Czytaj książkę: «Трудно быть «дьяволом»», strona 12
Не так давно армия накрыла несколько крупных ферм, где трудились за миску похлёбки ильхорские "беженцы". Хозяев арестовали, парочку даже казнили. История наделала столько шума, что Канцлер выступил по радио с гневной отповедью рабовладельцам. Да только штука том, что на севере без этого – никуда.
Найти работников на фермы непросто, сказались мобилизация и военные потери. Те же, кто болтался в тылу без дела, готовы были на всё, лишь бы не ехать на северную границу. Дошло до того, что Второй Сенат предложил пригнать на плантации зеков, но тут на дыбы встали сами фермеры, которым было проще рисковать арестом, чем иметь дело с урками.
Канцлер против работорговли, но Империи нужно чем-то кормить народ. И значит, арестованных скоро отпустят, сделав напоследок строгое внушение. Да и в Корпусе поговаривали, что у погранцов с ильхорцами есть джентльменское соглашение касательно караванов, доставляющих невольников для северных хозяйств.
Фермеров, правда, предупредили, чтобы не борзели и на работниках не экономили. Иначе лёгким испугом можно не отделаться, а землю всегда найдётся кому выкупить. Рабов же наверняка после войны освободят. Не могут не освободить.
Гарна бросил взгляд вверх, где сквозь небо проступала чернота мирового пространства. Зрелище было жутковатым. Флаг-лейтенанту показалось, что неведомая сила сейчас оторвёт его от земли и унесёт в бесконечность. Он вспомнил, как студентом зачитывался фантастическими книгами, описывающими жизнь на других планетах. Как газеты писали о планах строительства космической ракеты. Проклятая война перечеркнула всё. Теперь уж – какой космос…
Незадолго до вершины тропа прекратила восхождение. Какое-то время шла ровно, огибая склон, затем постепенно устремилась вниз. Гарна очень хотелось выкрутить газ до упора, но делать этого было нельзя. Спуск опаснее подъёма, одно неосторожное движение – и можно полететь с обрыва. Весело кувыркаясь.
Он сбросил скорость и осторожно пополз вниз, придерживая тормоз. Мотор ревел на пониженной передаче, стрелка датчика топлива клонилась влево. Ему нужно было проехать хотя бы километр, чтобы вырваться из зоны ледника. Иначе без живительного тепла двигателя можно замёрзнуть к чертям.
В лицо ударил порыв тёплого ветра, тропа постепенно очищалась ото льда. Можно было вдыхать, не напрягая до боли лёгкие. Неужели он одолел переход? Неужели осилил?
Он выехал на заброшенную горную дорогу и прибавил ходу. Застава виднелась внизу, на мотоцикле до неё подать рукой. Можно не осторожничать, наоборот – гнать изо всех сил, ведь на спуске расход будет ниже.
Мысли перестали путаться, можно было напрячь мозги. И нужно было напрячь! Сколько времени потребуется Конклаву, чтобы найти грузовик? Как быстро они поймут, что сбежавший пленник случайно узнал военную тайну? Может, и не поймут, ведь караван–хану не с руки подводить себя под приговор. А с другой стороны, имелись ведь свидетели их разговора в лице охранников. И если хан не сможет заткнуть им рты, то очень быстро сам окажется в штабе провинции.
Шутка ли – гибель инквизитора в перестрелке с приданными ему волей Совета охранниками. Тут не то что хана – Старейшин Пустой Престол наизнанку вывернет! Даже удивительно, как Сакташ так спокойно пошёл против церковника. То ли ненависть к пленнику глаза застила, то ли совсем бесстрашным был горец. На всю, что называется, голову.
Что сделают кардиналы, узнав, что могут лишиться фактора внезапности? Вероятно, дадут ход операции, закачав под землю десятки тонн отравы. И ведь врали, сволочи, что нет у них возможности "порчей" управлять. Что всё это, дескать, навет и имперская провокация. Вот вам и навет, и провокация – стоят на изготовку подле скважины цистерны, ждут отмашки, чтобы воду на сотни километров навсегда испоганить.
Быстрее, ещё быстрее! Скрипнув рессорами, мотоцикл выскочил на равнину и помчался к заставе. Навстречу уже пылили потрёпанный "мул" и крытый грузовик сопровождения. Заметили, значит. Отлично.
