Czytaj książkę: «Жулики. Книга 6»

Глава 1

14 Июля 1789-го. Мишка появился довольно далеко от Бастилии в одной из улочек выводящей к знаменитой королевской тюрьме-крепости. Был полдень и солнце припекало.

"Запарюсь я в этой сутане",– подумал он, оглядываясь по сторонам. Они с Леркой материализовались в каком-то тупичке, образованном при строительстве доходных домов и настолько узком, что если бы нужно было разворачиваться, то Лерка, пожалуй, это сделать не смогла. Она стояла, почти касаясь боками стен и, возмущенно пофыркивала.

– Что. Не нравится?

– Да чего хорошего-то? Ни кустика, ни травинки.

– Сейчас выберемся. Только там вряд ли на улицах центральных зелени тоже много. Не особенно в эти времена уделяли этому внимание,

– Мишка двинулся по кишке тупичка и через два десятка метров он вывел их на вполне нормальную улицу, шириной метров в десять, по которой в обе стороны сновали парижане. Дернув пробегающего мимо мальчишку, лохматого и босого, Мишка узнал направление, в котором нужно двигаться, для того чтобы попасть к Бастилии. Лерка цокала рядом подковами и крутила по сторонам головой.

– Прекрати вертеть башкой, как студент в борделе,– сделал ей замечание Мишка шёпотом.– Филька, мотай на розыски Сереги,

– Филя, выпорхнул из рукава и взвился почти вертикально вверх. Улочка была довольно оживлена в это время дня, но в основном движение было в том же направлении, в котором двигался и Мишка. Парижане шли к Бастилии. И не с пустыми руками.

Впереди Мишки, энергично размахивая руками, двигались трое мужчин, одетых довольно пестро и разнообразно, но в рванье. У одного даже что-то похожее на мундир красовалось на плечах, но явно донашиваемый за кем-то. "Пролетарии, блин",– к такому выводу Мишка пришел, рассмотрев предметы, которые несла троица.

У того что шел крайним слева, на плече лежала самая обыкновенная кувалда с длинной рукоятью и блестящими ударными плоскостями. Кувалда или молот была довольно увесистой и несущий ее, периодически перебрасывал рукоятку с одного плеча на другое.

У шагающего посередине, в руке правой, чернели здоровенные кузнечные клещи метра полтора длиной, а тот, что крайний справа, забросил на костлявое плечо длиннющий лом.

"Штурмовать тюрьму идут работяги",– подумал Мишка, прислушиваясь к их разговору.

– Этот Камиль толково вчера все объяснял. Я сам слышал. Ты вот, Жан, сколько получаешь за день?

– Концы с концами еле сводим. Если бы жена еще в прачечной у мадам не гнулась с утра до ночи, то впору детишек на паперть посылать,– буркнул в ответ "молотобоец".

– А эти с жиру трескаются. Нажрали рожи. Камни на шею и в Сену.

А улица тем временем наполнялась людьми. В основном такими же, как трое шагающих перед Мишкой. И у всех что-нибудь было в руках увесистое. Самодельные пики, топоры и кое у кого ружья и мушкеты.

– Вчера Дом Инвалидов разгромили. Жаль я не успел вовремя,– сетовал тот, что с клещами, завистливо поглядывая на идущего впереди ремесленника с мушкетом.

– Эй, приятель, махнем клещи на мушкет,– предложил он счастливому обладателю огнестрела.

– Да иди ты со своими клещами,– отмахнулся тот и даже голову не повернул в сторону шутника.

– Ох, какие мы важные. Заряжать-то хоть умеешь? Мушкетер?

– Уже заряжен,– оглянулся наконец-то "мушкетер".– Дело не хитрое. В Бастилии, говорят, арсенал будь здоров. Там этих ружей, на армию заготовлено Людовиком. И пороховые припасы, тоже говорят, знатные,– поделился он слухами.

– Возьмем, увидим,– оптимистично откликнулся ремесленник с клещами.

Улочка вильнула пару раз и вывела точно на крепость, которая просматривалась вся целиком и выглядела грозно и неприступно. Мост через ров был поднят и между зубцов мелькал немногочисленный гарнизон, испуганно разглядывающий толпы народа, скапливающиеся вокруг крепости.

– Парламентеров, говорят, послали. Чтобы сдавались. Чего там их вон. А уже и с ответом идут,– кто-то с острым зрением, взял на себя роль комментатора, остальные вытягивали шеи, пытаясь разглядеть парламентеров.

