Сага о Первом всаднике. Время проснуться дракону. Книга 2

КНИГА 2

Настанет день… В Мир вернуться смерть, ужас и грязь… тогда Судьба соединит Детей Темного… трижды… одним… Он станет Тем, Кто Следует Впереди. Она его Парой… проснется Дракон… и возродится Надежда. За Первым всадником последуют Восемь… кровь Восьми одна на тысячу тысяч. И только Пара каждого, данная Судьбой, укрепит тело и исцелит Душу… они оплот Первого… он их… единение… и возрадуется Мир узрев спасение!

Древнее пророчество неизвестного Оракула

записано на каменной скрижали, частично утрачено,

храниться в Обители Светлого, что в Валапийской

долине

ГЛАВА 10

А на следующее утро после турнира король Эльмерский и его свита, королевская невеста и половина Ламарского двора, подались на выезд.

Впрочем, легко сказать: « Подались на выезд», но вот сделать это было куда как сложнее! Как говаривала однажды Демии Мустела: « – Чей не простенькую свадебку в глухой деревне играть собрались, а обвенчать короля с принцессою!»

Вот и Вик, немного пообтесавшись при Ламарском дворе, как ни странно, это теперь хорошо понимал, и участвовать в затеянном хозяевами всенародном представлении не отказывался. И ехал сегодня на предписанном ему месте, и махал рукой приветствовавшим его горожанам.

Там, впереди, как он знал, двигалась целая праздничная процессия.

Сначала шли девушки и дети, разнаряженные в цвета Эльмерии и Ламариса, и раскидывали по сторонам лепестки поздних роз, сладости и мелкие монетки. За ними шествовали актеры-мимы, корчившие смешные рожи и передразнившие глазевший на них народ. Потом следовали акробаты на ходулях, жонглеры, наездники эквилибристы и девушки танцовщицы. Все это перемежалось группами музыкантов и певцов.

Хотя, как подозревал Вик, среди обширной развеселой компании наибольшим вниманием у публики все-таки пользовались именно танцующие девицы, у женской половины толпы вызывая глухое раздражение, а у мужской – вдохновение. От вида их, то и дело оголяющихся ног, от гибких движений молодых тел, мужички млели, не замечая злобных взглядов своих половинок.

Вик и сам нет-нет, да и заглядывался на вихляющиеся зады и мелькающие в ворохе юбок голые колени. Он-то ехал прямо за ними и столь привлекательное зрелище в такой близи, не могло остаться без его внимания.

В какой-то миг Вика настигла мысль, что сегодня он как-то по-особенному резво реагирует на этих девиц, в общем-то, не вытворяющих ничего настолько уж вульгарного. Вороты их расшитых в народной манере кофт довольно высоки и никаких зазывных выпуклостей оттуда не вываливается. Руки и животы девушек надежно прикрыты, и в их внешнем виде, если честно, совершенно ничего не напоминает доступных дам из одноименных домов. А то, что попы их ходуном ходят, и коленки иной раз сверкают, так они танцуют все-таки, живенько и ритмично. И чего его так разобрало?! Прямо до жара в паху, до ломоты в пояснице – как служку молоденького в храме строгим настоятелем запертого!

Он оглянулся на Ли, который вместе с Льнянкой, как и положено принцевым пажам, ехали сзади в шаге от него. Нет, тот смотрел не на девчонок трясущих юбками, а на заполонивший улицу народ, и в кои веки улыбался. А если бы он приметил, что те вытворяют что-нибудь особо непотребное, уже бы давно стушевался и заалел, как маков цвет. Значит, это только его вдруг так проняли, в принципе немудреные танцы.

Вик взял себя в руки и перестал обращать на танцовщиц внимание, отдавая теперь его волнующейся по сторонам толпе. Люди ж как-никак вышли их приветствовать и провожать, а он сейчас народный герой – победитель вчерашнего турнира. И он стал ловить восторженные взгляды, обращенные на него и махать в ответ рукой, отвечая на приветствия. А томительный жар, поселившийся в его теле, приписал солнцу, которое прогревало его доспехи – чей времечко уже к полудню.

