Czytaj książkę: «Чёрный дождь»
«Неосуществившиеся дела
нередко вызывают ката-
строфическое отсутствие
последствий».
Станислав Ежи Лец
глава первая
Мне кажется, что так, как сейчас, было всегда. Это только Старые, собравшись вечером у очага, рассказывают иногда длинные мудреные истории о каких-то давным-давно прошедших временах. Перебивают друг друга, торопятся, слюной брызжут – смех, да и только! А потом вдруг замолчат, собьются в кучку у огня и сидят нахохлившись – точь-в-точь замерзшие вороны…
Вообще-то обычно Старые не врут. Наоборот, всему, что мы знаем и умеем, мы научились от них. Ведь почти все учителя – Старые. И Врач – Старый. Его зовут Миха, он все может. И зубы лечит, и живот, и колючки Серой Цапки вытаскивает – будь здоров! А прошлым летом я с Волом и Колом лазил в Цех, за железом, – Кузнец велел, только он говорил через ворота идти, а это далеко, вот мы через стенку и полезли, а она как грохнется! Я ногу сломал. Больно – жуть! Но не орал, что я, маленький? Молчал, только зубы скрипели. Ну, притащили меня в дом, сил уже нет, думаю – сейчас помру. А Старый Миха сварил травы, дал выпить – сразу полегчало, я заснул. Пока спал, он мне к ноге две деревяшки привязал – зажило, как на собаке. Это тоже Старые так говорят. А откуда им знать, как на Собаках заживает? Видно, опять старая поговорка – ведь к Собакам лучше близко не подходить, месяц назад в соседнем Доме опять двух охотников разорвала Стая…
Может, конечно, на них быстро все заживает, вот только я их живыми ближе, чем за сто шагов не видел, и другим не советую. В ловушку собаку не поймать, раненых своих они быстро добивают, а мертвые все одинаковые, что кролик, что ворона, что собака. Только Собака вкуснее. Мать собачатину здорово с картошкой и хлюстом тушит…
Что-то опять жрать захотелось. Мне почти все время жрать хочется. Все смеются, а чего смеяться? Я, что ли, виноват? Отец говорит, что я расту, мне много еды надо, а где ее взять много? Вот и сосет все время в брюхе. Даже когда с охоты придем – налопаюсь – глаза выпучиваются, а маленько времени пройдет – опять сосет. Расту, значит… Вон Кол – он насколько меня старше, а я его здоровей и выше, и копье кинуть могу шагов на двадцать дальше, и вообще…
Скорей бы время шло. Хуже нет, вот так сидеть без дела, на небо глядеть, тучи пасти. Смех! Это Кима придумала – "пасти". И не пасти вовсе, а следить – вдруг тучи Дождь нагоняет. Вот сама смеется, а небось крикни я сейчас: "Эй, люди! Дождь близко!" – первая в Дом помчится, только ее и видели!
А вообще-то дождь дождю – рознь. Если Северный Дождь – так и пускай. Переждать его, и снова наверх можно… От кустов только подальше держись, чтоб не накапало, а так – ничего опасного. Южный – тоже не страшно. Восточный… Вот Западный – это да. Лучше не надо. Хорошо, хоть редко бывает, но зато уж надолго запоминается. Я вот за свою жизнь три раза Черный Дождь видел. Первый раз совсем пацаном был, не понял ничего, только смотрю – сверху загремело что-то, и все забегали, смехота! Двери, окна позакрывали – темно в Доме. Отец велел лечь, мать меня схватила, к себе прижала, а сама дрожит. Мне и страшно, и смешно. "Спи, – говорит. – Спи, сынок". А чего спать, когда день на дворе? Я ору: "Не хочу спать, хочу гулять!" – "Нельзя гулять,– говорит, – Черный Дождь идет…" Потому и запомнил.
В тот раз мы недолго в Доме просидели – Дождь быстро кончился, а Солнце как раз выглянуло, и все обсохло… А потом и трава снова выросла, будто Дождя и не было вовсе.
Другой раз Дождь внезапно налетел. Ветер был сильный, Западный, а тучи низко-низко шли, над самой землей. Тогда Виса дежурил, проглядел. Ветер-то холодный, он за камнем прятался. Глядел на небо, глядел, а тучи почти у самой земли были… Хорошо еще, что Старый Горла на охоту не ходил. Он, когда Западный ветер, всегда дома остается, ломает его всего – четыре лета назад Стая его рвала, еле отбили, так вот он в Доме остается, сидит у огня в одеяле и дрожит. А тут отпустило маленько, он и вышел наверх подышать. Глянул на Запад да как заорет: "Люди! Спасайтесь! Черный Дождь!" Голос у Горлы здоровый, даром что Собаки чуть на куски его не разорвали, по всей долине слышно. Народ так и кинулся к Дому.
Мы как раз вместе с Колом кротиные ловушки проверяли – в тот раз хорошая добыча попалась: штук двадцать зверьков – здоровенных! Только мы их перебили да в мешок покидали, как слышу – Горла орет. Кол бежать, я мешок на плечи и за ним. Полпути пробежали, а тяжело все-таки, остановился я мешок поправить, оглянулся – мамочки мои!
