Czytaj książkę: «Красота красная», strona 4

Исаия, глава 63, стихи 5–6

Ольга Виейтес успела свыкнуться с тишиной, воцарившейся в доме Аленов после смерти юной Ксианы. Проработав у них уже четыре года, она ни на что не могла пожаловаться. Но правда заключалась в том, что в последние дни она обдумывала поиск другой работы.

За последнюю неделю она получила несколько предложений принять участие в различных телешоу, но вежливо отклонила все до единого. Никогда бы так не поступила ни с Аленами, ни с Ксианой.

Ольга не могла поверить в смерть девочки. В голове не укладывалось, что какой-то сумасшедший перерезал ей горло, пока семья тихо ужинала. Перекусывала сардинами в ожидании традиционного костра.

В приличных домах такого не происходит. Так заявила Ольге мать. Но Алены, не проявляя особой любезности, относились к ней хорошо, уважали ее выходные и отпуска и платили вполне приемлемую зарплату. Учитывая нынешние времена, это было больше, чем можно желать.

Ольга хорошо ладила с капризной старушкой. Иногда та путала сны с реальностью, а порой возвращалась в прошлое, но большую часть времени мыслила ясно и вела себя спокойно.

Так что Ольга не собиралась рисковать хорошей работой ради того, чтобы посплетничать в телешоу. И хотя телевизионщики предлагали три тысячи евро за рассказ о частной жизни работодателей, она знала: это хлеб на сегодня и голод на завтра. Никто не пустит в свой дом человека, способного раскрыть тайну личной жизни нанимателей в обмен на деньги.

Ольга не верила газетным статьям, в которых утверждалось, будто Ксиану убил один из собравшихся на ужин гостей. Тео или Сара не могли этого сделать – такое было просто немыслимо. Старушка почти не передвигалась без ходунков, к тому же практически ничего не видела. Остальные являлись друзьями семьи. Нормальными людьми, которые ничего не выигрывали от смерти девушки.

И еще была тетя. Все твердили о том, как низко она пала. Лия даже не смогла посетить похороны. Осталась дома. Сидела на диване, обнимая подушку и не пролив ни слезинки. Закрыв глаза. Ольга пару раз подходила к ней, проявляя внимание и предлагая перекусить, аспирин или кофе. Однако Лия каждый раз отклоняла ее предложения. Потом призналась, что она трусиха. Что хотела бы появиться в ритуальном зале и церкви, но не может. Единственное, на что она способна, – оставаться на диване, уткнувшись носом в подушку Ксианы. «Она все еще пахнет ею», – сообщила Лия. А потом сунула подушку ей под нос. Ольга уловила слабый запах ванили, аромат шампуня Ксианы. «Что, если я уйду, и запах исчезнет? Вы меня понимаете, правда? Если я закрою глаза, я почувствую, что она здесь. Но стоит мне уйти, и аромат исчезнет, и ничего не останется. Больше ничего не останется, Ольга».

Эти слова показались более опустошающими, чем рыдания Тео, чем слезы Сары у двери той запертой комнаты, в которую Ольгу не впустили.

Поэтому она не могла поверить, что Лия так поступила с девочкой.

А старуха тем временем изрыгала проклятия и призывала демонов. Ольга не верила ни единому слову полубезумного бреда, но не могла отрицать, что каждый день при входе в шале ее бросает в дрожь.

Она посмотрела на часы и решила, что пора разбудить донью Амалию и дать ей лекарство. Направилась на кухню, взяла стакан воды и таблетки. Она также взяла с собой кусок торта. Повезло, что донья Амалия, сладкоежка, не имела проблем с уровнем сахара. Тео и Сара должны были вот-вот вернуться. Уезжая утром, они предупредили, что ненадолго. У доньи Амалии выдался спокойный день. Она без возражений пообедала и больше часа провела в саду, на свежем воздухе.

Лифт установили два года назад, когда пожилая женщина начала терять подвижность. Ольге нравилось вывозить ее на прогулку в инвалидной коляске или с ходунками, в зависимости от того, как себя чувствовала донья Амалия. В некоторые дни боль от артрита была настолько невыносимой, что она оставалась в постели, и тогда Ольга делала ей массаж с маслом розмарина.

