Czytaj książkę: «Фреска судьбы»

Все вещи в мире представляют собой шифр. Вся природа является просто шифром и секретным письмом.

Блез Виженер «Трактат о шифрах»

Волхвы не боятся могучих владык.

А.С. Пушкин

Пролог

Погода была скверная. Моросил легкий дождик, и майору УГРО Синицыну, на котором в отличие от его молодого коллеги не было головного убора, приходилось вжимать голову в плечи, дабы уберечься от холодных капель, норовивших закатиться за воротник. Когда это не помогало, Синицын сердито поводил плечами и произносил недовольным голосом:

– Дерьмо, а не погода.

Никто из оперативников с ним не спорил – глупо отрицать очевидное.

Майор Синицын был невысоким, лысеющим человеком с усталым лицом и ухоженными черными усами, которые, судя по их длине и пушистости, призваны были компенсировать недостаток растительности на голове.

Подрагивая от пронизывающего ночного ветра и переминаясь с ноги на ногу, оперативники уныло составляли протокол осмотра места происшествия. А место было, прямо скажем, дрянное. Под ногами – грязь, впереди, прямо перед капотом увязшей в грязи машины, – обрыв, ведущий к кромке воды, черным гудроном мерцающей внизу. Того и гляди соскользнешь в темноте с крутого берега и сломаешь себе шею.

Машина – «Лада» девятой модели – стояла с открытыми дверцами.

– Астахов, посвети сюда! – мрачно приказал майор Синицын.

Лейтенант Астахов направил луч фонаря в салон машины.

– Тэк-с, – проговорил майор, оглядывая салон «девятки» цепким взглядом старого сыщика. – Записывай. На сиденье водителя большое темное пятно… Предположительно крови. – Синицын всунул голову в салон машины и прищурил тяжелые веки. – А тут у нас что?.. Твою мать! – выругался он вдруг. – Астахов, пиши. Три отрезанных или отрубленных человеческих пальца. Записал?

– Угу.

Синицын зябко передернул мокрыми плечами, вытряхнул из пачки сигарету и закурил. Теплее ему от этого не стало. Из темноты как черт из табакерки вынырнул молодой оперативник с возбужденным лицом.

– Товарищ майор, только что выяснили: машина принадлежит профессору Тихомирову Аскольду Витальевичу.

– Профессору? – Синицын вынул изо рта дымящуюся сигарету и почесал ногтем нахмуренный лоб. – Какого черта он здесь делал? И в такой час! До города два часа пилить.

– Может, на рыбалку приехал? – предположил молодой оперативник.

– С тростью вместо удочки? – с убийственным сарказмом поинтересовался Синицын.

– А кто их, ученых, знает, – пожал плечами молодой. – Все ученые – чудаки.

– Но не сумасшедшие. Кто нашел машину?

– Рыбаки и нашли. Приехали сюда на «вечернюю зорьку». Они ждут в машине.

Из-за сизой тучи выбралась ущербная луна, и стало немного светлее. К Синицыну подошел пожилой эксперт:

– Иван Палыч, пальчики-то того… откушены.

– Откушены? – Левая бровь майора поползла кверху. – Как откушены? Кто же это мог их откусить?

– Полагаю, что человек, – ответил судмедэксперт.

Майор метнул в него недовольный взгляд, и тот поспешно пояснил:

– Не зубами, конечно. Кусачками. Судя по всему, Тихомирова пытали.

– Товарищ майор! – послышался бодрый голос лейтенанта Астахова. – Тело нашли. Только что выловили из воды.

Синицын вздохнул, в последний раз затянулся сигаретой и швырнул ее в траву. Сизое облако дыма зависло во влажном воздухе белесым клубком, приняв очертания какого-то невиданного зверя.

1. Вздорный профессор

(За двенадцать часов до убийства)

Марго увидела его сразу. Профессор стоял перед Спасским собором и, задрав голову, разглядывал его темные купола.

– Аскольд Витальевич, здравствуйте! – окликнула его Марго.

Профессор Тихомиров обернулся и, прищурившись, посмотрел на журналистку. Это был невысокий, коренастый человек с едва наметившимся брюшком, седовласый и спокойный.

