Czytaj książkę: «Ражая. Волей богов»
Пролог.
Клан рыси.
– Ну сегодня боги щедры! Славься Анистара прекрасная хозяйка дремучих пущ, охотников покровительница! – бормотал себе под нос Верек, выуживая тушку зайца из плена петельки силков, лестного бегуна сменившего летний русый раскрас меха зимним белёсым.
Крепко сбитый охотник в скроенном из волчьих шкур одеянии с парой малых боевых топоров в петлях по бокам широкого пояса, подвязав длинно-лапую добычу к вороху прочих, кинутых через плечо из-за коего до кучи высился рог ладно склеенного лука, сызнова растянув петлю-удавку присыпал её снегом, устремляясь проламывая глубокий наст к последним своим силкам.
Ещё полудня не миновало, а лик Верека светился счастьем на каштановую плетённую косами бороду и пронзительные серые глаза, едва видимые из-под плотно натянутой шапки меховой оторочки. Он, радуясь знатной добыче – множеству шкурок, неспешно брел через выстланный белёсым снежным убранством многовековой лес. Стороной обходя валежник и буреломы настороженно петляя меж шершавых, не обхватишь вот так на раз, стволов сосен и елей, тяжелеющих кронами от веса снега, то и дело падающего заслугой ветров вниз, даруя свободу ветвям пушисто-колючим. Чуткому глазу виднелись следы проломившего корку наста лося, волчьей стаи тропа, коли не знаешь то и не поймёшь, вроде как один серо-шкурый охотничек брел, ан-нет любят лестные барды чаще луну славившие своим воем, вот так прятать своё грозное число, идя друг другу в лапу следом.
Но не им озирался Верек а прародителя страшась, кабы не засел пятнистый на какой ветке поджав уши с кисточками! Медведь спит себе по берлогам, волк редко когда на человека осмелиться напасть, ну разве что совсем в голодную зиму! А вот рысь это другой разговор, не любит, когда по его охотничьим угодьям шныряют, кот лесной – прародитель клана Верека, что супротив прочим кланам от худой головы чуть не на пиках возложившие селения, жили себе в глубине лесных пущ укрываясь их чащами от ветров, пригнанных с дальнего севера коридорами ущелий.
Чуть подняв голову, охотник оглядел высившиеся над лестными кронами горные пики, объявшими неодолимой зубчатой стеной долину, раскинувшуюся у их корней, словно порталами в навь расчерченную реками и бессчётными озерцами берущими истоки с горных ручьёв. Родные глазу, древние как само время кряжи, попирающие небес чертог белыми вершинами, роднились меж собой щербатыми склонами и извилистыми хребтами рассеченными по скалистой плоти глубокими ущельями. Дикой нетронутой красы суровые края, что ежели однажды попали на глаз то до скончания дней, будут пленить душу!
Средь прочих гор, обители орлов и ястребов, нареченных вольным народом горцев Клыками рока, выделялась одна вершина в юдоли облаков венчаемая короной синей ледяной кромки, объявшей три зубца скальных клыков! Льдистое копьё главное святилище вольных земель приковывало взор своей непередаваемой красой, заставляло почтительно склонить голову почтением!
«Как уж вы могучие творцы предвечные, допустили тако непотребство?» – молчаливо воззвал к богам великанам Верек, неотрывно созерцая священный пик на коем раскинулось главное капище древней веры!
Восемь тысяч ступеней невместно кем выщербленных в плоти скал вели к тому капищу, петляя по склонам меж рунических камней, баявших узорами историю самих творцов предвечных! Каждый год в день середины зимы как повелось от правды щуров славных, все вожди кланов равно жрецам-ведунам и вельвам поднимались под шапку облаков дабы на главном капище вознести богам кровавые требы и испросить совета! Но это зима вышла горькой, ведь видения явленные вельвам да ведунам заставили объединённую рать горцев покинуть предел Клыков рока спуститься в чуждые земли иной веры в какого-то там спасителя! Огромной ордой проторить тропы чрез закупоренные снегами ущелья дабы взять приступом город Аннисбург в коем свило гнездо само зло, всех жителей обратив в драугров – мертвяков неупокоиных силой адовой скверны!