Посланная к крепости делегация парламентеров, что-то громко объясняла толпам.

– Говорят, что послал их комендант Лонэ к чертям и мост опускать отказался,– передавали новость из уст в уста.

– Сами опустим. Айда за мной,– моментально появившийся лидер, тут же организовал ударную группу. Человек двадцать с топорами и кирками, к которой присоединилось по ходу перемещения еще человек сто. И вся эта добровольная, штурмовая группа полезла в ров, помогаю друг другу и вырубая кирками и топорами ступени в отвесных стенах. Ров, частично заполненный водой и нечистотами, преодолели охотники за считанные секунды и, не встречая сопротивления, ринулись к подъемному мосту. И только тогда прозвучали первые выстрелы из Бастилии.

Очевидно, сначала вверх, но видя, что никто и не думает испуганно отступать, стрелять начали и по толпе, уже подбегающей к мосту. Упали первые убитые и раненые. А со стены рявкнула пушчонка и заряд картечи, слегка проредил бегущую толпу. Раздались выстрелы и со стороны штурмующих.

Знакомый уже Мишке "мушкетер", так же выпалил с грохотом и клубом дыма в сторону крепости и принялся деловито перезаряжать свое оружие.

– Ну и где тебя искать в этой давке?– пробормотал Мишка, оглядываясь по сторонам. На плечо плюхнулся Филя и зачирикал на ухо:

– На улице Бобур. Находится в подвале. Прикован к стене. Без сознания.

– Когда успел в дерьмо влезть?– пожал Мишка плечами.– Всего на час раньше меня ведь сюда проскочил. Веди, давай,– и, следуя указаниям Фили, двинулся, раздвигая толпу ремесленников.

– Эй, монах, полегче нельзя копытами?– заорал отодвинутый с дороги очередной ротозей, наблюдающий как рубят цепи топорами на подвесном мосту "охотники".

– Что, смотреть мешаю? А сам не хочешь поучаствовать? Вон уже сколько народу подстреленного ползет обратно через дерьморечку. Чего уставился? Это лучшие сыны Франции жизни свои на алтарь свободы кладут, а ты тут под ногами путаешься. Мать твою…– не останавливаясь, отшил недовольного Мишка.

А подъемный мост уже рухнул и вопль торжества пронесся над толпами, штурмующими Бастилию. Откуда-то притащили три огромных воза с соломой, подожгли и густой, белесый дым окутал подступы к крепости, мешая защитникам вести прицельный огонь. Опять рявкнули пушки, выплюнув очередную порцию картечи и один из наводчиков видимо взял специально повыше, потому что взвыли мельтешащие в отдалении зеваки.

– Шоу, как в России у Белого дома в 93-ем,– сплюнул Мишка зло и пошел быстрее, бесцеремонно отшвыривая всех, кто не успевал увернуться и отскочить.

– Задолбали своей Революцией, блин. Дорогу, мазурики, задавлю,– народ нехотя раздвигался, вытягивая шеи в сторону крепости.

– Ну, что там?– волновался какой-то коротышка в замызганном цилиндре и потертом сюртуке.– Что видно?

– Белый флаг вывесили,– ответил ему Мишка.– Беги скорее, там сейчас добычу делить начнут.

– Где флаг?– заволновался еще пуще коротышка.– Что делить?

– Деньги,– наклонившись, рявкнул ему в самое ухо Мишка.– Там полные подвалы серебра и золота.

Толпа заколыхалась, усваивая информацию и ломанулась в сторону Бастилии.

– Ну, теперь и флага не нужно, минут через пять ворвутся на одной только алчности,– скривился Мишка.

На улицу Бобур он вышел минут через пять и сразу увидел Верку, которая стояла привязанная к кованому кольцу, торчащему из стены. Специально для лошадей очевидно туда и ввинченному.

– Та-а-а-к! Стоишь, значит. А где хозяин?– спросил он «Трояна».

– Унесли полчаса назад вон в ту дверь,– мотнула головой Верка.

– А ты стояла и смотрела?

– Указаний не было от Хозяина,– тряхнул гривой "Троян".

– Кукла Барби,– сморщился Мишка.– Филя, сколько там мазуриков?

