинов «ничем не реагировал на это», правда, стал перемещаться по Киеву с охраной [115, с. 310].
Генерал терзался из-за того что сам отослал любимую женщину, «дорогую хорошую Екатерину Викторовну», в руки страдающего манией преследования полусумасшедшего мужа-тирана. Тот в свою очередь отправил жену лечиться на Кавказ, подальше от высокопоставленного воздыхателя [115, с. 310]. Однако она и там нашла возможность поддерживать связь с Сухомлиновым. Тогда в сентябре 1907 г. Бутович решил увезти супругу и сына заграницу. Екатерина, уступив просьбам и мольбам Владимира Николаевича, согласилась. После этого Бутович весь был как на иголках. Его терзали опасения, что жена передумает. Каждый её уход из дому приводил мужа в чрезвычайно взволнованное состояние.
Однажды вечером Бутовичи собрались пить чай. Вдруг Екатерина куда-то уехала, правда, скоро вернулась. Бутович раздраженно спросил, где она была. Жена в тон ему ответила, что там её теперь нет, вызвав у супруга приступ бешенства. По воспоминаниям тёщи, зять ударил её дочь кулаком, повалил на пол, оттаскал за волосы. Несчастная женщина вырвалась из дома через черный ход и поселилась в гостинице.
Остыв, Владимир Николаевич, пошел к ней просить прощения. Однако Екатерина Викторовна не захотела мириться и уехала к брату тёти, Григорию Матыскину, жившему на лесной даче «Нерубай». Бутович несколько раз приезжал туда для переговоров о разводе. По рассказу тёщи он своими словесными издевательствами («хочу дам развод, хочу – не дам») довёл Катю до того, что она отравилась опиумом. И только благодаря тому, что настойка была старая, врачу удалось её отходить [141, л. 27об., 30, 30об.].
По мнению У. Фуллера это была имитация самоубийства: женщина проглотила хотя и большую, но не смертельную дозу яда [183, с. 65]. В любом случае муж был напуган. Он разрешил своей неверной супруге уехать заграницу для продолжения лечения.
Сын Юрий остался с отцом в его огромном имении Великий Круполь. Однако Владимира Николаевичу не давала покоя мысль, что жена всё-таки увезёт маленького Юру, прибегнув к помощи Сухомлинова. Чтобы предотвратить такое развитие событий, Бутович 22 ноября 1907 г. обратился с письмом к военному министру А. Ф. Редигеру. В нём он представил дело так, что Сухомлинов преследует его больную жену вопреки её воле. Кроме того, Владимир Николаевич жаловался, что, «каждую минуту» может лишиться сына и, опасаясь козней Сухомлинова, «должен сбежать с ребенком за границу, бросив в России все на произвол судьбы – свою любимую службу, своё имущество, свой очаг, свои дела». Он выражал надежду, что министр заставит Сухомлинова прекратить «недостойное поведение», «воздаст ему должное» и даст Бутовичу возможность «не бежать без оглядки из дорогого отечества» [115, с. 311].
Сухомлинов был старым знакомым Редигера, причем оказывал ему в прошлом ценные услуги. Так в 1882 г. благодаря Владимиру Александровичу молодой Редигер получил должность товарища военного министра Болгарии [144, с. 120–121]. К тому же Редигер вполне мог понять чувства своего коллеги, ибо сам в пятьдесят лет полюбил молодую женщину и только что после трудного развода с женой сочетался с ней законным браком. Но с другой стороны из письма Бутовича военный министр знал, что аналогичное послание отправлено тем П. А. Столыпину (премьеру и министру внутренних дел – т. е. начальнику Сухомлинова по должности генерал-губернатора). Поэтому Редигер, прежде всего, счел необходимым узнать мнение председателя совета министров.
13 декабря 1907 г. по поручению военного министра его помощник А. А. Поливанов задал Столыпину вопрос, насколько Сухомлинов соответствует своему месту. Премьер ответил: «на 3+» и вручил Поливанову пачку любовных писем Владимира Александровича к Екатерине Бутович. (Их Владимир Бутович забрал у жены и отправил Столыпину) [117, с. 35].
Глава кабинета попросил провести расследование этой истории. Когда оно началось Бутович, приехал к Поливанову, чтобы ускорить решение вопроса в свою пользу, но своей настойчивостью только повредил себе. 8 марта 1908 г. Поливанов записал в дневнике: «являлся г. Бутович обвиняющий Сухомлинова в связи со своей женой жаловаться на постоянное везде и всюду преследование его какими-то агентами; говорил, что хочет бить Сухомлинова, что дать развод готов, но взять на себя вину не хочет, что хочет заявить на себя прокурору о своём вызове на дуэль Сухомлинова. Производит впечатление ненормального…» [117, с. 42–43].
