Czytaj książkę: «Красные розы»

Главное, береги свою душу

Пролог

Всем привет, моё имя Эвалина, для друзей я просто Эва. Но в основном ко мне обращаются – госпожа Эвалина Грин. Я – хозяйка борделя.

Вам интересно, как я докатилась до жизни такой?

Всё не так однозначно, как Вам может показаться, ведь у одной медали две стороны, не так ли? Сегодня десятое ноября, мой День рождения, и я безумно счастлива, что моя жизнь приняла такой поворот событий. Но лучше рассказать вам историю с самого начала, нет, не с рождения, хотя так и было бы более понятно, мы перемотаем плёнку ровно на год назад.

Десятое ноября, меня зовут Виктория Афанасьева, и мне исполняется двадцать четыре года.

Время 23:20, и мне осталось быть счастливой всего сорок минут.

Я сижу на коленях у любимого мужчины и упоительно целуюсь, настолько сладко и воздушно, словно сон наяву. В этот момент я имела всё, о чём только могла мечтать – любимая работа, мне сегодня подарили квартиру, меня любят.

– Вика, ты самая восхитительная девушка из всех, кого я знаю, – он прижал свой лоб к моему так, чтобы наши глаза тонули друг в друге. – Я люблю тебя. Я уже вижу, как ты с каждым годом становишься всё краше и краше.

– Данечка, ты сумасшедший, – я расхохоталась от души, откидывая голову назад, – и наконец-то ты взял выходной, спасибо тебе большое, любимый, безумно по тебе скучаю, когда тебя не бывает неделями, а то и месяцами.

У Даниила дёрнулась нервно губа.

– Но я стараюсь для нашей будущей жизни и очень много для этого работаю.

– Я знаю, – начала я ластиться к Дане, ведь он не любил, когда я ему делала какие-либо замечания или упрёки по поводу его частого отсутствия, да и вообще по любому другому поводу тоже.

– Ну и гордись мной.

– Так я и горжусь тем, что у меня такой сильный мужчина рядом, у нас с тобой ещё целая жизнь впереди, и мы успеем друг другом насладиться.

– Это правильно, девочка моя.

Время 23:50.

Нас отвлёк звук открывающейся двери.

– Это Настя, твоя сестра? – спросила я, а Даня, вместо ответа, подо мной закаменел.

– Любимый, – послышалось из коридора, и следом моё тело напряглось, как струна, – я дома и решила сделать тебе сюрприз, камон …, – вошедшая в комнату девушка не смогла договорить от увиденной картины.

Я посмотрела ей в глаза и поняла, что мы сейчас ощущаем одно и то же – боль и отвращение к этой ситуации, а я ещё помимо этого стыд и такое, что меня словно грязью обмазали. Напротив меня стояла безумно красивая блондинка, словно с обложки модного журнала.

– Настя, – услышала я растерянный голос Дани.

– Да, мой милый и верный муж, твою жену нарекли Настей, и это имя ты произносишь каждый день вот уже как двенадцать лет.

Я смотрела на неё, и мой мозг словно разрывался на части от непонимания этой жизни, точнее мужчин, да что им всем нужно? У него шикарная жена, к тому же вроде адекватная, не истерит, и от нее веет сильной и светлой энергией, есть двое сыновей. Теперь я ясно видела каждую его ложь.

Это не квартира сестры и эти чудесные мальчики-близнецы восьми лет, что улыбались с фотографий, не его племянники. Дома всегда чисто и уютно, видно, что и на кухне часто и вкусно готовят. Как он мог привести меня в свою семью, самое сокровенное, что может быть у человека.

Мне было стыдно перед этой молодой девушкой, хоть я и понимаю то, что не знала, верила каждому его слову, но, как говорится, незнание закона не избавляет вас от ответственности.

Настя достала телефон из заднего кармана модных джинсов и сфотографировала нас.

– Милый, я тебя без штанов оставлю, ты не забыл, что всё записано на меня? Я превращу твою жизнь в ад. Ну, если изменял, то и делал бы это так, чтобы никто не знал. Ты же вроде умный мужчина, Даниил, а докатился до того, чтобы привести любовницу домой, – и всё это она произнесла с каким-то облегчением в голосе.