Никогда! Боги свидетели, никогда горцы не покидали своих владений столь грозным числом! И в том была крепость их крови не разбавленной дрянью и скверной внешнего мира! От коего боги огородили избранный народ непроходимыми перевалами и ущельями. Нет, были в древние поры, что скальдами в сагах воспеты, набеги на приграничные к Клыкам рока поселения -кровавая отместка за походы веры иноземных воинов грозных воинских братств – орденами клоченных, все алчущих главного богатства кланов, черной руды коей полны недра гор! В вес золота шло оружие с неё кованное, что помимо необычайной крепости легко секло всяческую погонь нечистую от нави пришедшую: мертвяков-драугров, призраков и демонов порождений иных миров бездны, что все пуще каждым столетием наседали на весь внешний мир! Паводки, не затворимые потоки крови пролились в былые века за этот минерал, равно таинству его выплавки, а уж низовья ущелий и по сей день белеют непокрытыми курганами костяками павших, медленно зарастая мхом выгнивая ржой на кольчуги и оружье.
Да, кланы никогда не жили мирно, не упуская оказии мечами да топорами померяться, тела равно воли каля в непрестанных битвах, такова была дикая необузданная природа горцев. То волк огрызался на ястреба сечью звеня по ущельям, то ястреб пикировал на медведя, иной раз и рысь сходилась с лосем за лучшие чащи лестные! Но когда на пороге их земель возникали иные знамена, кланы разом братались, крепились клятвами под дёрном да на крови и опрокидывали гостюшек незваных непривычных к сражениям по горным тропам в бездонные пропасти стенами щитов!
Все изменилось в одночасье, когда в тех королевствах отринувших устой предков новой дурной верой, уж захлебнувшихся скверной от дурной жизни бесчестной, к власти пришли Жрицы-судительницы, заключившие мир с кланами и все ордена воинские направив на единственное верное направление на юг, держать границу от адовых прорывов!
Верек как-то слыхал от гостя годами мудрёного зимовавшего в их клане, дескать там далеко есть целые океаны песка серого как промозглый осенний день, выгоревшего ласками солнца и силой адовой скверны. И посреди тех краёв хоронятся в сумрачных пустынях древние города да храмы в чьих криптах обираются мощи нечистые силы и рогатые монстры, раз от раза нахлёстывая на цитадели-крепости ревнителей, стойко держащих рубеж рода людского! Но то байки были явные!
«Песка океаны, ишь чего выдумали, может еще и мир наш круглый, а коли так чего не покатиться стороной и не поплющит всех жителей!» – думал себе Верек идя дальше ломя корку наста. Последний силок оказался пуст, но охотник широким кругом обойдя несколько рощиц частых звериных тропок вокруг лизунца, выйдя почитай обратно к санной дороге, не расстроился, и так добыча была хороша не пришлось даже луку давать волю снимая с ветвей какого глухаря.
«И вот на его Верека веку горцы впервые на памяти скальдов нарушили древние устои!» – продолжил хмурить мысли охотник и скорняк первый во всем клане. – «Себе на беду пошли ратью освобождать чужое становище! И что? Сыскали славы? Нет обнажили границы оставив без крепких воев! Чего таить, ведунов, мухоморов, видать перебравших про беду страшную вещавших, послушали и в его клане, три сотни горцев под знамёнами рыси поплелись в этот черт его, где потерял Аннисбург!»
Воротились, сбавив числом, ужасы про нечисть баять да россказни несусветные травить с хмелем залитых глаз, обособливо о какой-то там Мириам, что посекла невиданно рогатых и дочери клана ястреба Алире мастерицы длинного клинка пляски! Много подарков и злата за подмогу приволокли, стыдоба не с бою взятых сокровищ! Но Верек не был средь их числа, крепко веруя в заветы богов и щуров! Тем паче, что до него донеслись и другие сплетни одна другой хуже! Не иначе тем мигом, когда горцев орда покинула горы родные, один из тьмы вождей сумел просочиться за барьер Клыков рока порушив незримую от сотворения границу!
