Возрождение

Я родился и вырос в городе, кажется раньше он имел название, но сейчас за ненадобностью его имя упоминается редко, да и от города уже толком ничего не осталось кроме руин. Поначалу выжившие спешно покидали поселения, забывая их словно страшный сон. Опасность там подстерегала на каждом шагу, и ели ты, замотав лицо всем чем можно не заразишься чумой или другими болезнями, распространяемыми от тысяч разложившихся трупов, то можешь попасть в ловушку или будешь убит другим человеком. Просто так из-за его страха за собственную жизнь. Существовало несколько основных правил, которые следовало соблюдать чтобы выжить, первое из них гласило: – если хочешь жить ни с кем не разговаривай. Второе – увидел людей беги. Третье правило предостерегало к посещению мест, где могли находиться выжившие.

Конечно, это был далеко не полный список, но остальные так или иначе из них вытекали. Благодаря их соблюдению я и выжил. Помнится я бежал из города, и в каком-то переулке, столкнулся с парнем. Он был напуган не меньше моего, но в руках держал ружье. Отчего-то он не выстрелил. Я сжимал в руке кухонный нож. Приблизиться для удара я бы не успел, не получив дуплетом в живот. Мы смотрели друг на друга, и никто не решался сделать первый шаг. А потом раздался выстрел, и парень упал замертво. Я лишь заметил, как из его шеи фонтаном брызнула кровь. Мне повезло стрелявший выбрал из двух зол большее. С бездыханного тела я схватил торбу и пытаясь выдернуть из мертвой хватки ружье, едва не словил пулю, пролетевшую в сантиметре от головы. Я упал, взгляд мой остановился на нескольких деревьях, росших на краю переулка. Что было сил я рванул туда. Откуда-то сзади раздался выстрел. Стрелок вновь промахнулся. Я бежал до тех пор, пока не упал без сил. Лишь тогда я огляделся по сторонам и спрятался в разросшимся кустарнике. Вокруг не было слышно ничего кроме моего дыхания, и в первые за долгое время я заплакал. Это было больше похоже на вой отчаянья, в немом вопле была и тяжесть пути, и разочарование последних дней и даже не удавшаяся попытка прихватить ружье, патроны от которого я высыпал из торбы на землю. Благо в ней помимо боезапаса оказались рыбные консервы, не бог весть что, но голодную смерть можно было перенести еще на несколько дней. К тому же рыбный день вполне мог разгрузить организм от надоевшей тушеной говядины. Роковая встреча родила для меня еще одно правило – никогда без надобности не появляться на открытых участках.

Жизнь в городе, пусть и разрушенном имела множество преимуществ. Хоть бы только потому, что там было проще найти еду. И если поначалу провизии хватало всем и выжившие даже делились ей. Сообща выходили на раскопки руин, или сбивались в группы для разведки уцелевших зданий, то спустя год, разговоры стали короткими и еду больше никто не спрашивал. Многие предпочитали забирать ее силой, делая это с бездыханного тела.      Никакого кодекса чести не существовало и зачастую выживших даже нельзя было сравнить с хищными зверьми.

Не знаю везде ли было одинаково и, чем была вызвана такая неоправданная жестокость. Последствиями, связанными с катастрофой или каким-то другими причинами, но убивали и женщины, и дети. Угроза в городе могла прийти из любого угла, закоулка, подвала. Многие попросту где-то прятались и выжидали пока жертва сама не попадет им в руки. Кто-то делал ловушки, а некоторые просто раскидывали в открытом месте еду и ждали пока голод, и людская жадность не сделает свое дело. Чудом выбравшись из этого кошмара, я еще долгое время не мог спать больше нескольких беспокойных минут и постоянно просыпался в мокром бреду. Пока было светло я мог себя контролировать, но с наступлением темноты, когда на охоту выходили все мои страхи, сознание настолько пропитывалось ужасом, что, отходя ко сну я вставлял себе в рот кляп, опасаясь, что закричу и тем самым выдам свое местоположение.

Так в один из полных кошмара дней, я принял решение покинуть городские окраины и двинулся прочь, на встречу с диким зверем, в коем осталось больше людского, чем в представителях моей расы. Так я и шагнул в неизвестность леса. Вероятно, от того, что люди почувствовали свободу, и из-за своих страхов посчитали что лучше уж лишить жизни другого, чем иметь малейшую вероятность самому стать жертвой. Человеческая жизнь теперь имела крайне низкую цену. Даже передвигаясь по лесу, я нашел несколько трупов, и вряд ли они были самоубийцами. К тому же в доказательство последнего из припасов этих несчастных странным образом исчезало все съестное и необходимое для выживания в дикой природе и оставались только тряпки.

Самым страшным временем суток для меня по-прежнему оставалась ночь. Катастрофа хоть и была глобальной, но сказалась она лишь на людской жизни. Если что-то и изменилось в природе, оно было незаметным, по крайней мере здесь. В лесу все так же пели птицы, встречались грызуны и насекомые. Днем он был полон жизни и звуков, что прогоняло одинокое отчаянье даже из головы такого безумца как я, но стоило солнцу зайти, как и в этом месте жизнь замирала, рождая почти полную тишину ночи. Я двигался до тех пор, пока шумы и шорохи не становились наваждением, а силы полностью меня не покидали. Когда уже было трудно хоть что-то разглядеть, по соображениям безопасности я останавливался на ночлег. Предпочитая отойти ко сну в наскоро подвешенном к высокой ветке гамаке, нежели уснуть в разобранной палатке. В которой можно было никогда больше не проснуться, пополнив число обреченных лежать в дремучем лесу.

