Czytaj książkę: «Закулисная история»
Глава 1
В зрительном зале было как никогда шумно. Спектакль закончился, но удивительно – почти никто не бежал в гардероб. Люди аплодировали, свистели, кричали «Браво!» и толкали друг друга, чтобы подойти к сцене и подарить цветы любимым артистам, а если повезет – взять автограф.
«Усадьба Крыловых» – была пока единственной постановкой в репертуаре театра, но каждый спектакль проходит с аншлагом. В чем же секрет?
***
Под бурные аплодисменты одна из актрис прошла за кулисы, прижимая к себе охапку цветов. Розы, тюльпаны и герберы так и сыпались из рук, но девушка не остановилась, чтобы поднять их. Актриса была одета в платье с пышными, шуршащими юбками, наподобие тех, что носили графини в девятнадцатом веке. Ее светлые локоны спадали на плечи, а на шее блестели сапфиры, подчеркивая голубые глаза. Сценический образ Евгении Шпатовой олицетворял свет и душевную простоту. Жаль, люди не понимают, что ангельский образ на сцене – это всего лишь образ.
Евгения протиснулась мимо бутафорных нагромождений и едва не упала, запнувшись о провод, тянувшийся через сцену.
– Я же просила оставить место для прохода! – закричала девушка на монтажников, занятых сборкой тяжелых декораций. – Сами попробовали бы пройти здесь на каблуках и с двадцатью букетами!
Девушка опустила свое богатство на запыленный рояль и облегченно вздохнула.
– Что, Женечка, опять задарили цветами? – заискивающе улыбнулась ей Софья, дежурный администратор. – Донесешь ли до дома?
– До дома? – насмешливо переспросила актриса. – Нет, спасибо. Предыдущие веники не завяли, а вы хотите, чтобы я набрала десятки новых?
– А куда ты их денешь?
– Выброшу или оставлю бабушкам в гардеробе.
– Но ведь это подарки…
– Хватит рассуждать о подарках, Софья Михайловна. – Женя села в кресло, закинула ногу на ногу и повелительным тоном произнесла: – Принесите мне кофе, я очень устала.
– Уже бегу!
Женщина скрылась в маленькой кухне, что находилась за стенкой. Через секунду оттуда послышался звон тарелок и шум льющейся из крана воды.
– Если бы мне дарили столько цветов, я бы покупала вазы под каждый букет, – мечтательно произнесла девушка, стоявшая у фортепиано.
Евгения обернулась и увидела Дарью Арсентьеву – начинающую актрису театра.
– Ой, ты еще здесь? Я думала, ты произнесла свою реплику и ушла домой.
– Как я могла уйти, не поклонившись зрителям?
Шпатова смерила коллегу снисходительным взглядом.
– Не думаю, что зрители запомнили служанку, мелькнувшую в одной-единственной сцене. Ты могла не утруждаться поклоном.
Даша растерялась: сразу и не придумаешь, что ответить на грубость, завуалированную обидной правдой.
– Женечка, твой кофе. – это вернулась Софья Михайловна. На подносе она держала чашку ароматного капучино и пряники.
– Кофе с сахаром?
– Разумеется. – она услужливо улыбнулась. – Поторопись, в зале ждут дети.
– Много?
– Человек тридцать.
Девушка удивленно подняла брови.
– И все ко мне?
– Судя по огромным плакатам с твоим фото – да.
Женя залпом выпила кофе и подошла к зеркалу поправить прическу.
– Хорошо, когда есть преданные поклонники, – сказала она, любуясь своим отражением, и когда есть не толькок кому выходить на поклон, но и к кому выходить после спектакля… Спасибо за кофе! – крикнула Шпатова уже на бегу, но ее слова заглушил приветственный гул зрителей.
Софья Михайловна прижала руки к груди.
– Необыкновенно талантливая актриса! Женечке двадцать два года, а она уже окончила ВГИК и снялась в сериале. А сколько у нее поклонников! – женщина отодвинула кулису, чтобы открылась правая сторона зала, где Евгения в окружении восторженных школьниц раздавала автографы. – Представляешь, Даша, изо дня в день мы можем запросто с ней разговаривать, а эти ребята видят Женю только на экранах, и такие встречи для них – предел мечтаний! А Женечка – умница! Всегда находит время для поклонников.