– Восемь человек, вооружены всяко-разно. Местные тати. Пользуются смутой, мародерничают. Сейчас перекусят, чем Бог послал и опять на промысел.

– Зачем заковали Серегу тогда?

– Чтобы жаловаться не побежал.

– Почему не убили?

– Так не душегубы же, а мародеры.

– И много там еще таких простофиль, вместе с нашим охламоном?

– Да уже дюжину стреножили.

– Чего же лошадь без присмотра оставили?

– Отчего же без присмотра? Очень даже присматривают. Вон за углом двое,– чирикнул Филя.

– И правда две рожи, как я вас сразу-то не заметил? Ну-ка ко мне оба, живо. Побазарить пока хочу,

– Мишка щелкнул пальцами и из-за угла окончательно вывалились два оборванца, но при мушкетах и шпагах.

– В Доме Инвалидов разжились?– кивнул Мишка на железо.

– Та-а-м, мсье,– расплылся в улыбке оборванец постарше и позадиристее выглядящий. Волосы у него на голове были жгуче черного цвета, да еще и вились в мелкое колечко, так что нетрудно было угадать в нем выходца из какой-нибудь очень южной колонии Франции.

Второй оборванец был напротив совершенно бледнолицый, на столько, на сколько, возможно вообще европейцу им быть. Он лишь сопел и шмыгал носом, усыпанным веснушками и лет ему было никак не больше 10-ти. Серые глаза, конопатое лицо, соломенные волосы. Вот уж кого за мародера сразу и не посчитаешь. Гаврош.

– Ну и какого хрена вы, пацаны, моего лучшего кореша по башке огрели и на цепь посадили?– начал Мишка "базарить".

– Кто ж знал, что он ваш корешь?– пожал плечами "кучерявый".– Кошелем тряс, вот и получил.

– Чего это он им трясти тут начал?– не понял Мишка.

– Так вот Пьер, попросил денежку на пропитание, а он достал и давай звенеть монетой. Мы тут чуть все не оглохли. Много у него их оказалось. Ни че, отлежится к утру.

– Так он ведь отлежится когда, так все ребра вам переломает,– усмехнулся Мишка.

– Ищи ветра в поле,– захихикал чернявый, а конопатый залился весело вслед за ним.

– Веселые вы, пацаны, я смотрю. Ты, рыжий, за лошадьми присмотри, а ты брюнет брутальный, веди к своим гаврикам, – распорядился Мишка и "бледнолицый", тут же принялся прохаживаться, бдительно озираясь, а "брутальный брюнет", помчался к двери дома, с огромным кольцом вместо дверной ручки. За него он и потянул, предупредительно распахивая ее перед подошедшим следом Мишкой.

За дверью сразу оказалась площадка в пару метров площадью и ступеньки лестницы круто уходящие вверх и вниз.

– Куда?– оглянулся Мишка на чернявого.

– Вниз, мсье.

Мишка спустился по ступеням вниз, всего их было с десяток и выводили они в десятиметровый проход, из которого можно было попасть, судя по дверям, сразу в десяток помещений.

– Что за бордель?– буркнул Мишка.

– Бордель и есть,– весело подтвердил его догадку кудрявый.– Мадам Зизи.

– И где сама мадам?

– В подвале на соломке отдыхает, вместе с вашим корешем.

– Что ж вы так с женщиной невежливо обошлись?

– Скандалить принялась, долю требовать. Совсем страх потеряла. Вот Огюст и велел, по репе дать и на цепь посадить.

– Откуда цепи там?

– Так у мадам там карцер для гулявых. Чтоб значит для острастки и порядку.

– Вот как значит. Садистка?

– Как есть сидит теперь сама. Для ее телес полезно. Теперь сюда, мсье, – чернявый распахнул вторую слева дверь и, глазам Мишкиным открылась идиллическая картина. В довольно обширном помещении, расположилось человек пятнадцать различного пола. Видимо мародеры решили совместить приятное с полезным и "перекус" устроить вместе с девицами борделя.

За двумя деревянными, массивными, грубо сколоченными столами, развалясь на лавках, пировала разношерстная компания разбойничков уличных и уличных же шлюх.

– Привет честной компании,– Мишка шагнул в помещение и принялся не спеша разглядывать всех там находящихся.– Потасканные, самым древним ремеслом, женские мордашки, показались ему все на одно лицо. Хмельные и разнузданные до нельзя. Ну а мародеры тоже особенного впечатления на него не произвели. Оборванцы и оборванцы. Дно парижское.

