Czytaj książkę: «Дневник Анны Франк. Впервые в России полная версия и рассказы»

Czcionka:

Иллюстрация на обложке ParaCosm

Перевод с английского И. Н. Мизининой

От издательства

Дневник Анны Франк – одна из самых знаменитых и читаемых книг в мире. Переведенный на 70 языков и напечатанный тиражом в 30 миллионов экземпляров, он стал символом несокрушимой силы человеческого духа.

Сама Анна Франк, родившаяся 12 июня 1929 года, прожила всего лишь не более пятнадцати лет и семи месяцев. Эпидемия тифа, которая в начале 1945 года вспыхнула в концентрационном лагере Берген-Бельзен, унесла жизни почти половины из 125 тысяч узников. Подавляющее большинство из них умерло в последние месяцы перед освобождением и в первые недели после него. Историкам Холокоста известны свидетельства узниц Берген-Бельзена, переживших войну и знавших Анну и Марго Франк еще в Амстердаме или во время заключения в лагере смерти Аушвиц-Биркенау (Освенцим II). По словам очевидцев их последних дней, обе сестры заболели тифом. Марго, вероятно, заболела первой. Истощенный от недостатка пищи организм не смог сопротивляться болезни. Даты смерти сестер Франк точно неизвестны, но исследователи предполагают, что они умерли в конце февраля – начале марта 1945 года, за несколько недель до освобождения концлагеря. Когда 15 апреля солдаты 21-й армейской группы союзников (объединенное англо-канадское соединение) вошли в Берген-Бельзен, где свирепствовали брюшной тиф и пятнистая лихорадка, то обнаружили около шестидесяти тысяч истощенных, чудом выживших узников и горы трупов, для которых пришлось рыть братские могилы…

История дневника Анны Франк начинается в день ее тринадцатилетия, 12 июня 1942 года, когда родители подарили ей чистый блокнот с обложкой в красно-белую клетку. Первые несколько недель Анна делала записи в своей комнате в родительской квартире, расположенной на площади Мерведеплейн в Амстердаме. Это был новый район, где большинство домов возвели между 1920 и 1933 годами. «Все они оборудованы центральным отоплением и горячей водой», – с гордостью сообщала компания по продаже недвижимости. Каким образом там оказалась семья Анны Франк?

Вскоре после того, как Гитлер и нацисты пришли к власти в Германии в январе 1933 года, Отто и Эдит решили покинуть свой дом во Франкфурте-на-Майне и поселиться в Нидерландах. На их решение повлиял рост антисемитизма и плохие экономические перспективы семейного бизнеса – банка. Тогда Анне было четыре года. В Амстердаме Отто Франк стал управляющим директором нового голландского подразделения британской компании Opekta, занимавшейся производством пищевых добавок и специй. Марго и Анна без труда выучили новый язык. Еще в 1935 году Эдит писала: «Оба ребенка хорошо говорят по-голландски и имеют хороших друзей». Родители Анны беспокоились о членах семьи, оставшихся в Третьем рейхе. В 1938 году, после Хрустальной ночи, грандиозного еврейского погрома, прокатившегося по всей Германии, братьям Эдит удалось бежать в США.

10 мая 1940 года вермахт вторгся в Нидерланды. Район, где жили Франки, проснулся рано утром от грохота бомб, обрушившихся на аэропорт Схипхол. После оккупации некоторые из их соседей-евреев почувствовали такое крайнее отчаяние, что покончили с собой. Другие пытались бежать в Великобританию. В октябре 1940-го голландским евреям было приказано зарегистрировать свой бизнес. Отто ожидал, что в конечном итоге им больше не будет разрешено владеть компаниями. С помощью своих сотрудников и друзей-неевреев ему удалось уберечь «Опекту» от рук нацистов. Однако это означало, что он больше не был директором фирмы и проводил больше времени дома.