Крик застал ее врасплох. Ольга невольно опрокинула стакан, и вода разлилась по кухонному столу.

Она бросилась бежать. Взлетела по лестнице, кинулась к двери и распахнула ее. Сильный запах заставил Ольгу оцепенеть.

Донья Амалия лежала в постели совершенно обнаженная. Под ней расползлась огромная темная лужа, пропитывая простыни. Сначала Ольга подумала, что это кровь, и застыла, парализованная, уставясь на старуху, которая громко визжала от дикого ужаса. Потом до нее дошло: это не кровь. Ольга подошла к старухе, чтобы попытаться привести ее в чувство.

– Успокойтесь, донья Амалия! Ничего не случилось. Вы не позвали меня вовремя, но с вами все в порядке. Ничего не произошло.

Запах дерьма заполнил всю комнату. Ольга обняла старушку и заговорила с ней, тихонько, словно нашептывала сказку ребенку:

– Тс-с-с, ничего страшного. Ну, упустили немножко. Сейчас мы все приведем в порядок. Ну же, ну же…

У старухи был потерянный взгляд, глаза широко раскрыты, так что, казалось, вот-вот выскочат из глазниц.

– Мы все умрем. В книге Откровения написано: «И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли? Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца»⁶.

Подумав, что старуха не в своем уме, Ольга направилась в ванную. Взяла там полотенце, намочила его водой с мылом и вернулась в комнату. Старуха продолжала говорить сама с собой:

– Это уже предсказал пророк Исаия: «Отчего же одеяние Твое красно, и ризы у Тебя, как у топтавшего в точиле?»⁷

Ольга сняла со старухи ночную рубашку и, насколько могла, обтерла ее. Затем подхватила под руку и усадила голышом в инвалидное кресло, стоявшее рядом с кроватью.

– «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое…»

Ольга сорвала сразу все простыни и бросила их на пол. Затем затолкала инвалидную коляску в ванную, запихнула старуху под душ и вымыла горячей водой с мылом. Донья Амалия, не прекращая, декламировала строки из Библии.

– «…ибо день мщения – в сердце Моем, и год Моих искупленных настал».

Ольга вытерла и одела старуху, которая все сильнее нервничала. Громкость ее голоса все возрастала.

– Замолчите, ради бога, донья Амалия. Ничего не случилось. Вот и все! – прошептала Ольга ей на ухо по пути в комнату.

Стоило им зайти в спальню, как донья Амалия поднялась с кресла. Ольгу удивило то, с какой легкостью старуха выпрямилась. Та встала рядом с ней и указала на нее пальцем.

– Мы умрем, потому что так написано. И пророк Исаия сказал: «Я смотрел, и не было помощника; дивился, что не было поддерживающего; но помогла Мне мышца Моя, и ярость Моя – она поддержала Меня: и попрал Я народы во гневе Моем, и сокрушил их в ярости Моей, и вылил на землю кровь их».

Ольга отступила назад и подобрала с пола комок простыней. Спустилась по лестнице и оказалась лицом к лицу с как раз вошедшими в дом Тео и Сарой. Не в силах себя контролировать, Ольга уронила простыни и расплакалась.

Затем сообщила об увольнении и отправилась в заднюю комнату собирать вещи, оставив онемевших от удивления нанимателей.

И сильный запах дерьма в холле.

Доверчивость

– Около миллиона евро! Деньги. Всегда деньги…

Они находились в кабинете Санти. Ана делала записи в блокноте.

– Что ты пишешь? – буркнул он.

– Все, что приходило мне в голову, пока я их слушала.

– Может, сходим выпить кофе? Пока не починят кондиционер, никто не сможет нормально обсуждать дела в этом кабинете.

– Давай.

– А потом я собираюсь побывать дома у Уго Гильена, парня, который встречался с Ксианой несколько месяцев назад. Пойдешь со мной?

– Ну, тогда я сюда не вернусь. Уже половина двенадцатого, а сегодня я работаю до двух. Теоретически. Сейчас, схожу за сумочкой. Но… постой, парень ведь несовершеннолетний. Ты собираешься явиться к нему домой вот так, не предупреждая родителей?