– Ты кого это привел, Турок?– поднялся со скамьи невзрачного вида мужичок. Глаза его, однако, смотрели настороженно, и в руке он держал здоровенный тесак, которым хозяйки рубят мясо на приличных кухнях.

– Этот мсье сказал, что он корешь того монаха с кошелем. Тоже вишь ты монах, Огюст,– радостно улыбнулся Турок.

– И чего он хочет?– продолжал допрашивать Турка Огюст, так будто бы Мишки здесь и вовсе не было или был он глухонемой, язык жестов которого понятен только Турку.

– Велел сюда привести,– оскалился весело Турок.– Вот привел.

– Чего надо?– наконец Огюст решил удостоить и Мишку своим вниманием. Задавая вопрос, он размахнулся и всадил тесак в столешницу.

– Для начала, дай команду своим живоглотам прекратить чавкать как свиньи,

– Мишка прошел к столу и уселся на скамейку, закинув ногу на ногу.– Чего это вы жрете такое вонючее? Сыр?!

– Мишка брезгливо покосился на объедки, валяющиеся на столешнице.– Хоть бы окна открыли, дышать же нечем!

У Огюста и остальных членов шайки мародеров, пропал дар речи. Все одновременно уставились на наглеца, который заявился в «чужой дом» незвано, да еще и «качает права».

– Ты хто есть?– поднялся со скамьи напротив оборванец с огромной медной серьгой в ухе, голова у него была абсолютно лысой и от того он был похож на сказочного джина. Лохматые брови, нос крючком, в общем, сходство стопроцентное. Еще бы халат в звездах… Впрочем, рваная рубаха, с закатанными рукавами, сходство не особенно портила.

В руке "джин" держал двух пинтовую глиняную кружку, с каким-то пойлом, которое смаковал перед приходам Мишки. А теперь он ей легонько постукивал по столу, показывая нетерпение, с которым ждет ответ на свой своевременный "правильный" вопрос.

– Голубой что ли?– покосился на "джина" Мишка.– Сядь, с тобой потом отдельно пообщаемся, если захочешь.

– Ты-ы-ы! Святоша! Отвечай когда спрашивают! Пока рыло не свернули!– начал свирепеть "джин" и швырнул в Мишку обглоданную кость.

Кость, скорее косточка куриная, очевидно, подхваченная "джином" со столешницы, должна была, по его мнению, поставить наглеца на место. Унизить и вразумить. Однако, швырнул он ее несколько сильнее, чем нужно, да еще и не попал в наглеца, глумливо ухмыляющегося в двух метрах. Кость мелькнула мимо Мишкиной головы и врезалась в лоб, сидящему за следующим столом мародеру, которому, судя по реплике, это явно пришлось не по душе. Так и сказал, слегка брызгая слюной:

– Ты чего, Лохматый, это мой лобешник. И не жАлезный,– обиженный Лохматым мародер, тер лоб и шарил глазом по столешнице /единственным, второй прикрывала грязная повязка серого цвета/, подбирая что-нибудь поувесистее.

Все предметы и остатки трапезы разбойничьей, казались ему либо скромного размера, либо не удобными для применения. Наконец его единственный глаз остановился на деревянном черпаке, который он тут же и метнул. Продемонстрировав, в отличие от Лохматого, удивительную меткость.

Черпак свистнул над Мишкиной головой и врезался с треском прямо в лысину "джину", то бишь Лохматому. Отскочив от зарумянившейся лысины, черпак заскакал по столешнице, опрокидывая на пирующих "работников ножа и топора" кружки и кувшины. Несколько оборванцев вскочило на ноги, отряхивая с порток пролитое пойло.

– Ты что, гад?! НА-А-А!!!– Лохматый, в припадке праведной ярости, не пожалел и размахнувшись метнул в одноглазого глиняную кружку. И опять промахнулся, умудрившись обидеть сразу двоих собратьев по ремеслу.

Размахиваясь, он выплеснул не меньше литра жидкости в лицо главарю Огюсту. А кружка прилетела в лоб, сидящему рядом с одноглазым оборванцу, с подвязанной щекой.

Парень и так маялся с зубами, и был не в духе по этой причине. Так что, когда ему «звездорезнуло» промеж глаз глиняной посудиной, то он обалдел всего лишь секунд на пять. Ошалело уставившись на черепки, в которые превратилась кружка, после встречи с его лбом, а потом без лишних слов, кинулся на причину всех его "несчастий и неудач по жизни" – Лохматого.