Вот и Нижние ворота показались впереди, и даже Лэта, бликующая на солнце, стала видна в широко распахнутые створы. Ну, и слава Светлому! А то уже второй час как они степенным шагом выбираются из города. Сейчас выйдут за ворота, там, на набережной, король с королевой простятся с дочерью, может еще, кто речь какую толкнет – и все!

Но, опять же, это думалось только, что все. А так, еще долго прощались, через мост перебирались и только часу во втором по полудню, привычным эльмерца походным кортежем, наконец-таки тронулись в путь.

А сам кортеж увеличился, чуть ли не вдвое. Хотя правящая чета, отговорившись слабым здоровьем королевы, до Валапийского храма не поехала, но несколько десятков знатных ламарских семей все-таки на венчание отправились. И все ж, конечно, с собственными охранниками и прислугой.

Ну, да ему-то что? Вик при первой возможности скинул доспех, облачился в более подходящие для путешествия одежды и, пристроившись со своей обычной компанией позади короля и Светлейшего, двинулся в путь.

Как ни странно, даже когда он снял с себя железо и стеганую поддевку, жар, терзавший его нутро, так и не спал. А вожделение, так неожиданно настигшее его при виде танцовщиц, в их отсутствии просто повлекло его внимание к другим женщинам.

Вот две дамы, пожелавшие скакать верхом и ехавшие на небольшом от него отдалении, привлекли своим низким декольте и трясущимися в них в такт ходу лошади нежными холмиками. Вот служаночка, что на привале напитки подавала – наклонилась к кому-то, а Виков взгляд, так и прилип к тому ее месту, где легкая юбка натянулась, явно обозначив круглые налитые ягодицы.

И вот уж совсем несусветное дело – он даже на принцессу Демию стал заглядываться. Оценил и женственную фигурку ее – в нужных местах гибкую, а в положенных – мягкую. И светлые волосы с зазывно выбившимися из прически прядками. И милое тонкое личико с легким румянцем. А еще помимо воли мысль крамольная в голову пролезла:

« – А на ощупь кожа ее столь же нежна, как на вид? – и тут же, обрывая ее, подкатила другая: – Что с тобой, придурок?! Ты еще вчера эту ведьму на дух не переносил!»

Эти метания час за часом стали изматывать Вика, портя настроение. Слава Светлому, что хоть Льнянка, постоянно находящаяся рядом, у него своим видом никаких скабрезных мыслей не вызывала – этого он уже не пережил бы!

К вечеру четвертого дня, когда свадебный кортеж добрался до подготовленной ночной стоянки, Вик был совершенно измотан – и мыслями пошлыми, и желаниями похотливыми, и жаром, горевшим беспрестанно в его теле.

Место, где была раскинута ночевка, находилось между небольшим городком и рекой, вдоль которой они так и ехали от самого Акселла. Впереди, не далее как в пол версте, стоял мост через Лэту, который они должны будут пересечь с утра и начать въезд в Валапийскую долину.

Короля с невестой, Светлейшего и кого-то там еще разместили в городке, но, понятное дело, на всю остальную огромную толпу приличных домов в городе не хватило и большинство народа теперь расположилось на лоне природы в шатрах.

Собственно, Вик даже был рад такому стечению обстоятельств. В городах, где они до этого останавливались в особняках местной знати, всегда рядом поселялись какие-то дамы, а при них еще и служанки молоденькие. А ему в таком состоянии, в котором он находился последние дни, такое соседство было противопоказано.

Он теперь при вынужденном общении с дамами и девицами видел только сильно отогнувшиеся кружева на вороте, открывающие лишний кусочек манящей мягкости. Колечко волос, прилипшее к вспотевшей на жаре шейке. Ножку, открывшуюся чуть более положенного, при посадке на лошадь. И везде примечал обтянутые юбками зады, зады… зады…

Что те представительницы женского пола говорили, он теперь вообще уразуметь не мог. Он слушал их голоса, а его ополоумевший от похоти разум прикидывал, как конкретно эта «птичка» будет «петь» под ним – с хрипцой вскрикивать, или звонко голосить, а может и вообще пошлые словечки выдавать.

