Я стоял возле окна на кухне и прижавшись лбом к холодному стеклу провожал взглядом хлопья отчаянно-белого снега, кружащиеся в полутемном небе. Сильные снегопады – как говорят тут – «зима огрызается напоследок» – дело не такое уж и редкое в этих краях. Последний гордый выпад зимы. Чтоб помнили. Чтоб не забывали о том, что рано или поздно все вернется на круги своя.

А весна, смиряясь с тем, что зима еще и властвует в воздухе, наполняя его последними снежинками, на земле уже медленно, но верно вступает в свои права, превращая красивые белые хлопья в слякоть, противно хлюпающую под ногами.

Снег не сойдет еще долго. Еще около месяца он будет медленно таять на городских улицах. Грязный… серый… ноздреватый… он будет вызывать у прохожих жалость, граничащую с брезгливостью и легкую тоску по ушедшим новогодним праздникам. Легкую тоску – потому что теплый весенний воздух уже наполняет души и сердца людей предчувствием грядущего лета. А ЛЕТО – здесь праздник само по себе. Потому что в том месте, где сейчас мы живем, хорошее теплое лето – большая редкость. А теплой весны просто не существует. Оттого и День Весеннего Равноденствия здесь никто не празднует. В этом мире он всего лишь обычная метеорологическая точка. Зарубка, сделанная человеком на древе познания окружающего мира.

Неохотно оторвавшись от завораживающего снежного вихря, я присел за стол и растер ладонью занемевший от холода лоб. Голова слегка болела – напряжение прошедшего дня медленно угасало, и уже накатывались первые волны усталости.

Часы на холодильнике равнодушно отсчитывали минуту за минутой. Я вдруг поймал себя на том, что уже довольно долго не свожу взгляда с секундной стрелки, даже не пытаясь понять который теперь час. А между тем время приближалось к семи часам вечера. Пора. Или почти пора. Сейчас увижу.

По дороге в спальню, я заглянул в ванную. Из аптечного ящика достал упаковку «Анальгина», выдавил из фольги таблетку. Подумал, выдавил еще одну. Запил их водой прямо из крана, даже не поморщившись. Подумать только, а ведь лет пять назад от глотка такой воды меня бы стошнило. Все-таки Тиеднель был прав – людская живучесть и приспособляемость сродни крысиной всеядности. Невесело усмехнувшись своему отражению в зеркале, я вышел в коридор.

По моим подсчетам, от последнего укола она должна была проспать как раз до захода солнца. А даже если и проснется немного раньше, все равно будет слишком вялой, чтобы начать скандалить всерьез. Хотя… какое там «всерьез»…Даже если она просто молчала, ненависть, горевшая в ее глазах в эти минуты, сводила меня с ума.

Затаив дыхание, я приоткрыл дверь и прислушался. Ничего. Тишина и ровное дыхание. Спит? Стараясь двигаться неслышно, я подошел к большой кровати, на которой будучи прикованной к ней по рукам и ногам в полузабытьи лежала женщина, которую я любил больше жизни.

Она была красива. Но назвать её красивой – означало не сказать о ней ничего. Те, кто порой восхищенно называл ее красоту небесной, даже не догадывались, насколько близко они были к истине.

– Гена, ты здесь?

(видимо я двигался недостаточно тихо)

– Да, маленькая, ну как ты?

– Хорошо, – голос у нее еще слабый, видимо пришла в себя буквально перед моим приходом, – подойди сюда.

Я подхожу ближе и сажусь на краешек кровати. Она пытается поймать мой взгляд, потом в изнеможении закрывает глаза.

– Я не слишком тебя… – она запинается, подбирая слово, – обижала?

– Нет, – качаю головой, – вовсе нет. Ты почти все время спала.

А в ушах до сих пор стоит ее злобное змеиное шипенье: – «Seilejv! Проклятый круглоухий! Последний раз тебя спрашиваю – кто ты такой? И где я нахожусь?»

– Ты уверен, что мы правильно поступаем? Может быть, стоит поговорить с врачом?

Она говорит тихо. Виновато глядит на меня своими огромными фиалковыми глазами. Вот-вот заплачет.

