Czytaj książkę: «Рассказы об Алой»

Сборник открывается вторым рассказом об Алой, потому что первый входит в сборник «Петербургские волшебники».

Второй рассказ об Алой

Комната была светлой, несмотря на отсутствие окон, и маленькой. Но в ней почти совсем не было мебели: стоял стеклянный стол на металлических толстых ножках, два офисных стула и больше ничего, и от того она казалась больше. Да – на столе, совсем не подходивший к общей обстановке, высился старинный в стиле модерн хрустальный кувшин и стоял совсем уж неуместный обычный граненый стакан. Оба стула были заняты. На них сидели два ухоженных мужчины в дорогих костюмах: тот, что помоложе, носил светло-серый тонкой шерсти, тот, что постарше – темно-синий льняной. Еще в комнате стояла женщина с усталым несчастливым лицом. Самым же удивительным в комнате была единственная дверь – сложная, сейфовая, со множеством замков, каждый из которых запирался особым электронным устройством. И все они были заперты.

-Анна Иовна, – скучающим голосом говорил молодой мужчина, – мы сделали Вашей клиентке очень выгодное предложение. Мы убедительно просим ее еще раз подумать. И, кстати, почему она сама не пришла?

– Она в больнице. У мужа.

– Да, я слышал, неприятная история. И все-таки, пусть она еще раз подумает. У нее ведь маленькие дети, а муж еще долго не встанет.

– Возмещение, которое вы предлагаете, просто смехотворно. Фирма стоит гораздо больше, – неубедительным тихим голосом сказала женщина.

– Цена бизнеса – это такая хрупкая материя, – сказал молодой мужчина. – Сегодня дело стоит много, завтра уже ничего не стоит. Сегодня человек здоров и весел, а завтра у него глиобластома, скажем…

Анна Иовна вздрогнула и тронула пальцами левой руки висок.

– Вот-вот, – продолжал молодой человек. А начинается все с банальной головной боли.

И тут женщина улыбнулась.

– Вы читали рассказ Стругацких "Шесть спичек"? – спросила она неожиданно веселым голосом.

– Нет, не читал.

– А Вы? – обратилась Анна Иовна к старшему мужчине.

Тот отрицательно покачал головой.

– Очень жаль. Если бы вы читали этот рассказ, вы бы, может быть, что-то поняли. А что касается моей клиентки, она не намерена снижать требуемую сумму.

Молодой человек пожал плечами и тут заговорил старший:

– Напрасно она это делает. Мы думали, она уже поняла, что существуют в этом мире силы, которых следует опасаться и от которых не помогут никакие связи. – Он протянул руку и кувшин наклонился. Широкая струя воды полилась в стакан, мелкие брызги заплясали вокруг него по столу. Когда стакан наполнился, старший мужчина согнул указательный палец и стакан, оставляя мокрые разводы на идеально прозрачной столешнице, двинулся к его руке. Мужчина выпил и взглянул на Анну Иовну.

– Все-таки жаль, что Вы не читали Стругацких, – все с той же улыбкой сказала она.

Молодой человек вскипел:

– Причем тут Стругацкие! – воскликнул он некрасивым фальцетом.

– Да притом, что рассказ этот, собственно, о том, что не следует применять сверхъестественные способности там, где можно обойтись обычными способами. Просто заплатить деньги. Кстати, обследование показало, что никакой глиобластомы нет. – Анна Иовна повернулась и вышла из комнаты.

– Дверь! – все тем же некрасивым фальцетом закричал молодой человек, – кто нажал на кнопку? – и растерянно посмотрел на старшего мужчину. Тот расслаблено (слишком расслабленно – с ужасом подумал молодой человек) сидел на стуле, глядя на кувшин, в котором, гордо венчая чрезвычайно длинный стебель, благоухала алая тысячелепестковая роза дивной красоты.

1. Ясень

– Не знаю, сможешь ли ты мне помочь. Я хочу стать человеком! – в устах любого другого посетителя эта просьба могла означать, что угодно. Он мог хотеть стать богачом, или копейщиком в войске Его Величества, или известным на всю страну оружейником. Но этот – этот хотел именно того, о чем просил. Все дело в том, что человеком он не был.