– Пока есть родители, проблем не возникнет. Иди собирай свои вещи. Жду тебя снаружи.

Пока Ана ушла за сумкой, Санти постучал в дверь комиссара и вошел.

– Гонсало, мы закончили с родителями. Все нормально. Единственное, что я выяснил, – мать девочки не собирается навещать сестру, а у отца скоро случится нервный срыв. И есть еще кое-что…

– Важное?

– Бабушка и дедушка Ксианы Ален оставили ей наследство в размере почти одного миллиона евро. Я хотел бы получить судебное разрешение на проверку счетов руководства этого фонда. Также хочу запросить ордер на повторный обыск их дома. На всякий случай. Там проживает более половины подозреваемых. Сделаешь?

– Да, разумеется.

– Мы с Аной ушли. Собираемся заглянуть к парню, который встречался с Ксианой Ален.

– Этот парень всю ночь провел у костра на Лос-Тилос. Его вряд ли можно заподозрить.

– Я не говорил, что подозреваю его. Но мне нужно знать, какой была Ксиана Ален, что ее беспокоило, какие отношения складывались у нее с близкими.

– Хорошо. Но веди себя нормально, а то я тебя знаю. Не проявляй агрессии. Мне не нужны жалобы разгневанных родителей из-за того, что ты издеваешься над несовершеннолетним.

Санти неохотно кивнул и вышел из кабинета. Ана уже ждала его.

– Может, сначала кофе?

– Договорились. На веранде?

– Тут, напротив.

– В «Токио»?

– Так точно.

Веранды на проспекте Фигероа всегда были переполнены. Летом Компостела гудела от паломников и туристов словно улей. Местные жители этого не выносили и старались в особую жару и праздники сбежать на побережье. В надвигающийся День апостола⁸, например, Санти планировал запереться в собственном жилище с задернутыми жалюзи и хорошим запасом пива.

– Ты живешь недалеко отсюда? – спросила Ана.

– В той стороне. В Помбале, – откликнулся он. – Не могла бы ты не курить?

Ана сунула сигарету обратно в пачку.

– Мы на веранде!

– Курение – это отстой. Моя мать пять лет назад умерла от рака. Я этого не выношу, правда.

Ана застыла, шокированная признанием. Обычно Санти был сдержанным собеседником. Даже резким. Временами недружелюбным. А потому открытие столь личного факта ее удивило. Испытав чувство вины, она спрятала пачку сигарет обратно в сумку.

– Я… мне очень жаль. Если честно, я… – Ана помедлила, не представляя, что уместно сказать в подобной ситуации. Но внезапно она заметила на лице Санти странное выражение. Как будто он сдерживал смех. – Чертов сукин сын! Ты соврал?

– Конечно. Моей «покойной» матери вот-вот исполнится семьдесят пять, и она до сих пор готовит восхитительный кукурузный пирог, – с легким смешком проговорил он, больше не скрывая эмоций. – Но мне понравилась грусть на твоем лице.

– Знаешь, у тебя довольно странное чувство юмора.

– Я просто проверял, насколько легко тебя обмануть.

– Ну, я тебя раскусила.

– Только потому, что я не смог удержаться от смеха. Ты очень доверчива. Не лучшее качество для следователя. А ты ведь хочешь подняться в должности, верно? Ты собираешься подать заявку на повышение внутри управления?

– Да, в этом году. До сих пор мне это не удавалось. Я надеюсь скоро сдать экзамен и стать младшим инспектором. Также я начала изучать криминологию.

– И почему ты поступила наоборот? Хочешь подниматься с нижних ступеней?

– Иначе не получилось. Я подала заявление в полицию, как только достигла необходимого возраста. Мне требовалось работать. Я не могла позволить себе получать высшее образование.

– А подробнее?

– У меня есть ребенок. Его нужно содержать. Ему одиннадцать.

Санти знал, что у нее есть ребенок. Они работали вместе с две тысячи тринадцатого, и за это время он слышал, как Ана рассказывала о нем. Что привлекло внимание Санти, так это возраст.

– Одиннадцать? – На вид Ане было не больше двадцати пяти. – А сколько лет тебе?

– Двадцать семь.

Санти промолчал.

– Не пытайся подсчитывать, я забеременела в пятнадцать.