– Настя, – от крика Дани я вышла из шокового оцепенения и слетела с его колен.

Он попытался встать с мягкого кожаного дивана, но Настя пригвоздила его взглядом.

– Не произноси моё имя своим грязным ртом и, более того, ты больше не имеешь на это право.

– Нет, ты выслушаешь меня, это не то, о чём ты подумала, всё не так, как кажется.

– Будь мужчиной и не делай ей ещё больнее, она не дура, – встряла я, но опомнившись, посмотрела на Настю и выдавила из себя сиплым голосом, – прости.

– Простить за что? Мне почему-то кажется, что ты не знала, и он мне уже не сможет сделать больно. А вот дурой, да, выставить попытается. И, кстати, с Днём рождения!

Я непонимающе посмотрела на неё.

– Торт, и плюс он мне на днях подарил точно такую же цепочку с рубином.

– Вы заодно? – зарычал Даня. – Ты искала повод развестись? Но, сука, ты ничего не получишь, – он встал, и не пойми откуда в его руке оказался пистолет.

Толком я ничего даже осознать не успела, первая пуля досталась Насте, а вторая буквально в следующую секунду пробила моё солнечное сплетение.

Глава № 1

«Только потеряв что-либо, мы узнаём этому цену»

Темнота приняла меня так, словно я была её частью, и мне стало так хорошо. Я дома, здесь нет боли, страданий, и мне не хотелось ни о чём думать. Хотелось забыть всё как страшный сон, моя жизнь была беспробудным кошмаром, но я пыталась вытянуть из неё хоть что-то хорошее отовсюду.

Вы встречали людей, которые сразу вам открываются или быстро прикипают к вам? Ловят каждое ваше слово или знак внимания, всегда найдут для вас время и помогут даже в ущерб себе?

У таких людей сожжена душа, человек сломан и, словно кукла, валяется в детской корзине для игрушек маленького ребёнка, который ещё не умеет аккуратно с ними играть. Поверьте, чем человек кажется добрее и счастливее, тем вероятнее вы ужаснётесь от той боли, что он прячет внутри себя.

И да, все мы действительно перед смертью увидим всю свою жизнь, она пронесётся вспышками перед глазами. Для меня это стало болью от того, насколько моя жизнь оказалась бессмысленной и несправедливой.

Моя вечно работающая мама, которую я видела очень редко дома, но всё равно чувствовала её заботу и любовь, какой бы она ни была.

Тиран отчим с ремнём в руках, но иногда было и разнообразие – шнур или шланг, и моя лучшая подружка водолазка, даже в плюс сорок. Самое интересное, его тирания распространялась только на меня, ведь ему же я ответить не могла. У него это, кстати, было семейное – его папаша, пихающий своё немолодое достоинство в руку десятилетней, ничего не понимающей девочке, это ещё цветочки. Я настолько была запугана, что боялась шагов за дверью.

Даже школа была адом, там были постоянные унижения, оскорбления, порча моего имущества и так далее, и тому подобное. Я человек, у которого самое счастливое время – это дорога от дома до школы и от школы до дома. А самое херовое, я не понимала за что это всё и почему, не понимала ненависти в мою сторону от одноклассников, которые не знали тормозов в своих издевательствах, и я не знала, как ответить.

Ведь жизнь учила одному – бьют, молчи.

– Будешь реветь и кричать, сильнее получишь, – кричал отчим.

– Если кому расскажешь, будет ещё хуже, – говорили одноклассники.

Моя психика была искалечена и доводила меня до сумасшествия.

Спасла я себя сама. На следующий день после шестнадцатилетия, одноклассница, которая только перешла в мою школу, увидев мою ситуацию, уговорила меня сходить к психологу. Я не хотела идти к школьному или государственному психологу в детской больнице, у таких психологов нет должной квалификации. Да и дела им не было до таких как я, ведь половина России так живёт. У мамы не было возможности дать мне денег на хорошего психолога, да и чтобы я ей сказала? Ведь я сама виновата, что молчала и многого ей не рассказывала, а она бы и не поверила мне. И тут мне снова помогла та самая одноклассница, Алёна, которая стала моей первой и единственной подругой. Она помогла найти работу, благодаря чему я смогла оплатить хорошего психолога, а главное анонимного.