Восторженная старушка могла долго хвалить Женю, поэтому Даша вежливо напомнила об окончании рабочего дня и пошла собираться домой.
Театр, в котором служили артисты, открылся недавно. Из-за скромного финансирования начальство не могло обеспечить труппу современным оборудованием и декорациями, но артисты с пониманием относились к неудобствам, ведь в «Калейдоскопе» – а именно так называется театр – люди работали за идею. Нет здесь и шикарных, с размахом обставленных гримерных комнат. Гримерки стоят в ряд прямо за сценой. Внутри они узкие и тесные, а снаружи больше напоминали картонные домики. Там едва помещались столик, кресло и вешалка для одежды.
Дарья сняла парик с буклями и облегченно вздохнула. Парик был жестким, неприятно кололся, и после него на лбу неизменно оставалась красная отметина. Эти парики достались «Калейдоскопу» от ТЮЗа, где прослужили, наверное, десять лет. Несмотря на терпкий запах и потасканный вид, дирекция «Калейдоскопа» нашла парики пригодными для работы.
Дарья распустила каштановые волосы, и они волнами легли на плечи. Затем стерла румяна и замерла у зеркала, придирчиво всматриваясь в своё отражение. Без румян ее лицо казалось болезненно бледным, а нос слишком длинным. Но карие глаза сияли от радости. Выход на сцену – для Даши всегда радость.
«И что с того, что роль эпизодическая? – подумала Дарья. – Пусть я произношу всего одну реплику, но зато как произношу! «Ваш чай, дамы и господа! Приятного аппетита!» – это единственное, чего меня удостоили, но никто и представить не может, как мне радостно от возможности постоять на сцене и на минуту завладеть вниманием зрителя…»
Дарья взглянула на часы, которые показывали половину одиннадцатого, и подскочила: ей еще писать реферат, читать конспект, да и поспать было бы неплохо, а она сидит в театре!
Девушка наскоро навела порядок на туалетном столике, сменила платье на джинсы и вышла из гримерки.
– До свидания, Софья Михайловна!
– До свидания, – ответила женщина, даже не взглянув в ее сторону.
Какая роль – такое отношение. Расстроенная девушка направилась к выходу и не заметила, как врезалась в картонную перегородку.
– Осторожно, малахольная, снесешь это жалкое подобие гримерки!
Узнав пронзительный голос Любы Румянцевой, – полноватой сорокалетней дамы, заслуженной артистки России, очень веселой, но вспыльчивой и крикливой, если ее разозлить,– Даша пискнула: «извините», – и поспешила убраться восвояси, пока Румянцева не выглянула из-за двери.
– Люба, угомонись, – с упреком произнесла ее коллега и лучшая подруга Ксения Лаврова, играющая в спектакле одну из главных ролей. – Подумаешь, оступилась девочка! С кем не бывает?
Люба закрыла глаза и облокотилась на спинку кресла.
– Я сегодня не в себе. Сначала слова перепутала, потом едва не пропустила свой выход, а теперь срываюсь на коллегах.
– Спектакль прошел на «ура», а ты сыграла великолепно! – искренне произнесла Ксения. – Никто и не заметил, что ты изменила одну реплику. – Ксения положила на шаткий столик фотоальбом. – Мне сегодня передали фотографии с гастролей. Хочешь посмотреть?
– Нет, Ксюш, я домой тороплюсь. – женщина поднялась с кресла, но тут же снова села и с подозрением посмотрела на подругу. – А сама чего сидишь, фотографиями любуешься? Тебя не ждут дома двое детей?
Улыбка Ксении, такая теплая и лучезарная, сразу погасла. Она опустила глаза в пол и почти равнодушно ответила:
– К детям приехал Игорь. Я не хочу его видеть. Выжду часок и тогда поеду, чтобы точно не пересечься.
Люба всплеснула руками.
– Глупая, на чем ты поедешь? Служебный автобус скоро уйдет, а метро закроется через час!
– Вызову такси.