– В том же возрасте была Ксиана Ален.

– Может, это-то мы и упускаем.

– Ты о чем?

– О том, что мы всегда говорим о ней как о маленькой девочке. А стоит взглянуть на нее с другой точки зрения. Ксиана Ален уже была женщиной.

Руки

В руках Ксианы был свет. Мы, художники, всегда ищем свет, но Ксиане не требовалось его искать. Она повелевала светом. Могла рисовать одно и то же десять раз, и всегда получалось по-разному. В декабре прошлого года, будучи в Мадриде, я получила от нее посылку. Двадцать листов. И заметка: «Руки. С любовью. Кси».

Руки.

Двадцать листов, исчерканных углем.

Руки.

Морщинистые руки тети Амалии. Искривленные артрозом. Деформированные. Пальцы, словно голые ветви дерева зимой. Боль, раздвигающая границы белого листа. Болезненные, раненые, измученные, исчезающие руки. Освещенные углем Ксианы. Двадцать одинаковых, но разных рук.

Руки.

Руки Ксианы рождали руки.

«Они тебе понравились?» – спросила она в WhatsApp.

«Они мне понравились», – ответила я, а после написала сообщение о том, что у нее потрясающий талант. Способность отражать мир, захватывая душу.

Я бы убила ради обладания таким талантом. Ее талантом. Талантом моей матери.

Я бы убила, чтобы перестать чувствовать себя фальшивкой.

А потом я удалила это сообщение перед отправкой.

И теперь я не могу отделаться от мысли, что свет Кси погас. Она никогда больше не будет рисовать миры, запечатлевать мгновения или привлекать души.

Я никогда больше не захочу быть ею. И я не буду желать ее таланта. И не смогу сказать ей, что она королева света.

Вот о чем я думаю, когда доктор Бреннан спрашивает меня: «О чем вы думаете, Лия?» Вот о чем я думаю, когда отвечаю: «Ни о чем».

Хлоп, хлоп, хлоп

– О чем вы думаете, Лия? – спросил Коннор.

– Ни о чем.

– Я не женат.

– В смысле?

– Вы смотрите на мои руки. Я думал, вы ищете кольцо.

– Я думала о том, чтобы нарисовать их.

– Вам хочется рисовать?

Она кивнула. А у Коннора мелькнула мысль, что она выглядит очень юной, почти девочкой. В ней ощущались хрупкость и беззащитность. Те самые качества, которые побуждали желание защитить ее. Обычно он отстранялся от подобных эмоций. Всякий раз, беседуя с пациентом, старался привести мысли в порядок. Но в данном случае он не мог перестать думать о фотографиях Ксианы Ален, которые показывал ему на мобильнике Санти Абад. Поэтому напрягался едва ли не сильнее, чем Лия, стараясь сосредоточиться на правильных вопросах, чтобы проникнуть в ее разум. Хотя он по-прежнему не знал, готов ли узнать то, что там обнаружит.

– Я рад, что вы снова хотите рисовать. И думаю, я смогу вам помочь. Как вы смотрите на то, чтобы провести некоторое время в доме отдыха у нашей коллеги? Это не так уж далеко. Возле Муроса. С видом на устье реки. Там очень тихо. Идеальная обстановка для восстановления после нервного стресса, от которого вы страдаете. И если вы не против, я мог бы пару раз в неделю приходить проводить терапию.

Дом отдыха. Терапия. Нервный стресс. Время.

Лия стремительно обрабатывала новую информацию.

– Как там со светом?

– Со светом?

– Я хочу рисовать.

– Вы это упоминали.

– Смогу ли я увидеть Сару?

– Да, вы сможете принимать посетителей. Но сначала к вам придет инспектор Абад. Вы с ним уже знакомы. Я буду присутствовать на встрече.

Он намеренно употребил слово «встреча» вместо «допрос». Лия кивнула, не придав этому значения.

– Могу ли я сначала сходить на кладбище? Я не была у Кси.

– Какие у вас с ней были отношения?

«Какие были отношения с Кси? Как уместить пятнадцать лет в пятнадцати строках, начерченных в блокноте с оранжевой спиралью? Какими были их отношения? Как черно-белые клетки шахматной доски, которую он нарисовал на днях», – подумала Лия.

