Czytaj książkę: «Теща ищет себе зятя»

* * *

Утро должно начинаться позитивно и солнечно. Любимый мужчина приносит чашечку кофе. За окном поют птички и плещется океан. Даже если и не океан, то пусть просто шелестят деревья. Впереди замечательный день, наполненный милыми дамскими заботами: салон красоты, бутики, ресторан, клуб…

А что делать одинокой большеглазой шатенке, приближающейся к тридцатилетнему рубежу, если ее утро началось с дождя за окном и пронзительного звонка в дверь? А за дверью, между прочим, вовсе не Антонио Бандерас с кофе, а подруга Лариска с очередной бредовой затеей. И из вышеупомянутого гламурного списка в планах на день значился продуктовый бутик шаговой доступности.

Увидев гостью в «глазок», Вероника отчаянно зевнула, с подвыванием и хрустом в челюсти, и защелкала замками.

– Донецкая, у меня идея! – Лариса влетела в прихожую, шумно отряхиваясь и одновременно стягивая мокрую одежду. Зонт, с которого текло, она сунула Веронике в руки. – А чего ты в ночнушке? Спала, что ли? Ладно, неважно! Я тут такое придумала!

Надо сказать, что идеями Лариса фонтанировала регулярно. Будучи барышней тощей, нескладной и слабо востребованной противоположным полом, мадемуазель Барабанова предпринимала хаотичные попытки найти свое место под солнцем. Ларису страшно пугала перспектива прожить жизнь скучно и серо, поэтому она исступленно искала эксклюзивные варианты времяпрепровождения. Самым безобидным в бурной биографии Ларисы Барабановой был перформанс в центре города, когда она с какими-то художниками пела песни в голом виде, нарядившись лишь в коробку из-под телевизора. В этой коробке Барабанову и выдали прибывшей за ней в отделение Веронике. Помимо поиска приключений жизнь Ларисы состояла из написания курсовых для нерадивых студентов и фантазий о будущей семье. Замуж Барабанова желала выйти непременно за эфиопа или чукчу, чтобы не соскучиться и открыть для себя много нового. К тому же была уверена, что жить под пальмой или в чуме гораздо интереснее, чем в унылом мегаполисе.

«И детишки будут здоровые. Там же экология!» – нравоучительно объясняла она Веронике, которая всякий раз при новой задумке впадала в панику.

Сама Вероника хотела простого семейного счастья с непьющим и негулящим интеллигентом. Хотя, по нынешним меркам, это было даже экзотичнее эфиопа, поскольку вышеназванный интеллигент должен был мало того что влюбиться в нее без памяти, так еще и Вероника должна была почувствовать взрыв чувств и любовь с первого взгляда. Она и сама уже давно поняла, что слишком многого хочет от жизни. Но мечтать не переставала.

– Поехали на Гоа! – выпалила Барабанова, победоносно глядя на подругу. – Я уже все продумала. Питаться там можно фруктами, они везде растут. Плюс можно присоединиться к группе наших и заняться медитацией, впасть в нирвану и познать смысл жизни. Короче, будет весело! Там мужики такие – ух! Всякие разные. В духовном смысле, конечно.

– Да уж, – покачала головой рассудительная Вероника. – Только у меня отпуск до начала сентября. А дальше я в нирване не смогу.

– Да ты и не захочешь на свои курсы дурацкие возвращаться! Разве это работа – преподаватель? Это ж мутная и унылая бытовуха! А там зелень, океан, нирвана! – Лариса наматывала круги по кухне, на каждом очередном витке выхватывая из вазочки очередную печенюшку. Барабанова очень любила поесть, однако была тощая, как швабра.

– Ты там на фруктах долго не протянешь, – возразила Вероника. – И вообще – дорогая затея. На какие шиши ехать-то?

– Так я ж говорю – все продумано! Пока ты тут дурью маешься и попу наедаешь, я все выяснила. Можно взять кредит на путешествие, билеты, визы.

– А как отдавать? И на что там жить? – бдительно вернула Ларису в реальность подруга.