Ситуация для евреев в Нидерландах становилась все более опасной. В феврале 1941 года в центре Амстердама было арестовано 427 мужчин-евреев. 11 июня 1941 года произошел еще один рейд возле площади Мерведеплейн. Более 300 мужчин-евреев были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря, среди них были и друзья семьи Франк. Отто и Эдит приложили все усилия, чтобы сбежать в Соединенные Штаты. Однако их заявка увязла в бюрократических проволочках, и когда 11 декабря 1941 года Третий рейх объявил войну США, шанс был упущен.

Антиеврейские меры следовали одна за другой. Так, с октября 1941 года еврейские дети могли посещать только еврейские школы. Для Марго и Анны это был еврейский лицей. Анне там очень понравилось. В апреле 1942 года она писала бабушке в Швейцарию: «В лицее довольно весело, в моем классе 12 девочек и 18 мальчиков. Поначалу мы часто гуляли с мальчиками, но сейчас, к счастью, немного остыли, потому что они стали нас очень раздражать».

12 июня 1942 года Анне исполнилось тринадцать лет и ей подарили то, о чем она давно очень мечтала, – дневник. На первой странице своего дневника Анна сразу написала:

«Надеюсь, я смогу тебе все доверить, как не доверяла еще никому, и надеюсь, что ты будешь для меня большой поддержкой».

5 июля 1942 года в дверях квартиры Франков появился полицейский с повесткой из Центрального управления по делам еврейской эмиграции в Амстердаме. Марго отправляли в трудовой лагерь в нацистской Германии, и она должна была явиться на следующий день, иначе вся семья Франк будет арестована. Она оказалась в первой группе евреев Амстердама, получивших подобное направление. Отто Франк понял, что необходимо немедленно бежать от нацистов. Тем более что он уже заранее подготовил место для тайного убежища в задней части здания своей фирмы «Опекта» по адресу: Prinsengracht‑263. Старый неприметный дом на набережной был типичным для этого района Амстердама. Трехэтажная пристройка к этому зданию общей площадью около 42 квадратных метров на два года и один месяц стала убежищем для семьи Франк и еще четырех евреев. На первом этаже «Секретной пристройки» находились две небольшие комнаты с ванной и туалетом, над ними – большая и маленькая комнаты; из последней лестница вела на чердак. Дверь в тайное убежище соединялась крутой лестницей с конторой «Опекты» и была спрятана за книжным шкафом.

Отто заплатил арендную плату за их дом на Мерведеплейн за год вперед, надеясь, что они скоро смогут вернуться. Как оказалось, это было началом массовой депортации евреев из Нидерландов в концентрационные лагеря и лагеря смерти.

Еще до того как укрыться в «Секретной пристройке», Отто Франк обратился за помощью к своей секретарше Мип Гиз, имевшей австрийское происхождение. Хотя она и предполагала, что в случае обнаружения укрытых ею людей будет наказана как Judenhelfer (человек, помогавший евреям), но взяла на себя эту нелегкую обязанность. Вместе со своим мужем Яном Гизом, коллегами – управляющим Виктором Кюглером, бухгалтером Йоханнесом Клейманом и машинисткой Элизабет (Беп) Воскуйл она будет оберегать обитателей «Секретной пристройки» от нацистов, обеспечивать их едой, рассказывать последние новости. Мип Гиз скончалась в 2010 году всего за месяц до своего 101-го дня рождения.

6 июля 1942 года семья Франк начала новую жизнь – жизнь в подполье. Для того чтобы сбить нацистов со следа, они в беспорядке бросили квартиру на площади Мерведеплейн и оставили записку, инсценировав свой побег в Швейцарию. Через неделю в «Секретной пристройке» к ним присоединилась состоявшая из трех человек семья ван Пельс из Оснабрюка, а в ноябре – общий знакомый двух семейств дантист Фриц Пфеффер, бежавший из Берлина от нацистов в Амстердам в 1938 году (в дневнике Анны Франк он выведен под псевдонимом Альберт Дюссель).