Так что, воспользовавшись предложенной обстоятельствами возможностью, Вик велел раскинуть свой шатер подальше от остальных, а сам направился к реке – охолонуться.

Кое-как спустившись с косогора, он спешно разделся до подштанников и, не глядя какой там заход, с разбега плюхнулся в воду.

« – Благодать! – тело медленно остывало, а расплавившиеся было мозги, как мороженое, поставленное на лед, стали обретать форму. – Что же со мной все-таки происходит?» – задумался Вик «посветлевшей» головой. До этого-то времени он, как и положено парню, а потом и молодому мужчине, вполне даже уважал любовные утехи, но настолько озабоченным никогда ж не был! Как, например, тот же Корр.

Вик плавал и просто лежал на воде, сидел на отмели, погрузившись по шею, и боялся вылезать из реки. Тем временем солнце совсем зашло и, предваряясь легкой дымкой, ночная темнота постепенно овладела Миром.

Сколько бы он просидел в воде, если б его не трогали – неизвестно, следом за темнотой на берег пришел и Тай.

– Вик, что ты делаешь?! – спросил он: – Уже осень наступила и ночи стали холодными, да и Лэта горными речками питается и никогда не прогревается полностью!

Вот ведь… почему-то ровный тон голоса Тая и его разумные доводы в этот раз не успокоили Вика и не вразумили, а… взбесили:

– Что ты приперся?! Ты мой охранник, а не назойливая нянька! – в ответ прорвалось все раздражение, сдерживаемое им столько дней.

Тай как-то странно на него посмотрел, и более ничего не говоря, как был в сапогах и одежде, полез к нему в реку. А добравшись, схватил не спрашивая, перекинул через плечо и, как ребенка капризного брыкающегося, понес в шатер.

А там скинув его прямо на ковер, коим устлали пол в палатке, стал звать Льнянку. Та прибежала, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, а за ней подтянулись и Корр с эльфенком. И вот они все собрались вокруг него, склонились, заговорили разом. А Вику было не до них. Он сдерживался из последних сил, чтоб не наорать на друзей, привязавшихся к нему, и желал только вернуться в реку. Жар с новой силой разгорался внутри, вызывая у него одновременно и злость на обстоятельства, и тоскливую обреченность.

Меж тем Лёна сотворила яркий огонек и принялась осматривать его. Оттянула вниз одно веко, потом другое, заставила открыть рот и заглянула туда, ладошкой пощупала лоб.

Как отметил про себя Вик, она также вроде его не волновала. Наверное, это из-за ее мальчишеского скромного костюма, да и грудь свою она утягивала… как он откуда-то знал. Но раньше эта информация промелькнула с краешку и рассосалась за ненужностью, а теперь вот всплыла…

« – И сейчас не надо про груди Лёнкины думать, а то как и на нее реагировать начнешь – тогда совсем пиши пропало!»

А она тем временем, закончив осмотр, сказала:

– Вик, у тебя сильный жар и его причину я найти не могу. Надо господина Роя звать и знахарей.

А его аж подкинула от этих ее слов:

« – Сама, шмакодявка, разобраться не может и сейчас еще толпу народа назовет!» – досада и злость не удержались в нем и выплеснулись наружу:

– Не смей никого звать! Сама лечи, если сможешь, а нет, так и оставь меня в покое! И вы тоже все – пошли вон отсюда!

А «все» переглянулись и с места не тронулись, лишь Тай сказал девушке тихо:

– Если считаешь, что большой опасности нет, лечи пока сама.

Та кивнула и полезла в свой дорожный мешок, а нарыв там все, что посчитала нужным, стало это «нужное» толочь, мешать и кипятить. И потом сим варевом поить принца.