Марго подошла к нему и представилась:

– Я Маргарита Ленская. Журналистка. Вы назначили мне здесь встречу, помните?

– А, да-да, – кивнул Тихомиров и хотел было приветливо улыбнуться, но, по всей вероятности, передумал. – Вы опоздали, – сказал он довольно сухо.

Марго глянула на часики и с улыбкой проговорила:

– Всего на три минуты.

– Это были мои три минуты, – уточнил Тихомиров. – Ладно. Я как раз собирался зайти внутрь. Составите мне компанию?

– С удовольствием.

Тихомиров, тяжело опираясь на трость, заковылял к деревянной двери собора. Марго последовала за ним.

Два часа назад Марго позвонила профессору, чтобы договориться с ним насчет интервью. Тихомиров на просьбу о встрече ответил каким-то невразумительным сопением, потом сказал: «Боюсь, нам с вами не о чем говорить» – голосом рокочущим и недовольным, словно Марго была некрасивой поклонницей, вымаливающей у него свидание.

Так бы и не состояться встрече, но, как говорится, старик не на ту напал. Если Марго чего-то хотела, то всегда этого добивалась. Такой уж у нее был характер. Она могла преследовать человека неделями, доставать его звонками, просьбами, требованиями, до тех пор, пока измученный преследованием «контрагент» не сдавался на волю победительницы. И тогда уже Марго не церемонилась.

Профессор Тихомиров сопротивлялся хоть и упорно, но недолго. «Если вам некуда девать время, приезжайте в Андроников монастырь, я буду там сегодня в десять часов», – сухо сказал он и положил трубку. «Попался!» – со сдержанной улыбкой профессионального игрока в покер подумала Марго, запихивая телефон в сумочку.

Отправляясь на встречу, Марго до последнего момента верила, что Тихомиров просто рисуется, а на самом деле будет рад поводу поговорить о своей новой книге, а заодно и прорекламировать ее как следует. Но, заглянув профессору в глаза и наблюдая теперь его квадратную, непреклонную спину, обтянутую коричневой замшей куртки, журналистка поняла, что слухи о невыносимом характере профессора нисколько не преувеличены.

«Чепуха, – самоуверенно сказала себе Марго. – И не таких раскручивала».

Внутри собора царил полумрак, было прохладно, тихо и безлюдно. За прилавком, уставленным иконками, свечами и крестами, сидела пожилая женщина в темном платке. Поздоровавшись с ней, Марго и профессор прошли к алтарной части. Около минуты Тихомиров молча разглядывал стены храма, о чем-то размышляя, затем проговорил, не глядя на Марго:

– Удивительная церковь. Здесь нет ничего лишнего. Скупая, строгая красота. Никакого восточного буйства красок.

С алтарных икон спокойно и сдержанно смотрели лики святых. Тихо потрескивали свечи в медных подсвечниках.

– Слишком уж аскетично, вам не кажется? – подала голос Марго.

Тихомиров бросил на нее быстрый, недоверчивый взгляд и сказал:

– Когда-то эти стены были украшены фресками Андрея Рублева и Даниила Черного. Но, как видите, сейчас от них ничего не осталось, кроме двух небольших фрагментов. Вон там, на откосах окон.

Марго всмотрелась в темные своды алтаря, перевела взгляд на узкие окна, сквозь которые пробивался дневной свет, но так ничего и не разглядела.

– А зачем их уничтожили?

– Считается, что фрески сильно пострадали от времени и в конце восемнадцатого века их решили заменить, – ответил профессор с грустью в голосе. – Но, по-моему, это полная чушь.

– Почему?

Тихомиров посмотрел на Марго как на идиотку.

– Да хотя бы потому, что новые фрески на месте уничтоженных так и не появились. Разве вы сами не видите?

Марго снова посмотрела на серые, унылые стены храма. И сейчас, по истечении двухсот лет, кое-где на стенах все еще виднелись следы зубила. Судя по всему, работа была проделана нешуточная.

– Так ваша новая книга об этом? – осторожно спросила Марго, зная по рассказам коллег, что Тихомиров не любит приоткрывать завесу тайны над исследованиями, в которых еще не поставил финальную точку.