Моё развитие оказалось на уровне двенадцатилетнего подростка, лечение шло почти четыре года, и это было больно, тяжело, и каждый раз, когда натыкалась на кирпичную стену в сознании, мне хотелось всё бросить. Но Юлия Михайловна стала моим спасением, поддержкой и опорой, я поняла, что я единственная кто себе поможет.

– Спасение утопающего – дело рук самого утопающего, запомни это, Вика, – говорила мне Юлия Михайловна.

Так же она помогла мне съехать, ну или почти сбежать в другой город, недалеко, но всё равно, в восемнадцать лет я принадлежала лишь себе. Помимо этого она помогла мне найти смысл жизни, лишь одним советом.

– Вика, тебе нужна физическая разгрузка, точнее сказать, психологическая разгрузка, благодаря физическим нагрузкам, запишись на танцы или боевые искусства.

Танцы стали моим воздухом, водой и фитилём, которым мне удалось зажечь свою душу. Я настолько увлеклась новым занятием, что сумела превратить его в большой доход. Благодаря танцам я и познакомилась с Даней Хвалецким, он был хозяином помещения, которое я снимала под свою студию танцев «Освобождение». Мне было двадцать два года на тот момент. Вот так совет психолога помог найти дорогу в жизни и переродиться словно птица-феникс.

Я преподавала сразу два направления: belly dance, в народе «танец живота» или «восточные танцы», и стрип-пластику, со всеми вытекающими. Моим ученицам было от шести до пятидесяти лет, они вдохновляли меня каждый день, сами того не подозревая.

И вот так я из никчёмной твари и ошибки природы, превратила себя в сильную девушку, которая не позволит больше никому себя обидеть, унизить, ударить, оскорбить.

Но нужно понимать, что исправлять всё внутри себя намного тяжелее, чем получать такие травмы, нужно набраться терпения.

Даня стал моей опорой и учил меня любить мужчину, но всё у нас завязалось через ещё один для меня кошмар. Моя студия иногда давала сбой, особенно во время короновируса, и мне приходилось брать подработки. Одну мне посоветовал Даня, в клубе у его «друга», как он тогда сказал «близкого». Мне нужно было давать всего пару раз в неделю по несколько номеров и не более, но оплата была хорошей.

Это было моё второе выступление, я поднялась в кабинет за оплатой, и мне заплатили двумя сломанными рёбрами, синяками и гематомами, лишением девственности. Я боролась до последнего, пока не потеряла сознание.

Очнулась я в доме у Дани, он сказал, что зашёл к другу, когда пришёл в клуб и застал там его и меня без сознания. От похода в полицию он меня остановил, сказав, что этот … этот … мерзко вспоминать даже имя этого ублюдка, он бандит и лучше с ним не связываться. Ещё сказал, что ему и так хорошо досталось от Дани, и тот сейчас в больнице. Почему-то я тогда внушила себе, что он меня спас и была ему безумно благодарна, и поэтому не смогла отказать на его предложение встречаться, когда я выписалась из больницы после серьёзных травм.

Даня был мне неприятен внешне и даже отталкивающим, и, чтобы его полюбить, мне пришлось сломать себя добровольным насилием. Мне иной раз казалось, что я фригидна или неполноценна, в голове крутила лишь одну пластинку:

– Он ведь любит меня.

– Я должна.

– Я обязана.

И добило меня то, что я действительно смогла сама себя убедить в любви к нему, осознание, что всё это было впустую, и он просто использовал меня.

Сломалась.

Воспоминания о прошлой жизни подняли злость во мне. Это всё? Всё так закончится? Это была моя жизнь?

Это непередаваемое чувство желать жить и умереть одновременно. Я словно парила в пустоте, в которой было невероятно красивое северное сияние, мне хотелось здесь остаться.

Глава № 2

«Из любой ситуации есть минимум три выхода. Даже после смерти»

– Ты хочешь жить? – голос прозвучал надменно, и словно со мной говорила сама пустота вокруг меня.