Флаг–лейтенант остановился и, заглушив мотор, опустил стойку. Неуклюже слез из седла, разминая окоченевшие ноги. Снял, аккуратно положил на землю автомат. Теперь оставалось поднять руки и ждать.
Из кузова подъехавшего грузовика высыпались, беря на мушку незваного гостя, бойцы. Из остановившегося рядом "мула" вылез коренастый, усатый майор. Он не спеша подошёл к нарушителю границы и внимательно оглядел флаг−лейтенанта.
– По-умвирски понимаешь?
Гарна кивнул. Понимаю, мол, и даже пару фраз сказать могу.
– Вот и хорошо. Автомат подвинь ногой и отойди назад, шагов на пять. Руки не опускай!
Флаг–лейтенант подчинился.
– Ты кто такой? – снова обратился к флаг−лейтенанту офицер. – Что здесь делаешь?
А вот с этого места поаккуратнее. Что ему можно говорить и чего нельзя? Доверять майору оснований нет. Разведка у церковников поставлена хорошо, и не факт, что погранец не сольёт информацию налево.
Так вот брякнешь ему, не подумавши, а через час врагу уйдёт шифрограмма, что на границе объявился беглец с важной информацией. В Конклаве быстро сопоставят факты и, поняв, что замысел раскрыт, дадут команду опорожнить цистерны, пока по их душу не явились имперские "птички".
Говорить правду сейчас опасно. Но и молчать тоже нельзя, подозрительно это. В условиях неопределённости положено исходить из худшего, а значит, надо считать, что скоро Конклаву станет известно о задержании на имперской границе неизвестного мотоциклиста.
Допустим, что церковники уже знают о побеге и успели выпотрошить караван–хана. В этом случае первое, что они сделают – поставят на уши местную резидентуру. Задача–максимум – перехват и уничтожение беглеца до того, как он передаст информацию своим. Задача–минимум – немедленное информирование Конклава о факте этой передачи.
А в каком случае святоши могут "отпустить" ситуацию и вернуться на исходные? Понятно, что полностью они не успокоятся, но как заставить их не бить по красной кнопке хотя бы в ближайшие часы?
Быстро найти решение было почти невозможно. Но найти его было необходимо.
Успокоить церковников может, например, внезапное помешательство. Сошёл, дескать, с ума, не выдержал инквизиторских пыток. Пускает слюни, лезет обниматься, зачем границу пересёк – никому уже не расскажет. Но как сумасшедший мог бежать из плена? В дороге он, что ли, свихнулся?
Ещё может помочь его, Гарна, внезапная гибель. Упасть лицом в песок, подрыгаться и затихнуть. Нет человека – нет риска утечки, а значит – нет угрозы операции. Церковники выдохнут с облегчением и дадут отбой своим шавкам. Только как ему эту гибель сыграть? Он ведь не брат–инквизитор, чтобы сердце по желанию останавливать. Его такому не учили.
Сердце, сердце… Что-то в этом есть. Можно изобразить инфаркт после долгого перехода в горах. Кислорода мало, нагрузка на организм – ого-го. За плечами, опять же, первый курс медицинского. Вспомним симптомы. Одышка, потливость, боли в груди. Всё это можно сыграть хотя бы на троечку. Что ещё? Бледность? Так он и так после покорения вершин бледнее некуда.
Но что потом? Отвезут в больничку и придушат подушкой? Вполне возможно. А как сделать так, чтобы не придушили? Чтобы сразу под охрану взяли, чтобы доступ к больному ограничили?
Зайдём с другого конца. Каких больных берут под охрану? Инфекционных, каких же ещё. Но не всяких, а таких, которые пару раз кашлянув, могут устроить в округе небольшой армагеддон. Карантин – это не смерть и не помешательство, но небольшую отсрочку дать может. Лежит объект в боксе, никого, кроме медсестёр к нему не пускают. Да и сам уже плох и почти при смерти, потому как лыка не вяжет и вообще по койке в бреду мечется.