Вместо ответа Тихомиров рассеянно пробормотал:

– Что-то я устал. Пойдемте в сквер. – И тут же заковылял к выходу.

Они вышли из храма. Прошли в молчании по монастырскому дворику и, оказавшись за белой монументальной стеной монастыря, неторопливо зашагали по бетонной дорожке сквера.

Тихомиров шел, слегка прихрамывая и опираясь на тяжелую лакированную трость с металлическим набалдашником. Марго приходилось умерять поступь, чтобы идти с ним в ногу. Она была примерно одного роста с профессором, но благодаря длинной шее и прямой, как у балерины, осанке выглядела намного выше. Волосы у Марго были черные, но еще черней были ее глаза – большие, блестящие, по-кошачьи раскосые.

Остановившись в двух шагах от скамейки, Тихомиров покосился на Марго и вдруг сказал:

– Боюсь, что разговора у нас с вами не получится. Мне просто нечего вам рассказать. Я ведь предупреждал вас по телефону.

«Чтоб тебя черти съели, старый упрямец», – подумала Марго, а вслух сказала, стараясь придать своему низкому, хрипловатому от бесчисленного количества выкуренных сигарет голосу как можно более мягкую интонацию:

– Аскольд Витальевич, наших читателей очень интересуют ваши изыскания. Разве вы пишете не для них?

– Я пишу для себя, – ответил Тихомиров. – И вообще, устному слову я предпочитаю печатное. В книге все будет описано доскональнейшим образом, каждое утверждение будет всесторонне обосновано.

– Но благодаря интервью аудитория вашей книги расширится!

Морщинистая щека старика дернулась.

– Не думаю, что это так уж важно, – сухо сказал он. – Кому нужно – прочтут и так. Остальные меня не интересуют.

– Ну хорошо, – сдалась Марго. Несколько секунд она молчала, соображая, чем же еще можно взять несговорчивого профессора. Потом решила идти ва-банк и заговорила, проникновенно понизив голос. – Ну хорошо. А если я вам скажу, что этот материал нужен мне? Мне, лично. Что мне очень нужны деньги, и это интервью – реальный шанс их получить?

Тихомиров окинул ее холодноватым взглядом, пожал плечами и сказал:

– Это ваши проблемы. И, откровенно говоря, мне на них плевать. – Он переступил с ноги на ногу и поморщился. – Вы не против, если мы присядем?

Такого откровенного хамства по отношению к себе Марго не доводилось наблюдать очень давно. Надо было сказать в ответ что-то резкое и насмешливое, но сразу Марго не нашлась, а когда нашлась, нужный момент уже был упущен.

На скамейке, между прочим, уже сидел человек – молодой священник в рясе, с крестом на шее и с книгой в руках. Он мельком посмотрел на подошедших и снова опустил взгляд в книгу.

Тихомиров смахнул со скамейки мусор и сел. Марго уселась рядом. Пригладила смуглой ладонью складку на длинной цветастой юбке. Тихомиров покосился на ноги Марго, затем вынул из пачки «Кэмела» сигарету и вставил ее в сухие губы.

Марго посмотрела, как он прикуривает, и почувствовала злость. Стоило тащиться сюда через всю Москву, чтобы получить «вежливый отлуп»! «Нет, братец, я тебя прокачаю по полной программе», – подумала Марго, хмуря черную бровь.

– Аскольд Витальевич, скажите хотя бы: эта книга будет такой же скандальной, как и предыдущая? Ходят слухи, что вы совершили новое открытие.

– Я кое-что открыл, это правда, – сказал профессор, щуря голубые выцветшие глаза. – Рукопись почти закончена. – Он скосил взгляд на кончик сигареты и немного помолчал. А когда заговорил, глаза его блеснули сухим, злорадным блеском: – Представляю, как взбесится наше академическое сообщество, когда книга увидит свет.

«Ага!» – подумала Марго и быстро спросила:

– О чем будет ваша книга?

– Это будет настоящая бомба, – ответил Тихомиров. Затем искоса посмотрел на Марго и добавил: – Но говорить о ней рановато. Дождитесь публикации, и сами все увидите. Скажу только, что речь идет о фресках Рублева. Тех самых, на месте которых теперь лишь голые стены.

«Это уже что-то, – подумала Марго. – Качай его, Маргоша. Качай!»