Сначала Анна вела записи только для себя, но 28 марта 1944 года обитатели «Секретной пристройки» прослушали радиопередачу, в которой голландское правительство в изгнании призывало простых граждан сохранять личные документы, чтобы их потомки могли понять, что пережили голландцы во время войны. Тогда Анна вернулась к первым страницам дневника и начала их перерабатывать, чтобы дополнить и уточнить рассказ о повседневной жизни в «Секретной пристройке». И самое главное – Анна прибегла к литературному приему, оформив записи в виде писем своей воображаемой подруге Китти, что позволило будущим читателям дневника почувствовать более личную связь с автором. Теперь Анна Франк быстро делала записи плавным курсивом, а не прежним детским почерком. К моменту ареста из-под ее пера выходило до одиннадцати страниц в день.

Однако запись от 1 августа 1944 года оказалась последней в ее дневнике. Спустя три дня – утром в пятницу, 4 августа, между десятью и половиной одиннадцатого, перед домом номер 263 на набережной Принсенграхт остановился автомобиль. Из него вышел обершарфюрер СС Карл Йозеф Зильбербауэр, в эсэсовской форме, вместе с как минимум двумя подручными из голландской полиции. В 1963 году Зильбербауэра нашел знаменитый «охотник за нацистами» Симон Визенталь. Бывший сотрудник амстердамского гестапо признался ему в своей роли в аресте семьи Франк и опознал Анну по фотографии как одну из арестованных. Он подробно рассказал о событиях того дня и вспомнил, как высыпал на пол «Секретной пристройки» пакет, наполненный бумагами. По словам Зильбербауэра, Анна «выглядела как на иллюстрациях в книгах, только немного старше и красивее». «У вас прекрасная дочь», – сказал гестаповец Отто Франку.

Мип Гиз, избежавшая ареста нацистами, спасла первую тетрадь дневника Анны Франк в красной клетчатой обложке, а также несколько других тетрадей, спрятав их, чтобы вернуть Анне или ее семье после войны. Во время допроса она указала Зильбербауэру на свое австрийское происхождение:

«Офицер изучал меня взглядом и, казалось, думал: «Вот, друг против друга стоят два человека, родившиеся в одной и той же стране, одном и том же городе. Один карает евреев, другой помогает им».

По свидетельству Зильбербауэра, на людей, скрывавшихся в «Секретной пристройке», был совершен донос. Хотя Зильбербауэр и рассказал о том, что ему было известно, он не смог предоставить никакой информации, которая могла бы помочь в поисках голландского коллаборациониста, давшего гестаповцам наводку. Донос поступил непосредственно его командиру, оберштурмфюреру СС Юлиусу Деттманну, который отметил лишь, что эта информация из «надежного источника». Сам Деттманн покончил жизнь самоубийством в ожидании суда в 1945 году. На сегодняшний день существует несколько версий о том, кто мог быть этим «надежным источником». Однако до сих пор имя этого лица так с уверенностью и не установлено историками.

Во время облавы нацистов Элизабет (Беп) Воскуйл удалось скрыться, и она пряталась в течение недели. Затем вернулась в офис на Принсенграхт, где спасла часть дневниковых записей Анны, которые были разбросаны гестаповцами на полу убежища.

Отто Франк стал единственным из обитателей «Секретной пристройки», кому удалось выжить. Эдит Франк погибла в Освенциме. Он надеялся, что Анна и Марго выжили, но в июле 1945 года две бывшие узницы Берген-Бельзена подтвердили смерть сестер. Мип Гиз была рядом с Отто Франком, когда он получил письмо, сообщающее, что обе его дочери не пережили депортацию. Она передала дневник убитому горем Отто Франку. Дневник был опубликован им в 1947 году.

Отто Франка часто критиковали за чрезмерное редактирование произведений дочери. Кроме того, для публикации он объединил оригинальный дневник Анны и ее рукопись не всегда литературными способами. Лорин Нуссбаум, подруга Анны Франк, почетный профессор иностранных языков и литературы Портлендского университета, так сказала об этом:

«Если придерживаться версии, которую Анна планировала опубликовать, – не появившуюся сборную солянку, а ее собственный выбор, который она специально адресовала широкой публике, – дневник можно квалифицировать, как выдающееся литературное произведение. Он показывает поразительную наблюдательность Анны, ее чувство юмора и необыкновенный стиль».