А вот в госпитале придётся действовать шустро, ведь врачи не дураки и симулянта разоблачат на раз два. Нужно будет связаться с Корпусом, чтобы оттуда тайно прислали человека из контрразведки. Например, найдя подход к кому-то из персонала и попросив сделать на волю телефонный звонок.
План, конечно, так себе. Во-первых, убить могут и в боксе, во-вторых – не факт, что церковники в любом случае не начнут операцию. С другой стороны, им тоже не с руки торопиться, ведь нужных для возможного наступления сил у них в районе пока не имеется.
Скорее всего, они попытаются похитить беглеца для допроса, на что потребуется время. Значит, главное – попасть в госпиталь с опасным диагнозом, чтобы хоть немного усыпить их бдительность и максимально затруднить к себе доступ. А там видно будет.
Давай, бывший студент, напрягай память. Что там в Ильхоре гуляет, какие хвори, желательно пострашнее? Бычий грибок? Жуткая вещь, но от него всё тело идёт сыпью и температура сразу за сорок. Артанский ротавирус, он же болезнь Саткара? С этим ему было бы не до побега. Монастырский лишай? Убивает в течение нескольких часов, которые он провёл в дороге. Не то.
Ну же, думай, соображай, уходит время!
Кровянка? Последняя вспышка была полвека назад. Речной зуд? Это от рыбы, которая у ильхорцев считается деликатесом. Пленников ей никто кормить не будет.
Паучий синдром, от которого человек бегает на четвереньках, постепенно загибаясь от судорог? Сыграть такое трудно. А там ещё и припадки.
А что, если горная лихорадка? Расстройство зрения, нарушение координации, менингит. Передаётся воздушно-капельным, первые признаки – бледность, слабость, покашливание, плюс нарастающая резь в глазах. Болезнь заразная, вполне способная поставить "в ружьё" окрестных инфекционистов, которые не подпустят к Гарна никого на пушечный выстрел. Что и требуется.
Ну что, вариант? Вариант, да ещё какой! Для начала надо представиться, чтобы больному от греха пулю в лоб не пустили.
– Флаг–лейтенант Тар Гарна, командир разведгруппы Второго штурмового корпуса. Попал в плен, бежал, возвращаюсь к месту дислокации, – отчеканил, встав по стойке смирно, "больной".
Теперь надо покашлять и поморгать, наморщив лицо. Глаза, мол, чешутся, сил нет. Прищуриться, близоруко взглянуть на майора. Кашлянуть ещё раз, погромче. Ну что, сообразит или нет?
Сообразил, напрягся. Симптомы болячек региона он знать не просто может – обязан. Иначе можно такую заразу в округ притащить, что за это три шкуры спустят, если к стенке не поставят!
– Стой тут, не двигайся! – скомандовал майор. Повернулся к бойцам:
– Назад отойдите, метров на десять. Автомат не трогайте. И вообще ничего не трогайте! Попробует подойти – стрелять по ногам без разговоров. Заразный он, похоже. Сильно.
Солдаты попятились, явно занервничав. Вскинули автоматы, не спуская глаз с замершего на месте "больного". Командир, быстро вернувшись в машину, докладывал кому-то по рации. Возможно, командованию, возможно, церковникам. Хотя чушь. Разве станет он так, средь бела дня, да при сидящем рядом водителе…
– Стоим на месте, ждём врачей, – скомандовал, высунувшись из кабины, майор. – Да опустите вы стволы! Документы у тебя есть, флаг−лейтенант? Жетон? Хотя какой жетон, ты ж с задания вернулся. Номер твой личный, быстро!
– Мой номер … – ответил Гарна. – Свяжитесь с полковником Рабаром, он подтвердит.
Майор кивнул и что-то произнёс невидимому собеседнику. Выждал пару минут, барабаня пальцами по торпеде. Что-то повторил.
– Отдыхай пока, – махнул он рукой из окна. – Можешь присесть.
Решив воспользоваться приглашением, Гарна обессиленно опустился в дорожную пыль. Медленно, не сводя глаз с солдат, опустил руки. Ещё раз старательно потёр глаза.
Командир закончил разговор и вышел из мула. Подошёл поближе, посмотрел сочувственно.
– Есть хочешь, сынок? Или пить? У нас собой. На вот шапку, перегреешься, – он снял с головы кепку и ловко бросил флаг−лейтенанту.
