Жанровое разнообразие внутри одного произведения – проверенный способ сделать «вкусно» читателю, который отслеживает в тексте не только сюжет.
Повесть «Взгляд» начинается как типичная сказка.
Приглашение в параллельный мир, обещающий свободу от духоты ежедневного существования, сборы, сомнения, шаг в неизвестное, который герой с неустоявшимся характером (ему же предстоит взросление) делает не столько от большой решимости, сколько от неумения принимать решения: «Да, нет, наверное. А, может, не надо?» – пуф! и дороги назад уже нет. Теперь ты в Нарнии.
Описание этой «Нарнии», то есть Нижнего Мира, оценят поклонники древней хоррор-эпопеи “Восставший из ада” (есть ведь у нее еще поклонники, кроме меня?). Место, где течет живописная кровавая Река Боли, странным образом напрашивается на антонимичность с фольклорным «молочные реки, кисельные берега» – то есть заранее не обещает ничего хорошего. Кроме бессмертия, конечно. Но и это обещание, как мы выясним позже, окажется «джиновским», рассчитанным на неведение заказчика. Сонм чудовищ, порожденных человеческой болью, что обитают на берегах реки, впечатляет анатомическими подробностями. И все же это воплощенное страдание остается сказочным «чудом-юдом»: исходящая от них опасность вполне конкретная и ее можно избежать, в отличие от неясной холодной тревоги, преследующей героя в мире верхнем.
Окончательно влиться вместе с героем в это потустороннее «роад муви» мешают лишь некоторые детали.
Внезапно появляющийся в передвижном хозяйстве чайник. Смешно, но я специально завела слово «чайник» в поиск по тексту. Герой не брал его с собой. В рюкзаке лежали только консервы и сухари. Откуда у айга в Нижнем Мире чайник? И чем он разводит огонь?
Странное имя девушки-куклы, якобы взятое айгом из воспоминаний героя о юношеской любви. Сколько, интересно знать, в 70-80-х в американских колледжах училось девушек по имени Яна? Ну, ок, хоть одна да училась. Низкая вероятность не означает ее отсутствия, но цепляет внимание и отвлекает от повествования. Тем более, далее по сюжету эта деталь не имеет никакого особого смысла. С тем же успехом деву-куклу могли звать Джейн или Мэгги. (Можно, конечно, пойти гуглить значение имени и решить, что это такой неловкий авторский прикол. Яна или Иоанна с древнееврейского переводится как “милость Божия”. Но, пожалуй, это будет слишком похоже на синдром поиска глубинного смысла.)
Такое же ощущение неправдоподобности вызывает еще и речь айга. Нам объясняют, что айг знает все человеческие языки. Но знать язык и тут же сходу воспроизводить речь менеджера среднего звена с совершенно бытовыми конструкциями и словоупотреблением – разные вещи. И это при условии, что айг не сразу может приспособиться к человеческой пластике, поначалу выдавая движениями «что-то звериное». Мог он или не мог там быстро освоить разговорную речь?
В принципе, все это можно назвать мелкими придирками. Но подобные вопросы всплывают по ходу повествования, копятся и мешают до конца довериться предложенной автором конструкции мира. Будто сидишь на крайнем сидении в театре и, глядя через сцену по диагонали, видишь за кулисами бутафора и работников сцены. Впрочем, возражение, что автор отзыва просто зануда, принимается. Вернемся к структуре повести.
Сказка превращается в ночной кошмар, когда герой возвращается из Нижнего Мира. И это закономерно: ведь кошмар реализуется не мире сна, а на размытой границе между сном и явью. Вот и герой застревает в каком-то пограничном пространстве, потому что из Нижнего Мира он очевидно принес с собой не только останки куклы Яны. То, что происходит с ним в этой части рассказа отсылает нас к еще одной древней хоррор-эпопее. Подобно персонажам “Кошмара на улице Вязов” герой так же не понимает, спит он или не спит, пока за ним не придет “Фредди”.
Решение героя обратиться к врачу (с вопросом “Доктор, может, у меня рак мозга?”) сперва кажется довольно странным. Но оказывается, что это эпизод сомнения в собственной вменяемости служит “рубильником”, переключающим повесть в режим “история моего безумия”. “Кошмар на улице Вязов” превращается в смесь “Острова проклятых” с “Бойцовским клубом”. (Надеюсь аллюзии на попсовые фильмы еще никого не утомили. Каков бэкграунд рецензента, таково и прочтение, увы.) Нас ждет: а) избиение начальника, щекочущее читателю чувство свершающейся справедливости; б) расстрел толпы, вызывающий положенное ему ощущение “нет-нет-нет, парень, стой, это же точка невозврата”; и в) совершенно характерный для историй про “психа, который не псих” сверхнекомпетентный психиатр (тот самый, который не стесняется говорить пациенту, что его рассказ “выдумка”, осуждать его и провоцировать на агрессию – а потом сразу вкатывать транквилизаторы).
Есть в этой истории и немного детектива. Вернее, его антуража. Когда герой-подозреваемый смотрит следователю в глаза прямо через одностороннее стекло-зеркало в комнате допроса – вспоминаются вообще все фильмы о загадочных серийных убийцах, которые ты когда-либо смотрел. Развиться этому жанру автор не дает. Следователь быстро находит главную улику. А зря.
Попытка вскрыть настоящие мотивы действий героя и поиск причинно-следственных связей тут не помешали бы. В конце на месте героя, “слинявшего” в Нижний Мир, остается большой вопрос. А что, собственно, произошло с этим человеком? То есть мы видели, что множество событий происходили вокруг него. Он даже претерпел некоторые органические изменения. Но что произошло с его личностью? Как будто ничего. От своего появления в тексте до исчезновения он остался человеком, который умеет две вещи: бояться и ненавидеть. Сначала он боится и ненавидит смерть, потом айгов, потом, как выясняется, своих родителей, потом уже, кажется, всех вообще. Причем так сильно, что готов эвакуироваться в смерть. Мы, конечно, не знаем, какие у парня с прозрачной кровью планы на выживание в Нижнем Мире. Но, кажется, если у него не появится новый сверхъестественный напарник, готовый кипятить ему чайники, он там долго не протянет. Хотя в этом есть своя логика. Если больше всего ты боишься, что на тебя кто-то смотрит, умереть – единственный способ избавиться от этой опасности. Потому что, в каком бы мире ты ни был, ты сам себе всегда наблюдатель. Как бы старательно наш герой не избегал развития у себя этой способности.
Отзывы 2