Хотя Нуссбаум с Отто Франком связывала давняя и тесная дружба, по ее мнению, отец Анны фактически скрыл от общественности литературное дарование своей дочери. С Нуссбаум согласен и директор берлинского издательства Secession Verlag, известный издатель Йоахим фон Цепелин:

«С точки зрения литературы эта версия дневника Анны Франк является бриллиантом, она лучшая из всех. Это то, что должно быть опубликовано, потому что это именно то, что хотела опубликовать сама Анна Франк».

Чтобы убедиться в том, что это именно тот вариант дневника, который хотела опубликовать сама Анна Франк, достаточно прочитать запись, сделанную за месяц до ее пятнадцатилетия, 11 мая 1944 года:

«Мое самое большое желание – стать когда-нибудь журналистом, а потом известным писателем. Посмотрим, реализуется ли когда-либо это стремление к величию (безумие!), но у меня определенно есть в голове сюжеты. В любом случае я хочу после войны опубликовать книгу под названием het Achterhuis [ «В задней части дома», «В убежище» (нидерл.)], добьюсь ли я успеха или нет, сказать не могу, но мой дневник будет большим подспорьем».

Скрываясь от нацистов в «Секретной пристройке» старого конторского здания в Амстердаме, помимо дневника она написала тридцать эссе и личных воспоминаний, известных как «Рассказы из тайного убежища», и не успела закончить роман. Поздние ее рассказы, написанные в 1944 году, отличает серьезный характер. К тому времени Анна из сообщений «Радио Оранже», голландской радиопрограммы, траслировавшейся Европейской службой BBC на оккупированные Нидерланды, и других источников уже знала об уничтожении евреев газом в Польше. Также она знала, что большинство ее друзей уже схвачено нацистами, и жила в постоянном страхе перед налетом на «Секретную пристройку». В незаконченном романе «Жизнь Кэди» Анна описала это ужасное состояние, с точки зрения героини – девушки по имени Кэди, которая была свидетельницей трагедии своей подруги Мэри, вынужденной, как еврейка, скрываться от нацистов:

«Кэди больше не могла ни говорить, ни думать. Никакими словами не описать те страдания, которые так ясно стояли перед ее глазами. В ушах снова и снова звучало хлопанье двери, она слышала детский плач и видела отряд жестоких вооруженных мужчин вроде тех, один из которых швырнул ее в грязь, и посреди всего этого была одинокая и беспомощная Мэри…»

Дневник Анны Франк был впервые опубликован на русском языке еще в 1960 году издательством «Иностранная литература». Выдающийся писатель и публицист, один из самых ярких журналистов Великой Отечественной войны Илья Эренбург так охарактеризовал его в своем предисловии к этому изданию:

«За шесть миллионов говорит один голос – не мудреца, не поэта – обыкновенной девочки. Детская жизнь по воле взрослых быстро стала недетской. Дневник девочки превратился и в человеческий документ большой значимости, и в обвинительный акт… Один голос из шести миллионов дошел до нас… Но в нем большая сила – искренности, человечности, да и таланта. Не каждый писатель сумел бы так описать и обитателей «убежища», и свои переживания, как это удалось маленькой Анне».

На протяжении более семидесяти лет читатели знали дневник голландской школьницы лишь в виде изданий, составленных редакторами из его различных версий. В этой книге впервые на русском языке представлена окончательная авторская версия дневника, вышедшая на Западе лишь в 2019 году. Это именно тот текст, который в книжных магазинах хотела увидеть сама Анна Франк.

Ниже приведены имена людей, скрывавшихся в «Секретной пристройке» дома на набережной Принсенграхт, 263, с 6 июля 1942 по 4 августа 1944 года:

– Семейство Франк из Амстердама: Отто (1889–1980), Эдит (1900–1945), Марго (1926–1945) и Анна (1929–1945).