Такое же мнение о Бутовиче сложилось у присяжного поверенного В. В. Матусевича, который по поручению Екатерины Викторовны согласовывал с ним условиям развода, пока сама она проходила курс лечения в санатории на Лазурном берегу. По показаниям Матусевича переговоры эти не носили серьезного характера, а условия, выдвинутые В. Н. Бутовичем, имели характер «скрытого издевательства» [141, л. 26об.].
Сначала, когда интересы его жены в Киеве представлял адвокат В. Э. Неметти, Бутович ограничивался требованием к Екатерине Викторовне взять вину в прелюбодеянии на себя. Потом заявил, что не хочет иметь дело с Неметти и его пришлось сменить на Матусевича. 23 апреля 1908 г. Бутович в письме Матусевичу, выдвинул условия, касавшиеся ещё и Сухомлинова. В следующем письме (от 24 апреля) он подробно их детализировал. «Письмо это является сплошным издевательством надо мною, беззащитной женщиной, и над глубокоуважаемым мною человеком, ни в чем не повинным перед г. Бутовичем…», – жаловалась впоследствии Екатерина Викторовна Николаю II [141, л. 2, 2об.].
Конечно, Бутович не рассчитывал на то, что его требования будут приняты генералом и в тот же день (24 апреля 1908 г.) направил жалобу на Сухомлинова царю. В результате Канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошений пришлось тоже подключиться к расследованию.
Сам генерал узнал о вызывающем письме Бутовича в Карлсбаде. Там, в мае 1908 г. после полугодовой разлуки он встретился с Екатериной Викторовной. Туда же явился Александр Альтшиллер, принимавший большое участие в судьбе влюбленной пары. «Приехал Альтшиллер, и мы втроем всюду путешествуем, так что время идет незаметно», – писал Владимир Александрович своей экономке М. Ф. Кюнье [99, с. 448]. В результате совместного обсуждения ситуации 16 мая 1908 г. Сухомлинов из Карлсбада поручил Неметти довести до Бутовича следующее: либо тот добровольно согласится на развод, либо пусть готовится к тому, что генерал использует все имеющиеся в его распоряжении средства [183, с. 65].
Но эта угроза только озлобила взвинченного до последней степени мужа Екатерины Викторовны. Позже тот признался Шульгину: «Я бы дал развод, пусть уходит, куда хочет. Но когда Владимир Александрович Сухомлинов, генерал-губернатор и командующий войсками, пробовал мне угрожать, требуя развода, я вспомнил, что мой предок Бутович подписал решение Переяславской Рады. Бу-то-вича-ми не командуют, хотя бы Сухомлиновы, и им не угрожают. Я ответил отказом: не дам развода!» [194, с. 253].
В июне 1908 г. Екатерина вернулась в Киев, где сняла квартиру. Между ней и мужем возобновились изнурительные переговоры. Посредником со стороны Бутовича выступил её двоюродный брат Николай Михайлович Гошкевич, молодой инженер-технолог, только что (в 1907 г.) окончивший Киевский Политехнический институт. Фуллер, ссылаясь на письмо Бутовича к Н. М. Гошкевичу от 16 июня 1908 г., сообщает, что Владимир Николаевич соглашался на расторжение брака, с условием, однако, что жена оставляет маленького Юру отцу и отказывается от финансовых претензий – «обманутый муж не должен ей ни копейки». Екатерина Викторовна «немедленно согласилась на первое условие Бутовича и отвергла второе, касавшееся денег» [183, с. 65].
Тогда Бутович в письме официальному поверенному Екатерины Викторовны, Матусевичу, от 21 июня 1908 г., выразил готовность выдавать деньги на её содержание. Но предоставление денежных средств он обставил рядом условий, которые жена сочла издевательскими.
Последней попыткой достичь соглашения стала встреча супругов на квартире присяжного поверенного Матусевича. По его воспоминаниям Владимир Бутович всё время свидания язвил и издевался над женой, доведя её до слёз. Его требования всё увеличивались и «затрагивали такие стороны чести и женской стыдливости», что несчастная женщина «краснея и плача, должна была отказаться от всяких с ним переговоров» [141, л. 26об.].
В этой ситуации она решила прибегнуть к защите царя. 24 июня 1908 г. Екатерина Викторовна подала на его имя прошение, в котором сетовала на притеснения со стороны супруга и молила Николая II «приказать расторгнуть» её брак [141, л. 2–2об.].
После того как Екатерина Бутович официально обозначила свою позицию стало ясно, что не Сухомлинов её преследовал, а она сама хотела уйти от мужа-тирана. Теперь обвинения в адрес Сухомлинова, изложенные В. Н. Бутовичем в письмах 1907 г. Редигеру и Столыпину, выглядели поклепом. Поэтому главный военный прокурор, согласно докладу военно-судного управления от 21 июля 1908 г., рассмотрев жалобы Владимира Бутовича, за «ложностью» помещенных в них фактов оставил их без последствий [23, 1912, 10 мая]. Точно также на прошение В. Н. Бутовича отреагировал Николай II [117, с. 50].