Алая внимательно оглядела сидевшего перед ней на крепком дубовом табурете мужчину (Алая всегда сажала пришедших к ней женщин в ивовое плетеное кресло, а мужчин – на дубовый табурет). Бледная кожа, красноватые блики на радужке глаза, запавшие жилки на руках и шее… Несомненно, просивший не был человеком. Он был вампиром.

– Я люблю ее, – еще раз сказал мужчина и посмотрел на Алую так, как будто это что-то меняло. "Конечно, любишь, – подумала колдунья, – все вампиры любят девственниц, кровью которых решили полакомиться. В этом-то весь смак".

Вампир вздрогнул под ее неласковым взглядом:

– Ты не понимаешь. Это не та любовь, что обычно. Это другая. Я хочу стать человеком.

– А что это, по-твоему, быть человеком? – медленно с расстановкой спросила Алая.

– Чувствовать тепло ее тела, и чтобы она чувствовала тепло моего тела. Просыпаться с ней на рассвете и не убегать под землю. Услышать, как бьется плод в ее чреве. Вырастить детей вместе. Состариться и сидеть рядом у камина. И мечтать, что я умру первым. А если первой умрет она, знать, что и моей опостылевшей жизни скоро придет конец, и тогда мы встретимся.

-Да, красиво говоришь, – вздохнула колдунья. – Красиво говоришь, а сумеешь ли сделать?

– Так старые легенды не врут и средство есть? – глаза вампира жадно вспыхнули.

– И старые легенды не врут, и средство есть. И даже не надо идти за ним на край света. Тут оно, у соседнего оврага растет. Но тяжко это, ох, как тяжко.

– Не томи, рассказывай!

– Ну, что ж. Только знай, средство это сделает тебя человеком лишь на сорок дней, а на рассвете сорок первого дня ты рассыплешься в серую пыль, словно и не было тебя.

Вампир задумался и долго сидел молча, сцепив руки на коленях.

– Пусть будет, что будет, – сказал он наконец. – Я хожу к ней по ночам вот уже третий месяц, и я знаю, что она меня любит. Только вот она любит человека. А я мертвец.

– Тогда она должна знать, что ее ожидает. Приведи ее ко мне следующей ночью, и я расскажу тебе, как стать человеком. А потом уже вместе решите.

***

Девушка оказалась не красавицей. Она была мила, как мила всякая шестнадцатилетняя юница со свежей кожей, ясными глазами, тонкой шеей и густыми волосами. Видно было, что она недавно плакала и, возможно, была готова заплакать снова в любой момент. А слез Алая не любила.

– Только посмей у меня разнюниться! – цыкнула она на девушку так, что та сжалась в кресле и посмотрела с надеждой на вампира, который садится в этот раз не пожелал, а нервно ходил по тесной комнате.

– Значит, желаешь, чтобы он стал человеком? – Алая пытливо взглянула на девушку.

– Да.

– Хотя бы лишь на сорок дней?

– Да.

– Ну что ж, тогда слушай. И ты слушай, да не маячь у меня перед глазами, стань спокойно! Средство простое. Проще не бывает. На краю оврага неподалеку отсюда растет старый ясень. А сень, известное дело, простирает свои корни до самого царства богов, мочит их в источнике вечной жизни и от того течет по его стволу не простой сок, а волшебный эликсир. Так вот, поди ты к этом ясеню, скинь одежду, гвоздями из самородного железа прибей руки и ноги к стволу, и пусть твоя кровь смешается с кровью дерева. А когда взойдет солнце, его животворные лучи пробудят древнюю силу, и она вольется в твои жилы, и кровь дерева заменит твою поганую мертвую кровь, и ты станешь человеком.

– Самородное железо! Солнце! Да ты с ума сошла, ведьма, это верна смерть! – вскричала девушка. Вампир молчал. Если можно стать бледнее, чем мертвец, то он стал бледнее.

– А это уж как пожелаете, – усмехнулась Алая. – Ясень вон, почти под самыми окнам. Гвозди из самородного железа тоже найдутся, дюймов по шесть каждый, да и остроты подходящей. И за аренду недорого спрошу – по пяти золотых всего лишь с каждого гвоздочка. А за совет и вовсе ничего спрашивать не буду. – Колдунья открыла старый сундук и достала что-то, завернутое в неотбеленную, однако, чистую холстину. Увидев сверкнувшую в свертке сталь, девушка охнула и покатилась с кресла.