– Нет, Юля, – я качаю головой и со вздохом начинаю освобождать ее, – не начинай сначала, а? Мы с тобой это сто раз обсуждали. Врачи тебе не помогут – скорее навредят. Нашпигуют уколами – сделают из тебя овощ. Мы справимся сами. Один в году можно и потерпеть, да?

Она не отвечает и только с беспокойством смотрит на мои манипуляции с наручниками.

– Потерпеть? – задумчиво мурлычет она и в ее глазах вспыхивает озорная искорка, – вот терпеть я как раз не собираюсь. Знаешь что? – требовательно говорит она слегка окрепшим голосом, – руки пока не освобождай. Глаза теперь откровенно смеются.

Снова и снова задаю себе один и тот же вопрос – а если бы я знал, какими могут быть те побочные эффекты, о которых говорил Тиеднель, сделал бы я то, что сделал? И снова отвечаю себе – Да. Сделал бы. Потому что я не украл любовь. Я поднял ее. Так опрометчиво, как ненужную тряпку, брошенную наземь другим человеком.

Да разве это настоящий праздник Sielfajmeen? Истинно скажу вам, милсдари мои, говорить так может только тот, кто не видел на своем веку как он празднуется по-настоящему. Как? А вот поднесите бывшему кнехту из Роты Вольных Копейщиков кружечку пива, и услышите презабавную историю о том, как он отмечался при дворе тана Фильериаля, который правил эльфами Золотых Полей. Эх, господа хорошие, так я вам скажу, благодарствую за пиво, корчмарь, знамо дело – эльфийский это праздник, а потому праздновать его по-настоящему умели только эльфы. Мастера они были, надо сказать, во всем, за что бы ни принимались. Да не хватайтесь вы за меч, милсдарь лыцарёнок, не вращайте на меня так страшно глазами. Получили вы свои шпоры – возрадуйтесь и берегитесь, как бы вам их в лихой день вместе с ногами не оторвали. Я об эльфах в отличие от вас знаю не понаслышке. Вы, с позволения сказать, еще только проскользнули из вашего папочки в вашу мамочку, когда я уже вовсю рубился с этим остроухим наказанием возле деревушки….как бишь ее….название еще такое смешное… запамятовал… старость – она не радость, ваша лыцарская светлость. Ну, а до того, как мы с ними, значицца, начали друг дружку дубасить посильно, я сталбыть частенько назначался в почетный эскорт к главе Торговой Гильдии, который много раз до этого самого тана наведывался. Потом то, ясное дело, вздернули его на воротах Вассенбурга аккурат в день начала военных действий. В народе, значит, объявили его эльфийским шпионом и пособником. Кто его знает, с чего бы это он так к эльфам зачастил? Кстати, справедливости ради стоит сказать, что отцы города задолжали Торговой Гильдии кругленькую сумму, а отдавать само собой не торопились. Потому и приняли с ликованием решение короля Ингвара Собирателя (тогда он был еще Ингваром Паршивым) пройтись по эльфийским вольностям огнем и мечом. И разом решили проблему своего долга. Без лишних переживаний. Ну, а я так решил не дожидаться, пока и меня под горячую руку решат с веревкой поженить, да и отписал командованию – так, мол, и так. Хочу, сталбыть, в передовых частях бить остроухую нечисть со всем моим прилежанием. И через день уже скорым маршем двинулся вместе с Вольными Копейщиками на помощь королю Ингвару. Окаянный это был народец, так я вам скажу, милсдари. Что? Нет, это я не о копейщиках. Те, конечно, тоже ангельскими характерами не выделялись, но сказать по совести до придворных короля Ингвара всем нам было ой как далеко. Еще кружечку пива, корчмарь, а то право слово язык прилипает к гортани. Благодарствую. Так о чем это я? О празднике Весеннего Равноденствия, который у эльфов назывался Sielfajmeen.