Эти недомолвки страшили охотника! Заставляя пуще прежнего богам жертвовать, обособливо покровителю кузнецов да ковалю людских душ Сидрасу последнему великанов рода, что в тёмной кузне укрытой в корнях земли, освященной кровью тверди земной лавой, молотом единой дюзы кристалла, куёт меч каждого живущего в разводах стали обрекая, где на радости, где и на горести! Водилось чего кривить и у них всяческого лиха и драугры свои по древним курганам иной раз очухивались до сырых портков привечая правнуков, и духи неспокойные иной раз объявлялись, но, что первых, что вторых или черной сталью наскоро успокаивали или ведунов словом потаённым! Но вот адовых воинов неистовых, за поступью своих копыт, ведущих по пепелищам пожарищ скверны рассадники, горести, урожая да скота падения и хвори невиданной поветрия, от времён сотворения не было хвала богам!
«Во только уже как три луны миновало да не видать было рогатых демонов в вольных землях, может враки то всё были!» – невольно коснулся груди под серо-стального меха одеянием Верек, где поверх метин медведем шатуном оставленным, обретался на шнурке множества когтей и клыков, камень обережный черной руды священной! – Пусть дальше так и остаётся! – пробормотал он в слух, уже выходя из сени зимнего леса на санную дорогу, а там еще солнце к закату пойти не успеет, прячась за пиками Клыков рока, а он уже увидит, как посреди поляны большой объяв добротным частоколом высоким с частыми башнями рубленными, раскинуться его деревушка в двадцать денных домов родовых на холодную пору и вовсе на сугробы схожих в окружении хлевов и сараев! Даже отсель из-за крон лесов средь коих змеёю вилась санная дорога, видать было дым с кузни мастера Ингра, да медоварни в коей по чанам услада бурлила терпкая такая хмелящая, к двум клубящимся струям добавляя гари плелись и очагов вздохи.
Лыжи широкие и добротные оказались в шагах ста от Верека и кланик перебросив связку тушек с правого на левое плечо, направился к ним ступая по глубокой колее, оставленной полозьями саней, окидывая с благодарностью ровные стволы хвойного леса кормильца.
До лыж оставалось не более десяти шагов, когда на южной стороне от деревеньки лесных котов из леса диким щебетом сорвались с насиженных ветвей все какие были там птахи, темным облаком устремляясь в сторону охотника.
«Что за беда?» – никогда допрежь не видел Верек столь странного поведения пернатых скальдов, явно испуганных чем-то до селя невиданным! А следом его оторопи пришло воспоминание о дядьке давно уж переступившим порог перерождения! Старый Ульдир в последнею зиму мирской жизни совсем на головёнку, частых битв молодости обласканную, поплохев, то и дело срывался в бег задорно так не по седым зимам скачками минуя что своего подворья плетень, что соседских, вереща: (Дрикон! Дрикон летит нас пепилить!) Иной раз и вовсе только за городьбой частокола на отшибе поселения могли нагнать беглеца! Верек все смеялся над дядькой пуп надрывая ровней остальным да малым детям! И вот Сидрас видать решил воздать за неуважение к старости! У самого охотника-скорняка тронулся рассудок! Ведь за облаком птиц летел тот самый окаянный (Дракон!) ну в точь как в древних сагах!
Кожистые крылья размахом не менее футов десяти ловили потоки ветров иной раз прибирая взмахами высоты. Тварь из древних сказаний, чуть не стелясь над устланными паволокой снегов кронами все ближе подносилась к Вереку.
«Нет не Дракон!» – уже оттянув к щеке плетёную жилами тетиву изогнувшего плечики лука, сощурив глаз меткий, выцеливал стрелой равно храбрости силуэт в небесах охотник, запоздало прозревая, то демон преисподней порожденный!