– Правильно ли я поняла, что в своей книге вы опровергаете официальную версию уничтожения фресок? – поинтересовалась она невинным голосом.

На сухих губах профессора появилось подобие злобной усмешки.

– Так называемая «официальная версия» не выдерживает никакой критики. Поверьте – в этих стенах… – профессор ткнул дымящейся сигаретой в сторону Спасского собора —…скрыта большая тайна.

Марго начала выходить из себя. Вот уж любитель побродить вокруг да около. А может, просто набивает себе цену? Все-таки мужчина, хоть и старик, а мужчины существа тщеславные. Поскольку вежливый тон не срабатывал, Марго решила попробовать действовать от противного. Она кашлянула в кулак и произнесла невиннейшим голосом:

– Некоторые ученые считают, что все ваши гипотезы – всего лишь фантазии свихнувшегося неудачника, который пытается привлечь к себе внимание.

Марго ожидала взрыва, однако взрыва не последовало.

– Это их личное мнение, – сказал Тихомиров, равнодушно пожимая плечами. – Что же касается меня… Et si omnes scandalizati fuerint in te, ego nunquam. «Если даже все отрекутся от тебя, то я – никогда». Евангелие от Матфея.

– От Марка, – ясно и отчетливо поправил его незнакомый голос.

Профессор и Марго повернули головы. Молодой священник, как и прежде, держал в руках раскрытую книгу, однако на страницы больше не смотрел. Он смотрел на профессора Тихомирова.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь в разговор, – с улыбкой произнес незнакомец. – Вы впрямь считаете, что фрески Рублева были уничтожены по чьему-то злому умыслу?

– А почему вас это интересует? – подозрительно прищурился на незнакомца Тихомиров.

Тот слегка смутился.

– Дело в том, что мне официальное объяснение тоже кажется не совсем обоснованным. Можно узнать, какую гипотезу выдвигаете вы?

– Если вы слышали наш разговор, то, вероятно, поняли, что я не люблю предавать свои гипотезы огласке до их окончательной доработки и публикации, – сурово ответил Тихомиров.

– Что ж, в таком случае прошу меня извинить.

– Ничего страшного. – Профессор внимательно вгляделся в лицо священника и вдруг смягчился, как если бы убедился, что незнакомец не представляет для него никакой опасности. – Вы здесь служите?

Молодой священник качнул головой.

– Нет. Но я люблю тут бывать.

Профессор кивнул и сказал:

– Прекрасное место. Э-э… Простите, вас как зовут?

– Андрей Берсенев. Дьякон Андрей Берсенев.

– Скажите, отец Андрей, вам никогда не казалось странным, что русские иконописцы почти не рисовали волхвов? А ведь картина впечатляющая: верблюды, погонщики, ослепительная звезда в небе, темная пещера, три грузные фигуры, склонившиеся над младенцем. Мистерия, пронизанная ощущением умиления и какого-то особого душевного комфорта. Ведь в европейском искусстве это одна из главных тем, не правда ли?

Дьякон подумал и ответил:

– Мне кажется, причина в сложившейся традиции. Православный мир всегда больше внимания уделял Пасхе, нежели Рождеству.

Тихомиров кивнул:

– Да, есть такое мнение. Однако, когда разглядываешь старинные иконы, складывается впечатление, что русские иконописцы сознательно обходили эту тему стороной. Словно кто-то сильный и могущественный сказал им – «нельзя».

Тихомиров швырнул окурок в урну и принялся хлопать себя по карманам, негромко приговаривая:

– Ах ты, черт. Неужто опять…

– Что случилось? – спросила Марго.

Голос профессора зазвучал растерянно и жалобно.

– Да вот, понимаете… – забормотал он, все еще хлопая себя по карманам. – Собирался зайти в книжный и купить пару книжек, но позабыл бумажник дома. Как обидно. Теперь придется возвращаться сюда через всю Москву и терять целый день.

– Да, не повезло, – сказала Марго, втайне злорадствуя над вредным профессором.

Следует отметить, что Марго, при всей своей доброте и отзывчивости, была девушкой мстительной, обид она, как правило, не прощала никогда и никому. Тем более не собиралась прощать какому-то старикашке с раздутой репутацией, возомнившему о себе черт знает что.