– Давайте поступим вот как, – предложил Коннор. – Начните произносить слова, которые напоминают вам о Ксиане. Это могут быть предметы, например, велосипед. Или чувства. Или просто слова, которые вам о ней напоминают. Произносите их быстро, не задумываюсь.

– Не знаю, смогу ли это сделать.

– Я помогу вам. Я буду хлопать в ладоши. И с каждым хлопком вы говорите слово, которое напоминает вам о Ксиане. И мы начинаем… сейчас!

Хлоп.

– Свет.

Хлоп.

– Блондинка.

Хлоп.

– Париж.

Хлоп.

– Тео.

Хлоп.

– Истории.

Хлоп.

– Фоски⁹.

Хлоп.

– Не знаю, что еще сказать. Я в ступоре.

– Не задумывайтесь, – настаивал Коннор.

Хлоп.

– Велосипеды.

Хлоп.

– Лазанья.

Хлоп.

– Санхенхо.

Хлоп.

– Кровь.

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

Тишина.

Двойной кофе

Мать Уго Гильена, как выяснилось, продавала фрукты в супермаркете «Гадис» в Кашейрасе. Ана тепло поздоровалась с ней и тут же успокоила. Пусть женщина не переживает, они уже и так знают, что Уго тут ни при чем. Просто хотят задать ему несколько обычных вопросов, уточнить, какие у Ксианы были привычки. Что мать может присутствовать при разговоре и что они очень скоро закончат.

Пока его спутница разговаривала с женщиной, Санти наблюдал за самой Аной. Она обладала хорошими навыками общения с людьми, и Санти с облегчением оставил ей эту социальную составляющую допросов. Парень стоял рядом с матерью, на лице его читался испуг. Он выглядел типичным подростком в черной футболке, шортах с заниженной талией, которые демонстрировали резинку трусов, и в дизайнерских кроссовках.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить? Или… – предложила женщина.

– Нет, спасибо.

Санти устроился в кресле, одном из тех, что стояли в гостиной. Ана последовала за ним и жестом предложила Уго сесть. Его мать осталась стоять.

– Что ж, Уго, мы проверили мобильный телефон Ксианы и можем утверждать, что ты последний, с кем она общалась в день своей смерти. В двадцать один тридцать она отправила тебе сообщение в WhatsApp.

– Ага. Мы с ребятами были в Лос-Тилосе, недалеко от баскетбольных площадок. Я написал ей сообщение, хотел узнать, отменили ли в конце концов ее предки наказание. Она ответила. Точно не знаю, во сколько это было.

– «Гребаные родители» – так звучит ее последнее сообщение. Вы с ней дружили?

– Да, конечно. Кси была замечательной девчонкой.

– Вы встречались.

– Всего пару месяцев.

– Кто предложил расстаться?

– Она.

– И как ты к этому отнесся?

– На что вы намекаете? – вмешалась мать Уго.

– Мы ни на что не намекаем, просто хотим знать, какие между ними были отношения.

– Ну, я уже говорил вам, – продолжал парень. – Мы дружили, и поначалу я был в шоке. Кси была потрясающей, очень красивой девчонкой, и все такое, но я не стал устраивать драму. Мы продолжали общаться.

– У вас в Инстаграме¹⁰ есть фотография в бассейне, сделанная за неделю до ее смерти.

– С вечеринки по случаю днюхи Мауро, мы отмечали в общественном бассейне Кало.

– Мы уже поняли, что вы по-прежнему общались в одной компании. Ты не знаешь, встречалась ли она с кем-нибудь?

– Без понятия.

– А ты, ты с кем-нибудь встречаешься?

Не ответив, Уго искоса посмотрел на свою мать.

– Полагаю, мы бы не отказались от кофе, мэм, – обратился к ней Санти.

Ана уже открыла рот сказать, что в этом нет необходимости, но наткнулась на взгляд Санти.

– Да, конечно, сию минуту. Черный?

– Немного молока.

Стоило матери выйти за дверь, Санти повернулся к юноше.

– Ну вот, когда твоя мама вышла, я попрошу тебя побыстрее рассказать все, что ты знаешь.

