Czytaj książkę: «Ночница. Коллекция ужасов»

Czcionka:

Посвящается городу, который дарит мне самые прекрасные и самые ужасные моменты моей жизни.

“But I don’t want to go among mad people," Alice remarked.
"Oh, you can’t help that," said the Cat: "we’re all mad here. I’m mad. You’re mad."
"How do you know I’m mad?" said Alice.
"You must be," said the Cat, "or you wouldn’t have come here.”
Lewis Carroll, Alice in Wonderland

Ночница

Приютские дети – самые несчастные. Пожалуй, даже несчастнее детдомовских. Ведь последние не терзают себя надеждой вернуться домой: они привыкают к новой жизни и твердо знают, что другой у них не будет. По крайней мере, до тех пор, пока мачеха-система не выплюнет их за ворота госучреждения. Тем же, кто по той или иной причине оказался в приюте, каждый миг мерещится, что всё может измениться. Что строгий воспитатель вот-вот назовет твою фамилию и заставит проследовать за ним в кабинет, в комнату, где сидит заплаканная бабушка или дальняя родственница, лицо которой напрочь стерлось из памяти.

Каждый ребенок «на передержке» не живет, а существует в ожидании счастливого дня. Ест, гуляет, смотрит телевизор и принимает витамины, поглядывая на дверь. Но, как говаривал Альберт Джей Нок, нет ничего более постоянного, чем временное! Большинство таких детей не возвращаются в семьи. Иногда – потому что некуда. Иногда – потому что незачем. Чаще всего это к лучшему.

Моя история в приюте длилась долгих три года, и, скажу я вам, это был странный опыт. Думаю, чистый детский разум просто не способен уместить в себе масштабы трудностей взрослых. Ведь у тех, кто бреется и носит бюстгальтеры, постоянно что-то не ладится. Любовные перипетии, финансовые провалы, проблемы с алкоголем, комплексы на фоне невостребованности и еще куча всякой ерунды, что в конечном итоге обрушивается на хрупкие детские плечи. Иногда малыши не справляются с решениями родителей. Так они попадают в огороженные высокими заборами дома.

Вспоминая временное пристанище, я ловлю себя на дурацкой мысли: жить там – все равно что ждать автобуса, номер которого тебе неизвестен. Вокруг постоянно суетятся люди, но никто, практически никто не задерживается надолго. Приезжают одни, уезжают другие. Кто-то искренне рад тебя видеть, другим и повода не нужно, чтобы разукрасить твой глаз. Шум, давка, иногда – полное одиночество, но ты все ждешь и ждешь, когда придет пазик и отвезет тебя куда-то! Неважно куда, лишь бы подальше от остановки «Неизвестность». Как я уже говорил, бо́льшая часть брошенных крох так и не дожидается заветного желтого пятна в облаке пыли на горизонте. Но я дождался. Автобус, изменивший мою судьбу, подъехал к воротам приюта «Светлячок» в районе восьми часов утра.

То был далекий июль 2001 года… Подумать только, двадцать лет прошло, а помню этот день, как вчерашний! До сих пор в носу стоит отвратительный запах солярки, которым был пропитан каждый угол салона. А жесткие кресла, перетянутые бордовым кожзамом?! От одного лишь взгляда на эти королевские седалища ягодицы сводило судорогой. Духота и шансон из хриплых колонок – вечные спутники на подобных маршрутах, но мне по какой-то причине запомнилось другое.

Внутреннее убранство пазика бережливо хранило следы всех наших путешествий, а из корявых надписей, вырезанных в облупившейся охре со следами наклеек, можно было узнать имена и клички тех, кто задолго до нас сотрясался в этой душегубке. Эдакая повесть временных лет на колесах.

Я долго не мог понять, что чувствую к автобусу, который перемещал нас по городу, возил на экскурсии в музеи и на льготные утренние сеансы в кинотеатр. С одной стороны, меня в нем неизменно тошнило. Каждая поездка казалась последней. Не смея попросить об остановке, я взаправду умирал! И оживал, стоило выйти на свежий воздух. С другой стороны, прибытие «хлебной булки» (так мы прозвали автобус из-за характерной формы кузова) всегда означало, что день пройдет интересно: нас обязательно перенесут в какое-то любопытное местечко. Хотя, когда живешь в приюте – рад любой вылазке.