«Получи на пироги», – мстительно подумала она. Но неожиданное вмешательство человека в рясе все испортило.

– Если хотите, я могу вам одолжить, – предложил молодой дьякон.

Профессор удивленно на него посмотрел.

– Правда?

– Конечно, – подтвердил тот с добродушной улыбкой. – А вы вернете мне деньги, когда вам будет удобно. Или пришлете по почте. Сколько вам нужно?

– Полагаю, рублей семьсот.

Отец Андрей достал из черного портфеля, лежащего на коленях, кожаный бумажник, отсчитал семьсот рублей и протянул их профессору.

– Благодарю вас! – сказал профессор, без всякого смущения принимая деньги. – Вы сэкономили мне кучу времени. Простите, я ведь, кажется, так и не представился. Аскольд Витальевич Тихомиров, историк, профессор культурологии.

– Очень приятно.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Куда прислать деньги? – поинтересовался профессор.

Отец Андрей продиктовал адрес, и профессор Тихомиров записал его в маленький блокнот.

Не успел профессор убрать блокнот в сумку, как в кармане у него запиликал телефон. Тихомиров извинился, достал из кармана мобильник, откинул пальцем крышку и прижал трубку к уху.

– Слушаю… – Некоторое время профессор действительно внимательно слушал, при этом усталое лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. Затем решительно произнес: – Нет, это не пойдет… Нет-нет… А уж это как вам будет угодно!.. Что вы сказали?.. Ах вот как!.. Ну хорошо, я приеду.

Он убрал телефон. Посмотрел на Марго и сказал растерянно:

– Ну вот. Мне пора идти. Интервью у нас с вами не получилось, но я ведь предупреждал заранее.

«В гробу я видела твои предупреждения, старый осел», – недовольно подумала Марго, но руку профессору все-таки пожала, даже какое-то подобие улыбки из себя выдавила.

Тихомиров тем временем обратился к дьякону:

– Еще раз спасибо, отец Андрей. Жаль, что у меня так мало времени. Было бы чрезвычайно интересно с вами побеседовать.

Он поднялся со скамейки, вскользь взглянул на Марго, как-то неловко повел плечами, словно опять говоря: «Я же предупреждал», затем повернулся и, тяжело опираясь на трость, заковылял прочь.

Дьякон проследил за ним взглядом, затем посмотрел на Марго.

– А вы, простите…

– Даже не пытайтесь, – сердито сказала Марго, наморщив носик. – Вы не в моем вкусе. – Она встала со скамейки, закинула сумку на плечо. Посмотрела на сигарету, дымящуюся в пальцах дьякона, и с усмешкой поинтересовалась: – А разве священникам можно курить?

– Вы прямо как мой духовник, – улыбнулся дьякон. – Знаете, как он говорит? «Курение – внешний признак внутренней расслабленности и несобранности. А мы призваны держать наготове светильники и масло, а не пачку сигарет и зажигалку».

– И что, он прав?

– Кто знает, – с улыбкой ответил дьякон. – Кто знает…

* * *

«Вот так когда-нибудь пойдешь стричься и выяснится, что голову дома оставил».

Аскольд Витальевич шагал к книжному магазину, ритмично и сухо постукивая тростью по асфальтовой дорожке. Это ж надо – забыть бумажник дома! До такой степени рассеянности Тихомирову еще не приходилось доходить. И какой унизительной неприятностью все закончилось! Аскольд Витальевич всегда был нелюдим и демонстративно независим. Обращаться к чужому человеку за помощью (а тем более в таком щепетильном вопросе, как деньги) было для него настоящей пыткой. Но – пришлось.

В последние дни Аскольд Витальевич был сам не свой. Душа, привыкшая идти на поводу у разума, проявила вдруг строптивость и отказывалась ложиться в прокрустово ложе дисциплины, к которому за долгие годы научной работы она должна была бы уже давно привыкнуть. Душа, эта маленькая упрямица, была полна ликованием. И, следует признать, у нее имелись для этого все основания.