– Чтой-то она у тебя нежная какая, – заворчала колдунья, отцепила с пояса склянку, вынула пробку и сунула склянку юнице под нос. Та немедленно пришла в себя и расчихалась.

– Ну, так что, берешь, что ли? – обратилась Алая к вампиру.

Тот посмотрел на нее внимательно.

– Я только одно не пойму, а как вторую руку к дереву прибить.

– Голова-то на что? – буркнула ведьма. – Берешь гвоздок за головку в рот, да и втыкаешь в плечо-то с размаху. Чай, сила у тебя нечеловеческая.

Вампир кивнул, достал кошель и отсчитал двадцать золотых. Потом подумал и добавил еще один.

– А этот на что? – спросила колдунья.

– А это чтоб у тебя поперек горла встал, если обманываешь.

– Не бось, не встанет. Обманывать не приучена. Ну, проводи свою кралю домой, да и возвращайся. Аккурат к рассвету успеешь.

***

Алая стола у оврага и смотрела на распятого на дереве вампира. Тело его было ужасно, на лице среди алых и черных язв едва угадывались налитые кровью глаза, а рот казался еще одной раной. Правая рука, пригвожденная за плечо, бессильно свисала вдоль тела, кора дерева с этой стороны была содрана.

– Ишь ты, царапался он. Ну, пора, что ли, – колдунья протянула руки к дереву и повернула кисти, словно мотала клубок шерсти. Тело распятого сотряслось, когда длинные гвозди вырвались из него, и медленно осело на землю. Алая подняла стоявшую рядом с ней бадейку и, не подходя ближе, с размаху окатила того, кто лежал на земле. Минуту ничего не происходило, а потом раздался протяжный стон.

– Вставай! – приказала колдунья, – Пойдем, вымоешься, приведешь себя в божеский вид. Пойдем, новый человек.

***

В деревне неожиданной свадьбой с заезжим молодцом никого не увидишь. Всем понятно – повстречалась девица с кем-то в чистом поле, а домой вернулась уже не девицей. Отец грозный, родня обширная, приданное подходящее – и вот уже гуляет деревня, громко славя молодых. Тем более, что жених такой удачный попался: спорый да веселый, обходительный да умелый. Всем хорош. Только молода почему-то день ото дня грустнеет. Нет ли тут какой тайны? – шепчутся кумушки у колодца.  Знать, молодец-то не простого рода – шепчутся кумушки у колодца. Прознал отец про неравный брак, да и лишил молодца наследства – шепчутся кумушки у колодца.  А жена-то, знамо дело, рассчитывала богатенько пожить, да не вышло, вот и сердится теперь, – шепчутся кумушки у колодца. Ползут слухи по деревне, да никто не знает, что страшит молодую не бедность, а сорок первый день.  Время-то не остановишь. Вот и сороковой день пришел, за ним сороковая ночь, вот жаворонок запел под окном – совсем близко утро.

Всю ночь не спали молодые, а тут словно морок их окутал – задремали сразу оба. Проснулась молодица, а мужа уж рядом нет. Только горстка праха серого на вышитой подушке. Не мыслей в голове никаких не осталось, и чувств вроде как нет больше, только слезы катятся по помертвелым щекам. Вдруг скрипнула дверь – и в комнату входит он, живой, хоть и растерянный. Что? Как? Обнялись супруги, друг на дружку не налюбуются. Встрепенулась молода я- а как же пепел на подушке? Смотрит, ан пепла-то никакого и нету. А лежит вместо серой пыли алая тысячелепестковая роза и благоухает, словно райский сад.

2. Страшное лекарство

– Ну, ярлык. Вижу, что ярлык. – Алая вертела в руке продолговатую глиняную табличку с вытесненным изображением оскалившегося леопарда.  – Зовет-то зачем?

– Не велено говорить, – хором ответили двое ражих молодцов.

– А ежели я, к примеру, не пойду?

– Велено сопроводить. – Так же бодро ответили молодцы.

– Не велено говорить, велено сопроводить, – ворчала Алая, собирая в мешок кисеты с сушеными травами, пузырьки с настоями и еще какие-то диковинные крючья и заостренные палочки. – А кто мешок нести будет? Мешок-то тяжелый.