Осознав это, я решил любить наш пазик, сколько бы страданий он ни причинял. Ведь любовь – это всегда прощение и смирение. По крайней мере, в этом убеждала бабушка незадолго до того, как отдала меня на попечение государства. Наверное, уже тогда она понимала, куда дует ветер, и потихоньку готовила меня к безрадостным переменам. Скажу сразу: не помогло и нисколько не смягчило удар! Приют – паршивое место, из которого хронически мечтаешь сбежать. И это была еще одна причина любить автобус, увозивший нас от него подальше.

– Живее, скорее, расторопнее! – перебирала синонимы пышноволосая дама в очках, имя которой с годами затерялось в памяти. – Заходим! Рассаживаемся! Не балуемся! Очень скоро наша желтая субмарина отчалит, и начнутся приключения!

– А что на этот раз? Зачем нам теплые вещи? – осмелился спросить я у обладательницы густой шевелюры.

– Все-то тебе любопытно, Тёма! – усмехнулась воспитательница, поправив на носу очки с фиолетовым градиентом. – Потерпи немного, любопытная Варвара!

– Ну и ладно, – печально выдохнул я, уже предчувствуя, что старшие мальчишки до полусмерти замучают меня этой самой «Варварой».

Опустившись на лавку, я устало закрыл глаза. «Здесь и высплюсь», – решил я в мыслях, поминая беспокойную прошлую ночь. Местные хулиганы пытались сделать «зассыхой» очередного несчастного из тех, кто помладше. Дождались полуночи, аккуратно вышли из палаты, миновали храпящую нянечку и шмыгнули в туалет, где набрали стакан теплой воды. В него-то и полагалось опускать пальцы сопящих пацанов в надежде, что это спровоцирует мочеиспускание. К слову, штука была рабочая: почти каждое утро кто-нибудь просыпался в холодной луже под сиплый гогот тех, кто не ведал жалости. Я не хотел быть одним из «ссыкунов», а потому – засыпал последним, когда заканчивались шорохи, смешки и скрипы.

– Ты знаешь, куда мы едем? – настороженно спросил Витька, мальчишка, с которым никто не хотел общаться (он безо всяких стаканов с теплой водой «дудонил» в кровать через ночь – детский энурез).

– Нет, ничего не знаю! – брезгливо отворачиваясь, бросил я и тут же выдохнул с облегчением, осознав, что Витька продолжил поиски места.

Дорожная качка мгновенно навеяла сон. Не замечая криков и суеты вокруг, я оперся на испещренное царапинами стекло и задремал. В то утро мне впервые за несколько лет приснилась мама. Она серьезно на меня смотрела и безостановочно говорила. Казалось, родительница стоит за плотным, звуконепроницаемым экраном: ее губы двигались, но слова не доносились. В конце нашего короткого свидания она сняла с себя нательный крест и бросила мне. Не помню, что дальше, но ощущения были жуткие. В нашей семье никогда не снимали оберегов-распятий. Мы верили, что покуда они с нами – беда не нагрянет… Проснуться довелось от резкого толчка.

– Вставай, Варвара, приехали! – издевательски бросил Артур, старший из приютских.

Потерев ушибленное плечо, я проморгался, закинул рюкзак на плечи, выпрыгнул из автобуса и присоединился к линейке, в которую выстроили воспитанников приюта.

– Итак, дети! – торжественно начала дама с химией на голове. – Мы думали сказать вам заранее, но решили, что лучше это останется сюрпризом. Мэр нашего города Еремей Миронович Лапин выделил для «Светлячка» путевки в это чудесное место! Добро пожаловать в детский лагерь «Сосновый лог»!

Только на последней фразе я додумался оглядеться. Тогда мне было невдомёк, что такое лог, но сосны сразу бросились в глаза. Могучие, грубые, с длинными лысыми стволами, они упирались в самое небо, отбрасывая густую тень. В памяти возродились образы одноклассников, каждое лето проводивших вдали от дома.