Понизив голос до шепота, чтобы разговор случайно не услышали за картонными стенами, Люба спросила:
– Все настолько плохо?
Ксения пожала плечами.
– Пусть общается с детьми, сколько душе угодно. Но я не хочу при этом присутствовать.
– А как к твоему бегству отнесся Андрей? Он взрослый парень и, в отличие от Нади, которой можно соврать про ночные репетиции, все понимает.
– Вот именно. Андрей меня понимает, – с нажимом произнесла Ксения, – и не осуждает. Люба, ты беги, автобус действительно скоро уедет. А за меня не волнуйся.
На прощание Люба чмокнула ее в щеку и, обернувшись у двери, сказала:
– Все наладится, вот увидишь.
– Я знаю. Я всегда верю в лучшее. Так жить проще.
Глава 2
Время приближалось к полуночи, но Даша старалась не поддаваться усталости и не прислушиваться к умиротворяющему стуку дождя за окном. Она сидела в кресле и честно пыталась учить теорию вероятностей, пока не заметила, что в пятый раз перечитывает один и тот же абзац, но не запоминает ни слова. Девушка отложила тетрадь и потерла уставшие глаза. Её взгляд задержался на обоях – там виднелась размазанная синяя линия. Похоже, Даша случайно задела обои ручкой. Она тут же схватила резинку и стала судорожно оттирать чернила – не дай Бог, хозяйка квартиры заметит, крику будет!
Даша снимала эту квартиру у пенсионерки Людмилы Эдуардовны Хмелиной. Хозяйка здесь не жила, но приходила раз в месяц за деньгами, а иногда являлась без предупреждения, чтобы посмотреть, поддерживает ли Даша порядок в её отсутствие. Квартирка маленькая, но уютная, а главное – в шаге от метро.
Даше Арсентьевой было девятнадцать лет и она училась на экономиста в Московском финансово-юридическом университете. После учебы девушка три дня в неделю подрабатывала официанткой, а в другие дни служила в театре, где была занята в маленькой роли в одном-единственном спектакле. Но Даша и этому радовалась – она же работает со знаменитостями! Для девушки без актерского образования и опыта большая удача – попасть в коллектив профессионалов. Причиной ее везения стала катастрофическая нехватка актеров. Профессионалы, жаждущие денег и славы, не хотели идти в новый театр и сутками трудиться за гроши, а руководство театра с ног сбилось, чтобы найти артистов, согласных на эти условия. В итоге, когда уже все сроки горели, инвесторы рвали и метали, а на отчаявшегося режиссера было страшно смотреть, кто-то высказал идею: за хорошие деньги привлечь в театр трех профессионалов, засветившихся на экране, а остальных людей набрать завтра же – вот кто придет, тех и брать.
Так Даша оказалась в театре «Калейдоскоп». Она пришла на прослушивание и сразу понравилась режиссеру. Она была кроткой, но в то же время открытой; не профессиональной, но артистичной; не амбициозной, но живущей мечтами о сцене, а главное – Даша согласилась работать за копейки, лишь бы взяли в театр.
Даша приехала поступать в Москву, когда ей исполнилось семнадцать лет. Она подала документы в четыре театральных вуза и в один финансово-юридический. В последний – по настоянию родителей. Родители и младший брат Дарьи остались в Нижнем Новгороде. Девушка навещала их по праздникам и выходным.
Юная мечтательница и мысли не допускала, что может не поступить в театральный институт. Она уже видела себя студенткой ВГИКа или ГИТИСа, представляла однокурсников и преподавателей, которых покорит своим талантом. Но этим мечтам не суждено было осуществиться. На вступительные испытания приезжают тысячи девушек и юношей со всей России, а заветных мест всего около двадцати. Дарья не прошла даже во второй тур и, чтобы не остаться без высшего образования, согласилась учиться на экономиста, как советовали родители. Втайне она по-прежнему лелеяла мечту о сцене и решила, что актриса с дипломом экономиста – тоже неплохо. Пожалуй, даже солидно.