Молодцы переглянулись. На их крепких сытых лицах явственно читалось, что насчет мешка им велено ничего не было.

– А про вознаграждение – спохватилась совсем было переступившая порог колдунья, – про вознаграждение-то что-нибудь говорено было?

Молодцы облегченно вздохнули.

– Было. Так что велено передать, что ежели вылечишь, получишь золота, сколько унесешь.

– Да сколько  его я там унесу, – вздохнула Алая, подтянула тесемку на мешке и легко закинула его себе на спину.

***

Посреди комнаты, заполненной вонючим зеленым дымом,  в полотняном гамаке, обмазанном болотной грязью, лежал драконоборец. Его тело было обуглено, но он еще дышал.

– Если бы просто дракон, мы бы справились, – скороговоркой бормотал главный лекарь короля. – А тут, сама видишь, василиск оказался. А всем известно, у василисков пламя ядовитое.

Колдунье не понравилось бормотанье – все-таки не того полета человек – главный лекарь короля, ему полагается говорить плавно и важно.

– Кто таков? – спросила она, выкладывая содержимое из мешка на гладко отполированную каменную столешницу.

– Племянник короля. – опять скороговоркой ответил лекарь. – сын Алкеи. Алкея была старшей сестрой короля. Алкея была сестрой любимой. Алкея была сестрой, рано оставившей этот мир.

– Значит, – сказала Алая, – если вылечу – озолотит. А если не вылечу?

– Кожу сдерет. И с тебя, и с меня, – просто ответил главный лекарь.

Алая посмотрела на покрытое мелкими каплями пота лицо мужчины и сказала.

– Лекарство есть. Да только это страшное лекарство. – и, приблизив губы к уху лекаря, прошептала несколько слов.

***

– Сколько унесу, значит?  Хоть бы осла дал в помощь, что ли. – ворчала Алая, втаскивая кожаный куль, набитый золотом, в свой дом. – И на что оно мне? Так ведь не откажешься. Королевское слово – закон. А то еще, кто его знает, может, и вправду бы кожу содрал. – Алая поежилась, представляя, как больно и долго наращивать новую кожу. Потом еще раз поежилась, вспомнив, как просветлело лицо главного лекаря, когда он узнал, что снадобье есть.

– Всего то? – помнится, сказал он, – Так мы это мигом достанем.

И, правда, достали быстро. Так что племянника короля искупали в крови двенадцати нерожденных первенцев, и он сейчас жив и здоров.

Алая вздохнула, расстелила на полу плащ, и, вывалив на него содержимое куля, принялась пересчитывать монеты.

3. Похищение

 народе ходили слухи, что Алая вообще ничего и никого не боится. На самом деле она боялась, и еще как боялась. Иногда ей снилось, что она лежит вот так, связанная побегами болотной рогозы, опутанная заговоренной шелковой сетью и не может пошевелиться, не может сплести заклятье, не может обернуться мышью и ускользнуть. А где-то в чужом краю сидит могущественная колдунья, или – вряд ли, но все же, может быть и такое – сильный колдун, – и ждет, когда ему доставят пленницу, чтобы выпить ее силу.

Но теперь это был не сон. Пока похитители шарили по тайникам, выгребая могущественные амулеты, Алая валялась на полу и кусала губы. Страх, сковавший поначалу ее разум, отступал, что ни говори, а сила ее и умения по-прежнему были с ней, только вот использовать их она не могла. Взгляд Алой перебегал с одного предмета на другой и остановился возле очага. Там, в закутке, устроенном для дров, блеснули на миг два рыжих глаза. Блеснули, исчезли, снова появились и замерли распахнутые навстречу призывному взору колдуньи.

***

Безжизненное тело Алой валялось на столе, сплетенном из стеблей рогозы. Обряд был почти закончен и через минуту сила Алой должна была перетечь к ведьме, стоявшей рядом. Крупная, обряженная в плащ, покрытый изображениями луны и звезд, женщина с грубым горбоносым лицом, протянула руки и приготовилась принять то, что, по ее расчетам, должно было сделать ее самой могущественной колдуньей в стране. Тело Алой изогнулось, и горячая волна хлынула в кровь воровки. Когда все кончилось, ведьма взглянула в зеркало, надеясь увидеть неоспоримый знак своего превосходства – черную как смоль звездчатую родинку на левом виске.