– Что же, – тихонько произнес я. – Посмотрим, стоило ли им завидовать!

* * *

Детский или, по версии бабушки, «пионерский» лагерь оказался довольно странным местом. Раньше я думал, что это своеобразный рай на земле! Слушая рассказы тех, кто провел там смену, а то и две за лето, я неизменно утопал в обиде и жалости к себе. Ведь, возвращаясь загорелыми и счастливыми, эти ребята без устали рассказывали, как им было весело! Дискотеки, бассейн, игры, конкурсы, новые знакомства и, конечно, первые поцелуи. О чем еще может мечтать подросток?

На деле все оказалось далеко не так радужно. Угрюмые одноэтажные бараки разбавлялись изношенными беседками и видавшими виды качелями. В единственном на весь лагерь бассейне вместо детей плавали листья и вездесущие сосновые иголки, ковром из которых были покрыты местные земли.

В постройке, что отвели нам для проживания, стояли полумрак и холод. Виной тому опять же проклятые сосны! Густо засаженная территория находилась в их плену. Вымахав до самых облаков, деревья сцепились кронами и надежно спрятали лагерь от тепла и солнечного света. Но, как говорится, где-то убыло, а где-то – прибыло: комаров в «Сосновом логу» водилось с избытком – только успевай отмахиваться!

Мечта об идеальном детском мирке, где кормят исключительно бананами и сладкой ватой, разбилась о неприветливый лик советского наследия. Мысль о том, что здесь предстоит прожить как минимум три недели, навеяла тоску. Впрочем, довольно быстро удалось найти жирный плюс подобных условий: шпана, что не давала проходу таким, как я, была в восторге! Возможность шататься без надзора, играя в карты и покуривая сигареты, являлась пределом их мечтаний. Приютская дедовщина подошла к концу. Нас оставили в покое. Можно было спокойно гулять, рисовать и читать архив журнала «Мурзилка» за последние 150 лет.

– Как думаешь, еще приедет кто-то? – спросил проходящий мимо Витька.

– Вряд ли, – пожал я плечами. – Слышал, как воспитательница говорила по телефону с мужем. С ее слов, этот лагерь в июне не работал. В тридцати километрах отсюда открыли новый: красивый, дорогой, со всеми развлечениями. А нас сюда направили по доброте душевной, вернее, по указанию мэра. У него там план какой-то есть, статистика.

– Жаль! – отрезал Витька и сорвался с места навстречу физруку с мячом.

Я посмотрел ему вслед и с удивлением понял, что от него больше не пахнет. С тех пор как мальчишку перестали задирать «старшаки», ночная проблема не давала о себе знать.

В бесцельных скитаниях по территории лагеря к концу подошел очередной день. Близилось время отбоя. Уставшие, а потому спокойные «деды» возвращались в корпус, неохотно переговариваясь. В десять часов вечера явилась вожатая с наволочкой наперевес. «Паужинок!» – объявила она, раскрыв тканевый мешок. Внутри таилась настоящая редкость: наливные красные яблоки, каких не сыщешь в наших широтах. Приютские охотно бросились за угощением.

– В коридоре стоит ведро. Ночью в него можно сходить по-маленькому, но всё остальное – в уличный туалет. Обулись, провернули ключ в замке и пошли потихонечку. Если кому нужно – на подоконнике рядом с дверью фонарик. Только не забудьте вернуть его на место. Все понятно?

– Угу… – блаженно промычал отряд, доедая огрызки.

Свет погас ровно в 22:15. Выдав пару глупых шуток, старшие мальчишки отключились – свежий загородный воздух действовал на них как наркоз. Они засыпали мгновенно и не просыпались до самого утра, даруя всем остальным возможность отдыхать полноценно, без страха проснуться без трусов или с ботинками на подушке.

В какой-то момент наступила гробовая тишина. Явление довольно редкое, а потому – крайне ценное для того, кто круглые сутки находится в окружении одичавших зверьков, от которых отказались хозяева. Мне же, как назло, не спалось. Привычка бодрствовать первые часы ночи держала мои веки открытыми.