Я сомневалась, мне вроде и тут хорошо, но мне стало интересно, что мне хотят предложить.

– Хочу, – мой голос прозвучал слабо и безжизненно и меня снова охватили воспоминания о моей жизни, несправедливой жизни. Я не хочу снова проходить через боль, это невыносимо. Я ответила неправильно, нет, я не хочу снова жить.

– Назови цену, которую ты готова за это заплатить.

Она серьёзно? Я что, похожа на мазохистку? Мне ещё нужно платить, чтобы вернуться в ад?

– Продавец всегда сам ставит цену, а никак не покупатель.

– А ты мне нравишься, страшненькая душа, – рассмеялся голос. – Хорошо. Моя цена такова – в новой жизни ты станешь лечить души, и тебе нельзя сдаваться и воротить нос. За каждую спасённую душу я буду убирать с твоей души по одному шраму, по одному твоему запрету на счастливую жизнь.

– Кто ты?

– Ты согласна? – её голос был нетерпеливым, и она словно немного злилась, от чего разозлилась и я.

– Отвечать вопросом на вопрос невежливо и несправедливо.

– В твоём прошлом мире всё было несправедливо. Согласна? Потому я тебя и выбрала, так как только человек познавший боль будет ценить счастье и сможет в этом помочь другим.

– Да, со мной все обходились несправедливо, и даже я сама по отношению к себе такое допускала, – горечь просочилась через мой голос.

– Выбери любой подарок для себя в новой жизни, проси чего хочешь, даже невозможное.

– Ты можешь мне оставить память из той жизни, пожалуйста, мне нужна Вика.

Да, это боль, но для меня это ещё и опыт, сделавший меня сильнее.

Ведь всё, через что мы проходим, не даётся нам просто так, и я не хочу, чтобы это всё ушло в «небытие». Может, я об этом пожалею потом, но сейчас это самый лучший вариант.

– Хорошо, как хочешь. Но очень странно, все для себя просят красоту, власть, деньги, невероятный талант. Ты уверена в своём решении? – с недоверием спросила пустота.

– Да, ведь всё очень просто – красота субъективна, власть шатка, финансовое благополучие непостоянно, талант хрупок, а вот жизненный опыт бесценен, каким бы он не был.

В моей жизни были не только плохие моменты, но и счастья тоже не мало – моя рыжеволосая Алёна, танцы, открытка со словами благодарности от родителей младшей группы на мой день рождения. Моя любовь к Казани, куда я сбежала от родителей, моё очарование этим городом и восхищение. Работа волонтёром в доме престарелых, их истории и неунывающие лица. То, как я работала над собой, я увидела свою силу, и она словно безгранична.

– Хорошо, только для твоего блага, прошу, забудь о своём прошлом, точнее молчи о нём. Просто в том мире тоже есть психбольницы.

– В том мире? – но я не услышала ответ на свой вопрос.

Но, спасибо, что хоть предупредила, это было бы провалом начать новую жизнь в психбольнице.

– Госпожа Эвалина, госпожа Эвалина, – ворвался в моё сознание голос немолодой женщины.

На какие-то миллисекунды мне показалось, что я не могу сделать вдох или выдох, словно воздух застрял где-то в горле. Я напряглась всем телом, и мне не помогал сосредоточиться голос женщины, но она явно очень беспокоилась обо мне, и мысль, что есть человек, который будет с заботой ко мне относиться, помогла мне сделать первый вдох. И этот вдох был тяжёлым и очень горьким, я аж подпрыгнула и резко села, словно из мёртвых восстала, что недалеко от истины.

– О…, пресвятой Морсон, моя госпожа.

Я открыла глаза, но ничего не увидела, в глазах рябило, словно в них песка насыпали, но, проморгавшись, я исправила ситуацию. Мне удалось разглядеть в свете тусклой лампы милую женщину лет сорока пяти на вид, но всё ещё очень красивую и элегантную. В её тёмных волосах с частой сединой была алая лента, которая держала волосы в высоком пучке, а её карие глаза смотрели на меня с беспокойством. От присутствия высокой и стройной женщины в моей груди разливалась теплота, и это было связано именно с ней.

