Czytaj książkę: «Всегда есть «но»»
Курт честно пытался найти работу. Да не очень старательно. Но попытки предпринимал, о чем с чистой совестью планировал сообщить вечером сестре. По её меркам он сегодня вообще был хорошим мальчиком: вылез из кровати раньше полудня, сходил в Секретариат и отметился, при этом почти не грубил офицеру. А ведь тот требовал продемонстрировать способности и смеялся, когда у Курта ничего не получилось. Во всем Лагаше из мраков только Курт и Лита, так что офицер никак не могу упустить возможность поглазеть на уродца в деле.
Несмотря на это, Курт был в хорошем настроении и все ещё пытался внести свой вклад в их семейный бюджет.
– А вам случайно работник не нужен? – Курт обратился к хозяину пекарни, у витрины которой остановился.
Удивительно худой для пекаря мужчина только что вышел на крыльцо, чтобы помочь престарелой матроне донести вязанку багетов до повозки. Курт поймал его взгляд и продолжил:
– Я мог бы, ну не знаю, тесто месить. Это же не сложно? Вы же это делаете, – он медленно поднял руку и почесал нос.
Пекарь глянул на Курта, задержал взгляд на ярко красном клейме на его руке и, фыркнув, вернулся в лавку.
Что ж, хоть под ноги не плюнул, как мясник до него. И все равно – в его, Курта, собственной системе измерений попытка была засчитана. Он довольно хмыкнул, засунул руки – чистую и меченную – в карманы и, посвистывая, двинулся в сторону дома.
Однако розовые пухлые засахаренные булочки, которые Курт видел в витрине, крепко засели в памяти. Желудок подал голос. Пора было подумать и об обеде.
Курт как раз проходил мимо трактира – с виду приличного, слишком приличного. И все равно он решил испытать удачу. Грифельная доска на стене слева от входа гласила, что блюдо дня – похлебка по-ларнийски – обойдётся в четыре мины за порцию. На всякий случай Курт вытащил деньги и проверил, сколько осталось. Аккурат четыре мины. Вот только потратить их все равно не получилось.
Стоило Курту приблизиться к двери, как из неё вышел официант в белом фартуке. Он двинулся было к доске, подбрасывая и ловя на лету кусок мела. Официант почти разминулся с Куртом, но в последний момент затормозил и ткнул его раскрытой пятерней в грудь. Курт едва успел сжать ладонь, чтобы не рассыпать деньги.
– Эй! – он вскинул голову, но тут же одёрнул себя и выдохнул, чтобы погасить волну возмущения.
Официант отнял руку и ткнул пальцем в сторону доски. На ней сразу под ценой похлебки растянулась большая буква М в круге. Красная полоса перечеркивала символ.
«Мраков не обслуживаем», – перевёл Курт и криво усмехнулся. Этого стоило ожидать. Он глянул на свой кулак с деньгами – на тыльной стороне ладони была такая же М в круге. Не говоря ни слова, Курт развернулся и зашагал дальше, чувствуя спиной ледяной взгляд официанта. Настроение стремительно портилось.
Не стоило и пытаться. Дома наверняка что-нибудь найдётся или Лита приготовит, когда вернется. Сэкономит. Только на что ему деньги? Сестра хотела купить краску, чтобы покрасить входную дверь и написать на ней адрес. Курт хмыкнул. Она могла бы сделать это одним прикосновение, но нет.
«Все нужно делать правильно», «Хочу, чтобы было нормально, как у людей».
Курт снова хмыкнул. Во-первых, они живут в заброшенной халупе, и как бы Лита ни старалась, сделать из неё дом «как у людей» не получится. Во-вторых, да и не люди они. У них клейма на руках красуются!
Теперь Курту захотелось потратить деньги просто из вредности, а не только из-за голода.
Он был уже на окраине города и испугался, что шанса спустить последние мины не осталось, но заметил незнакомую вывеску. Это был новый постоялый двор с трактиром, который, похоже, открылся лишь несколько дней назад.
Многие в городе уже знали, что Курт – мрак, им и на руку смотреть было не нужно. Но если владелец заведения неместный, то можно было попытаться поесть.
Курт засунул левую ладонь поглубже в карман и медленно двинулся к трактиру. На входе он никого не встретил, но сразу за дверью столкнулся с официанткой.
– Ой, привет, – рыжая девчушка лет пятнадцать прикрылась пустым подносом так, что были видны лишь глаза, и засмеялась.
– Привет! – Курт моментально расправил плечи и запустил руку в волосы. – А можно мне тут?…
Он оглядел зал и запнулся. Наступило время ужина, и трактир был битком. По большей части столики занимали путешественники, что остановились на постоялом дворе: их легко можно было отличить по запылившейся одежде и усталым лицам. За столиком у дальней стены теснилась группа молодых парней. Судя по громким голосам и смеху, в их кружках был отнюдь не яблочный сок.
– Пойдем, здесь есть свободный столик, – девушка отняла поднос от лица, схватила Курта за руку и, продолжая тихонько смеяться, потянула в дальний угол мимо шумной компании.
Там за одним из столиков и вправду никто не сидел. Только столик был накрыт на троих.
– А тут кто-то?.. – Курт неуверенно указал на пустые тарелки.
– Нет, никто. Это специально, чтобы не занимали, – девушка засмеялась громче прежнего и стала проворно собирать посуду. Стащила с плеча полотенце, обмахнула им стол и уставилась на Курта, сощурившись. – Так, ты будешь жаркое и… ягодный морс.
Теперь настал черёд Курта засмеяться – так уверенно говорила официантка: не спрашивала, а утверждала. Но веселье его быстро улетучилось. На водянистую похлебку по-ларнийски четыре мины ему бы хватило, но на жаркое…
– Я не… у меня… а это… – он не знал, как задать вопрос, чтобы не выглядеть жалким, но чувствовал, как к щекам уже приливает кровь.
– Три мины, – девушка оборвала его мучения.
Он с усилием сжал губы, чтобы они не расползлись в довольной улыбке, и кивнул. Девушка перебросила полотенце через плечо и убежала. А через минуту вернулась с тарелкой дымящегося жаркого и кружкой морса, зажгла свечу на столе и снова испарилась.
От густого аромата у Курта закружилась голова, он и не думал, что настолько проголодался. В гортани встал тяжёлый ком слюны. В свете свечи подлива к жаркому отдавала красным золотом, а особо большой кусок картошки с веткой петрушки на нем напоминал гористый остров в закатном море. Курт перемещал содержимое тарелки, отодвинул оранжевый перец, переложил к краю маленькую, словно кукольную, морковку и выловил внушительный тепло-коричневый кусок говядины.
Мясо первым отправилось в рот, распалось там на волокна и обкатило язык и небо волной сытного сока. Курт, как воспитанник сиротского приюта, подумал, что именно такой вкус у домашней еды. В том доме, где дети любят родителей, а родители не отказывают от детей, если тех угораздило родиться мраками. Ну, или он просто очень любил мясо.