Зря Гарна его подозревал. Боевой это офицер, свой, настоящий. Но расслабляться всё равно не стоит.
– Спасибо, не голоден. Вода тоже своя, трофейная, – кивнул флаг−лейтенант на захваченные у ильхорцев фляги. – Чувствую себя не очень, глаза слезятся, как бы дрянь я какую не подхватил.
Усатый майор кивнул:
– Мы связались со штабом корпуса. Номер жетона проверили, всё подтвердилось. Фронтовая, говорят, разведка, неделю как без вести пропали. Сколько вас было? Неужто всех положили?
– Простите, господин майор, не могу обсуждать, – твёрдо ответил Гарна. – Секретность, сами понимаете. А у врага кругом уши.
– Само собой, – кивнул пограничник. – Не первый год замужем. Но врачей дождаться придётся, симптомы у тебя нехорошие. Как давно уже кашляешь?
– Пару дней, – изобразил испуг Гарна. – А что за симптомы? Что-то серьёзное?
Майор замялся и машинально пригладил усы. Было видно, что история о смертельно больном разведчике его проняла.
– Похоже на горную лихорадку, – глухо ответил он. – Но я могу ошибаться. Раньше времени паниковать не будем. А вон уже, кстати, и врачи, – кивнул он на пылящую по дороге машину. – Ты не переживай, парень, поставят тебя на ноги, слово офицера. Меня, кстати, Кат Гатар зовут. Извини, разведка, руку пожать не могу.
Гарна улыбнулся и понимающе кивнул. Хорошее у майора имя, военное. "Защитник" означает. В армии взял или с гражданки? Скорее всего, в армии, в мирной жизни с таким тяжеловато.
Флаг–лейтенант ещё раз оглядел пограничника. Лицо приятное, открытое. На груди – орденские планки, в том числе за Северную кампанию. На шее, чуть выше воротника – уставная татуировка в виде расположенных треугольником звёздочек. Да это же "Железные панцири", Третья механизированная, давшая яростный бой наступающим с севера врагам. И сгоревшая в том бою практически в полном составе, о чём писали в каждой газете. Прошедший такую мясорубку на врага работать не может. По определению не может, никак. И значит, можно расслабиться. Хотя бы чуть-чуть.
Рядом остановился потрёпанный фургончик медслужбы. Из него выскочили одетые в защитные костюмы врач и пара медбратьев.
– Где больной? – крикнул, подбегая, доктор.
Гатар молча мотнул головой в сторону Гарна.
– Симптомы у тебя какие? – спросил издалека врач. – Как долго?
Гарна повторил заученную историю, не забывая кашлять и тереть глаза. Доктор нахмурился и повернулся к майору.
– Мы забираем его в Центральную окружную. В госпиталь не повезём, там условий для карантина нет.
– Как "в Центральную окружную"? – вскинулся майор. – Парень из плена бежал, а его – в гражданскую больницу? А если за ним церковники придут начатое завершить, вы что сделаете? Клизму им поставите?
– Господин майор, во избежание вспышки крайне опасной инфекции я забираю пациента в Центральную окружную больницу. – мрачно, с расстановкой повторил доктор. – Хочу вам напомнить, что, чиня препятствия медицинской службе, вы нарушаете Устав. Я приказываю немедленно передать мне больного!
Кат Гатар ничего не ответил. Смерив врача взглядом, он подозвал жестом пару солдат.
– Документы ваши можно, господин лекарь? – вкрадчиво спросил майор – И масочку снимите, чтобы лицо было видно. Так-так, Хол Стерна, инфекционное отделение Центральной окружной… Тут, понимаете, какая несостыковка – докладывал я о больном в штаб, а приехали вы. А я вас, доктор, не знаю, и проверить, что вы тот, за кого себя выдаёте быстро не смогу.
– Что за глупости? – повысил голос врач. – Нам передали о возможном случае горной лихорадки, и мы немедленно…
– А как вы так быстро сюда добрались? – перебил его майор. – До Центральной окружной по прямой – километров сто. Вы что, прямо на границе ждали нашего сообщения? Или, может, вас на ракетоносце подбросили? На землю лечь, руки за голову! Наручники на них и обыскать, – скомандовал солдатам Гатар. – Будут дёргаться – бить на поражение.