Но в полированной меди отражалось что-то странное. Что-то, очертаниями своими напоминающее человека, но человеком не являющееся. Острые подвижные уши росли на макушке прямо из густых волос, которые вдруг стали похожими на звериную шерсть, руки заканчивались не пальцами, а подушечками, из которых торчали сероватые когти, по бокам существа в ярости хлестал роскошный пушистый хвост. Ведьма взвыла и бросилась вон. Послышались крики, отчаянное тявканье и возня. Потом все стило.

– Не впервой мне оборотне этих укладывать, – сказал низкорослый кряжистый мужчина, входя в святилище. – Тут главное не теряться, а бить его прямо в сердце или в печень.

– Да, ловок ты, дядюшка, – подхватил сопровождавший его подросток, – с одного удара прикончил, – а это еще кто?

На почерневшем, словно сгнившем, столе валялась дохлая лисица. Она выглядела так, словно была мертва несколько дней. Над слипшейся шкурой роились мухи.

– Выбрось эту гадость, велел мужчина, и подросток, морща нос, поднял тельце за хвост и вышел наружу. Там он бросил труп в кусты и вернулся в святилище.

– А хозяйка где же, дядюшка? – спросил он.

Мужчина почесал нос, подумал и ответил:

– Похоже, что сгинула. Знать, не по зубам орешек оказался. Теперь видишь, почему я всегда беру оплату вперед? – и племянник согласно кивнул.

Оба прошли мимо кустов равнодушно, а потому не заметили, что случилось странное. Попавшая в кусты тушка выглядела теперь свежей, точно только что убитая. Глаза прояснели, шерсть лоснилась, нос блестел. Казалось даже, что бока лисицы вздымаются от мерного дыханья. Да нет же, не казалось – лисица и вправду дышала. Минута – и зверек вскочил на лапки, как ни в чем ни бывало, принюхался, выбрал направление и побежал мерной размашистой рысью.

***

– Вот видишь как, – говорила Алая, вырезая из принесенных ей крестьянами цыплят печень и сердечки. – Пришлось тебе помучится маленько. Так ведь не задаром, – и поставила миску с ливером перед острой рыжей мордочкой. Лисица тявкнула и принялась есть. Уже много-много лет, много больше, чем обычный лисий век, много больше, чем даже дюжина лисьих веков, жила она с Алой, и обмен душами ей был не впервой.

– Да, – продолжала Алая, – конечно, жалко амулетиков. Но, правду сказать, до самых сильных они не добрались.  Малы еще, чтобы знать настоящие потайные местечки. Да и мне наука – вперед буду осторожней.

Лиса покончила с трапезой, выбралась из дому через лаз за очагом и потрусила к оврагу. Там, среди корней старого ясеня, ее ждал сон в уютной обширной норе.

4. Тысяча верных псов

Да тут и рассказывать нечего.  Все случилось в одну минуту и закончилось очень быстро.

Иногда Алую приглашали в телохранители к какому-нибудь важному князю или жрецу, которому нужно было углубиться в дикие и опасные земли королевства. Обычно одних слухов о том, что сильная колдунья сопровождает свиту высокого путешественника, было достаточно. Но этого краснорожего, похожего на дикого вепря владетеля южных земель, видимо, кто-то сильно невзлюбил.

Так невзлюбил, что раскошелился на мощное заклятье, упакованное, точно драгоценное вино, в сосуд из тонкого египетского стекла. Заклятье было противным и крайне неприятным для любого, хоть колдуна, хоть не колдуна. Оно носило имя "Забвение мастера" и лишало каждого, попавшего в его власть, всех навыков, полученных им когда-либо от учителей. Так что грозная стража теперь не имела понятия о том, как управляться с бердышами, мечами и булавами, и была совершенно бесполезной. Алая также утратила большую часть своих умений. Большую, но отнюдь не все. Дело в том, что Алая принадлежала к тому редкому виду ведунов, который не ограничивается книжной премудростью и знаниями, перенятыми у наставников, а сызмальства учиться создавать собственные заклятья.