– Донецкая, ты зануда! Да никак! Там найти мужика и свалить на него все проблемы. Учись быть женщиной, а не бульдозером! Я ж говорю, на Гоа столько мужиков, и все на позитиве. В этом раю отсутствуют всякие мещанские условности.

– Представляю этих любителей нирваны и медитаций. Они небось тоже балдеют там в счет кредита. Иначе сидели бы в городе и работали в офисе, а не фрукты с деревьев жевали, как обезьянки.

– Вероника, ты не понимаешь, от чего отказываешься! – воскликнула Лариса. Одной отправляться на далекий Гоа ей было страшновато. – Я тебе фотки пришлю и проспекты! Ты тоже заболеешь этой идеей. Посмотри в окно!

Вероника покорно проследила за барабановским пальцем с накладным зеленым ногтем.

– Дождь, ветер, сплошная грязь и тоска! А там – небо синее, море синее, бананы желтые, – заливалась соловьем Лариса. – И все это будет твоим. Ты сольешься с природой! Ощутишь гармонию. Тебе откроется космос.

– Ты мне напоминаешь теток с нездоровым блеском в глазах, которые шатаются по городу с брошюрками и заманивают наивных дур в свои секты. Барабанова, отвяжись! Если хочешь, я тебе чаю с печеньем дам. Но только при условии, что ты не будешь ездить мне по ушам своим Гоа.

– Дай чаю, – приуныла Лариса. – Мне тебя жаль. Ты бродишь по болоту и не видишь туннеля, в конце которого свет.

– Свет в конце туннеля видят те, кто помирает, – ухмыльнувшись, напомнила Вероника. – Жуй печенюшки и не пугай меня. Медитируй дома. Это безопаснее. И кредит отдавать не придется.

Когда Барабанова, поворчав о тленности бытия и глухой стене непонимания, наконец-то ушла, Вероника угрюмо уставилась в окно.

А вдруг Лариска права? Ведь жизнь проходит, и ничего не случается. И в чем тогда смысл? Для чего мы все появляемся на свет? Чтобы суетливо бегать по заранее заданной траектории в табуне себе подобных? Десять, двадцать, пятьдесят лет проходят, а потом выясняется, что все самое хорошее и светлое с тобой случилось в детстве. А дальше началась какая-то ерунда – тягучее и безвкусное существование, похожее на столовский кисель.

Вероника всегда терпеть не могла кисель.

А сейчас барахталась, завязнув в липкой массе, как муха. И вроде крылья есть, и весь мир перед тобой, но не взлететь.

Может, и правда поехать на Гоа? Хоть попробовать жизнь на вкус – настоящую, а не этот надоевший порошковый заменитель, который приходилось хлебать до сих пор.

* * *

Фабричная жизнь бурлила. У старых, обшарпанных корпусов курили стайки юных и не очень работниц в видавших виды халатах. Весело переговаривались мужики где-то за грязными окнами подсобок. В приоткрытых пластиковых окнах административного здания солидно колыхались жалюзи и неспешно переговаривалось мелкое и крупное начальство.

Это был маленький мир со своими правилами, порядками и законами. Муравейник со своей иерархией. Многослойный бутерброд с сочной котлетой в середине, обложенной второстепенными продуктами и приплюснутой с двух сторон необязательной булкой.

Высокий, крепкий парень размашисто шагал через фабричный двор, ловко перескакивая через лужи. Он знал, что все девицы, мимо которых он проходил, затихают и млеют, надеясь на внимание холостого красавца. «Котлетой» улыбчивый, коротко стриженный инженер не был, но и от положения «булки» тоже был далек, как Колыма от Черноморского побережья. Простушки, пусть даже симпатичные, его не интересовали. Для чего-то серьезного они не годились в принципе, потому что женщина должна быть не только приятной на ощупь, но и интересной собеседницей. С ней же еще и поговорить иногда захочется, посоветоваться… Как можно советоваться, например, с грудастенькой, крепкой Зойкой из пятого цеха или с Аленкой из столовой, Миша Романов не представлял. Достаточно было взглянуть в их пустые, старательно подведенные глазки, и сразу становилось ясно – все достоинства на фасаде. Никаких скрытых изюминок там не было. Среди коллег имелись интересные собеседницы, но не было подходящих ему по внешности. Более-менее интересным экземпляром можно было считать секретаршу директора, Галину, но ходили слухи, будто барышня уже приватизирована высоким начальством. Да что там слухи! Миша и сам видел не раз, как директор фривольно хватается за сотрудницу, подсаживая ее в свой автобусоподобный джип.