Работа в «Калейдоскопе» развеяла иллюзии и сказочное представление о театре. Даша быстро поняла, что театр, который преподносится зрителю, и театр, в котором служит артист – это два разных мира. Зрителю театр видится волшебным местом, где легко происходит перевоплощение из одного образа в другой. Кажется, артист только и делает, что купается в овациях, а коллеги – его любящая семья.
С первого дня Даша уяснила, что за кулисами каждый сам за себя или за того, кто поможет в борьбе за лучшую роль и место под солнцем. Это не значит, что артисты плохие люди, просто у них эмоции проявляются сильнее, чем, скажем, у финансистов, инженеров или врачей. В артисте бурлит неуемная энергия, требующая выхода, иначе человек чувствует себя несчастным. Каждый артист жаждет внимания, мечтает завоевать зрителя и стать популярным, это естественное желание. Но в погоне за славой артист теряет свое «я», становится кем-то другим и отнюдь не счастливым. За кулисами проявляются худшие черты характера: ревность, зависть, мстительность. Закулисье изобличает пороки… или съедает за великолепное, никем не раскрытое притворство.
***
Было далеко за полночь, когда Ксения Лаврова повернула в двери ключ и на цыпочках вошла в темную прихожую. Женщина бесшумно сняла сапоги, повесила пальто в шкаф и заметила сына – он сидел в углу коридора и читал при свете торшера. Его черные волосы были взъерошены, брови нахмурены, глаза покраснели от напряжения. Ксения подумала, что сейчас Андрей поразительно похож на отца и плечи ссутулены, будто он не двадцатилетний юноша, а сорокалетний мужчина.
– Привет.
Андрей отложил учебник по архитектурному проектированию и подошел к матери.
– Почему ты не спишь?
– А почему ты так поздно?
Ксения что-то невнятно пробормотала и отвела взгляд.
– Отец давно уехал, могла не сидеть в гримерке лишние три часа, – парень печально улыбнулся. – Пойдем в кухню. Я приготовил рагу и, между прочим, дважды разогревал, чтобы к твоему приходу ужин остался теплым.
– Ты приготовил рагу? – удивленно переспросила Ксения.
– Вообще-то мне Надя помогла, – признался Андрей. – Хотели порадовать тебя чем-нибудь вкусным.
– Кстати, где она?
– Мам, ты чего? Уже половина второго, Надя давно спит!
Они зашли в кухню, и Ксения подняла крышку сковороды. Рагу выглядело аппетитно, правда, дети забыли добавить в блюдо кабачки. А может, не догадались поискать их на балконе.
– Надя спит, а ты почему не ложишься? – спросила Ксения, накладывая в тарелку еду. – Тебе завтра не к первой паре?
– К первой, – подтвердил Андрей.– Но я взрослый и ответственный человек, в отличие от Нади могу встать, когда нужно.
Ксения подавила улыбку. Она вспомнила, как неделю назад этот взрослый и ответственный человек отказывался вставать к третьей паре.
– Расскажи хоть, чем занимались без меня.
– Сначала с отцом проверили Надины уроки, потом смотрели… Извини! – спохватился юноша. – Наверное, тебе неинтересно слушать об отце?
Ксения отвела взгляд, притворившись, будто рассматривает на чашке облезший рисунок.
– Интересно, но не всегда приятно. Рагу вкусное, – сказала женщина, чтобы сменить тему. – Вы с Надей потрудились на славу. Возьму-ка я добавку.
– Мы старались. А как прошел твой день?
Ксения пожала плечами и, сделав глоток теплого чая, ответила:
– Ничего особенного. Все как обычно.
– Репетиция, спектакль, поклонники, цветы – ничего необычного, – шутливым тоном произнес Андрей. – Всего лишь обычный день из жизни знаменитой актрисы. Миллионы людей мечтают жить так же, а у нее – обычный день!
Ксения засмеялась.
– Сынок, ты преувеличиваешь. Я не настолько знаменита и к славе никогда не стремилась. Я просто занимаюсь любимым делом.
– Знаю, мама. Если бы ты стремилась к славе, то покорила бы Голливуд еще двадцать лет назад. Но ты выбрала семью и театральные подмостки.
– И ни разу об этом не пожалела.
– Даже когда подала на развод?