В какой-то момент я закономерно ощутил давление внизу живота. Выбор оказался невелик: ведро или уличный туалет. Первое – стыдно, второе – страшно. «Эх, зря выпил второй компот за ужином», – посетовал я, запихивая стопы в резиновые тапки. В коридоре вопрос родился заново. Около минуты я простоял неподвижно, гипнотизируя дверь. В какой-то момент я ощутил касание за плечо, от которого внутри все оборвалось.

– Тёма, все хорошо? – шепотом поинтересовалась Азиза, студентка, проходившая в лагере учебную практику.

– Да… я хотел, то есть думал, это ведро…

– Хочешь, провожу тебя на улицу? – улыбнулась Азиза, понимая неловкость ситуации.

– Нет! – вдруг воспрял я. – Мне не страшно, просто забыл, где взять фонарик! – сочинилось на ходу.

– А вот и он! – Практикантка дружелюбно указала на подоконник, укрытый занавеской.

– С-спасибо! – вымолвил я и осознал, что пути обратно нет.

Издав протяжный скрип, дверь отворилась. Сумерки, что едва сгущались в черте города, здесь казались непроглядной ночью. Я щелкнул кнопкой и легонько вытянул вперед источник света. Его луч, пробираясь сквозь толщу тумана, стал тяжелым и мутным. Легко было представить, что в руках у меня самый настоящий световой меч, с помощью которого можно обороняться. Эта мысль одновременно развеселила и заставила напрячься.

– Спокойно! – произнес я, выпустив облако пара. – С фонариком ничего не страшно. Все привидения боятся света.

Спрыгнув с крыльца, я поспешил к заросшей тропинке, что вела к будке из прогнивших досок. Капельки ледяной росы окропили щиколотки, едва кончился асфальт. Вздрогнув и поморщившись, я осветил дорожку, опасаясь встречи с каким-нибудь ядовитым гадом. Тогда мне казалось, что под ночь каждая тварь, которой не нашлось места в свете солнца, выбирается из своей норы в поисках жертвы. Больше всего пугали гадюки. Из «Энциклопедии для почемучек» я узнал, что их яд не всегда смертелен, но способен причинить нестерпимую боль. К счастью, ни одно живое создание не решилось показаться мне на глаза, хотя местность и полнилась всевозможными звуками.

Закончив свои дела, я куда смелее двинулся обратно по кирпичикам, составлявшим тропу. Легко и во всех смыслах расслабленно я передвигал ногами и даже подумывал выключить фонарик, как вдруг застыл в исступлении. Недалеко от меня к нашему корпусу двигалась темная долговязая фигура: длиннющие конечности, покатая спина, черные как смоль волосы, выбивающиеся из-под прозрачной ткани, покрывавшей лицо. Ни на секунду я не усомнился в истинной природе создания. Люди так не выглядят. Люди не продираются сквозь заросли колючих кустов и крапивы, направляясь куда-либо.

– Мамочки! – воскликнул я, выронив фонарь из онемевшей ладони.

Существо остановилось и с хрустом повернуло голову. Полное оцепенение сразило плоть. Словно вкопанный, я не мог пошевелить ногами. Если бы минутой ранее я не наведался в уборную, наверняка обмочился бы от одного лишь вида нежити. Леденящая душу тень вопреки ожиданиям продолжила движение в сторону отряда. Я задышал вполсилы, опасаясь привлечь внимание, и отыскал в траве мигающий фонарик.

Силуэт из леса вплотную подобрался к стенам одноэтажного дома и вновь замер, точно обдумывая план действий. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем лесная нечисть, подобно пауку, начала карабкаться по стенам. Ее движения были легкими, а тело отрицало гравитацию. Призрак в считаные мгновения взобрался на крышу и осмотрелся. Что-то заставило его долго и безотрывно смотреть вдаль. Внезапно дверь корпуса приоткрылась. На крыльцо вышла Азиза. Тварь из кошмарных сновидений продолжала сидеть на черепице, словно ночная птица.