В последнее время Михаила Романова очень волновала дочка Светланы Петровны, начальника отдела продаж и по совместительству правой руки шефа. Сначала он издалека увидел стройную русалку с распущенными волосами, рассеянно прохаживавшуюся у проходной. Потом, под каким-то предлогом напросившись к Донецкой в кабинет, рассмотрел фею в деталях на фото.

– Дочка моя, – похвасталась Светлана Петровна, перехватив его заинтересованный взгляд. – Умница, красавица.

– Королева, – подольстился к мамаше Романов.

– Принцесса, – нежно улыбнулась та, бережно смахнув с рамочки несуществующую пыль, и пояснила: – Не замужем пока.

– Кавалеры, наверное, так и вьются? – стараясь скрыть личную заинтересованность, подыграл ей Михаил.

– А как же, – слегка помрачнев, кивнула Светлана Петровна. – Еще как вьются.

Ее замешательство и тень, набежавшую на начальственное чело, Миша отметил.

«Интересно, – размышлял он, покинув кабинет после торопливого, но теплого прощания: не следовало давить на Донецкую сразу, чтобы не вызвать подозрения. – Чего она так скисла? То ли женихов на самом деле нет, что вряд ли. То ли с дочкой что-то не так. То ли жених есть, но мамашу не устраивает. Тогда, интересно, какие именно критерии отбора зятьев у нее ключевые?»

Это был скользкий и спорный вопрос. У Миши кроме плюсов имелись и весьма весомые минусы. И еще неизвестно, что для такой тещи перевесит. Он был хорош собой, без особых изысков, однако вполне приятный – крепкий, накачанный, высокий, с доброй, но простоватой физиономией, непростым характером, но готовностью искать компромисс. В общем, все бы ничего, но на другую чашу весов неподъемной бетонной плитой давил самый страшный Мишин минус – отсутствие жилплощади. Прописан он был в фабричном общежитии, что сначала его страшно радовало. Городская прописка, работа в неплохом месте – о чем еще можно мечтать простому сельскому парню? Но вскоре выяснилось, что городские девушки сразу начинают подозревать в Михаиле корысть, принимая его искреннюю любовь за желание непременно ввинтиться в их квадратные метры и осесть там, начав размножаться. Ладно бы эти претензии исходили от родителей, так ведь и сами девицы имели наглость озвучивать подобные подозрения. Так Михаил, изначально не планировавший ничего особенного, кроме тихого семейного счастья, стал задумываться о большем. Раз его все равно подозревают, так почему бы и не заняться поиском городской невесты? Тогда не придется выбивать комнату в семейном общежитии, копить на ипотеку и жить всю жизнь в долг. А чем он плох-то? Влюбится в него какая-нибудь подходящая девушка и решит сразу все материальные проблемы.

Но это оказалось не так-то легко. Девушки были. И даже с избытком! Только они либо сами были из общежития или со съемным жильем, либо не подходили внешне или внутренне. В общем, написали на бумаге, да забыли про овраги. Ничего не получалось, а ведь Миша был готов любить пылко и искренне.

Потоптавшись у административного корпуса, он вздохнул и решил дождаться, пока Донецкая соберется на обед. Жизненный опыт подсказывал, что лучше всего воздействовать на девушку через родителей. Где недожмет он, может дожать настырная мама. Тем более что у мам, как правило, доступ к выносу девичьего мозга открыт круглосуточно.

Женщины непредсказуемы. Они видят подвох там, где его нет, и не замечают очевидного.