Как раз перед началом войны бывал я на том самом празднике, где по преданию был убит сыночек короля Ингвара принц Генрих. По совести говоря, тот еще был папин сын, скажу я вам, но о покойниках либо хорошо – либо ничего. Таково мое правило. Потому и скажу о нем …ничего. Папка сыночка тоже не сильно жаловал иначе не допустил бы, чтоб он болтался неизвестно где, создавая своим беспутным появлением в эльфийских кланах претен….птенцет….благодарствую ваша светлость… прецедент. Однако выгоды из сыновней смерти извлек не колеблясь. Одно дело – собрать людей на войну неправедную. Оторвать от домов, которые и построены то были без году неделю, мужиков сорвать с жен, крестьян – от пахоты. И совсем другая картина, если, к примеру, мученически страдает невинное королевское дитё. А потому под знамена свои он собрал только за первую неделю более десяти тысяч! И это только тяжелой пехоты! Думаю, не совру, что ежели б он только мог подумать, что сможет в одночасье сколотить вокруг себя такую орду, он бы своего наследника удавил бы собственноручно ради такой оказии. Опять отвлекся. И пиво как на грех опять закончилось. Из чего с позволенья сказать, милсдарь корчмарь, вы мастерите такие толстостенные кружки? С виду то они ничего себе, а вот пива в них входит – кот наплакал. Вы тоже обратили внимание, ваша светлость? Все-все, больше ни слова. Не отвлекаюсь ни на что и перехожу прямо к сути дела. Да, видимо, упомянутый мной праздник влетел тану в копеечку. Славный это был праздник, милсдари… славный. Кто ж мог знать. Что закончится он так препасуднейше.

– Веселитесь и празднуйте День Весеннего Равноденствия! Да здравствует Sielfajmeen! Счастья и любви всем, кто чтит Рождение Великой!

Вряд ли кто-либо из присутствующих мог похвастаться, что уже побывал на празднике Sielfajmeen, который бы отмечался с такой вычурной пышностью. Тан эльфов клана Золотых Полей решил превзойти самого себя. Чем на повод войти в историю? Разве не отрадно сознавать, что пройдет совсем немного времени по меркам Старшего Народа и знаменитый пир обрастет всевозможными легендами, преданиями, байками, а те, кто сейчас запивает водопадами вина и пива груды жареного мяса и тушеной рыбы, будут презрительно морщить нос: – да разве же это праздник? А не бывали вы, молодежь, при дворе тана Фильериаля. Вот где умели веселиться и чтить Равноденствие… не в пример нынешнему поколению.

– Счастья и радости всем живущим на земле! Ликуйте и веселитесь, ибо настал Sielfajmeen, и родилась новая весна!

Огромный пиршественный зал замка Стэльвааль, построенного задолго до Эпохи Переселения во времена прадеда нынешнего тана, с трудом вмещал в себя огромное количество приглашенных на праздник. Столы, за которыми располагались пирующие, были поставлены с возможной близостью друг к другу чтобы рассадить за ними наибольшее количество гостей, при этом оставив достаточно места так, чтобы они не чувствовали себя стесненными. В проходах между длинными скамьями, покрытыми нарядной тканью, проворно сновали низушки – разносчики яств, меняя опустевшие кувшины и принося все новые и новые блюда с дичью, рыбой и разнообразными овощами приготовленными не менее разнообразно.

За столом стоял громкий восторженный гул, состоящий из разговоров, тостов и поздравлений. Примерно с интервалом в час во главе стола, где восседал сам тан вместе с особо приближенными, громко ударяли в гонг, и тогда все как один гости поднимались со своих мест и дружно ревели: – Leint lejva Sielfajmeen! Да здравствует День Весеннего Равноденствия!

Зал наполнялся громким стуком глиняных кружек, тонким пением хрустальных бокалов и деликатным звяканьем серебряных кубков, ибо согласно традициям следовало обменяться ударами питейных сосудов с каждым из соседей за столом. Разумеется, в пределах досягаемости.

– Leint lejva Sielfajmeen! – раздалось сзади. Гонверт обернулся на голос и увидел порядком захмелевшего эльфа с волосами, собранными на затылке в конский хвост, призывно протягивающего к нему кубок до краев наполненный вином.