Мировая известность, деньги, путешествия, а самое главное – признание коллег, приправленное острым перцем черной зависти, – вот какие категории вспыхивали теперь в мозгу у Аскольда Витальевича с легкой подачи ликующей, распоясавшейся души. Все это было теперь достижимо, и не просто достижимо – а совсем близко. Протяни руку и возьмешь. Открытие, к которому Тихомиров пришел после двух лет упорной работы, обещало стать настоящей сенсацией. Шутка ли – Аскольд Витальевич вручит человечеству щедрой, бескорыстной рукой дар, о котором это чертово человечество даже не помышляло!

Человечество отвыкло от чудес. В его истории давно не случалось ничего экстраординарного. «Что ж, придется его слегка расшевелить!» – с наслаждением думал теперь Аскольд Витальевич.

Остроту наслаждения усиливало и ощущение опасности, которой веяло от этого открытия. Профессор чувствовал себя охотником, ступившим случайно на чужую территорию и сделавшим удачный выстрел. Добыча в руках, осталось лишь незаметно ее вынести, пока хозяин охотничьих угодий далеко. Удастся ли? Ответа на этот вопрос Тихомиров не знал. Однако при мысли об этом страшном, невидимом «хозяине» сердце его сладостно сжималось, как сжимается оно у всякого мужчины, ввязавшегося в великолепное, но рискованное предприятие, угрожающее не только его благополучию, но и жизни.

Тихо звякнул дверной колокольчик, и профессор оказался внутри небольшого, уютного книжного магазина. Он с удовольствием втянул ноздрями запах книг – запах краски, клея, пыли и времени. Затем подошел к прилавку и достал из кармана деньги. При взгляде на купюры Тихомиров вспомнил лицо молодого дьякона и вдруг подумал: «А не судьба ли мне его послала?» Профессор считал себя отличным физиономистом, и внешность отца Андрея произвела на него замечательное впечатление.

«Ну посмотрим, посмотрим», – сказал себе Аскольд Витальевич.

Продавец куда-то запропастился. Ожидая его появления, Тихомиров взял с прилавка глянцевый журнал и принялся машинально его перелистывать. Одна из рекламных картинок привлекла его внимание. На фотографии был изображен молодой жизнерадостный человек с собакой-далматинцем на поводке. Эта картинка напомнила Тихомирову об одном давнем знакомом. Воспоминание было не то чтобы неприятным, но с привкусом тоскливой горечи. Профессор досадливо крякнул и положил журнал обратно на прилавок.

Разглядывая гравюру, висевшую на стене магазина, он вдруг заметил на темном, бликующем ее стекле нечто тревожное. Это было отражение одинокой человеческой фигуры. Тихомиров обернулся и посмотрел сквозь стеклянную витрину. На той стороне улицы, прямо напротив магазина, стоял высокий человек в черной куртке. Он просто стоял, ничего не делал, но внутри у Тихомирова все похолодело.

«Неужели? – пронеслось у него в голове. – А может, я ошибся? Мало ли для чего он там стоит? Может, он кого-нибудь ждет?»

– Вы что-то хотели? – окликнул профессора негромкий голос продавца.

Тихомиров вздрогнул и уставился на молодого человека в бейсболке со старомодной надписью «Лучший подарок – книга».

– Э-э… Добрый день.

Аскольд Витальевич снова посмотрел на стекло гравюры. Отражение человека никуда не девалось. Неожиданно Тихомиров понял – это конец. Понял какой-то глубинной стороной души, той темной, радужно мерцающей стороной, которая знает всё и про всё и к чьему мнению разум почти никогда не прислушивается.

На Аскольда Витальевича накатило тоскливое отчаяние, кожа на голове вспотела, сердце сбилось с ритма, перемежая удары какими-то жуткими, захватывающими дух провалами, словно падая в невидимые воздушные ямы.

– Вы хотите что-то купить? – поинтересовался продавец, с легким недоумением разглядывая бледное, потное лицо Тихомирова.

Голос продавца опять вывел профессора из забытья. Чтобы подавить страх, ему пришлось призвать на помощь всю свою волю.

– Э-э… Да, – пробормотал Тихомиров.

Одной секунды, разделяющей эти два коротких слова, хватило, чтобы в голове у Тихомирова появился четкий план действий.