Светлану Петровну насторожило Мишино внимание. Она начала сильно напрягаться и пытаться прочитать на его гладком лбу комментарии к странным ухаживаниям, а также и умудрилась принять эти знаки внимания на свой счет. А все потому, что нахальный инженер перегнул с комплиментами. Ведь Михаил был уверен, что комплиментов много не бывает. И чем старше дама, тем больше их нужно. В результате Светлана Петровна уползла в свои опасения, как черепаха в панцирь, и никакими одуванчиками ее было оттуда не выманить.

Надежда поймать русалку уплывала из рук.

– Светлана Петровна, – перестал церемониться Миша. – Что я все вокруг да около хожу…

– Действительно, – опасливо пробормотала Донецкая, слабо представляя, чего ждать от напористого парня. – Чего это вы все ходите?

– Дочка мне ваша очень понравилась!

– Да?! – Светлана Петровна захлопала глазами и басовито засмеялась: – Ничего себе заявка.

– Да, вот так. Решил без дипломатии. А то чувствую, что между нами растет стена недопонимания.

– Растет, – согласилась Донецкая, мучительно соображая, радоваться или бежать прочь от столь заманчивых перспектив.

Прикинув все «за» и «против», она решила придержать Мишу на крайний случай, но не обнадеживать. Про его жилищные проблемы она была прекрасно осведомлена, а зять без жилплощади ее, как и остальных городских мамаш, тоже не особо прельщал. Да и зарплата у фабричного инженера… В общем, не о таком мечтала Светлана Петровна.

– Вот что, Миша. – Она задумчиво ткнула длинным ногтем в пуговку на его рубахе. – Не торопи события. Подожди пока.

– Хорошо, – с готовностью кивнул Михаил, подавившись вопросом про сроки.

– Вот и ладненько. Договорились, – кивнула Донецкая и уверенно удалилась, даже не оглянувшись.

Озадаченный инженер терялся в догадках: о чем же они в результате договорились?

* * *

В прихожей хлопнула дверь. Что-то грохнуло, треснуло, и в Вероникину сторону простучали тяжелые каблуки. Судя по ритму стука, маменька вернулась не в духе. Она всегда сердито шла решительной поступью, если что-то шло не так.

Светлана Петровна на фабрике была большим начальником. И, как все начальники, терпеть не могла, когда что-то ей не подчинялось. На работе все ходили по струнке, отработанный десятилетиями механизм функционировал без сбоев, но за пределами служебного кабинета кипела жизнь, которая была ей неподвластна. Поэтому и кипела эта жизнь в чужих кастрюльках, и брызгалась без разрешения, и убегала без резолюций.

– О чем мечтаем? – устало спросила мама, бросив на диван сумочку.

Назвать этого монстра, вместимостью литров семь, «сумочкой» можно было лишь с натяжкой. Кроме косметички со всякими женскими штучками Светлана Петровна таскала там пару килограммов разнообразных документов, здоровенный калькулятор, термос с кофе, ежедневник, сильно смахивавший по размеру на «Войну и мир», связку ключей весом с кирпич и прочую дребедень, без которой не обойтись. Поэтому сумка шлепнулась на диван как снаряд, едва не прибив в полете Веронику.

– О смысле жизни. – Дочь, опасливо подобравшись, пересела.

Мама снимала туфли с массивными каблуками, а туфли она, будучи не в духе, тоже любила эротично расшвыривать по помещению.

– Плохо. Люди, которые думают о смысле жизни, быстро спиваются, – пригорюнилась маменька.

– Почему?

– Потому, Никуся, что в жизни смысла нет. Поэтому от поисков того, чего нет, начинает ехать крыша. А поехавшую крышу можно остановить алкоголем. Он снимает стресс и позволяет расслабиться. Пара рюмок – и смысл жизни только в закуске. Все остальное останется за шторкой сознания.

Маму потянуло на философию.

– Свидание прошло неудачно? – осторожно поинтересовалась Вероника.

Светлана Петровна горестно вздохнула и выплюнула в пространство:

– Все мужики – потребители! Они потребляют либо твою молодость, либо твои деньги, либо твои нервы. Это пиявки. Нет, клопы! Они сосут нашу кровь и годы, сжирают красоту, обгрызают наши надежды…

– Мам, что, прям так все плохо было? – Вероника сочувственно погладила ее по плечу. Судя по лексике, кавалер выкинул нечто запредельное.