От Льнянкиного зелья мысли в полный порядок не пришли, но стали мягкими и текучими, обходя все, что становилось у них на пути – и злость, и раздражение, и неудовлетворенную похоть. Но внутренний жар схлынул и с наступившей легкостью в голове и в теле Вик провалился в сон.

А утром проснулся крепеньким и свеженьким, как огурчик – жара не было, голова светлая, а донесшийся издалека женский смех его не взволновал. Только-то и всех бед, что вспомнил, как на друзей вчера орал. Так что новый день Вик начал с извинений.

Но, к сожалению, где-то ближе к сумеркам жар начал опять потихоньку пробираться в его нутро и к ночи охватил целиком, как и прежде.

Так и поехали дальше: с утра Вик вставал выспавшимся и довольным, извинялся, как водится, перед друзьями, потом потихоньку, в течение дня, опять впадал в жаркое состояние и к ночи оказывался в какой-нибудь речушке в ближайшем ущелье, где его и вылавливал Тай. И не слушая оскорблений нес к Лёнке лечиться, после чего он спокойно и расслабленно засыпал.

Только приметил Вик, что с каждым днем приступы жара и припадки неконтролируемой похоти стали нападать на него все раньше и раньше. И еще он стал осознавать, естественно в те моменты, когда мог мыслить здраво, что окружающие его дамы и девицы волнуют его гораздо меньше, а вся сила неуправляемого желания устремляется теперь, только к одной… к невесте брата! И это было ужасно!

Мало того, что в моменты утреннего просветления он прекрасно помнил, что она ему совсем недавно совершенно не нравилась, так еще его стали терзать угрызения совести. А как же иначе? Эта женщина, что влекла его к себе все сильнее, невеста брата и не далее, чем через три… два… один день станет его женой. Да к тому же и их королевой!

И вот, настал тот самый день. Лагерь, в преддверии него, раскинули не более чем в получасе езды от храмовой долины, с тем расчетом, что бы на следующий день выдвинуться за пару часов до полудня к Обители уже на само венчание.

Следуя четкому распорядку, свадебный королевский кортеж вытягивался по дороге.

Придворные двух дворов, потихоньку переругиваясь и рядясь меж собой, кто знатнее, кто богаче, занимали свои места в колонне. Их яркие обвешанные драгоценностями и лентами пышные одеяния смотрелись сегодня, по меньшей мере, нелепо. Если где-нибудь в бальном зале дворца, украшенном золоченой лепниной, или посреди галереи выложенной мрамором, или хотя бы в ухоженном парке, рядом со шпалерой увитой розами, народ в подобной одежде смотрелся бы и органично, то здесь, на фоне уступчатых каменных склонов и растрепанных ветром кряжистых сосен эти наряды выглядели откровенно по-дурацки.

Скорее всего, кто-то из них и сознавал это, не только же напыщенные кретины составляли сие яркое сборище, но и вполне вменяемые люди находились в знатной толпе. Но торжественность, а главное, значимость предстоящего мероприятия предполагали исключительно такую одежду, совершенно неуместную и к тому же страшно неудобную в походных условиях.

Да, грядущее событие было, несомненно, самым значимым в текущей истории двух королевств. Ведь только «третье поколение» правителей брало в жены принцессу другого государства. И до Рича подобным образом в Эльмерской Семье женился еще его прадед.

А заключались династические браки только в храме Валапийской долины, признанном главной Обителью Светлого на землях всех семи человеческих королевств. Здесь же велись записи о тех браках и здесь же харомовники подбирали из Семей подходящие пары, строго следя за тем, что бы близость родства была не менее шести поколений.

Сама же церемония венчания, помимо обязательного проведения ее в Валапийском храме, подразумевала тройное благословение Светлого. Молодожены должны были пройти к алтарю по разделительной полосе, что, кстати, само по себе было исключительным событием, и получить Дар благости от Старшей сестры Обители, Старшего Брата и Служителя Светлого с высоким саном из Семьи жениха.