– Даже когда подала на развод, – устало повторила Ксения. – Андрей, уже два часа ночи. Не обидишься, если я…
– Конечно, иди спать. Я помою посуду.
Ксения поцеловала сына и вышла из кухни.
Проходя мимо детской, женщина остановилась. Дверь была приоткрыта, и она увидела Надю, мирно спящую в своей постели. Но спала девочка странно: одеяло сброшено на пол, ноги лежат на подушке, а под головой– плюшевый медвежонок.
Ксения на цыпочках подошла к кровати и хотела укрыть Надю одеялом, но стоило ей наклониться, как девочка что-то прошептала во сне и повернулась на другой бок. Ксения решила не тревожить её и вышла из комнаты.
Да, все было не зря. И разве можно о чем-то жалеть, ведь у нее такие замечательные дети! Семья – главная радость, а не награды и грамоты, которых, к слову, у актрисы предостаточно.
Глава 3
Сегодня Даша с трудом заставила себя подняться с кровати и пойти на занятия. Причины не пойти она искала вплоть до того момента, когда вошла в университет и приложила пропуск к турникету. Вчера она так и не смогла повторить лекцию, а того, что прочла по дороге в метро, вряд ли достаточно для контрольной.
– Привет, Юль, – Арсентьева бросила сумку на стул возле светловолосой девушки, судорожно листавшей учебник.
Юлия Ковалева и Даша Арсентьева подружились на первом курсе, и поначалу эта дружба многих удивляла, ведь по характеру девушки такие разные: Даша – серьезная и сдержанная, а Юля – раскрепощенная и открытая. С Юлей можно расслабиться, посмеяться, сходить в кино и просто поговорить по душам, зная, что она, скорее, язык проглотит, чем выдаст чужую тайну. Ее глаза всегда блестели задоринкой, уголки пухлых губ приподняты, а носик-кнопка и тонкие брови придавалиее лицу удивленное выражение. Юля привыкла наслаждаться жизнью, не задумываясь о последствиях, но если случалось что-то серьезное, она могла свернуть горы, особенно, если горы надо было сворачивать ради близких людей.
– Ты выучила тему?
– Ну… Я прочитала, – уклончиво ответила Юля.
– Понятно. Я тоже вчера прочитала, – Даша показала кавычки пальцами, – но ничего не запомнила.
– Значит, будем вместе дрожать от страха. А ты задачи решила?
– Юль, я вчера так устала, что не помню, как до дома дошла!
– А где устала? На спектакле?
– Сначала здесь, на занятиях; потом носилась в кафе как угорелая, было очень много посетителей. Из кафе побежала в театр и едва не опоздала к своему выходу. А если бы опоздала, вряд ли бы кто-нибудь заметил, – с грустью добавила девушка.
Юля хлопнула ее по плечу.
– Не падай духом! Когда обсуждение нового спектакля? Сегодня?
– Да.
– Прекрасно, – Юля потерла ладони в предвкушении, – сегодня у тебя появится еще одна роль.
– Надеюсь, в ней будет больше семи слов, – вяло откликнулась Даша. – Собрание в два часа, поэтому я уйду с последней пары. Прикроешь, если что?
– Конечно.
В аудиторию вошел мужчина в строгом костюме, и разговоры сразу прекратились. Мужчина поправил очки и сухо произнес:
– Доставайте листочки. Вас ждут два теоретических вопроса и три задачи.
– Мы пропали, – прошептала Юля. – Дашка, ты совсем ничего не учила?
Арсентьева покачала головой и мысленно перекрестилась. Она тоже понимала, что пахнет двойкой.
***
Даша ушла с лекции, но все равно не успевала к началу собрания. Собрание вот-вот начнется, а она только в метро спустилась! Выговор от Никитоса обеспечен.
