Czytaj książkę: «Последние слезы старого мира», strona 3

– Они все умерли, – сами собой прошептали губы. – Умерли! Как я и хотел.

Чувство вины и скорби обрушилось на единственного оставшегося в живых воспитанника дома-интерната. Марк заплакал, слезы смешивались с каплями дождя и стекали по впалым щекам. Краем глаза он заметил, что призраки приближаются к нему, и побежал. Он с легкостью двенадцатилетнего мальчика перелез через кованую ограду и пустился бежать по улице. Сердце бешено колотилось в груди и от быстрого движения, и от винивших его в случившейся трагедии мыслей. Он повернул на главную улицу и услышал вой сирены служебной машины.

– А вдруг это меня ищут, вдруг они знают, что это я во всем виноват? – нашептывал страх.

Марк развернулся и побежал в сторону парка, он мельком бросал взгляд на мертвых людей, лежащих на тротуарах. Они выглядели так, словно с них сняли кожу. Непонимание происходящего, одиночество, пронизывающий холод от промокшей, тяжелой одежды сводили с ума. В глубине парка лаял пес, и мальчик пошел на его призывной клич. На скамейке сидел мужчина, задрав лицо кверху, словно рассматривая проплывающие над ним облака. Только не было никаких облаков, как и лица у несчастного. А рядом с лавкой сидел золотистый ретривер, и его звонкий голос был единственным звуком в покрытом серой пеленой дождя городе мертвецов. Марк погладил промокшую шерстку пса и взял его за поводок. На бежевом ошейнике шариковой ручкой было нацарапано «Варфоломей». Держа собаку на поводке, мальчик пошел дальше, сам не понимая, куда идет и что ищет. Он старался держаться подальше от дороги и перемещался сквозь внутренние дворы старых многоэтажек. Футболка и шорты полностью промокли, словно мальчик только что вынырнул из моря, а прихватить с собой куртку он не просто не успел, а даже об этом не подумал. Пробираясь через очередную скудную детскую площадку, Марк наткнулся на еще одно темно-красное тело без кожи и лица. Это была женщина в халате, на синем фоне которого расцветали белые ромашки, запачканные кровью. Марк подошел поближе и даже наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть и тут почувствовал на себе пристальный взгляд. Мальчик поднял голову и увидел молодую женщину на балконе пятого этажа. Выглядела она очень странно: растрепанные черные волосы, черное кружевное, словно бальное, платье с большим вырезом на груди, размазанная по верхней части лица тушь, а по нижней – помада, и испуганный подозрительный взгляд больших карих глаз. Но она была живая! Она – первый живой человек, которого встретил Марк после своего освобождения из подвала. Даже не раздумывая, мальчик побежал в подъезд. Он быстро добрался до пятого этажа, вычислил, из какой квартиры окна могут выходить во внутренний дворик и, крепко держа в руке поводок Варфоломея, постучал в дверь.

***

Дорога вела в гору, открывая вид на неспокойное море, обнимающее своими холодными волнами неровную береговую линию. Лысеющий лес сбрасывал густую шевелюру рыжих и бурых листьев себе под ноги, оголяя скрюченные ветви, угрожающе покачивающиеся под шквальным ливнем. Одинокий кортеж из трех бронированных джипов уверенно ехал по пустой трассе, похожей на извивающуюся гадюку, прошмыгнувшую сквозь горный массив.

Дорога заняла больше времени, чем изначально планировалось. Игорь Васильевич сидел у окна и просматривал на экране своего рабочего телефона регулярно приходившие сообщения. Все авиарейсы отменили, а те самолеты, которые на момент начала дождя были в воздухе, успешно совершили посадку в аэропортах. Это была хорошая новость. Были и плохие. Например, о том, что гидрометцентр не может понять продолжительность дождя и назвать хотя бы примерное время или дату его окончания. Варя умиротворенно посапывала на его плече. Ее густые льняного цвета волосы небрежно прикрывали часть лица, из-под них торчал тонкий носик, немного задранный кверху, и пухлые маленькие, словно кукольные губки. Президент с нежностью посмотрел на дочь и аккуратно, чтобы не разбудить, поцеловал в лоб. Рядом сидела жена Ольга. Им обоим в этом году исполнилось по сорок пять лет, из них двадцать пять лет были прожиты вместе. Возраст ее совсем не портил, она стала женственнее, ярче и благороднее. Он посмотрел ей в лицо и не увидел там ни страха, ни упрека, ни вопроса. Она была его спутницей, его другом, его опорой во всем, и даже сейчас, когда происходящее было странным, пугающим и непонятным, она не позволила себе ни паники, ни расспросов, которые могли бы утомить или расстроить его. Она уловила его взгляд и улыбнулась, будто говоря, что мы вместе, а, значит, все будет хорошо.

Игорь Васильевич вернулся к своим мыслям. «Правительство Норвегии было обезглавлено. Головы не нашли» – прочитал он полученное сообщение. Кто мог отрезать головы премьер-министру и королю, и куда их затем дели? Очень странно. Странно и зловеще. В дороге они были уже больше двух суток, делая небольшие остановки на заправке, некоторые из которых пустовали и были закрыты. Активация колонки проводилась через приложение, благо связь работала стабильно. На некоторых все еще оставались люди, предпочитая оставаться на рабочем месте, в укрытии от дождя. Запасы еды и воды позволяли им чувствовать себя в безопасности.