– Он денег попросил. Представляешь, мы ж не на улице познакомились! На корпоративе у партнеров! А оказывается – я его сняла! Он так и сказал. Да ко мне по свисту десять таких прибегут и еще счастливы будут, что их позвали. – Светлана Петровна нахмурилась и отвернулась.

Обе знали, что никто к ней не прибежит. Когда тебя в очередной раз подводит мужчина, остается только бодриться и заниматься аутотренингом.

Вероникин отец бросил маму еще в период беременности. У него была где-то семья, свои дети, и юная провинциалка быстро стала обузой. А уж ее живот и вовсе кавалера не обрадовал. Он выдал Свете денег на нехитрую операцию и растворился в тумане времени. А Света пробилась, как росток, закатанный под асфальт. Предательство закалило ее и научило главному: никогда не отчаиваться. Она и не отчаялась. Спустя годы Светлана Петровна использовала все связи, чтобы найти Вероникиного отца и посмотреть, что с ним стало. Ну, если уж быть откровенной – заодно и плюнуть в его наглую рожу. Заслужил.

Ничего не вышло. Да и попробуй найти какого-то там Васю, ни фамилии, ни места работы которого не знаешь!

В молодости Светлана Петровна была идеалисткой, уверенной в том, что ее половинка еще не нашлась, но вот-вот найдется. В двадцать лет ей казалось, будто все еще впереди. К тридцати стало тревожно. В сорок – грустно. А в пятьдесят – ясно, что поезд уходит и надо запрыгивать в последний вагон. Только двери последнего вагона захлопывались прямо перед носом.

– Ника, не будь такой дурой, какой когда-то была я, – резюмировала Светлана Петровна, выудив из сумки носовой платочек и промокнув под глазами. – Не жди принца. Ищи нормального, более-менее подходящего и волоки в стойло, корми сеном и паши на нем огород. Иными словами, не прозевай, заломай и приручи, даже если будет брыкаться. Не надейся, что у кого-то из этих самцов проснется к тебе неземное чувство. Они потребители и ни на какие чувства не способны. Главное, чтобы он тебе подходил, а не ты ему. Мужика можно вообще не спрашивать, а ставить перед фактом. И не сомневайся – он поверит. Им безразлично, с кем жить, потому что все равно будут норовить свалить налево. Они ведомые, поскольку до старости – инфантильные младенцы как в эмоциональном, так и в моральном плане. Мужик все время будет от тебя чего-то ждать, но при этом делать все по-своему. Так вот, подбери наименее своенравного, чтобы не сильно осложнял жизнь.

– Это как в анекдоте про козла, – улыбнулась Вероника. – Сначала заведи козла, потом выгони и поймешь, как стало хорошо. При таком подходе, мне кажется, мужик будет лишним. Я уж лучше сама как-нибудь.

– Я так и знала, что анатомию ты в школе учила плохо, – насупилась мама. – Мне внуки нужны. И как ты собираешься сама это решать?

– Дурное дело нехитрое. На один раз найдется кто-нибудь, – мудро отреагировала дочь. В нее немедленно полетела подушка.

– Надо искать такого, от которого дети будут умные, интеллигентные и красивые! – воскликнула Светлана Петровна. – А такого следует вдумчиво подбирать. Вот Олежек, например! До чего ж мальчик хороший. Я бы такому зятю только рада была. И мама его к тебе неплохо относится. Мы с ней тут болтали на днях…

– Мама, а ты не могла бы не влезать в мою жизнь так настойчиво? – вспылила Вероника. – Я не собираюсь опошлять отличную дружбу разговорами о воспроизведении потомства!

Кульминации скандал не достиг, поскольку был прерван телефонным звонком.

– Ой, Женечка, рада тебя слышать, – пропела сказочным колокольчиком Светлана Петровна, погрозив кривляющейся дочери кулаком. – Как у вас дела?

В ее тоне звучала надежда на то, что дела у собеседницы не ахти и сейчас та порадует ее жалобами на жизнь. Но, судя по быстро скисшему выражению лица, у Женечки все было отлично.