– Lejva, – согласился он и в свою очередь протянул навстречу кубку кружку с пивом. Еще несколько взаимных поздравлений – гости начали с шумом опускаться на лавки, дабы вернуться к застолью. Гонверт же вернулся к прерванному разговору.

– …И вот потому собственно я считаю, что вся ваша хваленая терпимость, которую вы теперь официально провозглашаете повсеместно, не стоит выеденного яйца. И низушки, прислуживающие нам с вами на этом пиру, есть ярчайшее тому подтверждение. Сколь ни пытаюсь, но найти среди лакеев хоть одного эльфа у меня не получается.

– И не получится, – подхватил его слова бородатый гном, сидевший от него по правую руку, – что ты скажешь на это, Габриель? Глянь – этот круглоухий одним примером отправил всю твою тщательно выстроенную теорию псу под хвост.

И добродушно ткнув локтем в бок Гонверта, он громко и обидно захохотал.

– Сравнение приведено… я бы сказал – неудачно, – нимало не смутившись, ответил гному светловолосый изысканно одетый эльф, занимавший место за столом напротив, – я бы сказал так – каждому на этом свете свойственно заниматься тем, к чему он чувствует предрасположение. Или призвание. Низушок хорош в торговле или в иных сферах, которые мы можем условно назвать – он на миг задумался – сферой обслуживания. Вряд ли гном смог бы справиться с обязанностями лакея столь же талантливо. Друг мой – окликнул он низушка, спешившего мимо него с подносом фруктов, – немного вина на эту часть стола. Если не затруднит. И если я был хоть в чем-то некорректен – прошу тотчас мне на это указать, – с обезоруживающей улыбкой добавил эльф, когда низушок опрометью бросился выполнять заказ.

– Итак, место низушка – на кухне эльфов, – медленно проговорил Гонверт, деликатно отрывая ножку от жареной индейки, – место гнома – естественно в рудниках, металлоплавильных и оружейных мастерских. Интересно было узнать мнение представителя старшего народа – на какую полку в вашей кладовой вы поместите людей?

– Не следует путать склонности того или иного народа с попыткой создать на их основе какое-то подобие мирового порядка, – ответил эльф довольно сухо, – человек, если тебя так уж интересует мое мнение, способен одинаково уверенно чувствовать себя и на руднике и в оружейной мастерской. И в торговле, раз уж мы об этом заговорили. Уж кому как не тебе знать об этом. Судя по моим сведениям, ваша Гильдия отнюдь не бедствует.

– Именно так, – подтвердил гном, отодвигая в сторону пустую тарелку, и громко икая, – клянусь посохом Прародителя, ты Габриель сейчас попал в саму точку. Универсальность людей – вот их отличительная черта. И именно этой универсальности вы, эльфы, боитесь больше всего.

– Эльфы не боятся ничего и никого, – ледяным тоном ответил Габриель, внимательно рассматривая свой бокал, будто найдя в его узоре нечто занимательное, – страх противен нашей природе, Драгх. Тебе это может быть и не ясно со всей очевидностью, а вот твой дед наверняка смог мы об этом рассказать весьма живописно. Он ведь, если не ошибаюсь, был участником Кукрмаргхской бойни?

– Так, так, а ну прекратите, – довольно резко вмешался Гонверт, видя как гном, побагровев до корней волос, готовится сказать что-то весьма неподобающее общей атмосфере веселья, – Sielfajmeen, вы забыли?

– Sielfajmeen, – немедленно отозвался эльф и протянул гному бокал с вином, – прошу у благородного Драгха прощения за свои необдуманные слова и призываю поговорить о чем-либо более приятном.

– Sielfajmeen, – буркнул в ответ гном и, прикоснувшись к бокалу своей громадной глиняной кружкой, подвинул к себе очередное блюдо.

Некоторое время в этой части стола преобладали только булькающие и чавкающие звуки.

– Замечательно приготовлено, – нарушил молчание Драгх, отодвинув от себя очередную пустую тарелку, – клянусь бородой Прародителя – давненько не едал так славно приготовленную баранину. Великолепная кухня у здешнего тана.