Крылья несли тело отдалённо похожее складом на человеческое, вот только кожу под коей набухали канаты мышц, взбухших мощью непомерной, сменила черная чешуя аки у ящера, под горящей внутренним пламенем бронёй множества шипов массивных наплечников. Ноги оканчивались копытами в точь у барана, а голову венчали крученые рога!
Вот тварь обернув уродскую голову в шеломе длинных шипов брамниц, будто затравлено обернулась, не приметив под собой иной опасности, и тетива чуть не сбрив клочок бороды дала волю древку едва демон крылатый пронёсся над охотником.
Нечисть взвизгнула, а стрела черной стали наконечника, шелестя по ветрам оперением, глубоко засела в боку аккурат под кромкой нагрудника. Полёт чуть сбился, крылья взмахнули невпопад, но тут-же исчадие вправило свой полет, не иначе грозя Вереку взмахнув ребристым палашом жуткой формы.
Вторая снасть в два удара сердца легла на лук, глаз взял упреждение, вот только выстрелить не повезло.
– Прочь раскоряка, чтоб тебя белки шишками закидали! – грубым женским гласом донеслось из-за спины наравне нарастающему грохоту.
Верек последним мигом отскочил с санной тропы увязнув в сугробе, уступив место упряжке из семи баронов, истово перебирая копытами тесня друг друга рогами кручёными, волочивших с бешенной скоростью длинные сани, над полозьями вдоль бортов устланные круглыми щитами окованными.
Бычьей шеи, невместно для девы дюжая возница, нахлестывая возжи, в ширококостном лике, выкрашенном синим боевым оскалом полос вайды, обернулась, раскидав по косым широким плечам, сокрытым кованными воронёнными наплечниками множество кос рыжих, сверкнув редкими средь клановых племён зелёными глазами!
На самих санях, взметающих снежное марево, чуть не ложащихся на борт в поворотах виляющей санной дороги, помимо неё был единожды виденный охотником вождь медведей Скавел, кряжистый на крепость воин справный, за ратную ярость нареченный Медвежьим рёвом, длинной плетённой бороды да ламеляра чешуи нагруднике, им компанию составлял иноземец крепкий, светлых волос хвоста, аккуратной бороды в хоуберке длинном нашитых колец.
«Прости дядька Ульдир!» – потянул шапку долой Верек взмокнув по челу холодным потом, порешив что по наследству принял хворь дурной головы от родича! Ведь с заднего борта телеги на него глянул ребёнок развевающихся проказами ветров темных волос в меховой безрукавке поверх платьица зелёного, огромных карих глаз, растянув милое личико носика пуговки в широкой непомерной улыбке, от ушка и до ушка как у лягушонки, полной острых клычков!
– Шапочку мою подбери! – указала дивная кроха назад за спину охотника, ручкой тоненькой с тремя аки у птички пальчиками когтистыми.
Верек совсем бледный с лица обернулся, увидев лежащую на отшибе дороги, крутой извилине поворота, отороченную мехом пропажу, наверняка сбитую ветрами от скорости.
– Давай пламя горна! Сбивай тварь! – рыком дракона, того видать самого коий мерещился дядьке Верека, сквозь скрип зубов гаркнула Алира сведя яростью лик, высыпанный под вайды узором веснушками.
И барон Руд на пару с со Скавелом взяли в прицел больших осадных арбалетов летучую бестию! Клацнули тетивы, Медвежий рев промазал, а вот Руд более привычный к самострелу угодил аккурат в брюхо рогатого, разметав чешуйчатую плоть хитрым наконечником болта, скованным на четыре зазубренных шипа перекрещенных меж собой, должных при попадании вовсе раскрыться подобно цветку.
Адово порождение, издав рёв полный боли, резко потеряло скорость и угодило, сбив снегов убранство в одну из сосновых крон да ломя с треском ветви обрушилось вниз.
Верек чертыхаясь и сбросив связку шкурок, держа в руке с луком шапочку девочки, ломил сугробы торя прямую тропу через подлесок минуя извилину поворота, напрямик через зимнюю пущу к месту куда пал крылатый ужас.