«Я всегда выгуливаю пса в одно и то же время, – зазвучало у него в голове. – В девять часов выхожу из дома и иду на бульвар. Таков мой ежевечерний моцион».

– В девять часов, – пробормотал Тихомиров. – Как это кстати.

Аскольд Витальевич взял с прилавка журнал и взволнованно спросил:

– Сколько это стоит?

– Пятьдесят рублей, – ответил продавец.

– Беру! И еще… Мне нужен альбом художника Джотто и… – Тихомиров на мгновение задумался и уверенно договорил: —…Книга Фридриха Ницше «По ту сторону добра и зла» есть у вас?

– Пятьсот двадцать рублей, – ответил продавец, произведя в голове мгновенный расчет.

Тихомиров протянул продавцу деньги. Тот отсчитал сдачу, затем принялся упаковывать книги в большой полиэтиленовый пакет.

«Но кому? – напряженно и мучительно соображал Тихомиров, глядя на ловкие, умелые пальцы продавца. – Кому?!»

Внезапно перед внутренним взором профессора возникло ясное и чистое лицо молодого дьякона, с которым он познакомился всего час назад. Стоит ли доверять своей интуиции? А вдруг дьякон окажется негодяем или того хуже – дураком? Тихомиров еще колебался, когда продавец поставил на прилавок пакет с книгами.

«Ты всегда полагался на свою интуицию, – сказал профессору внутренний голос. – И она никогда тебя не обманывала. К тому же – других вариантов все равно нет. Ты всегда по-свински относился к людям. Ты одинок и никому не нужен, никто из тех, кого ты знаешь, не захочет тебе помочь».

– Ну, значит, так тому и быть, – кивнул своему внутреннему голосу Аскольд Витальевич.

– Вы что-то сказали? – осведомился продавец.

– Да. Я хочу, чтобы вы доставили эти книги по адресу, который я вам укажу. Это возможно?

Продавец улыбнулся.

– Не вопрос. Доплатите сто пятьдесят рублей и оставьте адрес.

Аскольд Витальевич достал из кармана пиджака блокнот, вырвал листок и протянул его продавцу:

– Вот. Пришлите книги по этому адресу.

– Андрей Берсенев, – прочел продавец вслух. – Четвертая улица Марьиной Рощи, дом девять дробь…

– Умоляю, нельзя ли побыстрее?

Продавец пробежал пальцами по клавиатуре кассового аппарата, вынул чек и протянул его профессору:

– Доставка в течение дня.

– Благодарю вас. – Тихомиров сунул чек в карман и повернулся, чтобы идти. Человек в черной куртке по-прежнему стоял на той стороне улицы.

«Господи, мне нужен еще час! – жалобно взмолился Аскольд Витальевич, глядя на незнакомца в черной куртке и обращаясь к всемогущему неведомому существу, которое повелевало этим миром. – Всего час! Час на то, чтобы заехать домой, а потом посетить два-три места… перед тем, как всё будет кончено. Неужели я не заслужил такую малость?»

Он снова повернулся к продавцу:

– Простите, у вас есть листок и ручка?

– Восемь рублей, – бесстрастно ответил тот.

Профессор протянул руку и нервно произнес:

– Дайте!

* * *

Марго Ленская сидела в баре и пила красное вино, заедая его оливками. Рядом с ней, за полированной деревянной стойкой бара, сидел рослый мужчина с небритыми щеками и скептичной усмешкой, словно наскоро пришпиленной к ярко-красным, капризно изогнутым губам.

– Слушай, Ленская, – говорил небритый мужчина высоким, хрипловатым голосом, – на кой черт тебе все это надо?

– Ты это о чем?

– Сама знаешь о чем. Пашешь с утра до вечера, носишься по городу, высунув язык. Ты ведь красивая баба. Стоит тебе только свистнуть, и богатые кобели сбегутся со всей округи.

Марго усмехнулась, блеснув белоснежной полоской зубов.

– Хватит, посвистела. Теперь хочу нормальной человеческой жизни. К тому же мне нравится моя работа.

– Ну если ты считаешь свою жизнь нормальной, то…

– Ларин, кончай, – поморщилась Марго. – Ты сам-то почему этим занимаешься?