А раз у Женечки отлично, то и Светочка в долгу не останется.

Вероника забралась в кресло с ногами и приготовилась к спектаклю.

Евгения Валентиновна была маминой двоюродной сестрой. Еще в детстве они соревновались во всем: у кого больше пятерок, короче юбка, старше парень, дороже платье. С годами соперничество переросло в завуалированное противостояние, когда каждая из дам норовила подпрыгнуть в жизни выше и плюнуть на макушку другой, не переставая вежливо и доброжелательно улыбаться. У этой скрытой вражды не было причин, что не мешало ей существовать и процветать, как плесени в сыром подвале.

Самым обидным для Светланы Петровны являлся тот факт, что у Женечки имелся муж – пусть унылый, скучный и занудный, но муж! Когда женщина хочет себе что-то доказать, она это с легкостью делает. Чтобы не переживать столь сильно из-за замужества соперницы, Светлана решила, что лучше уж никакого, чем такой. Дефектов в чужом муже, как в щуке костей. Было бы желание найти. Григорий Федорович был невзрачен, небогат, неостроумен и скучен в компании, да еще и попивал. В общем, не мечта. Но иногда, когда ломался кран в ванной, перекашивало дверь или нужно было передвинуть тяжелый шкаф, Светлана тосковала и неохотно признавалась себе: был бы хоть какой, а потерпеть можно. Все же женщина создана для семьи. И отсутствие мужа делает ее беззащитной не только перед бытовыми неурядицами, но и перед обществом.

Именно эту светлую мысль она и пыталась вбить в голову дочери.

– Да ты что? У Юленьки кавалер – бизнесмен? Ох, это, конечно, хорошо, но опасно. Где большие деньги, там много проблем. – Мама многозначительно шевелила бровями и выдвигала челюсть в Вероникину сторону. Мол, вот – бизнесмен! Кавалер! А ты сидишь тут… – Ах, не олигарх? Ну, жаль, а то были бы и ты, и твои внуки, и правнуки обеспечены на всю жизнь. Процветает? Это ж детям надо будет телохранителя нанимать… Да-да, тороплю события. Может, еще и не выйдет у них ничего… Да ну что ты! Я только рада буду, если свадьба… Совет им да любовь.

Судя по длительным паузам, тетя Женя пыталась найти золотую середину, чтобы заклятая подруга удавилась от зависти, но Светлану Петровну было не так-то просто сбить с курса. Она в любом идеальном фрукте умела найти червоточинку, в любой блестяще выполненной работе – повод для придирки и в любом чужом кавалере – скрытый брак.

Положив трубку, маменька скорбно уставилась на Веронику:

– Вот, дочь моя! Даже у Юльки жених! А мне и похвастаться-то нечем! Уели меня по всем статьям! Они еще и машину новую купили. Хоть бы ты с Олежкой что-нибудь устроила.

– Ты надеешься, что я принесу от него в подоле? – усмехнулась Ника. – Я даже не представляю, как трактовать слово «устроила». Устроить можно неприятности.

– А ты устрой матери приятность, пока она еще жива! – вспылила Светлана Петровна. – И Олежку можно самого принести в подоле и тут оставить. Жили бы да радовались. Все равно никакой супергерой за тобой не прискачет ни на лимузине, ни на Росинанте! Тридцатник скоро, а никаких перспектив!

– Перспектив у человека нет только тогда, когда он уже в гробу. Ты же меня сама учила, – терпеливо отбивала мамины атаки Вероника.

Ежедневные беседы на тему замужества очень утомляли. Если до двадцати пяти лет Светлана Петровна шугала Никиных кавалеров, как навозных мух, то после этой даты вдруг резко сменила тактику и принялась сбывать дочурку с рук, как какую-то некондицию.

– Мужчины – исключения. С ними все перспективы заканчиваются гораздо раньше. С первыми нашими морщинами они сбегают, как жулики при звуке сирены. Так что хватай, пока молода, и не жди, что счастье само свалится тебе в руки. Муж – такая вещь, которую надо добывать с боем, выгрызая у соперниц. Как финские сапоги во времена дефицита. Но у вас сейчас слишком сытая и беззаботная жизнь. Вот нас молодость здорово закалила! Поэтому мы и устроены лучше.