Источником возникновения всех этих традиций послужило древнее пророчество, которое всплыло в истории задолго до появления в Мире самих детей Темного, и хранилось именно в этом храме еще с тех незапамятных зим, когда в нем служили Многоликому.

Почему его хранили и оберегали уже тогда, когда и людей, похоже, не было, а Мир населяли расы эльфов, гномов и оборотней? Да потому что именно в те времена была еще сильна память о битвах со Злом, и было понимание о возможности его возвращения в Мир, и страх безмерный перед этим ужасом. А пророчество то говорило о своевременном появлении Заступника всенародного и возрождении драконов! Вот и хранили его трепетно расы Мира того. А уж когда появились те самые предсказанные дети Темного, то и следовать ему стали непререкаемо. Вот и сегодня король Ричард, согласно всем традициям и предписаниям, должен был взять в жены принцессу Ламарскую и, приведя ее к алтарю Светлого, получить тройное благословение.

Сам король и его нареченная, конечно же, возглавляли кортеж. Они ехали рядом окруженные Восемью стражами, опять же положенных им по традиции, и личной доверенной охраной.

Вик, как ближайший родственник будущей молодой четы, и самый знатный из всех придворных, находился сразу за ними. Его привычная свита следовала рядом.

Но сегодня, несмотря на ранний час, его начинал уже одолевать ненавистный жар. И пропорционально разгорающемуся внутреннему огню раздражение на друзей стало опять овладевать принцем. Оборотни мешали ему постоянным присутствием рядом, своими поучениями и подсказками – это делай так, а тут ступай вот так! Почему раньше он не обращал на это внимания? Почему терпел подобное отношение к себе?! Он что маленький мальчик? Нет! Он давно взрослый мужчина! И не пора ли их спровадить от себя? Вырастили его – и спасибо, а теперь – до свиданья!

А эльфята вообще выбешивали своей безалаберностью и легкомыслием. Он, принц, взял этих бродяжек безродных к себе, сделал пажами, а они живут уж сколько времени рядом и ничему не учатся! Ни в доспех одеть, ни на стол правильно накрыть, а то и вообще утреплют куда-нибудь и ищи-свищи их! А прямые обязанности, кто будет исполнять? Набегался Вик в Ламарисе за ними, чтоб на дудке да на гитаре дамам поиграли, науговаривался! И этих гнать от себя нужно!

Вот в таком настроении Вик и ехал по дороге к храму.

Но когда сворачивали с Валапийского тракта в долину, двое из Восьми, что следовали прямо перед ним, расступились, открыв его взгляду чудную картину, до этого времени скрываемую их широкими спинами. Картина та была столь хороша и приятна его глазам, что Вик в момент забыл и про оборотней, и про эльфят, и даже раздражение на весь белый свет покинуло его незамедлительно.

Впереди, на высокой черной кобыле ехала принцесса Ламарская. Она в традициях династических свадеб была одета не в пышные юбки с фижмами, а в строгий и одновременно изящно-изысканный наряд, какой носили когда-то во времена Странниц. Без большого обилия накладных деталей – оборок, бантов и воланов, с текучим гладким подолом, украшенный лишь драгоценным золотым шитьем по красному шелку, он, казалось, обволакивал изумительные формы девушки.

Взгляду Вика, в те моменты, когда ветерок относил в сторону белую вуаль и золотистые пряди, открывалась прямая спина, тонкая талия и обтянутые блестящей тканью бедра. При этом почему-то принцесса сидела в седле по-мужски и ее ноги, соответственно, были раскинуты по разные стороны лошади, что придавало талии еще большую тонкость, а ягодицам объемность.

В глазах Вика от этого зрелища стало мутиться, а кровь принялась биться в виски. Еще никогда на него так сильно не действовал вид женщины сидящей на лошади по-мужски! Он прямо физически ощущал ее широко разведенные ноги, как если бы она восседала не на спине коня, а на нем – Вике.

А потом… принцесса обернулась и взглянула ему в глаза, будто и не было вокруг других людей – брата, оборотней, эльфят, десятков стражников, а ехали они вдвоем по дороге, и она чуть обогнала его, а обернувшись, знала наверняка, что ничей больше взгляд и не встретит.