– Господин майор, тут какое-то недоразумение, – напряжённо улыбнулся врач.
– Я сказал, на землю! – рыкнул майор. Солдаты, напружинившись, передёрнули затворы.
Медицинская бригада нехотя опустилась в пыль, сцепив руки на затылках.
– Лежать! – подбежали к ним пограничники. Упали, оседлали задержанных, не давая пошевелиться. Потянули из чехлов наручники.
Один из медбратьев не пожелал "лежать". Выхватив невесть откуда нож, он вогнал его под рёбра сидящему сверху солдату. Вывернулся, сорвал с жертвы оружие. Попытался откатиться под днище грузовика. Он действовал быстро, демонстрируя хорошую выучку. Но у него не было шансов.
Сухо затрещал автомат, диверсант, дёрнувшись, замер. Раненого оттащили, прислонив к колесу. Кто-то из солдат осматривал его, осторожно расстегнув окровавленную форму.
– В машину его быстро! – скомандовал Гатар. – И в госпиталь, одна нога здесь, другая там!
Перевязанного бойца осторожно подняли и погрузили в "мула". Взревев мотором, вездеход развернулся и помчался к заставе.
Гатар подошёл к "доктору" и смерил его ненавидящим взглядом. Коротко, до хруста, пнул его несколько раз по рёбрам.
– Больно? На меня смотреть, тварь. Если мой боец не выживет, ты кровью умоешься. Я тебя с того света достану!
– Иди к чёрту, скотина раданская, – прошипел в ответ "врач", тут же получив страшный удар по копчику.
Он захрипел, грызя от боли землю. Солдаты подхватили его под локти и, грубо вздёрнув, потащили в кузов. Мрачный майор залез в кабину грузовика и снова вызвал с кем-то по радио.
– Нашли твоего полковника, – окликнул он Гарна через несколько минут, – уже едет с сопровождением. Через пару часов будут на месте. Я тут останусь, прослежу, чтобы больше сюрпризов не было.
Как – едет? Нет, так дело не пойдёт. Узнают церковники об их встрече – и всё, пиши пропало!
– Господин майор, полковнику сюда нельзя. Не ровён час – заразится.
Гатар, прищурившись, снова пригладил усы. И внезапно… подошёл вплотную.
– Брось комедию ломать, нет у тебя никакой лихорадки, – тихо произнёс он. – Я всякой заразы навидался, а от этой друга схоронил. Поначалу ещё сомневался, но когда за тобой эти приехали – сразу всё понял. Информация у тебя есть, важная, за которой охота идёт. И за тобой – идёт. Не знаю, почему ты так в госпиталь рвёшься, но дело тут явно серьёзное. А в таких вопросах лучше не усложнять, если опыта нет. Лучше сразу узел рубить, если распутать не получается!
Майор был прав. Кругом прав. Слишком сложно всё закрутилось, не разобраться в одиночку. Действовать придётся быстро, на счету каждая минута. Полковник скоро прибудет, нужно подготовиться, продумав чёткий, без лишних деталей, доклад. Чтобы не тратить время, чтобы как можно быстрее поднялись в небо ракетоносцы и разнесли в пыль базу церковников.
"А мировой он всё-таки мужик", – подумал Гарна о майоре. Повезло флаг−лейтенанту, что его встретил. Уже в который раз, если считать побег и переход через вершину. Видать, правду говорят, что удача, как и беда, в одиночку не приходит. А уж флаг−лейтенант за эту ходку несчастий хлебнул сполна и имеет право, чтобы фортуна ему, наконец, улыбнулась.
Полное имеет.
И бесспорное.
Глава 22
– Чай будешь? – спросил Дер Эстан. Спросил обыденно, на "ты", словно друга или хорошего знакомого. Как будто не было многочасового допроса. И прорыва. Как будто не было кошмара нескольких предыдущих суток.
Гарна кивнул, уставившись в одну точку. Его не удивила резкая смена тона, за которой могло крыться что угодно. Ему было не до манипуляций. Не до страхов. И вообще ни до чего.