Ларин подумал и пожал плечами:

– Не знаю. Наверно, чтобы показать себе, что я все еще на что-то гожусь. Ну не бизнесом же мне заниматься в самом деле.

– Да уж, бизнесмен из тебя был бы неважный, – усмехнулась Марго. – Хотя попробовать стоило бы. Тебе ведь еще нет сорока?

– Три месяца как стукнуло, – ответил Ларин. – Знаешь, что говорил по этому поводу Омар Хайам?

– Что?

– «Мужчина, перешагнувший сорокалетний рубеж, натыкается на два неприятных момента. Когда он в первый раз не может во второй. И когда он второй раз не может в первый».

– Ну это не про тебя. У тебя на физиономии написано, что ты суперсамец.

Ларин усмехнулся.

– Звучит неплохо. Давай-ка за это и выпьем.

Он отсалютовал Марго бокалом и отхлебнул пива.

– Слушай, а что там у тебя за история с Закаевым?

– С Закаевым? – По чистому лицу Марго пробежала тень. Она пожала плечами и недовольно ответила: – Никакой истории. Просто я должна ему деньги.

– Деньги… – Ларин облизнул губы. – И как ты умудрилась вляпаться? Ты ведь знаешь, что они делают с должниками, которые отказываются платить. Сколько ты задолжала?

– Много, – небрежно ответила Марго. – Но большую часть долга я уже вернула, осталась самая малость.

– Если хочешь, я тебе одолжу, – предложил Ларин.

Марго упрямо качнула головой:

– Нет.

– Ленская, не глупи. Я не потащу тебя за эти деньги в постель. Это просто дружеский жест.

– Я сказала: нет.

Ларин вздохнул.

– Упрямая как черт.

В сумке у Марго загудел мобильник. Марго с досадой отставила бокал и достала трубку. Глянула на экранчик и наморщила нос:

– Легок на помине.

Ларин вопросительно на нее посмотрел.

– Турук? – тихо спросил он.

– Угу. Хочешь послушать?

– Давай.

Марго включила громкую связь.

– Ленская, какого черта? – прорычал из трубки грозный и картавый голос редактора Турука. – Что вы мне прислали?

– Статью, которую вы заказывали, – невозмутимо ответила Марго.

– И куда я это помещу – в рубрику «Ваш досуг»? Маргарита, я не требую от вас сенсации. Но нам нужна интересная статья, написанная популярным языком. Читателей интересует новая книга Тихомирова. Понимаете вы это?

Марго промолчала, и Турук, вздохнув, добавил:

– В общем так: или вы приносите мне статью, которая меня устроит, или я расторгаю с вами договор.

– У нас с вами нет никакого договора, – напомнила Марго. – Я фрилансер.

– В таком случае мы предпочтем больше не иметь с вами дел.

Ларин вытаращил глаза и, гримасничая, покачал головой. Марго показала ему язык и открыла было рот, чтобы дать Туруку достойный отпор, но редактор опередил ее.

– Ленская, у вас есть четыре дня, – сказал он. – Если к понедельнику вы не напишете текст, я…

– К понедельнику статья будет готова, – холодно оборвала его Марго.

– Очень хорошо. В таком случае жду вашего звонка.

Редактор отключил связь. Сунув мобильник в сумку, Марго сделала глоток вина и, забросив в рот оливку, принялась с таким остервенением ее жевать, словно это было ухо редактора Турука.

– Марго, если хочешь, я могу…

– Тс-с! Заткнись! – Взгляд Марго, до сих пор рассеянно и сердито блуждавший по залу, остановился, зрачки слегка расширились, а черные брови изумленно взлетели вверх. – Дорогуша, сделай-ка погромче!

Бармен послушно взял пульт и клацнул пальцем по кнопке.

…Труп профессора Тихомирова был найден на берегу Истринского водохранилища, неподалеку от водонапорной башни. Следственные органы считают, что еще рано делать какие-либо выводы. Однако, по одной из версий, смерть ученого напрямую связана с его научными публикациями. В частности – с новой книгой, рукопись которой бесследно исчезла. А теперь к другим новостям…

Марго отвернулась от телевизора и сглотнула слюну.

– Запахло сенсацией? – осведомился Ларин.

– Вроде того, – сказала Марго.