Czytaj książkę: «Ах, как трудно быть сироткой: без отца, без матери»

Представляете, я когда-то «жила в людях». Девочка девяти лет, у которой нет мамы и папы, а о местонахождении других родственниках она не знала, пошла жить к чужим людям. Раньше это считалось «работа по найму», это для взрослых. Я же работала няней и домохозяйкой за жилье и еду. Это было ужасно…

Зато детство у меня было счастливое.

Глава I . Детство, русская печь

Мое раннее детство было нормальным. Сейчас я могу даже сказать, что оно было счастливым. Хотя счастье каждый понимает по-разному.

Наша семья жила в селе Кузнецово, Алек-Заводского района Читинской области. Дом у нас был большой, красивый в четыре окна. Окна стеклянные, с внешней стороны ставни, которые закрывались на ночь. Наверху красивые наличники – резные украшения окон, в которых можно было при желании увидеть и птицу летящую, и солнце, и месяц. Папа всегда красил ставни и наличники в голубой цвет. Очень нравился ему этот цвет, цвет неба, да и нам тоже. На ночь ставни закрывались, а утром открывались. Стекла были очень хрупкие, как хрустальные, поэтому ставни ограждали стекла от поломок. Штор на окнах у нас не было, и ставни так же защищали дом от посторонних взглядов. В зимнее время ставни помогали сохранить тепло в доме, а летом спасали от излишнего солнечного света и от перегрева.

У нас была одна большая, длинная комната, коридор и сени.

В центре комнаты стояла русская печь, длиной и шириной около двух метров с широким полукруглым жерлом и верхней лежанкой. Печь была сложена из кирпичей.

– Папа, а почему печка стоит в центре, – спросила я однажды у папы, – может, ей было бы удобнее стоять возле стенки?

– Аненький, миленький, в центре ее поставили, чтобы дольше сохранялось тепло в доме.

Ты слышишь, как весь день в окна и двери стучит холодный ветер, и просит:

– Дайте тепла, дайте тепла, мне холодно, и хочется согреться.

Он не просто просит, он выдувает тепло. Ветру на улице влажно и холодно, попасть в дом он не может. Все, что он может, это набрать как можно больше воздуху в свои огромные легкие, они тоже у него есть, и вдуть этот воздух в щели в окнах и дверях нашего дома, а обратно забрать тепло, которое ему необходимо. И ему это удается. Хотя мы постоянно конопатим все щели, но ветер их расконопачивает.

– Поняла важную истину нашей печи?

– Да, теперь понятно.

Печь и греет, кашу варит, пироги печет и жарит.

И накормит, и обсушит, и порадует нам душу.

Печь для нас была как что-то одухотворенное, живое, можно даже сказать, как член семьи, без которого мы не смогли бы обойтись. Печь для нас была всем: и обогревала нас, и на ней мы готовили пищу, она была душою нашего дома. Ведь рядом с печкой проходила вся наша жизнь. Я просто не представляю, как бы мы могли жить без этого чуда. В печи мы готовили разные блюда, начиная от простой каши, и заканчивая хлебом, щами и пирогами. А наверху на печи была лежанка, где можно было спать, и когда печь протапливалась, то там было очень тепло. И если кто-то из нас заболевал, то его помещали на печи, чтобы он быстрее выздоравливал. Ведь тепло тоже лечит.

Глава II. Приезд друга

Папа постоянно ждал письма от своего старого друга, дяди Степы. И наконец-то это письмо пришло. Друг сообщил ему время и место встречи.

Утром папа разбудил всех рано.

– У меня хорошая новость, – сказал он, – к нам приезжает дядя Степан.

– Ур-ра, – закричали мы в один голос с Танюшкой, потому что дядя Степа, папин друг, был очень веселый, и любил с нами пошалить.

– Все встаем, умываемся, одеваемся, и идем к столу, – сказала мама, – завтрак готов. Мы постарались, все быстренько сделали, и пришли к столу.

– Я не хочу кашу, – сказала Таня.

– А я буду. Потому что кто ест кашу, тот будет краше.

– Я тоже хочу быть краше, – сказала Таня

–Ну, так и ешь кашу, радость наша, – погладила по голове мама Танюшку.