– Семья ван Пельс из Оснабрюка: Герман (1889–1944), Августа (1890–1944), Петер (1929–1944). Анна Франк назвала их в своих рассказах Германом, Петронеллой и Петером ван Даан.

– Фриц Пфеффер из Амстердама (1889–1944), в дневнике Анны он назван Альбертом Дюсселем.

После рейда полиции на «Секретную пристройку» 4 августа 1944 года все восемь евреев, которые скрывались там, были отправлены в транзитный концлагерь Вестерборк. 3 сентября семьи Франк и ван Пельс депортировали последним поездом из Нидерландов в лагерь смерти Аушвиц-Биркенау. Дорога заняла три дня, в течение которых Анна и более тысячи других узников ехали в вагонах для перевозки скота. На платформе Биркенау мужчин и женщин разделили. Около 350 человек из транспорта Анны были немедленно отправлены в газовые камеры. Анну, Марго и их мать отправили в трудовой лагерь для женщин. После Аушвица они оказались в концлагере Берген-Бельзен, где условия содержания были поистине ужасными.

Фриц Пфеффер скончался в Нойенгамме – крупнейшем концлагере на северо-западе Германии, находившемся в одноименном районе Гамбурга. Эдит Франк умерла в Аушвице в январе 1945 года. Из всех обитателей «Секретной пристройки» Холокост пережил только Отто Франк и вместе с другими чудом выжившими узниками Аушвица (Освенцима) был освобожден частями Красной Армии 27 января 1945 года. Он весил всего 52 килограмма.

Во время Холокоста погибли три четверти голландских евреев. В других западноевропейских странах, таких как Бельгия и Франция, эти цифры были намного ниже.

Дневник Анны Франк

Странно, что кто-то вроде меня решил вести дневник – и не только потому, что я никогда не делала этого раньше, а потому, что мне кажется, что ни мне самой, ни кому-либо еще не интересны откровения тринадцатилетней школьницы. Впрочем, какое это имеет значение? Я просто хочу написать, но больше всего я хочу поднять на поверхность все то, что глубоко погребено в моем сердце. Говорят, что «бумага все стерпит»; и я вспомнила эту поговорку в один из тех слегка меланхоличных дней, когда я сидела, подперев рукой подбородок, скучала и чувствовала себя слишком вялой даже для того, чтобы решить, выйти из дома или остаться здесь. Да, можно не сомневаться, что бумага терпелива и что я никому не покажу этот блокнот в картонной обложке, носящий гордое название «дневник», если не найду настоящего друга, мальчика или девочку, потому что до него скорее всего никому нет дела.

А теперь объясню, почему я завела дневник: просто у меня нет настоящего друга.

Нужно выразиться яснее, потому что никто не поверит, будто тринадцатилетняя девочка чувствует себя совершенно одинокой в мире, это не так. У меня есть мои горячо любимые родители и сестра шестнадцати лет. Я знаю примерно тридцать человек, которых можно назвать друзьями, у меня есть друзья-мальчики, желающие хоть мельком увидеть меня и которые, если это не получается, подглядывают за мной в классе с помощью зеркала. У меня есть родственники, милые тетушки и хороший дом, нет, кажется, у меня все есть, кроме «этого самого» друга. А со всеми моими друзьями просто весело и можно шутить, не более того. Я никогда не могу заставить себя говорить о чем-либо вне общего круга, или мы, похоже, не в состоянии сблизиться, вот в чем беда. Возможно, мне не хватает уверенности, но в любом случае вот он, упрямый факт, и я, похоже, ничего не могу с этим поделать. Значит, остается дневник. Мне хочется мысленно представлять образ друга, которого я так долго ждала, я не хочу записывать в дневник просто голые факты, как это делает большинство людей, я хочу, чтобы сам этот дневник был моим другом, и я буду звать моего друга Китти.

Никто не поймет, о чем я говорю, если я начну свои письма к Китти с белого листа, так что мне придется сделать краткий набросок истории моей жизни.