Если бы ему сказали, что им плотно займётся Четвёртый сектор, он бы не поверил. Но поверить пришлось, когда его, пытавшегося с остатками корпуса сдержать Конклав, вытащили прямо из окопа. За шкирку вытащили и доставили на вокзал, к стоящему под парами литерному составу.
Флаг–лейтенант не сильно обрадовался спасению. Что может заставить Гвардию заинтересоваться корпусом, который хоть и Второй штурмовой, но далеко не единственный? Известно, что – измена, причём не простая, а на самом верху. Такая, что непосредственно угрожает существованию Империи и по факту которой многие из тех, кто должен был знать, да прохлопал, отправятся в южные порты. Загреметь куда – хуже смерти.
…до засухи никому бы в голову не пришло использовать их в качестве тюрьмы, но это до засухи. Порты не были фермами, перенести их на север было невозможно. Равно как и оставить без обслуживания прикрывающую побережье флотилию. Работать на юге желающих нашлось ещё меньше, чем на севере. Влажная, перевалившая за пятьдесят жара отпугивала работников больше, чем ильхорцы с церковниками. Хотя церковники там тоже водились – малочисленный, но весьма агрессивный флот периодически устраивал на побережье дерзкие рейды.
Имперский юг вымирал. Вымирал давно, потихоньку сдавая позиции перед адским пеклом. Но в последние годы – вымирал ускоренно. Засуха, запустение и преступность гнали народ на север, заставляя бросать дома и квартиры на растерзание мародёрам. Гнали за лучшей жизнью, в ещё не успевшие пересохнуть города и посёлки. Нередко – просто за глотком дефицитной воды.
Солнце, фрукты, минеральные источники – вот чем когда-то была легендарная Орхена. Туда ездили в отпуск и подлечиться, там мечтали на старости лет прикупить себе домик. Поговаривали, что Дамар Великий присоединил княжество к Империи, чтобы излечить в местных серных источниках ревматизм. Правда или нет – сказать трудно, но то, что Летний дворец он построил прежде, чем осела пыль на полях сражений – с этим спорить никто не станет.
До Большой жары во Дворце было не протолкнуться. Туристы со всего Радана валили толпами, а в мирные времена случались даже посетители из Конклава. Гарна тоже там бывал, ещё школьником. И запомнил поездку – навсегда. Чего стоила одна нижняя, выходящая на пляж, терраса. Размером с футбольное поле, вся в статуях, фонтанах и экзотических растениях… была. Нет больше террасы, поглотил её океан, когда подниматься начал. Подтопив заодно шикарные отели и рестораны, стоявшие на первой линии. Головастики ведь давно об этом говорили, да что толку? По всей береговой линии дамбу ведь не построишь.
Да и до Орхены ли было, когда в домах начали пересыхать краны? Когда в городах стало нечего пить и все, кто мог, рванули в деревни – таскать мутную воду из обмелевших рек? Поняв, что может потерять провинцию, Империя вгрызлась в песок лопатами и бульдозерами. Протянула километры тентов, поставила в портах громоздкие, отгоняющие зной, охладители. Пробурила глубокие скважины, наладила, пусть с перебоями, поставки воды. Не считаясь с расходами, начала работы по возведению первой в этих краях опреснительной станции.
Канцлер дал понять, что Радан не уйдёт со своей земли. Не отступит Империя перед песками и пеклом. И перед церковниками – не отступит! Не дрогнет Радан, а вот народ – дрогнул. Гниловат оказался народ, слаб в коленках. За что и получил от Его Превосходительства справедливый упрёк.
В своей речи он пристыдил людей за то, что побежали, поджав хвост, при первых признаках беды. И за то, что свои шкурные интересы выше государственных поставили. "В этот трудный час, – сказал Канцлер, – должны были мы страну поддержать и провинцию – поддержать, а не расползаться по северным широтам как тараканы. И пусть будет стыдно тем, кто в такое время думает только о своём куске."
С этим согласились не все. По стране пополз шепоток, что ошибся сам Канцлер, не разглядевший масштаб происходящего и пустивший дело на самотёк. В Первом Сенате об этом говорили открыто, но пришла Великая Водная – и разогнал Его Превосходительство эту говорильню. Так и сказал – болтать не строить, а если кто о судьбе Орхены сильно беспокоится, то – лопату в зубы и добро пожаловать в Двенадцатую инженерную, что супротив песка и пекла насмерть на юге встала.