Причем скакнул прямо со своей лавки на столешницу, аки козел и уже в полете врезал так Лохматому в челюсть, что удар Огюста, в то же место предназначавшийся, ушел в пустоту.

Огюста поволокло по всем законам физики по инерции, следом за ударом и он машинально схватился, падая, за подвернувшуюся ему "жрицу любви". Но "жрица" оказалась особой не только легкого поведения, но и телосложения тоже, по этой причине удержать Огюста не смогла и, завизжав, опрокинулась вместе с ним на пол. Умудрившись, падая, пнуть ногой в деликатное место своего "кавалера", на коленях у которого восседала до падения.

"Кавалер" взвыл, как "кавалеру" в подобной ситуации и положено, и принялся срочно проверять сохранность своих "деликатесов", прыгая вокруг стола и расшвыривая соратников.

При этом он раз двадцать в течение пяти секунд помянул мать озорницы и даже вспомнил ее прабабку, с которой ему уж точно видеться в этой жизни не приходилось. Прабабка озорницы, возможно, услышала проклятье адресованные ей и из-за гроба тут же наказала "кавалера", врезав ему по голове кувшином, использовав руку пришедшего в себя Лохматого.

И тут уж "веселье" началось настоящее. Все били всех. Даже шлюхи визжа и плюясь, рвали последние волосы друг у дружки из легкомысленных голов. Летала, разлетаясь вдребезги, посуда и рев стоял такой, что наверное даже штурмующие Бастилию парижане позавидовали бы, услышав его.

Глава 2

Мишка поднялся и вышел из помещения, перешагнув через сцепившихся в смертельном клинче Огюста и Одноглазого. Дважды уклонившись от летящих ему в голову кувшина и кружки.

Турок по-прежнему стоял у распахнутых дверей и в общем "веселье" участия не принимал. Растянув губы в улыбке, он с удовольствием наблюдал, как калечат друг друга его сотоварищи.

– А ты чего? Неужто ни к кому претензий нет?

– Не а,– мотнул отрицательно головой Турок.– Я у них недавно.

– Понятно. Это у них еще минут на десять, пятнадцать. Пошли в узилище,– Турок повернулся и с сожалением оглянувшись несколько раз, помчался впереди Мишки дальше по коридору, который уперся в массивную дверь с кованым засовом, оказавшим-бы честь даже воротам Бастилии.

Засов Турок сдвинул, и дверь в каземат бордельный распахнул. Камера оказалась довольно тесной, метров пять не более. Чулан уж скорее. Наверное, первоначальное предназначение этого помещения таковым и являлось, так как окон в нем не было. Зато народу было как раз по паре на метр. Причем один метр занимала хозяйка борделя – Зизи. Серега лежал в левом углу, с головой заботливо перемотанной тряпицей и, похоже, что был без сознания. Одна рука его была скована здоровенным кольцом и цепью зафиксирована на скобе, торчащей из стены. Кроме мадам Зизи и Сереги, в чулане находилось еще десять человек, разного возраста и судя по одежке принадлежащим к разным слоям Парижского общества.

Пару человек, правда, были и вовсе без одежки. То ли первыми попали мазурикам под еще не нахватавшую добычи руку, то ли строптивость проявили, в общем сидели трясясь и прикрываясь руками.

Зизи, так же как и все, с цепью на жирной руке, испуганно уставилась на Мишку, прислушиваясь к вою, который не утихал и к которому добавился треск сокрушаемой мебели.– "Посуда кончилась, а жажда разрушать нет",– подумал Мишка.

– Ключи у кого от цепей?– спросил он Турка и тот пожал плечами.

– У Огюста, наверное. Я их не запирал. Лохматый у нас специалист по цепям,– хихикнул Турок.

Мишка, щелкнул пальцами, и звенья цепей посыпались, разъединяясь на отдельные кольца.

Серега сел и открыв глаза, оторопело принялся оглядываться, не понимая, где находиться и что за люди вокруг него сидят. Причем двое нагишом.

– Ну что ж, господа, все свободны. Выходите, забирайте свое имущество и всего наилучшего. Заждались дома-то, небось? Мадам, принесите этим двум несчастным что-нибудь накинуть на себя. Видите, стесняются?– распорядился Мишка.