– Моя госпожа, как вы себя чувствуете? На вас лица нет, вы очень бледны.

– Я….я …., – а что я ей скажу?

Что не знаю даже своего имени, а может ли человек просто так потерять память? Я в принципе не умею доверять людям, но умею доверять своим ощущениям, от неё я чувствовала некое родство. Осмотрев быстрым взглядом комнату, даже с плохим освещением я поняла, что обстановка «дорого-богато». Камин, в котором тлели поленья, стены обиты красным бархатом. В углу письменный стол из хорошего и добротного дерева и вроде бы как на нём лежала нормальная бумага и что-то похожее на карандаши. Я сидела на мягкой кровати с кованой спинкой, а над головой висел белоснежный балдахин, и из такого же материала было постельное бельё, что дарило волшебный холодок, но это не атлас, незнакомая мне ткань. Женщина стояла на огромном ковре с пушистым ворсом и сливалась со стенами, надеюсь, я не сойду с ума с таким интерьером от безумного дизайнера. Всё дополняло огромное количество безвкусных картин и безделушек, могу даже поспорить, что они из золота.

Я перевела взгляд на женщину, одетую в простенькую блузку тёмно-коричневого цвета, и такого же цвета юбку в пол с чёрной окантовкой кружев, и с белым передником.

Мою голову пробила боль резкая настолько, что я согнулась в позу эмбриона. В голове флешбэками начала вспыхивать картина: я – маленькая девочка, сижу у этой женщины на коленях, но она лет на десять младше, и она трясущейся рукой гладит меня по голове и приговаривает:

– Плачь, девочка, плачь, и тебе станет легче.

– Нина, мамушка, за что они так со мной? Я хочу учиться, я не хочу в пансион, а тем более замуж…

Эта женщина – няня и кормилица этой девочки и очень любит её. Я не понимала, откуда я это знаю, это словно во сне, ты просто знаешь и всё.

– Моя госпожа, – Нина присела на кровать и стала вглядываться в моё лицо.

– Мамушка, – я кинулась к ней на шею, по моим щекам катились слёзы, увлажняя её блузу.

И меня снова ударило пониманием, вашу ж маму, я жива, я жива. Это реально сработало, всё это не было моей фантазией.

– Да, девочка, я рядом, – и словно ту маленькую девочку она гладила меня по голове, успокаивая, снова приговаривая,– плачь, девочка, плачь, и тебе станет легче.

От её ласкового голоса меня пробивало словно током, эмоции менялись и перемешивались друг с другом. Плакала я долго, и остановила меня лишь боль в глазах.

– Сальфия умерла, моя госпожа.

Кто такая Сальфия? Умерла? Как спросить, чтобы не спалить себя?

– Как умерла?

– Раны были слишком сложные, все в ожидании ваших распоряжений. Её ребёнок жив и здоров, это мальчик.

Я резко отстранилась от Нины и подскочила на кровати.

– Так чего же вы молчите, мамушка? Пойдёмте скорее.

– Куда же вы госпожа, не в ночнушке же.

– Мамушка, некогда, пойдёмте, – от моих слов она удивилась, а вот я напряглась.

– Как давно вы меня так не называли. Идёмте, идёмте.

– Я многое осмыслила и…, – а вот врать я не умела, когда пыталась у меня тряслись руки, – и я решила начать жить с чистого листа. Мамушка, давайте поторопимся.

Нина юрко прошмыгнула вперёд меня и взяла домашние туфельки, около огромной двери она помогла мне обуться и пропустила меня вперёд. Ага, а куда идти-то я не знаю.

– Мамушка, у меня кружится голова, возьми меня на всякий случай за руку, помоги дойти без приключений, пожалуйста.

– Да, госпожа моя, конечно.

Она взяла меня аккуратно под локоток, и дверь открылась. Я чуть не влетела обратно в комнату от испуга, передо мной стоял огромный амбал, мордоворот двухметровый, и, кажется, я икнула.

– Госпожа Эвалина, – он склонил голову.

Странно, для его комплекции у него оказался самый обычный голос.

– Вы снова забыли его имя? – спросила Нина.