– Ничего я не знаю, правда.

– Ты разговариваешь с полицейскими. Если я заподозрю тебя во лжи, отвезу в полицейский участок.

Парень поспешно заговорил:

– Она меня бросила, когда увидела с другой девчонкой. Это случилось на ботеллоне¹¹, на карнавале. Я перебрал, а она в тот день не пришла, потому что была в Париже со своей тетей. Кто-то сбросил ей фотки в WhatsApp, и она меня бросила. Не разговаривала со мной почти месяц. После этого все стало по-прежнему. Сейчас я встречаюсь с одноклассницей, Кларой.

– Ладно, все нормально. Все в порядке, Уго. А Ксиана, она с кем-нибудь встречалась?

– Ага. Она сообщила мне об этом на вечеринке у Мауро. Говорила, что влюблена, но больше ничего не может мне рассказать.

– И все, никаких намеков?

– И все. Вы смотрели в ее мобильнике?

– Конечно, и ничего не нашли, поэтому мы здесь и беседуем с тобой, – пояснила Ана.

– Ну, она не призналась, кто это. Но я знаю, что это был кто-то, кто не понравился бы ее родителям. Она говорила, что узнай ее предки, с кем она встречается, отправили бы ее в школу-интернат за границу. И я ей поверил. Они у нее очень строгие, и бабла у них хватает. Знаете же, ее бабушка была известной художницей.

– Вот, держите, – прервала их мать Уго, подавая поднос с кофе, молоком, сахаром и макарунами.

– Что ж, большое спасибо, – откликнулся Санти.

Они быстро выпили кофе. Санти достал из кармана визитку и протянул ее матери.

– Если вспомните что-нибудь, что может оказаться полезным, не стесняйтесь звонить нам.

Ана еще раз поблагодарила собеседников, и они с напарником покинули квартиру. Санти не открывал рта, пока они не шагнули в лифт.

– Полагаю, у тебя кофе уже скоро из ушей польется, – заметила Ана.

– Давай договоримся. Ты в последний раз начинала говорить раньше меня. Зачем ты предложила матери присутствовать при разговоре?

– Он несовершеннолетний!

– Вот именно. Несовершеннолетние ни слова не скажут в присутствии родителей. Мы здесь не для того, чтобы заводить друзей. Если идешь со мной, ты говоришь после меня, если не получишь других указаний. Тебе понятно?

Ана резко вдохнула, собираясь ответить, но тут же выдохнула. Они вышли на улицу и сели в машину Санти.

– Куда тебе? – спросил он.

Ана взглянула на часы. Почти два. Ее сын находился у матери, поэтому она могла не торопиться. Оставался запас по времени.

– Ты больше ничего не планируешь делать?

– Планирую. Поесть, вздремнуть и еще разок прочитать отчет о вскрытии. Он пришел вчера, и я пролистал его по диагонали. Хотя, очевидно, ничего интересного не найду.

– Я вчера прочитала. Подтверждает то, что нам уже известно. Никаких следов. Искусственная кровь. Ловкий убийца. Отсутствие ранений, характерных для самообороны.

– Ты очень хорошо все изложила, но я в любом случае перечитаю его.

– Разве ты не собирался сегодня поговорить с другой парой, Фернандо и Инес? – поинтересовалась Ана, обрадованная неожиданным комплиментом.

– Отложу на завтра. Не помешало бы, если бы ты кратко изложила то, что мы услышали сегодня. У меня есть одна идея. Так что теперь у тебя есть домашнее задание на вечер.

– Принято. Отвезешь меня обратно в Сантьяго?

– Но разве ты не здесь живешь? Насколько я понял, ты думала здесь и остаться.

– Да, в Ла-Рамаллосе, но намерена воспользоваться тем, что ребенок пристроен, и выполнить кое-какие поручения.

– Как скажешь. Где тебя высадить?

– Без разницы. В центре.

На обратном пути они практически не разговаривали. Санти высадил ее на площади Галисии. А после обогнул площадь, чтобы вернуться обратно в Кашейрас, при этом чувствовал себя немного виноватым за то, что не взял Ану с собой.

Она же поймала такси до Города культуры¹², чувствуя себя немного виноватой, что не взяла с собой Санти.