А после этой каши поедим оладьи

– Наши, – добавила сестренка.

– Ну, мы прямо сегодня, как поэты разговариваем, все в рифму.

Мама распределила все обязанности между нами, и мы пошли работать. А папа запряг нашу лошадь Корюшку, и поехал в Алек-Завод встречать своего друга. Потому что иначе к нам не проедешь.

Ближе к обеду, когда все было сделано, в дверь постучали.

– Входите, – сказала весело мама.

В дверь вошел дядя Степа. Он действительно был высокого роста. Он сразу начал со всеми здороваться и каждому говорить приятные вещи. Потом он снял шинель, и телогрейку, которая была под шинелью.

– А это куда можно положить? – спросил дядя Степа.

– А вон положи в уголок, – ответила мама. Дядя Степа снял телогрейку, положил в угол возле печки, решив, что потом уберет, и забыл. Когда вслед за ним в дом вошел папа, все уже поздоровались и пообнимались. И пошли сели на лавку. Взрослым нужно было поговорить. Но мы тоже хотели немного послушать папиного друга.

– Ну, и дороги тут у вас, – сказал папин друг.

– А сейчас пожалуйте к столу, – сказала мама. И начала раскладывать еду по тарелкам.

В суматохе: всех нужно было накормить ужином, потом на столе прибрать, посуду помыть, зубы почистить, подготовить ко сну, мы про эту телогрейку-то и забыли. А она была сделана из ваты и простегана. То есть загорела не сразу, вначале тлела долго. Ночью все спят, а в избе запах гари. Хорошо, папа проснулся, он и почувствовал этот непонятный запах, вначале подумал, что что-то из еды пригорело. Еще полежал немножко, а потом как подскочит. Двери открыл настежь, хоть и зима была. Схватил какую-то тряпку, и вытащил почти уже горящую телогрейку на улицу, на снег. И так не очень громко сказал, чтобы нас не напугать. Всем одеваться и выходить в коридор. Мы, на удивление, быстро оделись, и вышли на улицу. Там было холодно, градусов тридцать пять. А Таня надышалась гарью, ее и стало рвать. Она у нас такая, слабенькая была в детстве. Поэтому мама всю ночь с ней была рядом. Пока мы со всеми разобрались, пока проветрили в комнате, то уже и спать-то осталось чуть-чуть. И остался папин друг без телогрейки. Хорошо хоть все живы здоровы. Пострадала только Танюша, самая маленькая.

А еще наш папа мастер, он все делал своими руками. Рядом с печкой он сделал полати. Они были установлены под потолком, и там спали старшие дети.

Справа от печи стоял стол, укрытый скатертью, с пышущим жаром самоваром, вокруг которого собирались мы на чаепитие, и не только.

Возле стола – длинная лавка, сундуки. Вдоль стен были полки, на которых помещалась вся домашняя утварь. Лавка у печи, где стряпала мама, была забита чистой посудой. Мама сама мыла посуду сразу после еды, и приучала нас к этому. Если вдруг ей нужно было срочно уйти, мы сами мыли посуду.

Рано утром мы разжигали огонь в печи. Вот как это обычно бывало. Мы с вечера заносили домой дрова, из сухого полена мы стругали ножом щепки, получался хороший растопочный материал, с помощью которого разжигали в печи первый огонь. Так как в доме утром холодно, готовили все с вечера, а утром только открывали печь, подносили спички к бумаге или щепкам, и огонь в печи оживал своим ярко оранжевым цветом. Как только все разгоралось, можно было добавлять и другие поленья, вначале сухие, а чуть позже и сырые.

Наша печка была источником не только тепла, но и света. После того как огонь разгорался, мама  всю домашнюю работу делала перед устьем и штопала, и вышивала.

– А что же такое устье? – спросите вы.

– А устье – это отверстие в печи, через которое мы и закладывали дрова. Вечерами же, когда топка прекращалась, на шестке папа разжигал небольшой костер, и получалось вроде  камина.

– А что же такое шесток? – спросите вы.

– А шесток – это площадка между устьем и топкой в печи. Когда каша в горшке была готова, то ее доставали ухватом, и не несли сразу на стол, а ставили на шесток.