Добровольцев среди сенаторов не нашлось. Не нашлось и среди простого, большей частью угнанного на войну, люда. Империи пришлось довольствоваться штрафниками, отправляемыми на юг целыми составами. "Курортники", как их кличут другие зеки. И с курорта того раньше возвращался дай бог, чтобы каждый третий. Сейчас стало получше – вода, врачи, охладители. И возвращается с "югов" заключённых уже побольше – почти что каждый второй…
– Держи, – протянул Дер Эстан стакан с ароматным чаем. Хотя какой он, к чёрту, "Дер"? Не у друга в гостях, а на допросе, а перед ним – господин кригскоммандер Четвёртого сектора, могущий легко поставить во фрунт армейского генерала.
Гарна сделал глоток. Замер на секунду, давая приятному теплу расползтись по жилам. А чаек-то ильхорский! Интересно, это они по случаю конфискованной контрабандой разжились, или всегда так хорошо Гвардию снабжают?
И всё-таки непохоже, что всегда. Одет кригскоммандер Эстан скромно, ничем не отличаясь от средненького чиновника. Пальто, шляпа, потрёпанный портфель – стандартный набор любого бюрократа. Сними он с лацкана гвардейский ромб – в жизни не догадаешься, кто перед тобой. Да и сам кригскоммандер какой-то никакой, средненький. Ни урод, ни красавец, ни худой, ни полный. На такого ориентировку составлять замучишься, да и потом по ней каждого второго задерживать придётся.
Гвардеец сел напротив, пристально изучая Гарна. Слишком пристально, так, будто в первый раз его видел. Внимательным взглядом он словно проникал в мозг, точь-в-точь как брат–инквизитор. Неужто правы были те, кто говорил, что и в Империи такое умеют?
– Ничего, что я на "ты"? – спросил внезапно кригскоммандер.
Гарна кивнул, безразлично уставившись в окно. Мимо проносились пожухлые леса и брошенные, пустые деревушки. Типичный южный пейзаж. Для глубокого, в котором флаг–лейтенанту нечего делать, тыла.
Позади осталась Нийя, оставившая ради бедного студента сытую жизнь в столице. Бросившая учёбу, друзей и шмотки, а ещё – доведённого до инфаркта министерского папу. Бросившая всё и отмахавшая пару тысяч километров на север – выносить из-под раненых "утки". Кого она подмазала, чтобы разузнать его дислокацию, осталось тайной. Нийя умела добиваться своего. А уж когда разыскала флаг−лейтенанта в его части, поведав мимоходом, что устроилась санитаркой в прифронтовой госпиталь, он, не задумываясь, сделал ей предложение. А кто бы не сделал?
Они обручились у знакомого капеллана, свадьбу же решили сыграть после войны. Думали, что победа близка, а вышло вон как. И ведь что получается? Что невесту и товарищей он бросил на фронте, а сам в тыл с ветерком умчал. Правда, не по своей воле он это сделал. По чужой – сделал!
– Давай ещё раз пройдёмся по хронологии, – повторил в десятый, если не сотый раз, гвардеец.
Да что ж ты прицепился как репей? Ведь рассказали тебе всё, и в мельчайших деталях. Поминутно и посекундно! Но делать нечего, с Четвёртым сектором не поспоришь. Придётся заново отвечать на въедливые вопросы. Очень въедливые и каждый раз слегка различающиеся.
– От кого вы получили задание? От полковника Рабара? Где? В расположении? Хорошо. Кто ещё присутствовал? Никто? А майор Даран? Ты же говорил, он с вами был? Не говорил? Извини, ошибся.
Что вы обнаружили на объекте? Автоцистерны и скважину? Как они были расположены? Вот бумага, нарисуй. Где были зенитки? А казармы? Сколько охраны? А на втором КПП?