– Все дело в особом соусе на основе этих недавно привезенных овощей, которые уже получили название – томаты, – с готовностью ответил эльф, ловко орудуя ножом и двузубой вилкой, – но ты ошибся, благородный Драгх, это была не баранина. Это waldra.

– Водяная крыса, – пояснил Гонверт в ответ на немой вопрос гнома.

Тот, слегка позеленев, залпом осушил кружку и немедленно наполнил ее вновь.

– Томаты на столе у тана Фильериаля, – задумчиво протянул Гонверт, – причем не во главе стола как экзотическая диковина, а в виде соуса для (прости Драгх) обычной крысятины – вот уж воистину никогда не зарекайся удивляться в гостях у эльфа.

– Стоит вам знать, – вступился за местную кулинарию сосед Гонверта слева, темноволосый синеглазый эльф, заплетавший свои волосы в две тугие косы, – что waldra издавна считалась деликатесом. О достоинствах и полезности ее мяса написаны целые трактаты. Особенно ценной в пищевом отношении частью является хвост…

– Замолчите ради всего святого, – в отчаянии прохрипел Драгх, изо всех сил стараясь залить в себя очередную кружку пива.

Эльф, пожав плечами, отвернулся от них и продолжил разговор в своей компании.

– Несмотря на весь этот внешний блеск, я все же не стал бы думать, что ваш тан склонен настолько бездумно и опрометчиво сорить деньгами, – продолжил Гонверт, – деньги, отпущенные для приготовления соусов из томатов, можно было использовать более толково. И вывод напрашивается сам собой. Точнее два вывода. Либо вы в обход Договора о Дружбе нарушаете торговую блокаду островитян с Архипелага Драконов, либо…

– Либо что? – поинтересовался эльф с самой искренней и обезоруживающей улыбкой

– Либо нашему другу гному отчаянно повезло, и он умудрился из множества представленных здесь блюд выбрать не просто крысу, а единственную крысу, приготовленную по-королевски. Так сказать, крысу – королеву.

– И я предлагаю выпить за необычную удачливость нашего друга Драгха, – Габриель поднялся, протянул бокал и вдруг оглушительно крикнул: – Leint lejva Sielfajmeen!

– Leint lejva Sielfajmeen! – многоголосо отозвался зал.

– Спешишь, – пытаясь перекричать общий ликующий вопль, крикнул Гонверт, – бежишь впереди гонга.

– Привилегия, – завопил в ответ эльф, – надо же хотя бы иногда дать понять окружающим снобам, да и самому себе, что я ничуть не уступаю древностью рода нашему тану.

Полчаса спустя Гонверт вышел из зала и с наслаждением вдохнул аромат чистого ночного воздуха. Словно из воздуха материализовался низушок. Всем ли доволен высокий гость? Не нужно ли ему чего-нибудь? Не проводить ли его куда-нибудь? Не желает ли высокий гость воспользоваться гостеприимством тана Фильериаля и переночевать в одной из комнат замка?

Его ответы были односложны. Да. Нет. Не надо. Не желает.

После исчезновения низушка, Гонверт сильно прокашлялся. Ночь в ответ ухнула криком совы. Это означало – «у нас все готово». Удовлетворенно кивнув головой, Гонверт неспешной походкой отправился назад в пиршественный зал.

Фильериаль ле Аэд Стельвааль, тан эльфов клана Золотого Поля в сопровождении небольшого эскорта шествовал по замку своих предков уверенным хозяйским шагом. Несколько раз на его пути бесшумно возникали гвардейцы, назначенные сегодня в караул по замку – праздник праздником, а служба службой. При встрече с таном они, молча, опускались на одно колено, и, удостоившись легкого кивка головы, исчезали столь же неожиданно, как и появлялись.

Наконец, остановившись возле двери, инкрустированной узорами из слоновой кости, он на секунду остановился, набрал в грудь воздуха, с шумом его выдохнул и вошел без стука. Сопровождающие тревожно переглянулись и замерли возле закрытой двери, ожидая дальнейших распоряжений.