Вероника вскинулась, размышляя, напомнить маменьке, что у нее самой не получилось выгрызть вожделенного супруга у более удачливых теток, или не стоит.

– У тебя все на лбу написано, не напрягайся, – прервала ее терзания Светлана Петровна. – У меня хотя бы карьера есть. Это тоже чего-то при нашей жизни стоит. По крайней мере, я в состоянии обеспечить себя и своего ребенка, а вот как мой ребенок собирается выживать – для меня загадка. Еще раз напоминаю: спарься с Олегом, вы оба слабо приспособлены к действительности, так что будете хотя бы прикрывать друг другу спину, как два пингвина.

– Какое дивное слово – «спарьтесь», – пробормотала Вероника. – Непременно предложу это Мямликову. Хоть поржем.

– Поржем! – гневно передразнила ее маменька. – Это все, на что вы способны. Правильно, интеллигенция потому и вымирает, что занимается не тем, чем положено. Эволюция останавливается. Из-за таких, как вы!

Когда Светлана Петровна, возмущенно бормоча, удалилась в свою спальню, Вероника пожала плечами и усмехнулась. Надо же, мама начала вменять в вину глобальные процессы. Может, соврать ей что-нибудь? Мол, есть у меня парень. Тогда хотя бы ненадолго будет обеспечен покой. Но в чем-то мама права. Шансов остается все меньше. И замуж хочется, и не за кого. Не за Мямликова же, в самом деле!

* * *

С Олегом Мямликовым они подружились в школе. Олежка был веселым, доброжелательным и всегда всем давал списывать. Высокий, чуть сутуловатый очкарик мог быть подружкой, жилеткой, советчиком, да кем угодно, только не кавалером.

В выпускном классе, устав наблюдать за бурными романами одноклассников, на фоне которых они ощущали себя слегка неполноценными, Вероника с Олегом даже попытались что-то такое закрутить. Мысль пришла к обоим одновременно и была понята с полуслова. Они пошли в кино, где Олег судорожно соображал, что правильнее, – просто лапать или сразу лезть целоваться. Честно говоря, ни того ни другого ему не хотелось. Ника для него являлась таким же другом, как сосед Лешка, а представить себя лапающим Лешку было за гранью возможного. В то время как он пытался заставить себя сделать хоть что-нибудь, Ника отчаянно старалась настроиться на романтику. Олег для нее не имел ни пола, ни возраста, поэтому и у нее никаких эротических фантазий не возникало. Более того, когда Олег все же положил руку ей на колено, оба начали хохотать, как два идиота, видимо одновременно вообразив акт целования государственного флага на линейке.

Расставаясь у Вероникиного подъезда, друзья пришли к выводу: с ними не все в порядке. Но одно радовало – хотя бы не поцеловались, а то ни толку от этого, ни дружбы!

Позже выяснилось, что с ними все нормально, просто ни у того, ни у другой никак не находилась нужная половинка.

– У меня ощущение, что люди как мюсли, – однажды поделился с Никой Олег. – Представляешь, вот ты пробовала найти в пачке два одинаковых зерна? Или изюминки? А я пробовал, чтобы проверить теорию. Нет там ничего одинакового. Все хоть немного, но различается!

Это было вполне в духе Олега – перебрать пачку сухого корма для желающих срочно похудеть, желая доказать или опровергнуть свою гипотезу.

Ему не везло с девушками. И не потому, что он был страшен, неинтересен или несексуален. Вовсе нет. Высокий, приятный внешне и обходительный. Были барышни, которым Мямликов очень даже нравился. Проблема заключалась в другом – Олегу Мямликову нравились только сногсшибательные девушки. Он втрескивался в актрис, моделей, спортсменок и прочих выдающихся представительниц прекрасного пола. Обычные девицы из института или его же лаборатории, где он который год кропал свою кандидатскую, Мямликова не устраивали. Он их уважал, ценил, был галантен, но не более. Беда в том, что моделям и актрисам научный работник, передвигающийся на стареньких «Жигулях» и живущий от зарплаты до зарплаты, был неинтересен.