Никита Александрович Христофоров, он же Никита и он же Никитос,– главный и единственный режиссер театра «Калейдоскоп». Это был молодой человек двадцати семи лет, не красивый, но, определенно, харизматичный. Взъерошенные русые волосы закрывали высокий лоб, из-за легкой щетины Никита выглядел старше своих лет. Его оживленный взгляд не задерживается подолгу на чем-то, а перебегал с предмета на предмет, с лица на лицо. Пристально смотреть и подмечать каждую деталь Никита был способен только на репетициях. В остальное время он искал новые идеи, и этот поиск выражался в его бегающем, жаждущем вдохновения взгляде. Определенного стиля в одежде для него не существовало: то придет на репетицию в костюме, то в потертых джинсах. Никита требовал, чтобы коллеги обращались к нему на «ты» и сам спокойно говорил «ты» заслуженным артистам. Но Никиту нельзя было назвать легкомысленным: он был хитер, красноречив, амбициозен и до безумия любил свою работу. Идеи бурлили в его голове, как лава в вулкане, а поток творческой энергии был неиссякаем, и когда артисты, отработав смену, уже выдыхались, Никита, как батарейки из знаменитой рекламы, оставался полон сил и энергии. Его дебютный спектакль – «Усадьба Крыловых» – превзошел ожидания инвесторов, критиков, зрителей и даже артистов.Христофоров сам написал пьесу и нашел актеров, потом подобрал костюмы и музыку, через знакомых достал шикарные декорации, ведь в то время «Калейдоскоп» не мог позволить себе костюмеров, гримеров и декораторов. Профессионалы заняли эти должности после первых аншлаговых спектаклей. Никита вложил душу в этот спектакль и отслеживал каждую мелочь: с актрисами выбирал туфли, с монтажниками ремонтировал ступеньки, с осветителями настраивал световые приборы, занимался оформлением билетов и даже составлял меню в буфете.
Никита жил театром и мечтал поднять его до высшего уровня в Москве, а если повезет – и за ее пределами. Да, мечтать мы все умеем. А Никита умел не только хорошо мечтать, но и воплощать свои мечты. Увы, не всегда честными методами! Но оправдать этот маленький недостаток можно его преданностью театру. Или нельзя? Пусть каждый читатель решит это сам, наблюдая за дальнейшим развитием событий.
Когда Даша вошла в зал, собрание уже началось. В первом ряду сидели артисты, на центральных ступеньках сцены расположился Никита, а рядом– незнакомый Даше мужчина.
– Я задержалась в университете, – виновато пробормотала она.
– Ничего страшного, – сказал незнакомец прежде, чем Никита успел открыть рот.
Это был статный мужчина сорока пяти лет. Главное, что привлекало в его внешности – пышные усы. А еще – карие глаза, выражавшие благородство и порой лукаво поблескивавшие. Одет мужчина был с иголочки: белая рубашка, строгий костюм, черные ботинки. В его почтенном облике величественность удивительным образом сочеталась с добродушием и веселостью. Когда он улыбался, усы подрагивали и привлекали внимание окружающих. На сидящих перед ним артистов мужчина смотрел покровительственно.
– Повторяю для опоздавших, – Никита недовольно зыркнул на Дарью, которая села на свободное место рядом с Евгенией Шпатовой, – сегодня к нам пришел Михаил Казимирович Новиков – глава комиссии по культурным коммуникациям. Он финансирует творческие коллективы, устраивает благотворительные концерты, помогает детям-сиротам. Михаил Казимирович заинтересовался нашей постановкой и хочет организовать спектакли в социальных учреждениях. Оплата не предусмотрена, но на подобных мероприятиях присутствуют режиссеры, продюсеры, журналисты – в общем, это наш шанс заявить о себе.
– Прежде всего, это ваш шанс подарить детям праздник! – произнес Михаил Казимирович таким звучным и строгим голосом, что у артистов по коже пробежали мурашки.
Новиков возмутился меркантильностью режиссера. Никита сразу ему не понравился, но если поначалу Михаил скрывал неприязнь, оставаясь в рамках делового этикета, то теперь не сдержался. Дети для Михаила – святое. Он не позволит обогащаться на сиротах, которым и так несладко живется.
– Прежде всего, – повторил Михаил Казимирович, – артист должен понимать, куда он едет и перед кем выступает. Это не те беззаботные ребятишки, которых вы видите здесь по вечерам. Это – брошенные дети! Если они чувствуют искреннюю заинтересованность, то готовы вам в ноги кланяться! Это очень ранимые дети, но в то же время жестокие. Если вы готовы проявить стойкость, любовь и сочувствие – спектакль состоится. А если рассматриваете мероприятие как возможность засветиться перед нужными людьми, то нам не о чем разговаривать.