« – О Светлый, хватит пялиться на нее! Она почувствовала твой навязчивый взор!» – стал укорять себя Вик.

Но принцесса, вдруг медленно отводя глаза от него, улыбнулась и потянулась всем телом вперед, как будто пытаясь дотянуться до морды лошади. При этом она почти улеглась на шею животного, отчего ее собственная спина прогнулась, а складки непышной юбки, натянулись, обозначив атласным блеском все, что еще не успел представить себе Вик в своем горячечном состоянии.

Если несколько минут назад у него мутилось в глазах, а кровь билась в висках, то после такого явного приглашения все окружающее вообще померкло, а кровь устремилась к и без того напряженному паху, попутно отдаваясь внизу живота и спине. А неуправляемое воображение уже рисовала картину одну вдохновенней другой.

Он представил, как подъедет к ней, одним движением перемахнет на ее лошадь, задерет юбки на голову, подхватит ладонью под мягкий живот и приподнимет, а потом…

Что бы сделал Вик в следующее мгновение, если б успел дорисовать в своем воспаленном воображении эту картину? Неизвестно, слава Светлому! Потому что голова его уже совершенно не соображала, подчиненная взбудораженным зельем телом. Но в самый тот момент, когда картина в его мозгу собиралась из возбуждающей преобразиться в непристойную, кортеж вдруг остановился и со всех сторон стали раздаваться крики:

– Эльфы! Там эльфы! Светлые эльфы! Это их король!

Народ заволновался, а придворные маги выдвинулись вперед, прикрывая пологом королевскую пару и знатных господ.

Вик, конечно, не сразу осознал создавшуюся обстановку, уж больно сильно затянуло его в собственное воображение, но когда крики стали мешать его фантазиям до него все-таки дошло, что лошадь под ним стоит, а вокруг что-то происходит. Он посмотрел в ту сторону, в которую указывали все – слева от картежа, там, где лес густыми кустами сползал в долину, на высоте двух-трех деревьев из склона выдавался скальный уступ, а на нем четко вырисовывались стройные грозные фигуры в длинных развивающихся одеждах.

В общем-то, такие уступы из более плотной породы, не поддавшейся корням деревьев, ветру и дождю, торчали отовсюду, по всей окружности склонов, замыкающих в себе долину. Даже сам храм был когда-то выточен из такого каменного наплыва, только очень большого и удачно расположенного. И теперь, на одном из них, небольшом и невысоко расположенном, куда указывали все руки, стояли пятеро эльфов. Их долгополые одеяния на ветерке путались в щиколотках уверенно расставленных ног, а взгляды были холодны и высокомерны.

А впереди действительно стоял их король, потому что никем иным этот монументальный эльф в знаменитой короне на голове, быть не мог. Корона та искрилась и переливалась на солнце тысячами алмазов и не узнать ее, описанную во многих исторических трудах, было невозможно.

Король стоял, возвышаясь над разряженной людской толпой, ощерившимися оружием воинами и боевыми заклятьями магами, замершими посреди раскинутых шатров слугами, и ничего не говорил, и даже не нападал, а просто смотрел свысока, как его не совсем далекие предки, наверное, смотрели на людей-рабов когда-то.

Это высокомерное величие что-то задело в Вике и сдвинуло мысли о страсти в сторону, преобразив их… в бешенство и гнев. Почему так получилось? Кто ж это знает. Но вдруг, откуда не возьмись, всплыли воспоминания о болезни отца, о смерти матери, разговоры с Владиусом… и то, что магия, убившая их, замешана на чем-то эльфийском. В мозгах пропитанных зельем и измученных многодневным жаром все перемешалось и перепуталось. А мысль, возникшая из хаоса, погребла под себя все остальные:

« – Эти высокомерные твари убили отца и мать! А теперь пришли за Ричем и…за ней! О Светлый, они хотят убить и ее! Её – чудо чудесное, красавицу неописуемую, принцессу Демию сладкую! Уничтожить тварей белобрысых, всех до единого!!!» – и не успела эта мысль отзвучать в его голове, как Вик выхватил меч, пришпорил коня и прямо по балконам-стоянкам, сшибая на своем пути раскинутые шатры, утварь и людей, понесся в сторону эльфов.