– Ага, – я чуть не икнула второй раз.

– Джин. Это и немудрено, госпожа, так часто менять охрану, – поддела меня Нина с улыбкой.

– Такого поменяешь, он сам кого захочет поменяет, – и, поняв, что сказала это вслух, чуть подзатыльник сама себе не дала, но Нина лишь рассмеялась, а вот охранник своим невозмутимым лицом напугал ещё сильнее.

Когда я, наконец, вышла из комнаты, то попала в коридор, по одной стороне которого была стена с несколькими дверями, а по другой – деревянные перила. Я подошла к ним и тут же дернулась назад. Мне сразу не понравилось, что здесь были такие хлипкие перила, страшно, если кто-то уже падал. Так. Похоже, что я в каком-то доме. С моей «смотровой площадки» он просматривался весь, балконы внутри дома оголяли моему взгляду три этажа. Этот дом не подойдёт человеку, который боится высоты, даже мне становится дурно от такой картины. В нём много окон, и мне почему-то показалось, что их конструкция не очень устойчивая, или, скорее всего, мне так кажется после пластиковых окон.

Около второй вычурной двери с золотыми вензелями тоже стоял охранник и, аллилуйя, он не выглядел таким устрашающим, как первый. Следом мы проходили закуток с угловым кожаным диваном, который выглядел очень массивным. На третьем, похоже моём, этаже было ещё несколько комнат с красивыми дверьми, но они были закрыты. Мы пошли к лестнице, ведущей вниз.

На втором этаже комнат было больше, и двери были не двухстворчатые, а одинарные из простого и не покрашенного дерева. Мы там не проходили, а сразу спустились на первый этаж. В этом доме всё было сделано из древесины, но при этом намешано слишком много стилей, и с каждым этажом убранство было всё хуже и хуже.

На первом этаже мы подошли к комнате, возле которой было столпотворение девушек разных возрастов. Они были не старше тридцати лет, все в пёстрых ночнушках и халатах в стиле XIX века. Стоило им увидеть меня, все напряглись и будто даже испугались. Если бы не дорогие на вид вещи, я бы подумала, что это обслуживающий персонал, девушки дружно поклонились. А вот я не знала делать ли мне то же самое в ответ.

– Девушки, все по своим комнатам, нечего вам здесь делать, – безэмоционально и с металлом в голосе проговорила Нина, а мамушка с характером. Всё очень интересно, но ничего не понятно.

Все без разговоров ушли, каждая в свою сторону. Интересно, это что-то вроде пансиона? То, что это не мой мир и он не очень развит, это я уже поняла. Какого чёрта меня бросили на амбразуру, а? Ну, нельзя же так! Но хоть про больничку предупредили, и этому рада.

Не успела я переступить порог комнаты, как в нос ударил запах крови, желчи, пота и туалета, от чего меня чуть не стошнило, ей богу. Глаза защипало и не по-детски, от чего снова пришлось часто-часто моргать, чтобы что-либо разглядеть. И это я сделала зря, от увиденной картины захотелось закричать от ужаса, но я до крови прикусила язык.

На двуспальной кровати лежала мёртвая девушка со светлыми кудряшками, вся в крови, особенно ниже пояса. Рядом с кроватью стояла какая-то девушка в похожей форме, как у мамушки, и держала на руках крохотное кровавое тельце, ещё не обмытое, но живое. Чего она ждёт?

– Моя госпожа, – она поклонилась, – мальчика она родила, куда это девать?

Как куда? Это? Она будто о какой-то вещи сейчас говорит.

– Дай его мне, – твёрдо потребовала я, а у неё глаза на лоб полезли, но приказ она выполнила в доли секунды, словно мерзкое что-то держала в руках.

Малыш со светлым пушком на голове и серыми глазами, был словно пушинкой, я даже не чувствовала его веса на руках. Как такое маленькое существо смогла обидеть судьба, забрав у него маму?

– У него цвет глаз как у матери, – тихо сказала Нина, склонившаяся над ребенком.

Он резко посмотрел в мои глаза, да ещё так осознанно, что я чуть не растерялась. От его взгляда перевернулся весь мой мир так, словно из моей души к его душе потянулась ниточка. «Это связь», – поняла я, это что-то моё родное, и мне стало ясно, как белый день, я никому его не дам в обиду.

