когда снова сгустятся тени,
ты приходи.
урони больную голову мне на колени,
не думай, что было и что впереди,
словно бродячий кот, забежавший в подъезд
погреться,
из множества тихи мест
ты выбрал моё сердце
зависть моя – чернее нефти -
к любому человеку, кто с тобою вместе
по жизненному шёл пути.
я могла бы, пожалуй, убить
любого из них за место
у твоего плеча.
и я готова кричать
до разорванных связок,
чтобы мой голос, в годах не увязнув,
добрался к тебе, -
наперекор судьбе -
вспыхнул в твоей голове
в момент,
когда всюду гасили свет.
как и твоя мелодия слов -
по коже мурашками – вновь
повторяет:
"Ты и это переживёшь…"
над моим кораблём нависли
грозовые тяжелые мысли
бедный, бедный мой капитан
вы стали совсем человеком
мне жаль вас, так искренне жаль
весёлость моя, как гнойник,
нарывает, кровит
днями, неделями
потом – ррраз – наружу
мерзкими брызгами
болезненная
резкая,
и вокруг сразу все
отводят глаза,
ведь невежливо прямо сказать:
«прикройте свою весёлость,
смотреть на неё невозможно!»
Лет через десять или больше
мы встретимся где-нибудь в Осло,
ты будешь бородой заросший
или – быть может – вовсе
сострижёшь свои длинные волосы.
Будешь в горы водить туристов
и, возможно, воспитывать дочку.
И только тогда я сумею
наконец-то поставить точку.
И тогда улетучатся сразу
дурные-хмурные мысли,
отпустит тревога-зараза,
и разбегутся все крысы
из моей грудной клетки,
и рёбер сухие ветки
станут вновь гибкими,
покроются липкими
юными листьями.
И я задышу, понимая,
что всё у тебя хорошо.
И рваные губы сумеют произнести:
«Прости».
А ты меня, возможно,
и не вспомнишь,
и это будет так естественно -
не нужно.
Ведь я – сказать по правде – не заслуживаю
быть прощённой и даже узнанной.
я зверёк без когтей,
мне в детстве их выгрызла мать,
чтобы не мог нападать,
как итог – не могу защититься.
я зверёк без зубов,
мне в детстве отец их сточил,
чтобы я никого не убил,
пойти не могу на охоту.
я голый, без шкурки, зверёк,
старики её сдёрнули в детстве,
чтоб из норки сбежать я не мог,
чтобы не было "страшных последствий".
я озлобленный, мерзкий зверёк,
что пугается даже блохи
и умеет – всего лишь – писать
угрюмо-кривые стихи.