И вот сейчас, отступив в тень граба, колдунья спешно перебирала свои самые удачные придумки: "Ленивая хозяйка" – очень остроумно, но совершенно не подходит; "Продленный рассвет" – давно уже день на дворе, "Безмозглый каменщик" – пригодился бы, если б надо было возвести крепостную стену, а сейчас вовсе не к месту. Мгновения тянулись медленно, будто лакричная конфета, клиент был еще жив, и тут Алая вспомнила, а вспомнив, немедленно произнесла. "Тысяча верных псов" – это было то, что надо.

Псов, конечно, была не тысяча. Примерно две дюжины мощных свирепых зверей, одинаково поджарых, одинаково короткошерстых, с короткими подрубленными ушами и хвостами, неустрашимых, не отступающих, бьющихся до конца. Они почти справились с нападавшими, но тут один пес упал, скошенный стрелой, второй упал тоже, третий… Где-то на холме скрывался лучник, и он мог расстрелять собак, оставаясь невидимым в совершенной безопасности.

Так не должно было случиться. "Тысяча верных псов" была специально настроена на то, чтобы появилось нужное количество защитников и в нужных местах. Алая заострила внутренний глаз, поднялась мысленно высоко, словно сокол, и оглядела лес. Она увидела лучника, который больше не стрелял. Он вертелся на месте, размахивал коротким кинжалом, нанося беспорядочные удары, раня самого себя, и не достигая цели – крошечной лохматой собачонки, которая вцепилась ему в … скажем, в нос, и не разжимала маленькую, но крепкую пасть.

Вскоре все было кончено. Я же говорю, тут и рассказывать нечего. Алая собрала покалеченную стражу, перепуганного и даже, кажется, в измаранных штанах, краснорожего князька и вывела их из сферы действия заклятия. Обретя прежние навыки, она не без труда, но довольно быстро залечила раны пострадавших и на всякий случай применила очищающее заклятье, чтоб князек не опозорился перед своими слугами.

И они пошли дальше, а псы следовали за отрядом ("Теперь, – объяснила Алая нанимателю, – тебе надо будет кормить их и ухаживать за ними до конца их жизней. Но зато вернее слуг у тебя не будет"), возглавляемые крохотной лохматой собачкой.

5. Цельный

– Я ведь чего хочу? – в который раз повторяла глупая баба, – я ведь хочу, чтобы он цельный был. А то ввечеру хоронить, а тут страсть такая. Я ведь ничего особенного не прошу, – продолжала она тараторить, поминутно взглядывая на солидного мужика, пришедшего с ней. – Я ведь – да будут ясный день и темная ночь мне свидетелями – не прошу, чтоб ты его оживила. А просто, чтоб цельный был.

– Волки его в лесу разодрали. – хмуро пояснил солидный мужик, – Вишь, только и осталось, что ноги в сапогах, а так, почитай, костяк один.

Алая взглянула сквозь мутное окошко во двор. На дворе стоял день, но светло не было – с утра поливал дождь, и под его серыми струями лежавшее на траве растерзанное тело уже не казалось ни страшным, ни непристойным. «Далось ей это – «цельный», – устало подумала колдунья, – «Все одно в земле черви сгложут». Мысленно плюнула – работать не хотелось, хотелось забраться в постель и вздремнуть часа два – и сказала твердо:

– Два золотых.

– Двух нету, – неуверенно протянул мужик, – вот если б свининкой или, скажем, каждое воскресенье – по курице…

– Два золотых.

Мужик скорчил недовольную гримасу, полез за пазуху и вытащил тряпицу. В тряпице были завернуты две монеты.

– Вот то-то, – сказала Алая, – мне лишнего не надо, а уж мое отдайте. – Попробовала обе монеты на зуб, небрежно сунула их в карман платья и подошла к двери.

За дверью было сыро и противно. Косой ветер гнал дождевые капли прямо в проем, обдавая Алую водой. Волосы почти сразу же намокли и прилипли к лицу, неприятные, словно чужие. Колдунья завыла, заухала, засвистела и в двадцать минут собрала во дворе чуть не пол-леса. Там были волки, вороны, жуки и еще какие-то мелкие гадкие твари, извивающиеся в траве.

– Вода, отдай, что взяла! – вскричала Алая. –Земля, отдай, что взяла! Небо, отдай, что взяло! Лес, отдай, что взял!