– Свят, – сорвалось с моих губ, что было неожиданно не только для других, но и для меня.

– А что делать с этой? – встряла девчонка.

На вид ей было не больше двадцати, я думала, что люди черствеют с годами, а нет. Заметив шрам от уха до шеи, я остановила грубость, что вертелась на языке. Я её не пожалела, просто это стало неожиданностью.

– Тина, уймись, дура, что за манеры? Вспомни, где ты и с кем разговариваешь, – за меня одёрнула её Нина, девушка потупилась и даже покраснела.

А я старалась запомнить каждое имя, на что память меня постоянно подводит. Я снова перевела взгляд на Свята, такой крохотный, я впервые держала на руках такого маленького ребёнка.

– Тина, принеси тёплую воду и полотенце, – сказала я.

– Да, госпожа, – она, поклонившись, убежала.

– Мамушка, мне нужно отмыть малыша и поговорить с вами за чашкой чая.

Я посмотрела в окно, за ним сиял рассвет. Мое внимание привлекло тело девушки, оно словно засветилось, это было что-то невероятное. Посмотрев на Нину, я поняла, что она этого не видит.

– Странно, вы предпочитаете кофе или горячий шоколад, – удивилась Нина.

Слава всему, что есть, я не останусь без кофе!

– Ой, да, лучше кофе, мамушка. Мы поднялись с малышом в мою комнату, там его и отмывали, делать это было страшно, он очень хрупкий, даже мои новые аккуратные маленькие ручки по сравнению с ним казались гигантскими. Пеленать его пришлось в огромную простыню, и все мои действия были на уровне инстинктов. Информация в подробностях приходила в мою голову, словно в Гугл делала запрос. Когда закончила со Святом, Нина уже оперативно нашла кормилицу, это была девушка в очень простом одеянии, даже по сравнению с моими горничными. Блин блинский, а как определяться с названием или званиями? Вдруг кого-то обижу?

Некоторое мгновение девушка смотрела на меня с опаской, или мне показалось? Хотя те другие девушки тоже меня испугались, но почему? Столько вопросов. Нет, мне нужно поговорить с Ниной.

– Как ваше имя? – обратилась я к кормилице.

– Соя, госпожа.

– Приятно познакомиться, Соя. Покормите мальчика в отведённой для вас комнате, как закончите, мы с вами договоримся об оплате.

– Да, госпожа, – она приняла из моих рук Свята и вышла с ним вслед за Ниной.

Через десять минут я уже входила в свой кабинет, и у меня снова зарябило в глазах от этой вычурности и безвкусицы. Приятно удивило то, что кабинет был чисто убран. Всё здесь было дорого-богато, но очень потрёпано. Вся мебель уже изрядно потёрта, разводы на ткани, которой обиты стены, стулья самые простые, но хоть с мягкой обивкой. Запах в помещении стоял не из приятных. Уж поверьте, в таких условиях жить будет очень сложно, и это ещё мягко сказано. Хорошо, что весь дом был хорошо освещен, да и рассвет разбавлял жутковатую атмосферу.

Широкий и громоздкий стол занимал наверно половину кабинета, и на нём были свалены кипы бумаг, вот они бы мне сейчас пригодились. Информация, мне нужна самая дорогая вещь во всех мирах.

Следом за мной вошли Нина и Тина с подносом, от которого шёл обалденный аромат кофе, словно турецкое кофе, сваренное на песке.

Я чуть ли не плюхнулась в кресло, стоящее у стола, которое не подходило мне по размерам, точнее оно было для очень крупного мужчины. Стоп, надеюсь я не замужем? Это будет не хилой катастрофой! Да, и мне бы хотелось посмотреться в зеркало, хотя без разницы, какая у меня сейчас внешность. Меня и без неё все боятся, а если из-за неё?

– Эвалина, о чём ты хотела со мной поговорить? И что нам делать с телом Сальфии? – спросила меня Нина, когда Тина удалилась.

Да она умеет задавать правильные вопросы, которые нужно решать прямо сейчас.