Когда он вломился в подлесок, невидимые уже ему эльфы степенно развернулись и скрылись с уступа в листве.

За полосой кустарника, которую его крупный конь прошел не приостанавливаясь, он вылетел на поляну где, видимо, слуги приготовили себе постой, снес мимоходом и там пару палаток, разметал сложенное кострище и понесся дальше.

Но после поляны, которую он одолел одним махом, склон довольно круто пошел вверх и как бы ни силен был конь под Виком, но подобная дорога давалась ему с трудом. Здрав теперь не скакал, а мелко переставлял передние ноги, рывками продвигаясь и подтягивая свое тяжелое тело и всадника на нем. При каждом таком усилии он низко кивал головой, этим как бы помогая ногам перетягивать весь остальной немалый вес, а Вик нахлестывал его, заставляя спешить вверх по склону и не замечая натужных движений животного.

А когда заметил, то грубо выругавшись, спрыгнул с него, пихнул в бок ни в чем ни повинную скотину и, более не обращая на коня внимания, стал карабкаться дальше своими ногами.

Он смотрел только вперед и пер вверх, не разбирая дороги. В ушах и груди у него стучала кровь, зрение сузилось до одной точки строго по курсу, ноги оскальзывались и подворачивались, а рука, свободная от меча, вслепую нашаривала торчащие из земли камни и низкие ветки кустов. Так он и продвигался, ловя жадным взглядом впереди себя высоко вверху редкое мелькание одежд удаляющихся эльфов.

Через какое-то время его нагнал тигр, а в небе над самыми кронами закружил с громким карканьем ворон.

« – Приперлись! Как всегда!» – злость клокотала в нем, когда он отпихивал со своего пути пытавшегося загородить ему дорогу тигра. И даже не обратил внимания, когда от его грубых тычков Зверь, взяв верх над человеком, огрызнулся и до крови ободрал ему руку клыками.

Он уже весь взмок, а дыхание его стало перебиваться, когда неожиданно, проломившись через какие-то заросли, вывалился на большое открытое пространство. И вот там в самом верху поляны опять увидел эльфов, всех пятерых, спокойно стоящих и ждущих его.

Король поднял руку ладонью к нему, призывая толи остановиться, толи молчать, а, скорее всего, требуя и того и другого. Но за время погони злость на светлых только разрослась, не позволив Вику мыслить трезво и в этот момент. И он, как был – в придворных одеждах, даже без кольчуги под ними, попер с диким криком и поднятым мечом на противника.

Далеко он не ушел, хорошо, если два шага сделал, а те эльфы, что стояли по сторонам от короля, молниеносно, как умеют только первые Дети Многоликого, вскинули большие луки и выпустили стрелы по нему.

Расстояние было небольшим и, почти сразу как Вик уловил их движение, одна из стрел вонзилась ему в правое бедро. Она попала в кость, а сила удара подвернула ногу. Но, не успев упасть, Вик ощутил второе попадание, уже в левый бок. Эта стрела прошила его насквозь почти до самого оперения и, падая, он почувствовал боль, когда наконечник уперся в землю, и он проехался пропоротыми внутренностями по всей длине древка. А кровь неудержимым потоком уже хлестала из него.

Вместе с кровью из него изливался и яд зелья, что напитал ее, и он, слабея, одновременно начал и трезветь:

« – Что я творю?!!» – пришла пораженная мысль. А в это время над ним уже склонялся Тай, потихоньку причитая и пытаясь остановить кровотечение.

А когда Вик уже из последних сил держал глаза открытыми, стараясь не даваться в водоворот головокружения, затягивавшего в себя, он увидел подошедших к ним эльфов.