Моему отцу, самому лучшему из отцов, какие только бывают, было тридцать шесть, когда он женился на моей матери, которой тогда было двадцать пять. Моя сестра Марго родилась в 1926 году во Франкфурте-на-Майне в Германии. Я вслед за ней, 12 июня 1929 года, и поскольку мы – евреи, то в 1933 году эмигрировали в Голландию, где отца назначили управляющим в нидерландской компании «Опекта», производящей джемы. Остальные члены нашей семьи, оставшиеся в Германии, ощутили на себе всю тяжесть гитлеровских антиеврейских законов, поэтому жизнь их была наполнена тревогой. В 1938 году после погромов два моих дяди (братья моей матери) бежали в Северную Америку, к нам приехала моя старенькая бабушка, ей было тогда семьдесят три года. После мая 1940 года хорошие времена быстро закончились, сначала война, потом капитуляция, затем немецкое вторжение, когда и начались наши настоящие еврейские страдания. Антиеврейские декреты быстро сменяли друг друга, и наша свобода оказалась сильно ограниченной. Но все еще было терпимо, несмотря на звезду¹, отдельные школы, комендантский час и т. д. и т. п.

Бабушка умерла в январе 1942 года, а еще в октябре 1941-го нас с Марго перевели в еврейскую среднюю школу: ее в четвертый, а меня в первый класс. Пока у нас четверых все в порядке, и вот я подхожу к сегодняшнему дню и к торжественному началу моего дневника.

Анна Франк, Амстердам, 20 июня 1942 года

Суббота, 20 июня 1942 года

Дорогая Китти!

Начну сразу. Сейчас у нас так спокойно, мамы и папы нет дома, а Марго пошла к своей подруге Трисе поиграть в пинг-понг с молодыми людьми. Я сама так много играю в пинг-понг в последнее время, что мы, пять девочек, открыли клуб. Клуб называется «Медвежонок минус два»; очень глупое имя, но оно получилось по ошибке. Мы хотели назвать наш клуб как-то особенно и сравнить наших пять участников клуба со звездами. Мы все думали, что у большого медведя семь звезд, а у медвежонка пять, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что у обоих по семь. Отсюда минус два. У Ильзы Вагнер есть все необходимое для пинг-понга, и большая столовая Вагнеров всегда в нашем распоряжении, Сюзанна Ледерманн – наш президент, Жаклин ван Маарсен – секретарь, Элизабет Гослар, Ильза и я – остальные члены клуба. Мы, пять игроков в пинг-понг, очень неравнодушны к мороженому, особенно летом, когда разогреваемся во время игры, поэтому мы обычно все заканчиваем посещением ближайшего кафе-мороженого, «Оазиса» или «Дельфи», куда пускают евреев. Мы совсем перестали просить дополнительные карманные деньги. «Оазис» обычно полон людей, и среди нашего большого круга друзей нам всегда удается найти добросердечного господина или нашего поклонника, который покупает нам больше мороженого, чем мы можем съесть за неделю.

Думаю, ты весьма удивлена тем, что мне в моем возрасте (самому молодому члену клуба) приходится говорить о друзьях-мальчиках. Увы, а в некоторых случаях и не увы, в нашей школе этого просто не избежать. Как только мальчик спрашивает, может ли он поехать со мной домой на велосипеде и мы начинаем разговор, в девяти из десяти раз я могу быть уверена, что он сразу влюбится по уши и не даст мне проходу. Через какое-то время он, конечно, остывает, особенно потому что я не особо обращаю внимания на его горячие взгляды и спокойно кручу педали.

Если дело доходит до того, что он начинает спрашивать об отце, я слегка поворачиваю руль велосипеда, моя сумка падает, парень обязательно слезет, поднимет ее и отдаст мне, а к тому времени я завожу разговор на другую тему. Это самые невинные типы; но есть и те, которые посылают воздушные поцелуи или пытаются подержать тебя за руку, но эти определенно стучат не в ту дверь. Я слезаю с велосипеда и отказываюсь дальше ехать в их компании, или я притворяюсь оскорбленной и недвусмысленно прошу их убраться подальше.