– Ну и куда ты пропал, Тём? Возвращайся скорее, холодно же!

Мои попытки заговорить не увенчались успехом. Губы дрожали в тщетном желании родить звук. Всё, на что хватило смелости, – это броситься навстречу студентке до того, как она вновь скроется за порогом. Несколько раз запнувшись, я взлетел по ступеням и кинулся в палату. Азиза успела схватить меня за плечи. Опустившись на корточки, она вкрадчиво заговорила:

– Эй, ты чего? Бледный, словно привидение увидел! Всё хорошо?

Я кивнул на автомате, но сразу понял, что так просто мне не отделаться. Собрав остатки мужества в кулак, я прошептал:

– Кажется, я увидел змею там, в траве. Гадюку!

– Нет, малыш, тебе показалось. Здесь даже ужики не водятся! Иначе не построили бы тут детский лагерь. Иди скорее спать, ладно?

– Хорошо, – с трудом вымолвил я, устремившись в сторону спальни.

В один прыжок я вернулся в кровать и с головой накрылся душным одеялом. Воздуха в образовавшемся коконе не хватало, но я и мизинца наружу показывать не собирался. Азиза ведь понятия не имела, что в тот момент, пока она со мной говорила, над нашими головами громоздилось порождение ночи. С учетом того, что я увидел, ему ничего не стоило пробраться внутрь. Главное – дождаться утра, авось пронесёт!

Неторопливый скрип двери вынудил затаить дыхание. Кто-то (или что-то) вошел в палату и вынудил половицы застонать. Словно в чудовищном сне, я почувствовал, как язык стал ватным, а в горле появился ком. Что бы ни происходило дальше, я не смогу закричать, даже пискнуть не получится! Звуки шагов становились все отчетливее. В какой-то момент ночной визитер задел свисающий краешек моего одеяла, и я почти смирился с тем, что умру. Поток тревожных мыслей нарушил знакомый шепот:

– Здесь и будет твое место, хорошо?

Объятый любопытством, я приподнял одеяло. На соседней кровати, пустовавшей предыдущие дни, сидел невысокий, коротко стриженный мальчишка. Клавдия Викторовна, наш старший воспитатель, заправляла в наволочку его подушку. Пацан без особого интереса наблюдал за происходящим. Как только женщина приготовила постель для сна, новенький разделся и лег на бок, спиной ко мне. В палате вновь стало тихо. Тогда я и представить не мог, чем кончится эта жуткая, словно списанная с дурного сна история…

* * *

Новый день в «Сосновом логу» начался запланированно рано, то есть ровно в семь утра. Азиза прокричала бодрое «подъем» и приоткрыла окно для проветривания. Мои соплеменники нехотя зашевелились, в то время как я натурально страдал от давящей боли в затылке. Выспаться ночью так и не удалось. Сначала боялся закрыть глаза, а после – просыпался каждые пять минут от навязчивых видений. И только в пятом часу покой вернулся в мое сердце вместе с блеклым светом, пробивавшимся сквозь тяжелые кроны сосен.

Казалось, едва опустились веки, неугомонная практикантка ворвалась в палату и перевернула все с ног на голову! Смирившись с долей вечно рассеянного и сонного ребенка, я вынудил себя подняться. В семь тридцать начиналась зарядка, а тем, кто опаздывал, здорово прилетало. Никоим образом я не хотел оказаться в числе провинившихся, а потому подгонял себя как мог.

– Это еще что за чучело? – вышагивая в одном нижнем белье, просипел Артур.

Взгляд задиры устремился в мою сторону, точнее в сторону кровати, что располагалась рядом. Там, неспешно заправляя одеяло, мелькал новенький.

– Он с нами теперь будет, ночью приехал! – зачем-то вмешался я.

– Хрен ли ты за него впрягаешься? Он че, глухонемой? – усмехнулся парень, недоверчиво осмотрев нас обоих. – Или твой новый бойфренд?

Комната разразилась хохотом. Смеялись все, кроме меня и новенького. Большинство делало это, чтобы уважить лидера и не стать объектом его новых издевок. Неизвестно, чем бы кончилось дело, не вмешайся Азиза. Сигналом свистка она призвала к тишине.