С пол сотни шагов, подранные об кусты молодой черёмухи штаны, ходом перемахнутый вырванный ветрами ствол ели, и ему предстала будоражащая картина, посреди поляны аккурат невдалеке от санной дороги. Достойная какого длинного полотнища в довесок к скальдовской песне!
Тварь чьи крылья торчали окровавленными перебитыми костями, облокотившись спиной о ствол сосны, взмахами своего палаша оборонялась от троих врагов обступивших её с трех сторон.
Слева был иноземец, раскручивающий булаву, прикрывшийся щитом каплевидным. Справа Скавел-вождь, выставивший пред собой кулаки с чудными овеянными средь кланов славой, кованными когтями, почитай в локоть длиной по два изогнутых лезвия с каждой стороны кулака. А уж впереди дева ражая, складом богатырского любому ратнику в слёзы завести тела и рыжая на космы, держащая в окованных воронённой сталью наручей дланях, двуручный меч когтистой широкой гарды, без малого четырёх футов длинны от рикассо неточечной пяты в коже чехле, до кончика, расходящегося не в пример прочим клинкам двумя шипами, по чьему долу ветвились золотым узором хитрые руны иноземные.
Алира, еще впредь того, как окликнули воительницу, Верек, признал её, уж больно славили дочь клана ястреба вои воротившиеся из-под Аннисбурга! И мигом позже охотник прозрел не за зря так её небылицами обложили!
Первым вперёд подался иноземец, оборвав пустяшные путающие взор взмахи булавы ребристой. Демон, упреждая порыв саданул крест-накрест по его щиту, брызнувшему щепой, заставив воя охнув от силы ударов податься назад. Следом, почти в тоже миг наскочил Скавел ну не иначе медведь на задние лапы, вставший буйством, вождь молниеносным рывком сократив дистанцию пометил и без того подранное тело длинными ранами от каскада росчерков своих когтей, и едва исчадие вдарило по нему в горизонте размашистым рубящим, он, стыдя даже рысь ловкую, своей грацией, перевернулся назад через голову прытко вскочив на ноги.
– Где твоя госпожа тварь! – только ражая стояла покамест непоколебимо, не дергалась, просто буравила лютой ненавистью тьмы порождение. Прожигала насквозь взором зелёных глаз.
Исчадие адово обернуло свой чудовищный шелом чрез прорези пожирая противницу желтыми буркалами. – А где батюшка твой? Крепок был его дух, но и не таких ломали! – мерзопакостно гоготнул демон.
Никогда до преж Верек, даже опустивший лук, не видел смерти лика! Все думал скальды привирают своей истёртой присказкой: «С его лика глянула сама смерть!» Но как вышло не лгали златоусты! Даже оторопь взяла охотника тем мигом, когда, оледенив его нутро передёрнулась на свой широких скул лик, Алира, заиграв жвалами со скрежетом сцепив зубы еще пуще твердостью очертив челюсть.
И вот она рванула вперед, сильно припадая на правую ногу явно скалеченную, бросив широкой мельницей мастерским перехватом клинок за спиной, да грянув наискось рубящим с левого плеча сверху-вниз, выбив подставленный защитой палаш адовой ковки из когтистых дланей. Справа-налево в горизонте вырвав шипом кончика двуручника неприглядную гирлянду потрохов адовой твари запятнав ими белизну снегов. А уж после обернувшись вокруг себя с инерции тяжелого оружия, грянула широким замахом из-за головы рассадив в полы голову в ребристом шеломе аккурат меж рогов. Даже ствол сосны в коей миновав голову бестии вгрызся двуручный клинок и тот пошёл трещиной от вложенной в сей страшный удар силищи.
Три удара и тварь сгинула, три удара размытых бешенной скоростью невозможной, до конца его дней в отмеренный ковалем Сидрасом срок, запомнились охотнику накрепко.
– Ну уложили? – выглянула из-за борта саней, укреплённого щитами, маленькая девонька.
– Ага крошка спровадили обратно в бездну! – крикнул ей Руд скривившись оглядывая как чадя плотью истлевало тело демона.