– Мамушка, я, кажется, потеряла память, – медленно сказала я, чтобы не напугать женщину. – Я вообще не понимаю, что происходит. Когда проснулась, тебя лишь по голосу узнала, ты очень изменилась. Не смогла тебе ничего сказать, так как ты мне сообщила про смерть девушки. Вот я и растерялась.

Она почти без сил, словно кукла, осела на стул-кресло напротив меня.

Да, умею я вывести из равновесия людей, и это не последний раз, чует моя попа. Ой, не последний!

– Как же это так, Эвалина?

– Я вроде, как что-то вспоминаю и помню всё до выпуска из пансиона, какого-то мужчину, но не помню кто он мне. Может головой ударялась?

– Нет, нет. Что ты? Я бы знала, ведь всегда же рядом.

Она немного вздрогнула, словно от мурашек, и по её щеке покатилась слеза.

– Мамушка, я не могу ждать, пока память вернётся полностью, расскажи, пожалуйста, что было после выпуска из пансиона?

Она начала всхлипывать, от чего я не выдержала и подошла к ней, обнимая за подрагивающие плечи.

– Я не могу… Об этом слишком больно говорить.

– Понимаю, но мне это нужно. Это моё прошлое, и, каким бы оно ни было, я обещаю, что смогу принять его. И это необходимо сделать именно сейчас, ведь там, в комнате лежит мёртвая девушка, а в соседней комнате ребёнок, которому я нужна.

Слова о Святе сжали сердце тоской, как же несправедлива судьба.

– Присядь, девочка моя.

Я пододвинула точно такое же кресло-стул к Нине и села, если честно, была готова ко всему.

– Говори, – поторопила я её.

– Твой отец после пансиона сдержал своё обещание и отдал тебя лорду Мефису Грину в жёны за долги.

Так я замужем? Это полная хрень. И что мне теперь делать?

– Так я замужем? – спросила я, ожидая худшего.

– Мефис умер через месяц после вашей свадьбы, в вашей постели … кхм … кхм…, – у неё сдавило горло, как и у меня, – он был слишком стар. Его время подошло, а самое главное закончился и твой ад вместе с его жизнью.

Боже мой, а я ещё на свою жизнь жаловалась.

– Что было дальше?

– Всё, что он имел, отошло его детям, естественно. Ты тогда чуть руки на себя не наложила, когда узнала. Тебе досталось только это чёртово место и то случайно, он не собирался так рано умирать.

– Мамушка, что это за место?

– Красные розы, – а от моего непонимающего взгляда у неё снова скатилась слеза, – дом утех, девочка моя.

– Что за хрень? Дом утех? Бордель, что ли? А те девушки, они проститутки?

Да вы издеваетесь? Эй, силы мироздания.

– Да, «Красные розы» Мефис приобрёл незадолго до своей кончины и документы сделал на тебя.

Я сутенёрша? Или мамка? Как в этом бизнесе таких называют? Куда меня закинуло? Я надеюсь, что не подрабатывала здесь?!

Мысли не хотели укладываться от такого количества вопросов, да ещё и без ответов. Хотелось жёстко выпустить пар матом и истерикой, но я не могла себе этого позволить, тем более при Нине.

– Давно я владею этим местом?

– Да, уже как десять лет почти. Девочка моя, этот урод ещё и загубил твою репутацию, ты никогда не выйдешь замуж, – говорила Нина, стирая слезы с щёк.

Вот, значит, попала, так попала. Эй, судьба, а получше места не было? Или я достойна только такой вот жопы? Хотя возможно это большой плюс – замуж я всё равно не собираюсь, не готова к такому развитию событий. Разучилась доверять мужчинам, и нужно время, чтобы залечить такую рану, чтобы не в омут с головой, а осознанно войти во что-то новое и чудесное! А в этом месте, где я вам чудес найду? И скорее всего в этой истории вы не найдёте любовной линии.

– А родители? – хотя я и не из-за такого из дома сбежала в другой город.

– Матушка спит спокойно, да позаботится о ней великий Морсон, а отец твой доит тебя, как корову. Ни стыда, ни совести. Прости за такие слова.