Ну вот, фундамент нашей дружбы заложен, до завтра.

Твоя Анна

Воскресенье, 21 июня 1942 года

Дорогая Китти!

Весь наш класс дрожит от страха, причина, конечно, в том, что скоро должно быть собрание учителей. Есть много предположений о том, кто перейдет, а кто останется, Г. З., мою соседку, и меня очень забавляют К. Н. и Жак Кокернут, два мальчика позади нас. У них и флорина не останется на праздники, все уйдет на пари. «Ты перейдешь», «не перейдешь», «перейдешь», – с утра до ночи. Их не успокаивают даже мольбы Г. о молчании и мои вспышки гнева. Как по мне, так четверть класса должна остаться; у нас есть абсолютные дураки, а учителя самые большие фрики на свете, так что, возможно, на этот раз они будут фриками в полном смысле.

Я не боюсь за своих подружек и за себя, каких-то заданий на каникулы и переэкзаменовок, мы как-нибудь протиснемся, хотя я не слишком уверена в математике. Что мы еще можем, кроме как терпеливо ждать. А пока мы подбадриваем друг друга.

Я хорошо лажу со всеми учителями, всего девять человек, семь учителей и две учительницы. Господин Кеесинг, старик, преподающий математику, очень долго на меня раздражался, потому что я очень много болтаю, и мне даже пришлось написать сочинение на тему «болтун». Болтун, что о нем можно написать? Однако решив, что разберусь с этим позже, я записала тему в тетрадь и постаралась молчать.

В тот вечер, закончив другую домашнюю работу, я вдруг посмотрела на заголовок в тетради. И, жуя кончик авторучки, я подумала, что всякий может нацарапать какую-нибудь ерунду крупными буквами и аккуратно расположенными словами, трудность в том, чтобы найти несомненное доказательство необходимости говорить. Я думала-думала, а потом мне внезапно пришли в голову мысли, я заполнила три отведенные страницы и почувствовала себя полностью удовлетворенной. Мои аргументы заключались в том, что разговорчивость – это женская характеристика и что я сделаю все возможное, чтобы держать ее под контролем, но я никогда от нее не вылечусь, потому что моя мама говорит столько же, сколько я, а может, и больше, а что делать с унаследованными качествами?

Господину Кеесингу пришлось посмеяться над моими доводами, но когда я продолжала говорить на следующем уроке, последовала еще одна тема сочинения. На этот раз – «Неисправимый болтун», я сдала его, и Кеесинг не предъявлял претензий целых два урока. Но на третьем уроке он снова вышел из себя. «Анна Франк в наказание за болтовню напишет сочинение под названием «“Кря-кря-кря”, – сказала юффрау Утка!»². В классе раздался смех. Мне тоже пришлось рассмеяться, хотя я чувствовала, что моя изобретательность в этом вопросе исчерпана. Мне нужно было придумать что-то другое, что-то совершенно оригинальное. Мне повезло, так как моя подруга Сюзанна пишет хорошие стихи и предложила помощь в написании сочинения от начала до конца в стихах. Я прыгала от радости. Кеесинг хотел надо мной посмеяться этой нелепой темой, а я могла отыграться и сделать его посмешищем. Стихотворение было закончено и вышло прекрасно! Речь шла об утке-матери и лебеде-отце, у которых трое маленьких утят. Отец заклевал насмерть маленьких утят за то, что они слишком много крякали. К счастью, Кеесинг понял шутку, он прочитал стихотворение вслух классу с комментариями, а также прочитал его и в других классах. С тех пор мне разрешают говорить и не дают дополнительные задания, на самом деле Кеесинг всегда шутит по этому поводу.

Твоя Анна

Среда, 24 июня 1942 года

Дорогая Китти!