Михаил поднялся со ступенек. Его последняя фраза была адресована пристыженному режиссеру.
– Подождите! – воскликнула Ксения Лаврова и тоже поднялась с места. – Михаил Казимирович, не уходите!
Новиков обернулся и выжидающе посмотрел на Лаврову.
– Мы понимаем, что это не рядовой спектакль и помимо актерского мастерства от нас потребуются другие умения. Поверьте, мы хорошо ладим с детьми. Мы же артисты, и наша работа – дарить людям праздник, – спокойно произнесла женщина. – Я считаю, что каждый должен помогать ближним по мере возможности: не получается помочь деньгами – помоги одеждой. Нет лишней одежды – угости конфеткой. Нет конфетки – поддержи добрым словом. Иногда одно слово, сказанное с любовью, окрыляет человека! Я точно знаю, что сиротам не нужны сочувственные взгляды. Их надо поддержать, развеселить и вдохновить своим примером. Наш коллектив именно такой – веселый, разговорчивый, целеустремленный. Мы – то, что вам нужно! – Ксения искренне хотела помочь детям и в то же время отстаивала честь родного театра. – Михаил Казимирович, я готова помочь не только как артист. Я принесу теплые вещи, игрушки, сладости, канцелярские товары. Что еще нужно?
По лицу Михаила Казимировича было видно, что эти слова возымели нужное действие. Он о чем-то задумался.
– А я готова приехать без спектакля, – сказала Женя. – Наверняка дети меня знают и будут рады пообщаться.
Михаил Казимирович перевел взгляд на Женю и странно сощурился.
– Если не ошибаюсь, вы играли Викторию в сериале «У нас не все дома»?
Шпатова радостно закивала.
– Да-да, это я!
– Евгения, поверьте, я уважаю вас как актрису и ценю желание помочь, но вряд ли дети вас знают. Им не разрешают смотреть сериалы, в которых главные герои – лентяи и неудачники.
Даша с трудом подавила улыбку, радуясь, что хоть кто-то поставил на место эту выскочку.
Женя скрестила руки на груди и отвернулась. Возразить было нечего.
– Михаил Казимирович, – осторожно обратился к нему Никита, – как режиссеру, мне важно не только меценатство, но и успех театра. Мы работаем год и при этом не имеем постоянного финансирования. Я цепляюсь за любую возможность получить известность. А так, конечно, хочу помочь детям и поддержать государственный проект. Надеюсь, теперь мы правильно поняли друг друга и можем продолжить беседу?
С минуту Новиков молчал – наверное, размышлял, стоит ли иметь дело с этим человеком. Он внимательно оглядел взволнованных актеров, и его взгляд задержался на Ксении Лавровой. В искренности этой женщины сомневаться не приходилось.
– Утром я отправлю к театру служебный автобус. Он отвезет вас в детский дом.
– А где он находится?
– Далеко, примерно за Митино. С этой минуты можете считать меня официальным спонсором «Калейдоскопа». До завтра.
Под изумленные взгляды Новиков пересек сцену и вышел. Никита, потрясенный заявлением о спонсорстве, не сразу опомнился.
– Обсуждение нового спектакля откладывается! – закричал он. – Завтра важное мероприятие, будем репетировать допоздна!
– Хотя бы скажи, что за спектакль, – промурлыкала Женя, – нам ведь интересно.
– Да, – поддержала Ксения, – я тоже хочу знать.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – подколол ее Христофоров. – Обо всем расскажу на следующей репетиции.
– А у меня большая роль?
– Женя, не раздражай меня, иначе будет самая маленькая!
Даша печально вздохнула. Она возлагала на этот спектакль большие надежды, и ей тоже не терпелось узнать подробности. Она мечтала о хорошей роли и высокой зарплате.