И тут же животные, и птицы, и гады, и насекомые содрогнулись и начали извергать из себя какую-ту противную бурую массу. Изблеванное, точно тысячи червяков, заструилось среди травы к телу и скелет на глазах стал обрастать мясом. Вот уже совсем не видны кости, вот выросли крепкие мышцы, вот они покрылись жиром, вот кожей, вот уже лежит на поляне нетронутый, хоть и мертвый, человек.

– Цельный, – охнула радостно баба. – Вот уж спасибо тебе, вот спасибо.

Алая хмыкнула, закрыла дверь, взяла с печи полотенце и вытерла лицо.

– Как и договаривались, – сказала она. – Цельный. Только вы вот что. Вы больше в лес не ходите никогда. Волки очень озлились. И вороны тоже. Да и все остальные.

– Дык как же? – мужик и баба переглянулись.

– А вот так.

6. Волки бегут

Алая не доверяла своей интуиции. Она знала: насколько хорошо она разбирается в людях, насколько легко по хитрой физиономии торговца или суровому лику воина может распознать их характер, настолько же мало может она верить своим предчувствиям. И в этот раз они обманули ее. Ну, абсолютно все было спокойно в лесу. Ну, совсем ничто не предвещало беды. Алая была спокойна и даже весела.

Ночью ее разбудило тихое поскуливание: лиса выбралась из своего логова, пролезла сквозь узкий лаз в дом и сидела, взъерошенная и мокрая у изголовья. Лиса была напугана. Но чем? Алая напрягла внутреннее зрение и прислушалась. По лесу бежали волки. Это не была обычная погоня стаи за оленем. Бежали матерые самцы, бежали двухлетки-недоучки, бежали беременные волчицы, бежали щенные самки, и их пятимесячные щенки бежали тоже. Волки бежали не самой быстрой рысью, чтобы могли поспеть самые слабые члены стаи, но бежали, не останавливаясь. Бежали с севера на юг, лишь изредка отклоняясь от направления, чтобы переправиться через ручей или обогнуть лог, но всегда возвращались на прежнюю тропу.

Это было плохо – всем известно, что волки предпочитают битву бегству в самых безнадежных ситуациях. Волки не отступают перед стадом свирепых вепрей и, защищая свою семью, могут принять бой даже с голодным медведем. Да что там говорить, они даже человека не боятся, человека, с его капканами, копьями, гончими и дротиками! Если бегут волки, их соперник должен быть несокрушим.

Алая напряглась сильнее и прислушалась чутче. Нет ли где-то в северной стороне буйного лесного пожара? Пожаром не пахло. Плохо. Очень плохо.

Кто мог согнать волков с насиженных мест и обратить в бегство? Дракон. Да, дракон, конечно, мог бы. Про драконов не было слышно уже лет триста, и ученые мужи склонялись к тому, что племя это окончательно вымерло на земле. Но все может быть.

Грозный ледяной великан, способный выморозить одним вздохом целый город, великан, которого так бояться северяне, и которому они дали одно из тех невероятных труднопроизносимых имен, полное «гр» и «мн»? Тоже вероятно.

Толпа горных троллей, тупых и жрущих всех подряд, топчущих тех, кого не успели сожрать, и вскрывающих тайные вены земли, чтобы напиться всласть своего любимого питья – огненной магмы? Вполне может быть.

И что же теперь делать ей, Алой? Бежать вслед за волками или вспомнить, что она – хранительница здешних мест и поставлена оберегать лес с его обитателями и город с его жителями? Алая задумалась. Среди волков не было ни одного волчонка моложе пяти месяцев. Не было и недавно ощенившихся волчиц. Колдунья представила, как сидят они сейчас в своих логовах, встревоженные, полные жутких предчувствий, а с севера надвигается на них неотвратимая беда. И дети жмутся к матери, ожидая от нее защиты, а мать не в силах защитить ни их, ни себя.

Алая вышла из дома, опустилась коленями на землю, подняла к чистому небу лицо и завыла. Волки ответили ей издалека.

А через два дня волки вернулись. Алая как раз мыла старый котел, тяжелый, громоздкий и очень жирный после недавнего варева. Она прислушалась к легкому бегу стаи и поняла, что опасность отступила. Верные носы лесных охотников были куда надежней, и им стоило доверять, не то, что ее интуиции.