– Не вызнали куда летел? – подошла к растерянному охотнику крошка, потянув из его длани шапчонку свою, вот только не получилось впавший в остолбенение Верек крепко сжимал её.
– Да не шибко разговорчивый попался! Но ничего бусинка, летел окаянный аккурат вот к тому пику! – указала рукой на одну из трёх накрытых шапкой снегов вершин севера Алира, а после уперев меховой сапог в панцирь твари, стала выуживать, кряхтя свой меч из древа и судя по исказившемуся лику засел он там крепко!
– Летел он к курганам Изгиррульва! – обмолвился охотник, указав на тот-же самый пик только гораздо ниже, где чуть выше предгорий из серой морщинистой плоти горы показалось устланное снегами плато к коему от сель видать, бежала широкая высеченная в камне лестница, бежала петляя меж скальных клыков.
– Курганы Изгиррульва! Что ему черной душе там понадобилось хотел бы я знать! – обмолвился Скавел почтительно склонив голову окинув священное на ровне Льдистому копью место, чуть правда поежившись суеверным трепетом.
– Я слыхала о них! Но допрежь не видела. – наконец с треском ломящегося древа выудила своего красавца черной стали Алира.
– А что за место такое? – в голос вопросил Руд, и бусинка а Верек теперь впервые пристальней пригляделся к иноземцу как выходило справному войну оружному булавой. Открытое твёрдо очерченное лицо светлой аккуратной бороды и пронзительные голубые глаз полные потаённой в глубинах души печали. Приметил он и то, что бронь на дикарке не вся была кована, наплечники и наручи ладные да, а вот кираса тремя пластинами скрывавшая грудь была ниже рёбер на кожаной основе дублённой, схваченной широким воинским поясом множества кошелей и длинного боевого ножа в ножнах.
– В древние времена кланами правил единый король, конунг по-нашему! – все также сильно хромая ражая подошла к попятнанной скверне девочке. – Так вот там на этом плато и складывали курганы для всех почивших властителей, красивые полные добра крипты! Но род конунгов прервался, последним был нареченный во славу первого Изгиррульв Черная длань! По всем кланам изверг крови пустил, все предателей искал! Скальды говорят лют был сверх всякой меры и в сечи страшен, да от вёльв дурных советов понаслушавшись и вовсе обезумил жаждой крови! Его там и прикопали последним, а ведуны с богов помощью припечатали словом отпорным дабы назад не выбрался! А за курганами с той поры дурная слава пошла, по ночам там дескать навьи призраки хороводят и прочее лихо водится, херовое в общем место, темное!
– Я и отсюда чувствую всеобъемлющую ненависть и темную силу что там правит! – соткался из воздуха белёсым облаком Элиот призрак. Бестелесный дух священника из Торсторда в черной сутане монашеской подпоясанной пеньковой верёвкой с аккуратненькой бородкой и усталым залёгшим тенями исхудалым ликом.
Верек взвизгнув фальцетом отскочил, видать в конец сдали нервы, наложив стрелу на лук разом оттянув к щеке тетиву!
– Ну вот всегда так! – покачал сокрушённо головой священник нематериальный.
– Э-не этот наш, свой! – встала пред образом святоши Алира упреждая и без того бесполезный выстрел.
Облизнув губы, чуть не зажевав усов, охотник боязно подался корпусом в сторону оглядывая через поперёк себя шире мечницу, навью неупокоенную, а тот улыбнувшись осенил его святым знаменем спасителя своего.
– На-ка вот приложись! – протянул ему полный мех Скавел.
Верек выдернув пробку на раз почуял добрый мед, отдающий можжевеловой ягодой, крепко закинул мех задергав кадыком, сеё лекарство сейчас пришлось сейчас как ни как кстати!
– Ну грозная рать навестим древних вождей! – окинула свою разношёрстную стаю Алира вздернув подбородок в величественном жесте монаршей персоны ну или жуть как важного вождя! – Вызнаем у сухарей чего к ним рогатый в гости поспешал!
– Нельзя! – отер губы Верек. – Курганы Изгиррульва под наветом жрецов и ведунов!