Большой зал – нечто среднее между комнатой для приема гостей и большим платяным шкафом встретил его ароматами духов и негромким серебристым смехом, который стих при звуке открывающейся двери. В комнате находилось несколько молодых фрейлин, незамедлительно поднявшихся с кресел при его появлении. Затем все они как по команде опустили глаза и склонились в реверансе. Все кроме одной. Совсем юная девушка, почти девочка с восхитительными фиалковыми глазами, огромными даже для эльфы, осталась сидеть на невысоком плетеном кресле перед зеркалом и продолжала рассеянно расчесывать свои густые темно-каштановые волосы.

Доброй ночи, папочка, – она улыбнулась, увидев его отражение в зеркале, – Leint lejva Sielfajmeen!

– Lejva, – рассеянно ответил тан и медленно осмотрелся. Наконец, он увидел именно то, что желал увидеть. Роскошное бальное платье, блещущее палитрой всех оттенков зеленого цвета – от нежного салатового до густого хвойного. Платье, расшитое изумрудами самых разных оттенков, привезенных из самых разных уголков обитаемого мира. Платье, небрежно брошенное на кушетку, словно старый кухонный фартук.

– Значит, это правда, – констатировал он, и, подойдя к дивану, аккуратно расправил на нем наряд, – я, признаться, не хотел этому верить. Не каждый день тебе в разгар праздничного пира сообщают, что родная дочь нарушает твою отцовскую волю. Проклятье! – взорвался он, – да я скорее был бы готов допустить, что мой первый министр воткнет мне в зад вилку прямо во время коронации!

– Папочка, не будь занудой, – поморщилась девушка и перестала причесываться, – я тебе каждый день на протяжении подготовки к твоему грандиозному пиршеству повторяла одну и ту же фразу. Хочешь, я ее снова повторю?

– Дочь, – тан успокоительно поднял вверх руки, – я обещаю тебе, более того, я даю тебе слово, страшную клятву, что хочешь… – завтра, – я повторяю – завтра, – он слегка повысил голос, увидев, что девушка презрительно сморщила носик – мы обсудим с тобой создавшуюся ситуацию и обязательно примем решение, которое устроит всех нас. При этом я обещаю тебе – твое мнение будет услышано и учтено. Но сейчас – пойми – так надо. Рассветет примерно через час. К этому времени ты должна быть готова.

– Блаблаблаблабла… – принцесса поднялась с кушетки и подошла к отцу. Ростом она едва достигала ему до плеча, но, тем не менее, старалась глядеть на него, как равная, – ты слишком много времени проводишь в Совете, отец, – горько сказал она, – попробуй сам понять то, что сейчас сказал мне. А когда поймешь – то наверняка не удивишься тому, что мой ответ – нет. Я не стану женой ни одного из этих высокомерных пафосных павлинов, которых ты прочишь мне в мужья. И ты поклянешься мне в этом, – твердо закончила она, – здесь и сейчас. Перед лицом твоих подданных. Иначе сделка не состоится. Я не приму участие в церемонии – и прекратим этот бесполезный спор.

– Девчонка, – рявкнул тан, – да любая из твоих безмозглых подружек будет рада удостоиться такой высокой чести. Я уж не говорю о желании нацепить на себя это платье – оно написано на их физиономиях.

– Так чего ты ждешь? – холодно спросила дочь и вернулась к зеркалу, – предложи им хоть сейчас. Но прежде проконсультируйся у Тиеднеля – не будет ли в этом случае какой—нибудь неожиданности для Старшей Расы. Скажем, как насчет десяти лет неурожаев? Или нашествия саранчи? Кто знает? Природа полна тайн.

– Тиеднель, – понимающе кивнул головой тан, – старый барсук. Проклинаю тот день, когда пригрел в своем замке этого ядовитого змея. Так – то он отплатил мне за гостеприимство – настраивая против меня собственную дочь.

– Не оскорбляй Тиеднеля, – принцесса отложила гребень и сердито глянула на отца, – оскорбляя его ты оскорбляешь Великую. Причем в день Ее Рождения. Тебя слишком увлекли политические альянсы, отец. Создавая вокруг себя щит самоизоляции, ты ничего не выиграешь. Время изменилось, отец. Генрих тоже считает, что…

Сказала и тут же прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнее.