– Артур, вижу, тебе нравится быть в центре внимания? Значит, сегодня именно ты проведешь зарядку! Но для начала надень шорты и майку.

Вожак стаи волчат недовольно оскалился. В ту же секунду я понял, что за это придется ответить. Либо мне, либо этому безымянному мальчишке рядом. Так и не удосужившись представиться, он проследовал на выход. Как оказалось, у него было освобождение от физкультуры. «Ох, не избежать ему взбучки, не избежать!» – с досадой осознал я и приготовился к разминке.

Покончив с рутинными занятиями вроде уборки и стирки нижнего белья, мы отправились на завтрак в корпус номер 1. Там полным составом находилась группа девочек. Переминаясь с ноги на ногу, воспитанницы приюта оживленно трещали обо всем на свете и совсем не обращали на нас внимания.

Когда ты ребенок, все, кто не похож на тебя (особенно так радикально), воспринимаются как пришельцы. На них можно смотреть с удивлением, но даже в голову не придет подружиться. Через пару лет эти противоположности притянутся, да так сильно, что не сыщется на Земле силы, способной это изменить. Но то будет нескоро, а до тех пор мы брезгливо морщились при виде друг друга. По крайней мере, на публике.

Стоит сказать, что в то утро «глупые девчонки» мало интересовали «пацанячий отряд». С куда бо́льшим интересом обсуждалось появление «духа», что в армейской терминологии, бог весть как затесавшейся в детский лексикон, означало «новенький». Артур уже разминал кулаки, чтобы преподать ему урок «уважения к старшим», но мальчишка не явился… на свою удачу! Его тарелка манной каши, тонкий ломтик хлеба с маслом и компот переместились на поднос и вместе с Азизой исчезли в неизвестном направлении.

Этот чудак и впрямь будто напрашивался на неприятности, ведь каждый приютский знает, что единственный способ выжить – не выделяться: смеяться, когда смеются все, быстро отвечать на вопросы «дедов» и держать рот на замке, если они с тобой не разговаривают. Другими словами, нужно стать тенью, неприметной вещью из интерьера, на которую, проходя мимо, не обращают внимания. Именно так поступал я. И, надо сказать, данная тактика работала.

С полудня до обеда наступало «свободное время», каждый мог заниматься чем угодно. Из предложенного, разумеется. Взрослые мальчишки шли играть в баскетбол, совсем еще малыши отправлялись на тихий час, а промежуточные звенья приютской эволюции вроде меня могли тихонько читать или рисовать. Я без раздумий выбрал первое. Особенно когда узнал, что библиотека при лагере возобновила работу. Первые дни она стояла закрытой, но буквально вчера в «Сосновый лог» приехала худосочная женщина в очках и поношенной водолазке. Нам она представилась как смотритель читального зала, и в ту же секунду я понял, где буду пропадать бо́льшую часть так называемого свободного времени.

– Добрый день! Я бы хотел взять книгу, – незаметно появившись у стойки библиотекаря, объявил я.

– Чудесно! – улыбнулась женщина. – Тебя как звать? Меня – Таисия Максимовна.

– Артём.

– Очень приятно, Артём! Что хочешь почитать?

Какое-то время я размышлял, что выдать: правду или ее замаскированную версию? Слегка замявшись, я решил выложить все карты на стол:

– Честно говоря, мне бы хотелось найти сборник легенд про всяких существ. Про призраков и монстров. У вас есть такие энциклопедии?

– Удивил так удивил! – довольно вскинула брови Таисия Максимовна. – Мальчишки в твоем возрасте просят комиксы или подростковые журналы.

– Я не такой. – Суровость в собственном голосе была мне в новинку.

– Это я уже заметила. Что же, давай посмотрим! – развела руками новая знакомая.

Больше двадцати минут мы изучали пыльные шкафы с книгами, но так ничего и не нашли. Конечно, попадались красочные сборники сказок про Бабу Ягу, Кощея и Змея Горыныча, но это для детсадовцев. Мне же кровь из носу требовалось узнать, что я видел прошлой ночью, а в идеале – понять, как от этого защититься.