– Только благодаря татуировке Дома Эльмерского на челе этого молодого человека мы не убили его, а только ранили. Но глупых наглых мальчиков надо учить уму разуму, – без жалости и сострадания, а с обычной для светлых прохладной отстраненностью изрек король. И исчез из все более сужающегося поля зрения Вика.

Когда он пришел в себя в следующий раз над ним склонялись уже четыре головы – Тая, Ворона и эльфят. Старшие мужчины имели крайне озабоченные лица, младший – напуганное, а Лёнка зареванное. А потом они сдвинулись в сторону, и над ним нависло новое лицо… потрясающе чудесное.

В чем чудесность его была? Вик не знал, к тому же и разглядел он плохо расположенное против света личико, только-то и приметил большие, кажется, темные глаза и горящие в солнечном свете рыжие растрепанные пряди волос. Но вот понимание о чудесности его пришло само и мысль, одновременно с этим, странная посетила:

« – Родная моя!» – а потом Тай стал поднимать его на руки и от боли, впившейся в тело, все снова померкло в глазах Вика.

***

Ли упирался ногами в скользкий от осыпающейся каменной крошки склон и, пятясь, почти садясь на камни, натягивал повод придурочной Красотки. Они не поднялись и на сотню локтей над долиной, а он уже полностью взмок, сбил дыхание и извелся раздражением и злостью.

Нет, конечно, он понимал, что с Виком происходит что-то не то. Но ведь надо с этим «не то» что-то делать! А они все, выловив его из очередной речушки, укладывали принца спать и начинали думать: « – Звать или не звать господина Роя, а может завтра Вику станет лучше и им за такое самоуправство влетит, а сможет ли Лёна сама его вылечить или нет, и есть ли у нее какие предложения по этому поводу». И так каждый день!

Уже на второй день Виковых странностей сам Ли был за то, чтоб срочно звать Светлейшего – и дело с концом! Он все же старший брат, маг и служитель Храма. Как брат бы – он все решил, как маг – полечил, а как святой человек – заклинанию бы молитвой помог! Но кто ж его слушал?! А через пару дней они и эту возможность профукали – старший принц оставил тихоходный кортеж плестись своим чередом, а сам ускакал в Обитель, готовиться к венчанию. Да-а…

Но после подобных возмущенных мыслей Ли посетила другая – покаянная, и принялась стыдить, потому что по всем показателям выходило, что вся злость на сложившиеся обстоятельства происходит от его, Ли, неудовлетворенности.

Там, в парке Ламарского дворца, когда Лёна сама решилась на близость с ним, он был несказанно счастлив! Да, сильно ошарашен и даже какое-то время не верил в это самое счастье, но день ото дня его уверенность и в своих мужских силах, и влечении к нему девушки, постепенно росла.

Его Лёна не была стеснительной жеманной дурочкой, и воспитанная в вольных нравах Леса, однажды решившись, легко отдалась на волю их обоюдных чувств. Да и взросление в доме знахарок прибавило ей знаний о мужских и женских телах, отвадив от ложной стыдливости. А вот он учился, познавая собственными опытом, руками и губами, и себя и ее.

Учеба же его проходила, понятное дело, с увлеченностью и вдохновенно, и к моменту их отъезда из Ламариса он уже вполне познал Льнянкино гибкое сладкое тело. Понимал теперь, где надо коснуться, чтоб верхушечки ее острых грудок затвердели, тычась ему в ладонь, чтобы от лодыжек до самой шейки пробежала дрожь, ноги ее слабели ему на радость, а вздох становился бархатно-гортанным.

Много нового нашлось и в его, казалось бы, полностью знакомом родном теле. Обнаружилось, например, что, то место, в которое Лёнка поцеловала в первый раз – на шее под ухом, у него очень чувствительное, а перебирание шаловливыми пальчиками волос чуть пониже пупка, вызывает стойкие мурашки. И вообще, мужскому естеству гораздо приятнее находиться в ее руках, чем когда-то в его. А он-то и не догадывался, полагая, что главная задача этого процесса в облегчении…