Повисшее молчание нарушил тан Фильериаль.

– Оставьте нас, – не глядя на фрейлин, приказал он.

Затем, когда шуршание их платьев замерло за дверью, он громко хлопнул в ладоши. В комнату немедленно вошел один из сопровождавших его эльфов.

– Немедленно вернитесь в Большой Зал, – ровно произнес тан, не отрывая глаз от принцессы, – церемония отложится на час. Мой приказ – сделать вид, что это запланировано и предусмотрено. Развлеките гостей так, чтобы у них не появились в голове дурные мысли на этот счет.

– Но, светлейший тан, – поперхнулся придворный, – скоро рассветет и как я…

– Мне совершенно на это наплевать, – еще более ровно перебил его тан, – останови солнце или проскачи по столам на одной ножке, предварительно сняв для удобства штаны. Можешь даже отравить их всех на крайний случай – но чтоб никто ничего не заметил. Я хочу поговорить со своей дочерью.

Вельможа, поклонившись, исчез за дверью.

– Итак, – тан поднял одно из легких почти невесомых кресел и пододвинул его к зеркалу, возле которого сидела притихшая принцесса, – что же там считает Генрих? И самое главное – кто он, этот загадочный Генрих?

Среди архитектурных особенностей, присущих эльфам, была одна вызывающая у военачальников того крайне неспокойного времени недоумение, граничащее с раздражением. В эпоху мелких войн и большого строительства, они (эльфы) не окружали свои замки ни высокими крепостными стенами, ни глубоким рвом, который при необходимости можно было бы заполнить водой. Этим эльфы лишний раз хотели продемонстрировать прочим расам, что нападения они не боятся, и что в их рукавах найдется место для достаточного количества козырей, чтобы провалить любую направленную на них военную агрессию. Кроме того, эльфы не уничтожали без особой на то необходимости ни одно из растущих возле замка деревьев. Каким образом им удавалось проводить масштабные строительные работы и организовывать доставку материалов – оставалось тайной за семью печатями, которой эльфы делиться не спешили. Но факт оставался фактом – эльфийские замки казались, будто выросшими среди леса, подобно одному из окружавших их вековых дубов или елей. Стэльвааль являлся единственным исключением среди прочего, кстати сказать, весьма незначительного числа эльфийских замков. Потому что справедливо именовался ключом ко всей торговле между людьми, гномами, низушками и эльфами, возникшей еще в Эпоху Переселения. И получившей бурное развитие после постройки Северного Торгового Тракта, связавшего плодородные земли южных эльфов из Кланов Золотого Поля, Цветущих Долин и Белого Клевера с богатыми рудами и серебром Сверкающими Горами, у подножия которых издревле селились племена гномов – рудознатцев. Устройство огромного по тем меркам ярмарочного комплекса потребовало больше свободного пространства вокруг замка. Взвесив все возможные за и против, отец нынешнего тана без колебаний уничтожил значительную часть вековых дубов, примыкавшую к купеческому тракту. Немногочисленную группу недовольных он красиво развесил на ветвях нетронутых деревьев, явив, таким образом, наглядный пример того, что леса в его владениях еще вполне достаточно. Ко времени описываемых событий Стэльвааль южной своей стороной был обращен к широкому полю, примыкавшему к дороге, вымощенной камнем, а северная его сторона целиком скрывалась в лесу, больше напоминавшему своей чистотой и ухоженностью дворцовый парк.

Молодой эльф, назначенный в караул к северной аллее на время празднования, отчаянно скучал. Это был его первый год служения в дворцовой охране и в течение него он завидным постоянством нес дежурства во время всех мыслимых и немыслимых праздников. В то время как его старшие товарищи, сочувственно похлопав его по плечу, отправлялись веселиться.