Звук, изданный губами Алиры сильно так походил на непристойное созвучие пускания задних ветров, в красках передовая её мнение по поводу каких-то там запретов, вот только Скавел глядя на неё нахмурил негодованием чело, как никак вождь медвежьего клана, ему ли ведунам поперёк идти, да щуров запреты преступать!
– Сначала испросим дозволения! – твердо промолвил Медвежий рёв устремляясь к их чудным саням. Ему вслед пожав плечиками потопала меховыми сапожками с тремя прорезями для коготков ножек, не шибко отличающихся от ручек тоненьких, бусинка и барон.
Может Скавел и услыхал бы в спину витиеватую забористую отповедь ражей, но та пошла на перерез своему крапивному норову сумасбродному, единым воспоминанием о словах почившей жрицы-судительницы Мириам, чей слепой лик, меченный шрамами и морщинами осенённый за челом золотыми лучами кованого ворота горжета, часто виделся во снах, равно самоотверженной и праведной покояннице Лирии, и отцова изнурённого застывшего покоем лица, найденного в снегах средь кряжей Клыков рока!
Принибрегнув чужой мудростью раз, дочь клана лишилась на своё невосполнимое горе многого и потому сбавила гонор! Чего им один день! Хоть пиво испробуют в клане лесного кота – рыси, да поспят не в шатре на шкурах, а у очага горячего на треск поленьев.
Но уж никак она, чтившая себя воеводой сего собрания, не могла вот так на раз уступить бразды правления хоть мигом, и потому убрав меч за спину скрестила на груди руки, истовой нахальной улыбкой обозревая пустые потуги Скавела едва увернувшегося от ласки головного барана, не подпускающего к упряжи. И только выждав под вопросительными взорами отмеренный её гонором срок соизволила снизойти на милость!
Вся разношёрстная клика стала заворачивать сани обратно в сторону оставленной позади деревеньки, но не позже, чем к голове упряжки подошла Алира почесав головного барана серого меха меж рогов да за ушами. На придирчивый взор Скавела отвратная животина характером несносным вся в хозяйку, нареченная Серорогом только воительницу и слушалась окаянная, люто ненавидя всех остальных чаще пытаясь поднять на рога! Бараны дело понятное упёрты все, но этот был и вдвойне ретивее на несговорчивость!
– А как быть с ним? – негаданно задался вопросом Верек указывая на мертвого демона, что уже весь истлел в черные костяки на коих, обвисли потухшие на внутренний пламень ребристые брони.
– А что с ним? – не поняла сути вопроса кряжистая воительница, оглядывая тварь.
– Такой трофей! – восхищённо заявил скорняк, уже прикидывая как череп сей мерзости будет ладно смотреться на стене его дома промеж набитых соломой голов медведей лосей и волков.
– Сколько дашь? – негаданно ну кот у сметанной крынки расцвела ражая, блеснув зеленью изумрудных глаз, а дух, барон и ребёнок обреченно закатили глаза! «Не с той ты торг начал!»
– Какие котятки! – обронила нескрываемым восторгом бусинка, явно любуясь вырезанными с двух колод грациозно выгнувшими спину рысями, что замерли изготовкой к прыжку, аккурат пред вратами сидящего в каменной основе частокола затёсанных бревен.
Большие сани, аккурат сбавив скорость подъезжали к головным вратам поселения, срубленным на две высокие башни единой крыши над надстройкой чей борт укрывали щиты на ровне бортам саней. Но ражую сейчас больше волновало другое, она, натянув возжи сбавляя баранам ход оглядывала сотни шеломов кованных полумасок, торчащих из-за вершин городьбы, да не дружелюбно глядящие оголовками стрел, что взяли в прицел их транспорт едва, тот выкатился из сени лесов на заснеженные поля, объявшие поселение. Их настрой она могла понять такой красавец пронёсся над дыханием очагов.
– Свои! – поднялся из саней Верек и водрузил над шапкой, демона отвратную головенку в ребристом шеломе узких смотровых прорезей, клыкастой брамницы, выпускавший на челе рога в стыд разом всей упряжке!