Кто вас засёк? Монастырские? Где? Отметь на карте. Как вы оторвались? Оставив половину группы прикрывать отход? Грамотно. Радиста снайпер первым подстрелил? А ильхорцы вас где взяли? Отметь на карте. Сколько их было? Как вели себя, что говорили? Куда отвели? Отметь на карте…
Карты кригскоммандер каждый раз доставал новые, прямо в целлофане. А старые, с пометками – убирал с глаз долой. Гарна знал, что эта расточительность – неспроста. И вопросы повторяющиеся – неспроста, ведь потом гвардеец внимательно сверит все рисунки и показания, и горе флаг−лейтенанту, если там обнаружатся существенные расхождения!
– Что сказал караван–хан при первой встрече? Над именем смеялся? А что ты ответил? Как учили, с вызовом? В данной ситуации – неумно. В данной ситуации глазками в пол смотреть нужно, как девица на выданье. Чтобы не зарезали, как барана!
Как он тебя ударил? Ладонью по лицу? Левой, правой? Правой, чуть снизу, с оттяжкой? Так что в голове зазвенело? Понятно. Когда он пришёл во второй раз? Ночью? Что говорил? Что делал? Избил, а потом рассказал про порчу? Вот так, запросто, как старому другу? А тебе это не показалось странным?
Во сколько вы выехали из лагеря? Примерно? Сколько проехали? А прошлый раз говорил – сорок минут. Вас что, не учат время без часов отсчитывать? Ускоренные курсы, говоришь? Где, в Такране, при военной кафедре? Название университета? Второй медицинский? Кто преподаватель? Тес Такар? Почему аллитерация? Герой? Кавалер Жемчужной короны? Надо же.
Кто попросил остановиться? Джурах? Или Сакташ? Сакташ, хотя кровником был Джурах? Что он сказал, дословно? А инквизитор – что ответил? А водитель что? Понятно. Кто выкинул тебя из кузова? Как вы стояли на момент перестрелки? Нарисуй. И расстояния укажи, хотя бы до полуметра. Дальше что было? Джурах схватил, а инквизитор вмешался? Что сказал? А потом? Заслонился им и открыл огонь? Тебя на землю, а сам – под пули? Какое везение, не находишь?
Имя инквизитора? Обрисуй словесный портрет. А караван–хан как выглядел? А Джурах? Сакташ? Говорили чисто или с акцентом? Был лёгкий акцент, но какой – ты не разобрал? Плохо, что не разобрал! Должен разбираться, обязан. Ну и что, что не учили? Мог бы инициативу проявить, книги почитать, с бывалыми людьми пообщаться. Ты фронтовая разведка или хрен собачий?
– Господин кригскоммандер! – взорвался Гарна. – Я – офицер Имперской армии и требую, чтобы со мной обращались уважительно! Хочу напомнить, что враг прорвал фронт в нескольких местах и перешёл в наступление, пока я в уютном вагоне языком чешу вместо того, защищать страну! Если меня в чём-то подозревают, я требую знать, в чём именно, но говорю сразу – никакой вины за собой не ощущаю! Я потерял девятерых бойцов и рисковал жизнью, чтобы своевременно доставить в штаб критически важную информацию, и вы не имеете права со мной – вот так!
В вагоне стало тихо. Гвардеец скрестил на груди руки и изучающе посмотрел на флаг−лейтенанта. Усмехнулся, сделал приглашающий жест. Присаживайся, дескать, разговор будет долгим. Похолодевший от нехорошего предчувствия Гарна опустился на краешек стула…
…приказ с кодом "Красный–1" пришёл по защищённому каналу глубокой ночью. "Красный–1" – это значит, что лётному составу надо построиться не позднее чем через пятнадцать минут для получения боевой задачи. "Красный–1" – это срочный боевой вылет. "Красный–1" – это… "Красный–1"!
В казармах вспыхнул свет, тревожно завыла сирена, поднимая с коек заспанных летунов. Офицеры вскочили, синхронно впечатав в пол босые пятки. Быстро облачившись в форму, рванули к выходу. Рванули как надо, не суетясь и не толкаясь, потому что не салабоны армейские, а Первая ударная авиагруппа. Первая, и пока что – единственная, которую Империя бережёт как зеницу ока.
Выбежали на плац, построились шеренгами. Получили карты с координатами цели. Привычно разбились на экипажи и рысью помчались через лётное поле к "птичкам", где уже ждали продравшие глаза техники.