– А что ты хотел? – изумлялась Ника. – Они же вкладываются в свою внешность, ее надо поддерживать, это больших денег стоит, статус нужен, понты всякие, и тут – ты! Здрасьте вам! Кстати, еще неизвестно, на что они похожи, если смыть грим. Не обольщайся и опусти планку.

– Сама опусти, – огрызался Мямликов. То, что Вероника тоже ждала как минимум принца, не являлось для него секретом. – Принцам тоже нужна принцесса, а если ты, как изволишь выражаться, в свою внешность не вкладываешься, так и нечего тянуться туда, где нас не ждали и куда не звали!

И тут в полный рост вставал вопрос денег.

Не верьте, если кто-то утверждает, будто деньги – грязь. Может, и грязь, но лечебная. Счастье, конечно, не в них, но иногда, чтобы найти его, нужны презренные, жалкие дензнаки. Хорошо рассуждать, если вам повезло, жизнь удалась и можно резюмировать, что с деньгами лучше, но без них тоже не так уж плохо. А если у вас ничего нет? Ни счастья, ни перспективы, ни надежды. Если вы, например, физик Мямликов, не имеющий возможности подкатить к любимой девушке на дорогом автомобиле и отвезти ее в лучший ресторан, на Мальдивы или вообще на Луну, в зависимости от запросов избранницы? И не надо говорить, что если девушка не разглядела его душу, то и не нужна она вовсе! Это вам не нужна. А Мямликову необходима. И душу она не разглядела, потому что они движутся по разным траекториям и на разных скоростях. Тут не то что душу, светофор-то не всегда увидишь!

Или вот, например, как быть Веронике Донецкой, получающей скромную зарплату преподавателя, перебивающейся репетиторством и мечтающей о костюме из бутика, приличном курорте и нормальной квартире, где нет мамы? И во всеми ругаемую Турцию она ездит не потому, что такая примитивная, а просто на Европу денег не хватает. Они закончатся уже на стадии покупки билетов и оформления визы! И ученые-физики, и скромные преподаватели тоже нужны. И если кто-то проносится на дорогих лимузинах мимо них, бредущих в толпе, то это вовсе не означает, что эту парочку можно вовсе вычеркнуть из картины бытия. На маленьких людях держится мир. Только когда рядом так много больших, возникших на ровном месте как грибы после дождя, страшно хочется тоже подрасти! И заглянуть в это странное, нелогичное зазеркалье, где из воздуха материализуются деньги и жизнь – сплошной праздник. Маленьким тоже хочется праздника.

В общем, Мямликову нужна была холеная модель из телевизора с нереально гладкой кожей, неправдоподобно длинными ногами, кукольными ресницами нечеловеческой густоты и блестящими, как шелк, волосами, а не девица из соседнего отдела, старательно копирующая недоступную красоту. У той и кожа не такая, и волосы реже, и ресницы короче, и грудь больше, а это неэстетично.

Веронике хотелось иметь рядом надежного, широкоплечего, ухоженного, побритого, облитого одеколоном бизнесмена с хорошей репутацией, честного, преданного, великодушного мецената и… тоже некое подобие фарфоровой куклы, которое можно хранить в чехле, не вынося к людям.

Оба давно поняли, что мечты их несбыточны, но боялись себе в этом признаться.

Жизнь текла медовой рекой, щедро сдобренной дегтем.

Олег так и оставался рядом с Вероникой на должности подружки, ни на что больше не претендуя. Они прошагали бок о бок школу, институт и вышли во взрослую жизнь, сохранив дружеские отношения. Иногда Веронике даже казалось, что Олег ей гораздо ближе, чем Лариска. На Олега можно было положиться, он был рассудительным, спокойным и каким-то своим. Барабанова же больше ассоциировалась с чертиком из табакерки. От нее можно было ожидать чего угодно и когда угодно. А Вероника любила только приятные сюрпризы.