– А эти?– мадам Зизи, ткнула пухлым пальцем в сторону, воющих в экстазе драки, мародеров.

– А этим не до вас. У них разборки внутренние. Не мешайте. Минут пять еще повоют и успокоятся,– заверил Мишка.

Мадам Зизи, переваливаясь уткой, ушлепала за тряпками для голозадых, а заключенные стали выползать из каморки, испуганно вздрагивая при очередном визге или рыке, частота которых начинала снижаться. "Разборки" близились к финалу.

Наконец, прикрытая Мишкой дверь в трапезную, с грохотом распахнулась, и в коридор вылетел спиной вперед Лохматый, с вцепившимся в него Одноглазым.

Рухнув на пол, они покатились по нему, рыча и сквернословя.

– Самые выносливые видать,– сделал вывод Мишка, щелчком останавливая сцепившихся насмерть мародеров. Так и замерли, как братья, обнявшись и переплетясь ногами.

Заглянув в трапезную, Мишка убедился, что не ошибся, когда определял крутизну Одноглазого и Лохматого. Целой мебели и посуды, при беглом осмотре не наблюдалось и во вменяемом состоянии кого-либо тоже. Даже шлюхи, пестрели юбками там и сям в самых жалких позах. Кто-то стонал, с клекотом выплевывая выбитые зубы, и хрипел у самого порога Огюст, сжимая в руке окровавленный тесак.

– Это кого ж ты зарубить успел? Придурок,– Мишка принялся оглядывать тела, оборванцев и шлюх, но обезглавленных не обнаружил и, успокоившись, пожал плечами:

– Из носу натекло, наверное. Отдыхайте пока. Потом проведем общее собрание и "разбор полетов". Полчаса я подожду,– Мишка подумал и, щелкнув пальцами, вернулся к чулану, из которого наконец-то выполз Серега, болезненно морщась и держась за грязную тряпку на голове обеими руками.

– Слышь, Миха, где это мы?– спросил он хриплым голосом.

– На Дне. Парижском,– Мишка посторонился, давая возможность появившейся мадам Зизи, оказать "вспомоществование сирым".

– Это мой камзол,– обрадовался один из голозадых, выхватывая из ее рук свою одежду.– У меня еще деньги с собой были, целый Луидор и пенсне,– принялся шарить он по карманам одежки и разочарованно притих, обнаружив их вывернутыми.

– Получите свое имущество через полчаса,– пообещал Мишка, вселяя надежду в сердца потерпевших.– Придут в себя оглоеды и все вернут. Одевайтесь пока,

– судя по состоянию изношенности камзола, потерпевший, получивший его назад, принадлежал к третьему сословию, либо был чиновником средней руки. Прикрыв довольно упитанные телеса он сразу приобрел уверенность и, распрямившись, оказался с Мишкой почти одного роста.

– Антуан Клеше – бакалейщик,– представился он, кивнув коротко стриженой головой с мясистым носом.

– Карл Маркс – путешественник,– кивнул в ответ Мишка.– И как вас угораздило сюда попасть, Антуан Клеше?– полюбопытствовал он.

– Шерше ля фам,– пробормотал Антуан Клише, зыркнув виновато блеснувшим оком в сторону мадам.

– Клиент, стало быть? Как потерпевший имеете право на бесплатный абонемент, годовой как минимум,– посочувствовал Мишка.

Мадам услышав, какие перспективы грозят ее заведению, забыла про то, что всего пять минут как слезла с цепи и взвыла раненой волчицей:

– За что-о-о-о-о-о? Он сам виноват, мсье. Ну, вот заче-е-е-м, заче-е-е-ем нужно было перечить Огюсту? Он же по-хорошему просил, по-доброму.– "Мотай отсюда, козлина".– Отпускал, стало быть. И чего нужно было с ним спорить? Сидел бы сейчас у себя в лавке, рядом с супругой и горя не знал. Бедняжка – мадам Клеше, все глазоньки пади выплакала. Пойду-ка утешу ее. Прямо немедленно, – мадам Зизи сделала вид, что собирается мчаться утешать "бедняжку Клеше" и, даже сделала шаг в сторону выхода. Но мсье Клеше, прыгнул к ней и схватив за толстую ручищу, принялся убеждать, что никакого абонемента годового ему не нужно и даже недельного не надо, а мадам Клеше он сам утешит, тем более что ее и в лавке-то нет. – Сестрицу в Версаль вчера поехала проведать. Захворала сестрица-то. Так что вы не утруждайте себя, мадам Зизи. Мне бы Луидор вернуть и, никаких претензий более к заведению нет.