На худой конец заночевать можно было и в спальном мешке, предварительно углубившись в какую-нибудь яму, присыпав себя листьями и накрыться ветками, а то и вовсе сделав нору.

Слово сон было сильно преувеличенно, скорее всего сном я называл состояние бреда, когда организм обессилил, а мозг еще довольно ясно соображал, посылая сигналы о возможной опасности вымотанному телу. Когда каждые несколько минут открываешь глаза, смотришь по сторонам, сжимая в руке нож и снова проваливаешься в беспамятство на следующие несколько минут. И так до тех пор, пока усталость полностью не берет над тобой верх и ты не проваливаешься в мир сновидений, приходя в себя лишь засветло.

      Конечно, может быть, эти меры безопасности были излишними порождением страха, но все же я склонен думать, что благодаря их выполнению и я все еще жив, а многие другие, нет.

Отойдя на достаточное расстояние от поселения, я достал бумажную карту местности, найденную в одном из рюкзаков менее удачливых товарищей и со взглядом знатока принялся ее рассматривать. Я двигался в направлении, которое раньше знал, но никогда не ходил здесь пешком, а лишь проезжал по шоссе на автомобиле. Как человеку, всю жизнь прожившему в городе идея жизни в сельской местности всегда меня пугала и казалась мне шагом назад. Но сейчас, когда все так поменялось, я готов был уцепиться и за эту соломинку. Я нашел на карте населенный пункт, мысленно прикинул насколько далеко я смог зайти за эти дни и в итоге ни нашёл ничего лучшего, чем выйти на шоссе. Боясь попросту заблудиться, в лесу, что возможно в сложившейся обстановке было не самым худшим исходом.

Идти пришлось долго, несколько раз преодолевая желание повернуть обратно, уже затемно какая-то невидимая рука вывела меня к небольшому холму. Я прошелся вдоль растущего молодняка и уперся в остов автомобиля.

Осмотрев находку, я прикинул что это не самое плохое место для ночлега, к тому же окруженное со всех сторон деревьями и мелкой порослью, скрывающей машину от посторонних глаз. Разложив переднее сиденье, я как можно удобнее расположился и моментально провалился в сон.

Утреннее солнце нещадно светило в глаза, сон на мягком кресле, был в радость, но вот тело за время странствий видимо привыкло к мученьям и нещадно ныло. Потерев заспанные глаза, я выбрался из кабины и услышал странный шум, доносившийся с шоссе.

Судя по всему, по дороге что-то двигалось, но это не было похоже на гул двигателя автомобиля, а больше походило на лязг и скрежет, как будто кто-то тащил за собой по асфальту железяку, а та издавала раздражающий звук.

Я взобрался по насыпи стараясь не вызвать обвал щебня, так тихо, насколько это было возможно. То, что предстало моим глазам, заставило меня усомниться в ясности рассудка. В метрах пятидесяти по дороге в мою сторону катилась целая процессия металлолома, вернее это были какие-то самоходки разных размеров от небольшого мотоцикла до здорового грузовика, но казалось, что собраны они были из какого-то хлама.

Впереди двигалась машина на гусеницах, вернее гусеницы были лишь в ее основании. На них держалась проржавевшая цистерна. Над ней были наварены металлические конструкции, площадки и несколько самодельных солнечных панелей. А сверху этого нагромождения металлолома крепилась кабина от подъемного крана, украшенная яркими фонариками и огоньками. Как я не старался, но водителя этого странного транспортного средства я разглядеть не смог. К этой штуковине была прицеплена автоцистерна с надписью «собственность компании Заслон». За ней двигалась целая вереница разнообразных диковинных механизмов, на одни были установлены колеса разного размера, другие и вовсе на первый взгляд никаких колес и гусениц не имели, в одной из штуковин и вовсе вместо колеса тащилось большое бревно служившее, судя по всему, точкой опоры. Что-то мерцало, мигало, гремело. Все это походило на какой-то парад самодельной техники из разряда сделано из того, что было. Проводив взглядом эти чудные самоделки, я задумался почему невидно ни одного управлявшего ими человека. Казалось, будто бы они двигались сами по себе.

Пропустив этот парад, я решил пойти за ними, держась на небольшом отдалении. Вереница эта двигалась чуть быстрее человеческого шага и спустя пару часов преследования я сделал вывод, что людей в этой колонне нет, передвигаться с черепашьей скоростью по опасной дороге, где ты открыт как на ладони не имело ни малейшего смысла. К тому же человеческое терпение не безгранично и, если бы эти машины управлялись людьми думаю такая скорость движения вызывала бы массу гнева и ругани.

А я не слышал ничего кроме монотонного лязга металла.

Конечно, увиденное породило в моей голове множество вопросов, на которые в голодном мозгу ответов никак не находилось. Преследование мне уже порядком надоело и потеряло смысл и, если бы колонна не остановилась, я бы вернулся в лес. Но то, что произошло дальше, показалось мне сном.