– Выходит, нет ничего такого… – разочарованно вздохнул я, рассмотрев обложку последней книги.

– Выходит, так, – не менее печально отозвалась женщина, как вдруг оживилась: – А что тебе интересно? Вдруг я разбираюсь?

– Это уж вряд ли, – покачал головой я.

– А ты проверь! – задорно подмигнула Таисия Максимовна.

Сам не знаю почему, я решил поделиться своей историей с библиотекарем. Наверное, подкупила искренняя улыбка. Приютские дети видят ее нечасто, но распознают мгновенно! Подробно описав увиденное ночью, я опустился на табурет в ожидании ответа. Тетя Тая задумчиво нахмурилась. Тогда я подумал, что в голове представителя ее профессии и так хранится слишком много информации, а места всяким сказочкам нет. К моему удивлению, все оказалось иначе. Собравшись с мыслями, женщина заговорила:

– То, что ты видел, удивительно похоже на описание духа из славянской мифологии. Моя мама – коллекционер русского фольклора. В детстве я всякого от нее наслушалась. Если хочешь – поделюсь.

– Конечно!

– Только помни, что все это – вымысел, в реальности ничего такого не существует. Верой в богов и духов наши предки оправдывали все, чему не находили логического объяснения! – смотря куда-то вдаль, вещала Таисия Максимовна. – На Руси считали, что в течение суток мы пересекаем сразу несколько опасных порогов: рассвет, полдень, закат и полночь. Мол, в моменты перехода, когда свет сменяется тьмой, а день – ночью, обитатели потустороннего мира способны прокрасться в мир живых, чтобы натворить пакостей. Когда солнце достигало наивысшей точки, являлась Полудница. Дева в белоснежных одеждах, что бродила по полю и смотрела за тем, чтобы крестьяне работали в меру, не забывали про обед и отдых. Тех, кто от жадности или по забывчивости продолжал работать, она со спины ударяла по голове. После этого человеку становилось плохо, кровь шла носом, он сознание терял, мог и рассудок временно помутиться. Но шалости Полудницы не идут ни в какое сравнение с тем, что творила ее сестра Полуночница, или, как говорила мама, Ночница!

– Что может быть хуже издевательств над людьми? – вслух рассуждал я, вспоминая собственный горький опыт.

– О, нет! То нельзя считать издевательством. Так, баловство! А вот Ночница, как ты уже догадался, являвшаяся в полночь, могла всерьез набедокурить! Зная это, суеверные люди не выходили из дома после заката. Запирали ставни и двери да сидели тихонечко в тусклом мерцании свечки. Ночница в то время, если верить преданиям, бродила по округе, выискивая хаты, где хозяевам нет покоя. Она стучала в двери гнилыми костяшками пальцев, и не дай бог было ей открыть! Такую гостью ни силой, ни молитвой не спровадить. Ночница лишала детей сна и больно кусала их за пальчики, вынуждая биться в истерике! Несчастные крохи голосили на всю округу, и тогда уже всей деревне было не до отдыха.

– А зачем Ночнице поступать так с малышами?

– Согласно верованиям, Ночницами после смерти становились одинокие ведьмы, так и не родившие собственных детей. Злость и отчаяние превращали их и без того нечистый дух в сгусток тьмы. Они мстили всем счастливым семьям, особенно тем, у которых имелось потомство.

– Как же от нее защититься? – оторопело вопросил я.

– Это почти невозможно, Тёма. Самое простое – вовремя ложиться спать и не выходить из дома за полночь. Тогда она к тебе даже не подступится. Ах да, еще крайне важно запирать двери и окна. Ночница, хоть и дух, но в жилище проникает весьма традиционно… – заулыбалась Таисия Максимовна. – Только ты не забывай, что это сказки. А все, что ты видел, – фантазия или игра воображения!

– Угу, – приняв решение не спорить, отозвался я. – Спасибо огромное, думаю, мне пора! Свободное время давно вышло.

– Не бойся, если что – я тебя прикрою! – захлопала глазами женщина.