«И почему многие уверены, что актеры зарабатывают миллионы? – подумала Дарья. – Киноактеры, возможно, получают баснословные гонорары, но не театральные. Мне, например, приходится работать официанткой, чтобы платить за квартиру, еду и проезд. Даже Шпатова жалуется на зарплату, а у нее в спектакле главная роль, значит, и зарплата больше… Хотя это же Шпатова! Она всегда и на все жалуется».
Глава 4
В десять утра служебный автобус прибыл в район Митино. Невыспавшиеся артисты сразу взбодрились, стали переговариваться друг с другом и напряженно всматриваться в унылую местность. Они проезжали спальный район, застроенный в основном ветхими пятиэтажками грязно-желтого или серого цвета с деревянными рамами и провисающими балконами.
Дорога была с колдобинами. Автобус подпрыгивал, и пассажиров трясло так, что приходилось держаться за спинки стоящих впереди кресел.
– Захолустье какое-то, – шепнула Люба на ухо Ксении. – Кругом бараки и людей не видно. А нет, видно: за гаражами два гастарбайтера дерутся.
– А как ты представляла Митино? Райские кущи?
– Зря ерничаешь, Ксенька. Это уже не Митино, – боязливо заметила Люба. – Эй, Сан Валерьевич, куда мы едем? – громко спросила женщина водителя.
На ее голос обернулись остальные артисты. Затем они вопросительно посмотрели на режиссера.
Никита кашлянул.
– Я понимаю, это выглядит странно…
– Не странно, а страшно! – поправила Женя. Она с ужасом глядела на полуразрушенный завод, испускающий клубы черного дыма. Завод находился слева от дороги. Справа валялся обгоревший мусор.
– Я знаю не больше вашего! – рассердился Никита. – Водитель нас везет, у него и спрашивайте! Саш, долго еще?
– Пять минут. Готовьтесь к выходу и не пугайтесь – окраина есть окраина.
Водитель свернул в частный сектор. Проехав несколько однообразных улиц, автобус остановился у деревянной ограды с табличкой «Детский дом №8».
Принадлежавший детскому дому дворик выглядел бедно, но аккуратно. В одной его части располагались карусели и горки для малышей, в другой – скамейки и цветочные клумбы. Видно было, что за цветами ухаживают, а дорожки тщательно подметают.
Когда артисты стали выгружать из автобуса реквизит, им навстречу вышел Михаил Казимирович.
– Здравствуйте! Надеюсь, доехали без приключений?
– Да, все хорошо, – ответил Никита.
– Идемте, познакомимся с ребятами.
Они направились к двухэтажному кирпичному зданию. Новиков первым вошел в дом.
– А вот и дорогие гости! Улыбайтесь, – шепнул он артистам, – вы приехали развлекать детей, а не вгонять в депрессию сочувствием и жалостью.
В холле витал запах сарделек и свежей выпечки. Холл показался гостям светлым и уютным. Здесь все выглядело прилично, не считая обшарпанного линолеума. На стенах – детские фотографии и рисунки, на тумбочках – комнатные растения, в углу – старенький шкаф. Со шкафа свисали гирлянды, хотя до Нового года было далеко.
Гостей встречали воспитательницы, журналисты и члены благотворительной организации, которую возглавлял Михаил Казимирович. У стены выстроились в шеренгу пятьдесят ребятишек от мала до велика. Некоторые из них смотрели на гостей с благоговением, другие – спокойно, третьи – гордо и безразлично, четвертые прятались за спинами старших. Некоторые дети вообще не интересовались гостями – они алчно глядели на привезенные пакеты.
– Подарки получите после спектакля, – строго сказала воспитательница и обратилась к артистам. – Идемте, я провожу вас в актовый зал.
***
Через час Даша произнесла со сцены свою реплику и ушла в детскую, выделенную артистам под гримерку. Там девушка переоделась и решила вернуться в зал, чтобы досмотреть спектакль как обычный зритель. Но не успела она отойти от гримерки на пару шагов, как услышала жалобный плач, доносившийся из соседней комнаты. Арсентьева машинально схватилась за дверную ручку, но не решилась войти. Даша по себе знала, что иногда лучше поплакать в одиночестве. Сомнения отпали, когда плач перешел в душераздирающий визг.