Небо низкое, черное, как камни в цехе, все клубится, клубится, и пухнет, пухнет… А из земли в небо столбы дыма растут, извиваются, качаются, вертятся на месте… Как только столб до неба дотянется, так сразу треск, и вниз шары огненные катятся… И тишина кругом, даже ветер стих, только издали какое-то хлюпанье доносится, как будто кто-то кисель хлебает беззубым ртом…
Стою я, глаз оторвать от Дождя не могу, а он все ближе, ближе… Хорошо, Кол обернулся да как заорет на меня: "Ты что встал, сдурел? Беги, пропадем"! Тут я словно очнулся – и бежать следом, а он не унимается: "Брось, – кричит, – мешок! Брось, пропадем!" Ну да, чтобы я добычу бросал!
Добежали мы до Дома, скатились вниз по лестнице – как ноги не переломали, смехота! – и за нами двери – бух – захлопнули, щели мешками с песком заткнули и кольями приперли… Тут все давай меня ругать, а на меня смех напал – они ругаются, а я смеюсь, сильнее ругаются – сильнее смеюсь, потом икать начал, ничего поделать не могу – икаю и икаю. Хорошо, Миха травы дал попить – отошло. Правда, не сразу, но отошло…
А между прочим, зря ругались. Как дело дошло, так кротов моих за милую душу слопали, ведь почти три недели пришлось в Доме взаперти просидеть.
Сразу-то не разобрались, а когда старший всех сосчитал, двоих и не было… Вола не было и Гати-маленькой… Не успели, видно… Ана, Гатина мать, кричала, наверх рвалась, ее Старые держали, не пустили…
Как просохло все, Старший взял Кола, меня, Вису, братьев Хрупов, и мы наверх полезли. А наверху, гляжу – вот тебе и раз! Ни травинки, ни кустика, только земля черная, и камни черные, и железки, что Кузнец у входа в Дом сложил, черные-пречерные. Мы у двери стоим, выйти страшно, а Старший головой повертел, понюхал и с холма спрыгнул. "Не бойтесь, говорит, – можно идти, опасности нет!" Старший опасность нутром чует. Если говорит – можно, значит, можно.
Мы два дня искали. Гати так и не нашли, а Вола нашли. Только он помер уже и здорово, видно, мучился – землю грыз, руками царапал. А на руках ни кожи, ни ногтей… На голове все волосы вылезли… Сам черный, как сажа. Не любил я Вола – здоровенный он был и жадный, все надо мной подсмеивался, дразнил: "Каня-Кан, таракан, уши холодные…", а тут посмотрел на него, и нехорошо мне стало. Не то, чтобы жалко, хотя и жалко тоже, а как-то совсем нехорошо… Виса тут же стоит, плачет, а Старший ни словечка ему не сказал, поглядел только. Молча так поглядел, внимательно. Ох, не хотел бы я, чтобы на меня так Старший посмотрел.
Хотели мы Вола на могильник отнести, Старший не велел. Прямо на месте мы его камнями прикрыли, а сверху Старший кусок железа положил, чтобы Собаки не добрались. Собаки железного запаха как огня боятся, а крысам камней не перевернуть, слабо.
Последний Дождь прошлым летом был. Но слабый, мелкий, до нас не дошел, над Собачьим Логом выдохся. Наши все перепугались, сразу в Дом кинулись, а оказалось – зря. И хорошо, а то бы опять в темноте сидеть. Обошлось. Но ведь вот что интересно – Собаки тоже под Дождь не попали. Они всегда убегают, как только тучи подходят или земля трястись собирается. Всей Стаей убегают, далеко куда-то. А потом обратно приходят – целехонькие. Видно, у них тоже кто-то за небом следит.
Нет, похоже, сегодня Дождя не будет. Зря Старый Выха мне с утра твердил: "Гляди, ой, в оба гляди, Каня! Кости у меня ломит – быть Дождю!" У него кости, чувствую, чуть не каждый день ломит, а ветер сегодня Северный, и солнце вот-вот зайдет, а Дождь только до захода солнца бывает – это каждый младенец знает.
Северный ветер – он хоть и холодный, но зато безопасный. При нем и Дождя почти не бывает, и Собаки не шастают – сидят в норах в Собачьем Логу, носа наверх не кажут. Страх, как рыжие Северного ветра боятся, смехота!
Одно плохо, понагнал ветер прямо к Дому Серой Цапки. Вон сколько шаров – и не сосчитать! Теперь глаз да глаз, а то зазеваешься – она и хлестанет тебя своими колючками, за десять шагов достанет, а человека еще дальше чует. Попало – беги к Врачу, пусть выковыривает, и чтоб ни одной не пропустить, а то начнет прорастать – все, не жилец…
А ведь осень уже, точно, кончилось лето! И небо тусклое, и трава сухая, и кусты пожухлые, и Цапку, вон, ветер катает, как хочет, взад-вперед… То-то холодно уже, на одном месте не постоишь… Ничего, маленько осталось, наши вон уже к Дому сходятся, и дымком тянет, видать, ужин готовят… Скорей бы, а то в животе сосет, сил нет. Вот сядет солнце, и конец, можно вниз идти… отогреюсь, порубаю – и спать… Завтра надо будет ловушки проверить и хлюста свежего на Дальней Горке побольше надергать – квасить пора… Хотя Старший и сам знает, когда что делать.