По прикидкам Скавела явно обдурённый ражей охотник отсыпал невиданную сумму за этот трофей! Но боги тоже любители потех покарали поперек себя шире деву за алчность, высмеяв от всей души уже тем-же вечером, ведь охотничек, когда вел торг знал наперед не убыль то, прибыток! Ох и зеленела в тину болотную Алира на свой лик, когда вызнала, что Верек еще прежде заката распродал адову бронь и костяки оставшиеся разов в десять прибрав златом взамен потраченного!
Но то будет позже, а сейчас узрев падшую бестию адового рода, досель невиданную в Клыках рока, не иначе весь клан рыси изготовившийся дать бой пролетевшему над их крышами исчадию, от мало до стара оружно высыпавшийся на оборонный рубеж деревеньки лязгая сталью, грянул радостным кличем, а створы врат распахнулись, чуть не вылетев наружу!
Они ехали по центральной улице деревни меж широких подворьев, прикрывающих плетнями-оградами длинные рубленные с массивных брёвен дома своими крышами все как один схожие на снежные сугробы, что по верхам скрещивались стропилами, а свесами едва не ложащиеся на землю, дымящие в преддверии морозной ночи не трубами а дымоходами! По хлевам блеял мычал и хрюкал скот, стайки неугомонной детворы, выпущенные наружу миновавшей опасностью, любопытством глазели на гостей из-за изгородей! Два дома были отличных от прочих ставленных как издревле повелось. Чертог вождя венчающий холм к чьему крыльцу четырёх резных столбов, роднящихся перильцами, пред двойных створ входом вела каменная лестница, а крыша размахом переплёвывала все прочие начисто вычищенная от снега крытая тёсом. И медоварня, вовсе сложенная из валунов, видать знали рыси что беречь пуще прочего надо!
Аккурат пред холмом стоял красивый ясень дюже высокой раскидистой кроны, шепчущей на ветрах бессчётными лентами и оберегами, под чьей сенью обреталось капище богов на десяток грозных идолов! Куда не глянь всюду виднелись резанные как у врат рыси то застывшие в прыжке то извернувшиеся изготовкой, по всему крепко чтили прародителя в сём клане.
Покуда сани подъезжали к дому вождя, их объяла прочная гремящая говором и вопросами сутолока кланников, женщин, вездесущих своим неутолимым любопытством детей, да мужей, зыркающих покамест подозрением, что еще совсем недавно были готовы насмерть стоять на частоколе привечая адову гостюшку!
Каждый клан силён своими войнами, у каждого есть справные бойцы гораздые биться на любом оружье, от мечей и щитов до копий и топоров, кому как по душе придётся! Но было у каждого зверя прародителя излюбленное на форму, что было ближе к животному духу. У медведей необоримых статью то были секиры и молоты двуручные. Волкам не было равных в стене щитов, как и лесные охотники они своей сплоченной стаей сминали любого грозного врага. Лось от кочевого вольного житейства предпочитал копьё боевое и лук! Ястребы славились равно медведям тяжелыми, но легкими на бронь бойцами гораздыми ломить именно диким натиском и манёвренностью! Вот только рысь была иной, здесь с малых лет в войнах на ристалищах выпестовали ловкость и грацию, в кровавом поту калили биться на две руки и малыми боевыми топорами, гораздыми остервенело рубить, а при оказии и метаться на добрые шагов пятьдесят.
Барон Руд с любопытством оглядывал именно воев кота лесного, все как один обнажённых по пояс на показ выставляя выкрашенные узором вайды ладно сложенные тела жилистые от канатов упругих мышц, на головах шеломы без брамниц с едиными полумасками, на широких воинских поясах множества блях по два топора в петельках по бокам, неизменные равно обережными камням черной руды. Немало было и воительниц, но те грудь прикрывали бандажом льняной перевязью, все стройные аки берёзы да крепкие не иначе кремень. Чувствовалась в них та дикая первобытная красота суть от сути вольного духа сих суровых краёв.