– Ну-у, денег я ваших не видела, мсье, и если вам его вернут Огюст с шайкой, то буду рада за вас,– мадам озорно подмигнула Антуану.– Всегда рада видеть вас у себя.

Остальные потерпевшие претензий своих хозяйке так же высказывать не стали и она, совсем успокоившись, принесла платяную щетку и принялась приводить одежду бывших сокамерников в опрятный вид. Мишка отвел Серегу в сторону от толпящихся по-прежнему у дверей каморки бывших узников и спросил:

– Ну и за каким хреном тебя понесло в День взятия Бастилии?

– Из-за Вилли,– скривился Серега.– Миш, щелкни пальцами. Что-то мозги гудят.– Мишка щелкнул, и Серега блаженно улыбнулся:

– А самому не сообразить? Друг можно сказать с мозгами набекрень, а ты… Вот сволочи! Ох, я им сейчас устрою,– Серега шагнул было в сторону трапезной, но Мишка придержал его за рукав.

– В отрубе они все. Успеешь еще разобраться, никуда не денутся. Так что там Вилли?

– Здесь он. Понимаешь, разговорились мы с ним вчера. Вино это, которое из подвала… Как его?

– Пинот Ноир,– подсказал Мишка.

– Ну да. Сели, значит. Отвальные, то, се. Ну, он и вспомнил про день взятия Бастилии. Был здесь по коммерческим делам.

– Ну, был. И что? Тебе тоже захотелось?

– Да нет же. Он рассказал, что его чуть толпа не казнила, приняв за наемного швейцарца, которые Бастилию обороняли. Эти-то коменданту голову оторвали, как его там звали?

– Маркиз Лоне,– опять подсказал Мишка.

– Ну да, Лоне. В общем голову ему оторвали, на пику насадили и по Парижу отправились гулять. Чтоб значит всех порадовать. Ну а заодно и всем подозрительным морды чистить. Вот Вилли им и подвернулся. Чудом, говорит, спасся. Монах влез какой-то и буквально отбил у толпы. Вилли даже прослезился, вспоминая. Говорит, уже голову хотели отрезать, когда этот монах подоспел и спас. И говорит, что очень на меня был этот монах похож. Если бы не разница в возрасте. Вот, мол, как бывает.

– Он что общался с этим монахом длительное время?– заинтересовался приключениями Вилли в Париже Мишка.

– Совсем не общался. Крикнул ему монах:– "Беги". Вилли и помчался со всех ног прочь. Толком не успел разглядеть, оглянулся один раз всего, когда за угол ближайший заворачивал.

– И что увидел?

– Говорит, что побоище увидел жуткое. Видать, толпа между собой передралась.

– Это все?

– Все, но я решил проверить. Что это за монах, на меня похожий, его выручил. Может как тот офицер, что Неккера отмазал? Ну а дальше… Блин… Попал как лох. Пацан этот:– "Мсье, женема сис жур". Тьфу.

– Как ты думаешь, почему я здесь?

– Понятно почему. Не вернулся вовремя, вот и задергался.

– Я три дня "дергался". Ты здесь два часа, а там тебя нет три дня. Что это может означать? А то, что не заявись я сюда сегодня и где тебя таскали бы эти гаврики одному Богу известно. По какой-то причине они решили тебя не отпускать целых три дня. Или на цепи бы сидел все это время, или дали бы еще раз по башке беспечной и уволокли бы в другое место.

– Вот гады!!!

– Да уж. Негодяи. Нет, чтобы сразу угрохать, как все приличные бандиты поступают.

– А я про что? Садисты, блин. Обязательно выясню, что они со мной сделать планировали.

– Сейчас… Так они тебе все и рассказали. Они может еще и сами не знают, что собирались. Им может, еще это в голову не пришло ни кому. Пока они просто держали вас всех под замком, чтобы не мешали "работать". А завтра или послезавтра может быть, кому-то из них придет в голову идея ночью вас вывезти из города и продать на галеры гребцами. Особенно вы с мадам для этого габаритами подходите. Особенно мадам.

– А чего это ворье перегрызлось между собой? Твои штучки?

