Cytaty z książki «Розовый бриллиант. Очерки уголовного мира царской России (сборник)»

Мы помчались в Ревель, без труда нашли барона М., и, наконец, "вице-фрейлен" был арестован. К нему удивительно шла выше назначенная кличка: это был высокий, высохший человек, с лицом, абсолютно лишенным всякой растительности, чувствительный, сантиментальный и плаксивый, с пискливым бабьим голосом. Он, действительно, похож был на старую деву. При допросе "вице-фрейлен" решительно отрицал свою вину.

После исповеди обратился ко мне: "Ваше высокородие, разрешите сказать несколько слов солдатикам?"

Хоть и не разрешалось это, однако я сделал исключение. Василий обратился к конвою и сказал:

"Братцы! Вот политики говорят, что вешать людей нельзя, что правительство не имеет на это никакого полного права, что человек - не собака и т. п. Врут они все! Такой человек, как я, - хуже собаки! И ежели не повесить меня, - то много еще крови невинной прольется! Слушайте свое начальство - оно лучше знает!"

Был яркий весенний день, полный жизни, блеска и радости, когда Ваську перевозили в тюрьму и под конвоем выводили от нас на улицу. Я стоял у открытого окна моего кабинета и наблюдал за этим печальным зрелищем: Васька вышел без шапки, на целую голову возвышаясь на толпой. Шел он степенно, не торопясь и, подойдя к тюремной карете, повернулся ко всем, сделал поясной поклон и громко промолвил:

- Простите, братцы, меня, окаянного! - после чего сел в карету, и она тронулась.

Подумав, я сказал:

- Что ж, Васька, плохо твое дело! Ныне в Московской губернии усиленная охрана, пристав Белянчиков - лицо должностное, не миновать тебе виселицы!

- Так, что ж, господин начальник? Оно и правильно будет.

Таких людей, как я, и следовает вешать по закону. От таких молодцов, как мы, один лишь вред да неприятность, а пользы никакой.

- А жаль мне тебя все-таки, Васька! Ты вот и каешься, не запираешься, а хлопочи за тебя - не хлопочи, - пожалуй, не поможет!

- Да вы и не хлопочите, господин начальник: незачем! Зря!

Между тем Васька помчался через рынок, подбежал к какому-то забору и стал через него перелезать. Тут же вертевшийся мальчик, заразившись общим настроением преследовавшей Ваську толпы, впился зубами в ногу перелезающего через забор Васьки и мертвой хваткой повис на ней. Подбежавшие городовые схватили разбойника, обезоружили его, после чего он был препровожден в ближайший, Мясницкий, полицейский участок.

Меня тотчас же окружили, кто жал руки, кто лез целоваться. Какой-то особенно экспансивный и не менее пьяный субъект вывернул огромный бумажник и заорал:

- Может, деньги нужны? Бери без стеснениев, милый человек! Бери, сколько хошь...

Другой ввел в зал оркестр, заигравший туш. Заорали "ура!". На шансонеток, съехавшихся со всех концов Европы, посыпался дождь сторублевых бумажек, и пошел пир горой, неудержимый, дикий, не знающий границ ни в тратах, ни в сумасбродствах, - словом, тот пир, о масштабах и размахе которого не могут иметь и не имеют хотя бы приблизительного понятия все те, кто не родился с русской душой.

- Стой! Я начальник Московской сыскной полиции. Подавай Бриллиант!

Петька опешил, разинул рот и, наконец, пролепетал:

- Что вам угодно? Какой бриллиант?

- А тот самый, что лежит у тебя в правом жилетном кармане! - и с этими словами я запустил пальцы в его жилет и, быстро освободив камень от бумажки, высоко поднял его над головой. В пальцах моих засверкал бледно-розовый камень, цвета нежной, румяной зари. По оцепеневшему на миг почтамту прошел изумленный гул голосов.

(...) - Слыхали, поди, как сегодня он в почтамте подошел к жулику да и говорит прямо: "Скидывай сапог! у тебя промеж пальцев зеленый бриллиант спрятан!

- А всему причиной - книги! Я и то, господин начальник, моей Насте говорю: не суши ты зря мозгов! Коль родилась дурой, так дурой и помрешь, умней не станешь. Да с ней разве сладишь? Начитается этих самых... как их?... романов, а там, того и гляди, сбежит из дому с нашим старшим приказчиком - Савельевым!

Нет, Мишка, - сказал я себе, - не валяй дурака, покончи и с остальными. Ведь все они мне земляки, стало быть, и по деревне молва пойдет, да и полиции расскажут, что вот, мол, такой то вчерась водку вместях с ними пил, и будет мне крышка.

Тогда я взял свою культяпку и прошел обратно в прихожую, а из нее сначала в одну, а потом и в другие две комнаты. Жалко было пробивать детские черепочки, да что же поделаешь? Своя рубашка ближе к телу. Расходилась рука, и пошел я пощелкивать головами, что орехами, опять же вид крови распалил меня: течет она алыми, теплыми струйками по пальцам моим, и на сердце как-то щекотно и забористо стало.

Там- то и там-то дело сделано мной, Васькой Белоусом, знаменитым атаманом неуловимой шайки, родившейся под счастливой звездой Стеньки Разина. Крови человеческой не проливаю, а гулять - гуляю. Не ловите меня, - я неуловим. Ни огонь, ни пуля не берут меня: я заговоренный.