Стоит страшная жара, мы все прямо таем, и в эту жару мне приходится везде ходить пешком. Сейчас я могу в полной мере оценить достоинства трамвая, но это запретная роскошь для евреев. Пони Шанкса достаточно хорош для нас. Вчера в обеденный перерыв мне пришлось пойти к зубному врачу на улице Ян-Люкенстраат, довольно далеко от нашей школы на Стадстиммертюнен, я чуть не заснула в школе в тот день. К счастью, ассистент дантиста была очень любезна и дала мне попить – она молодец. Нам разрешено ездить на пароме, вот и все, есть небольшая лодка у Йозеф-Израэльскаде, и человек взял нас сразу же, как только мы попросили его. Голландцы не виноваты, что мы живем в такое несчастное время. Я бы очень хотела не ходить в школу, так как мой велосипед украли во время пасхальных каникул, а мамочкин папа отдал на хранение знакомым христианам. Но, слава богу, каникулы почти наступили, еще одна неделя – и мучения закончились. Вчера произошло кое-что забавное, я проходила мимо стоянки для велосипедов, когда кто-то окликнул меня. Я огляделась, и там был симпатичный мальчик, которого я видела накануне вечером в доме Вилмы. Он робко подошел ко мне и представился как Хелло Сильберберг. Я очень удивилась и подумала, что ему нужно, но мне не пришлось долго ждать, он спросил, позволю ли я ему проводить меня в школу. «Раз ты все равно идешь в ту же сторону, то пожалуйста», – ответила я, и мы пошли вместе. Хелло шестнадцать, и он умеет рассказывать всякие забавные истории, он снова ждал меня этим утром, и я думаю, что он будет ждать и дальше.

Анна

Среда, 1 июля 1942 года

Дорогая Китти!

У меня не было времени написать тебе до сегодняшнего дня. Весь четверг я провела у друзей. А в пятницу у нас были гости, и так продолжалось до сегодняшнего дня.

Мы с Хелло хорошо узнали друг друга за неделю, и он рассказал мне много о своей жизни, он родом из немецкого Гельзенкирхена, приехал в Голландию один и живет с бабушкой и дедушкой. Его родители в Бельгии, но у него нет шансов попасть туда самому. Хелло встречался с Урсулой, я ее тоже знаю, очень тихое, унылое существо, теперь, встретив меня, он понимает, что просто дремал в присутствии Урсулы. Похоже, я действую как стимулятор и не даю ему уснуть, понимаешь, все мы имеем свое предназначение, а иногда и странное!

В понедельник вечером Хелло приходил к нам познакомиться с папой и мамой, я купила кремовый торт, сладости, чай и печенье – много всего, но ни Хелло, ни мне не хотелось долго и чопорно сидеть рядом, поэтому мы пошли гулять, и было уже десять минут девятого, когда он привел меня домой. Папа очень рассердился и сказал, что мне нельзя возвращаться домой так поздно, и мне пришлось пообещать на будущее быть без десяти 8. В следующую субботу меня пригласили к нему домой. Моя подруга Жак дразнит меня все время из-за Хелло; если честно, я не влюблена, о нет, у меня же могут быть друзья-парни, никто ничего такого не думает.

Папа в последнее время часто бывает дома, так как ему нечего делать на работе, наверняка для него тухло чувствовать себя таким лишним. Господин Клейман купил «Опекту», а господин Кюглер – «Гиз и Ко», которая занимается суррогатными специями и была основана только в 1941 году. Когда несколько дней назад мы вместе шли по нашей маленькой площади, папа начал говорить о том, что мы будем прятаться и что он очень беспокоится, как трудно нам придется жить полностью отрезанными от мира. Я спросила его, с какой стати он начал говорить об этом. «Ну, Анна, – сказал он, – ты же знаешь, что мы уже больше года отдаем пищу, одежду, мебель другим людям, мы же не хотим, чтобы немцы захватили наши вещи, и мы уж точно не хотим сами попасть им в лапы. Поэтому мы исчезнем по собственному желанию и не будем ждать, пока они придут и заберут нас».

1.Желтая звезда – отличительный знак, который должны были носить евреи на территориях, подконтрольных Третьему рейху.

2.Juffrouw – так в Нидерландах называли замужних и незамужних женщин из «благородных» классов.