– Какие штучки? Просто я зашел, "побазарить". "Базар" не получился. Кончилось все "махачем". Вон даже шлюхи все в "отрубоне". Можешь выбирать любую, там их штук пять. Все красавицы, одна другой обольстительнее. Чаровницы. Женой будет верной, потому как нагулялась досыта.

– Издеваешься? Ну, ну, паяц. Ничего будет и на нашей улице пень цвести. Где, кстати, мое барахлишко? Кошель, "Перф", курево? Курить хочу, аж… Слов нет как. Эй, как там тебя? Зюзя, подь сюда,– Серега поманил к себе пальцем мадам, и та живенько подскочила, переваливаясь с боку на бок.

– Чего изволите, мсье?

– Изволю барахлишко свое назад получить. Где тут они склад устроили, награбленного?

– Вон в той комнатке,– указала на дверь мадам, пухлым пальцем.

– Отворяй закрома,– скомандовал Серега нетерпеливо, видать и, правда "уши пухли" от никотинового голода.

– Открыто,– махнула рукой мадам. Серега шагнул к указанной двери и дернул кольцо-ручку на себя.

В комнате он пребывал минуты две и вышел оттуда расстроенный и хмурый.

– Нет моего ничего. Видать по карманам растащили, сволочи. Одна "Завеса" только осталась и то потому, что обшаривали не внимательно,– Серега достал пластину из внутреннего кармана и шлепнул ее на ладонь.

– Интересно, почему ты ей не воспользовался в течение трех дней? Ведь под рукой была? А в ней тебе с цепью разобраться две секунды делов.

Серега пожал плечами.

– Может от удара по тыкве у тебя амнезия приключилась. В смысле "здесь помню, а здесь не помню"?-

Серега опять пожал плечами.

– Ты меня узнал, когда в себя пришел?

– Узнал, конечно. Может они сволочи еще раз потом обыскать бы успели, если бы ты не заявился? Сколько бы я еще провалялся?

– Не знаю. При сотрясении мозга человек может очень долго в отрубе лежать. Смотря чем сотрясти. А у тебя там шишка на полголовы была. Хорошо, что мозгов мало, кость в основном.

– Сам ты кость. Пора этих мизераблей допросить. Ох, чего-то кулаки чешутся. Видать к деньгам,– усмехнулся Серега.

– К деньгам ладонь левая чешется.

– А у меня все что чешется, все к деньгам,– отмахнулся Серега от Мишкиного уточнения народной приметы.

– А шпага где?

– В "Трояне". Монах при шпаге это было бы что-то.

– А монахи при саблях или мечах – это нормально?

– Ну, так это где? В дороге. И когда? В веке 14-ом. А у нас на дворе век просвещенный 18-тый. Буржуи власть берут везде. Техническая революция началась. Паровой двигатель уже, наверное, изобрели. Поднимай братву, хочу за жизнь с ними покалякать. Кто у них главный в шайке-лейке?

– Попробуй сам определить. Ты же любишь угадывать,– усмехнулся Мишка.– Спорим на подзатыльник, что с трех раз не догадаешься?

– Идет. Готовься,– Серега двинулся в сторону обнявшихся на полу Лохматого и Одноглазого.– Голубые что ли?– сплюнул он на пол и схватив обоих за шивороты, поставил на ноги.

Лохматый и Одноглазый, давно уже пришедшие в себя, но не имевшие возможности шевельнуться и даже разговаривать, оба шумно выдохнули сквозь стиснутые зубы и попытались вырваться из Серегиных рук, получив свободу конечностей. Это его позабавило и, приподняв обоих мазуриков за шивороты, так что ткань затрещала, он внес их в трапезную, как нашкодивших котят.

Причем оба так перепугались, повиснув в воздухе, что дергаться перестали и похожи на этих котят стали абсолютно, даже колени слегка поджали, не сговариваясь. Серега швырнул обоих на пол и принялся сгонять всю банду пинками в угол, подавляя легкое сопротивление.

Кто-то, похоже, что Огюст – отмороженный, швырнул в него тесак, который отскочил от "Завесы" в районе груди и привел мародеров в панику, а Серегу разозлил. И церемониться он перестал с мазуриками вовсе. Быстро, в течение считанных секунд, согнал их оплеухами в угол и шугнув вон, пришедших в себя "жриц любви", приступил к допросу.