– До встречи, – сдержанно, словно взрослый, произнес я и ушел не оглядываясь.

Пазл в моей голове понемногу собирался, но, чтобы восстановить картину полностью, я должен был поговорить с новеньким, как бы его, окаянного, ни звали!

* * *

О причинах детской жестокости и путях ее искоренения рассуждают поколениями. Умнейшие люди планеты составляют доклады, выступают на конференциях и призывают жертвовать в специализированные фонды. Прекрасные инициативы, гуманизм в действии! Но помогает ли это решить проблему? Черта с два.

Быть может, виной тому первобытные инстинкты, что лежат в основе человеческой природы, возможно, мы сами потворствуем агрессии, создавая образы киношных супергероев, раздающих тумаки направо и налево. Правда нам неизвестна, а факт остается фактом: подростки обижают тех, кто не способен дать отпор. Страшный закон джунглей действует и в обычных школах, но когда речь заходит об учреждениях закрытого типа, можно столкнуться с примерами настоящего зверства.

Новоприбывший мальчишка был обречен с самого начала. Щуплый, крошечного росточка, с черными кругами под глазами и паутинкой бледных вен, проступающих на висках. Вид у него был жалкий, почти раздражающий. С таким ни сыграть в футбол, ни перелезть через забор, чтобы наворовать яблок, он даже собственный рюкзак в походе тащить не сможет. Квелый никчемыш! Но разве он выбирал таким родиться?

Вернуться в корпус ему довелось лишь под вечер. Хмурый и погруженный в собственные размышления, новенький вошел в комнату мальчиков. Там его уже ждали. Выдав размашистого леща, Артур повалил несчастного на пол. А после стая повизгивающих от восторга гиен налетела сверху, и каждый попытался урвать свой кусок от добычи. Я прибежал на шум практически сразу, но добрых полминуты стоял в проходе, наблюдая истязания. Мне было больно и стыдно. Больно от воспоминаний, ведь мой первый день в приюте кончился примерно так же, а стыдно потому, что не мог заступиться и ужасался одной мысли о том, чтобы позвать на помощь.

Мягкий толчок, сместивший меня в сторону, привел в чувство. Практикантка Азиза, как и я, примчалась на крики. К счастью, девушке хватило смелости броситься в самое пекло и оторвать глумящихся негодяев от их обмякшей жертвы.

– Кто это затеял?! – строго вопросила старшая воспитательница, возникшая на пороге.

Малолетние садисты, мгновенно лишившись запала, потупили взоры. Выдать своего лидера означало стать его личным врагом. Форменное самоубийство! На такое ни у кого не хватило бы смелости.

– Я! – нахально улыбнувшись, кивнул Артур. – Останусь без паужинка?

– Ты сейчас без ушей останешься, мерзавец! – Клавдия Викторовна схватила парня за руку и потащила в коридор. – Спать сегодня будешь тут! На стуле!

– Вы не имеете права! – гаркнул Артур, и все мы замерли, воображая его глаза, налившиеся кровью.

– Ты мне тут поговори, поговори! Языкастые у нас вообще на крыльце ночуют! Ишь, что удумал! Бить инвалида! Диагнозы его знаешь, олух?! Тебе уже есть четырнадцать, случись что с бедолагой – в воспитательную колонию отчалишь! А оттуда лишь одна дорога! Так что не ищи беды – беда тебя сама сыщет!

Азиза тем временем помогла новенькому переместиться на кровать. Она бегло осмотрела его на предмет серьезных ранений, к своему удивлению, ничего не обнаружив. Дружки Артура, словно матерые уголовники, знали, как бить больно, не оставляя при этом следов. Этому их обучили непутевые отцы, половина из которых то и дело наблюдала жизнь через решетки.

Отбой в тот день объявили раньше положенного. Таким было наказание для нашей палаты. Артуру разрешили спать на кровати, но не вернуться в палату. Испепеляя взглядом новичка, он сначала перетащил матрас и постельное, а после и саму койку. Всем стало предельно ясно, что это не конец. Месть прилюдно униженного «старшака» не заставит себя ждать.