Ну что ж? Жизнь сама по себе вещь ужасно несправедливая и утешало лишь одно – через два года, после нового набора в Дворцовую Стражу, он сможет наверстать эти безнадежно загубленные ночи. Пусть другие торчат в одиночестве под ночным небом, кутаясь в теплый плащ от прохладного ночного ветра. Он в это время будет пить сладкое цветочное вино или крепкое пиво, сваренное низушками по древним рецептам гномов. Он будет обнимать податливых красавиц, неравнодушным к гвардейцам тана, и рассказывать им…

Две тени, закутанные в точно такие же, как у него темные гвардейские плащи неожиданно выросли шагах в десяти от него. Приветливо махнув ему рукой, незнакомцы уверенно зашагали прямо к стене замка.

– Kej noome? – окликнул их стражник, вглядываясь в ночную тьму, ставшую перед рассветом чуть более размытой, – Lew napoj saa tan, s?

– Suut eve, – крикнул он уже громче, видя, что пришельцы никак не отреагировали на его окрик, – Suut! – и он, скинув наземь плащ, выхватил меч из ножен.

Незнакомцы остановились и как по команде поглядели друг на друга.

– Noome napoj saa tan, – властным голосом ответил один из них – слегка выше ростом и шире в плечах, – kew lere vaal. Vivaa, kneil, – неизвестный одобрительно кивнул головой, и двинулся навстречу солдату.

«Так это проверка», – с облегчением подумал молодой эльф, – «проверка, которую я выдержал с честью. Проверка, о которой наверняка будет завтра же доложено начальнику Дворцовой стражи, а может статься и самому тану! Теперь главное – закрепить это хорошее впечатление и довести начатое до конца. Стоп! Ах, я глупец! Забыл про пароль!

– Lew, – почтительно произнес он, опуская меч.

– Lew? – удивился проверяющий, которому к тому времени осталось до солдата всего два шага, – а… Lew..

И сделал рукой небрежный едва уловимый жест.

Эльф, нелепо взмахнув руками, рухнул за землю. Из его переносицы торчал металлический диск с зазубренными краями.

– Глупец, – прошипел второй незнакомец, все это время остававшийся в тени, – его хватятся, а здесь даже некуда спрятать эту падаль.

– Не беспокойтесь, высокий принц, – почтительно ответил первый, – до смены караула еще час с четвертью. Времени у нас более чем достаточно. Если мы не будем мешкать…

– Так чего же ты тогда застыл, как пень, – нетерпеливо оборвал его тот, кого назвали принцем, – ищи эту хренову дверь.

– Еще мгновение, высокий принц, – все с той же почтительностью ответил лже проверяющий и сделал над телом убитого несложный пасс рукой. Тело заколебалось в предрассветных сумерках и исчезло. – Я уже иду.

Он быстрым шагом подошел к стене и начал водить по ней руками, отыскивая только ему одному известные признаки. Через минуту таких поисков стена неожиданно поддалась и ее часть плавно ушла внутрь, открывая узкий проход. Впрочем, достаточно широкий для того, чтобы попасть внутрь.

В своих покоях, уткнувшись лицом в отцовское плечо, горько плакала принцесса.

– Но если бы я только знала, папочка… я плохая дочь… я думала, что тебе нет никакого дела до моего мнения… прости меня… прости… – через всхлипывания, бормотала она, – ты самый лучший папочка на свете.

– Дочь, девочка моя, – ласково отвечал ей тан, нежно поглаживая по волосам, – все, что я делал и делаю, имеет только одну цель – сделать тебя счастливой. Тебе нужно было сразу мне все объяснить, глупенькая. Ну, разве же я настолько бессердечный, чтобы заставить тебя страдать? Ну-ну, – он аккуратно обхватил ладонями ее щеки, – хватит плакать. Все главное уже сказано. Я рад, что ты нашла свое счастье, пусть даже и не совсем обычным способом. Ну, а теперь, надо подумать и об этой толпе бездельников, собравшихся со всех сторон света, чтобы увидеть таинство рождения Великой. Не будем лишать их этого зрелища, да милая? Пусть тебе помогут одеться – у нас совсем мало времени.

12 3 4 Kolejny

Грань. Сборник повестей

РавноденствиеПовесть

Osoby, które czytają tę książkę, przeczytały również

Равноденствие
Повесть