– Сколько нам еще ехать? – спросил президент у сидящего на переднем сидении рядом с водителем Олега.

– Не меньше суток. Придется провести еще одну ночь в машине. Найти место для ночлега сейчас проблематично, сами понимаете. Убежище рядом с городком в секретном месте, о нем никто не знает. Сейчас секретность – один из важнейших факторов вашей безопасности. Это совершенно новый, оснащенный всем необходимым для длительного проживания бункер. Оставаться в столице сейчас было небезопасно, мы не знаем дальнейшее развитие событий. Это очень надежное место! Вам не о чем волноваться.

Но Игорь Васильевич волновался, и не столько за себя, сколько за сидевшую рядом дочь, жену, страну, которую вверили ему, и его народ, проголосовавший за него на выборах. Его волновали надежды миллионов людей, возложенные на его плечи, и осознание собственной беспомощности. Не все люди смогли найти для себя сегодня подходящее убежище, не все спаслись. Для многих завтра уже не наступит. А те, кто сейчас чувствуют себя в безопасности – смогут ли надеяться на то, что все наладится с наступлением нового дня? Каждый из живых сейчас представляет собой убежище хрупких надежд, многим из которых не суждено сбыться.

Глава 4

      Салат с клубничкой, анчоусами, мертвечиной и мухомором.

«Поверяют искренно и тихо

Ворох тайн соседям, как друзьям.

И за чаем или кружкой пива

Чуть не душу делят пополам».

Эдуард Асадов «Разные натуры» 1993 год.

– Спрячься, говорю тебе, и перестань со мной спорить! – Олеся была напряжена и теряла терпение.

– А вдруг он на вас накинется, барышня, я должна быть рядом, – настаивала на своем Фрося.

Марк отчетливо слышал шепот за дверью, его била мелкая дрожь от холода, и очень хотелось есть. Он постучал еще раз, и дверь распахнулась. Молодая женщина с длинными черными волосами, одетая в такое же черное с кружевом длинное платье – размазанный по лицу макияж никуда не делся, отчего хозяйка квартиры имела нелепый и даже пугающий вид.

– Здравствуйте, я очень замерз и сильно голоден, впустите меня, пожалуйста, – жалобным голосом протараторил мальчик.

– А ты вообще кто? – последовал настороженный ответ от странной (с этим Марк определился точно) молодой женщины.

– Меня Марк зовут, я из детского дома. Там случились какие-то страшные вещи. Все умерли. Они лежали во дворе, как будто без кожи. Я один выжил, – мальчик пытался говорить быстро, чтобы успеть кратко передать все, что ему пришлось пережить за этот день.

– А отчего они умерли, ты знаешь? – вопрос прозвучал так, будто был с подвохом.

– Я.. я не знаю. Я в подвале сидел и ничего не видел, – Марк растерялся и старался быть честным. Ему очень не хотелось, чтобы перед ним сейчас захлопнули дверь.

– Почему я должна тебе верить? Всех этих людей убил дождь, а тебя почему-то нет. Разве это не странно? – с нажимом в голосе произнесла Олеся, словно была полицейским и вела допрос хитроумного преступника.

– Дождь? Убил? Как же дождь может убить? Вот это точно странно, – мальчик даже усмехнулся от такой нелепости. И тут его глаза расширились, он неуклюже попятился назад и изо всех сил закричал.

Распахнулись двери соседской квартиры, и из нее выскочил мужчина в рабочем комбинезоне с забинтованными ступнями, а следом темноволосый высокий и худой мальчик, лет двенадцати. Мальчика Олеся узнала – это был ее сосед, а вот мужчину увидела впервые. Сережа присоединился к Марку и тоже заорал во все горло. Варфоломей решил, что не может остаться в стороне и угрожающе залаял. Мужчина растерялся буквально на несколько секунд, но затем вышел вперед, прикрыл детей своей широкой фигурой и тяжело дыша, уставился на маячащую за Олесиной спиной угрозу, выставив вперед руки и приняв боевую стойку.

– Я же сказала спрятаться и не вылезать! – закричала Олеся, поджав тонкие губы и закатив глаза. Это означало максимальный уровень озлобленности.

– Мне же интересно, – просто ответила Фрося, посчитав, что это все объясняет и снимает с нее все вопросы.

Мужчина прищурился, его сильное тело сковал холодок ужаса и растерянности. Ему было тридцать семь лет, из которых девятнадцать были наполнены риском, отчаянием, страхом и зашкаливающим адреналином. Географию он познал по тем горячим точкам, в которых выживал и убивал. На его глазах живой человек превращался в изуродованную груду мяса, нередко и от его рук, но никогда после не шевелился и уж тем более не разговаривал. Мертвый враг – безопасный враг. Живого нужно уничтожить. Но что делать, если угроза исходит от мертвого врага, способного разговаривать и двигаться? В том, что он смотрит на мертвую женщину, Клин не сомневался.

Олеся пыталась запихнуть упирающуюся Фросю поглубже в коридор, но ничего не получалось, и потасовка двух странных женщин становилась комичной.

– Это что за трупак? – пристально глядя на серое, обескровленное лицо с рассеченным глазом и усохшими губами одной женщины, обратился Клин к другой.

– Зачем обижаете, барин? Фроська я. А там все будем, в свое время… – выпучила левый глаз с тусклым светлым зрачком бывшая крепостная.

– Хватит с тебя уже баринов. В комнату иди, сказала. Крепостные должны слушаться! – Олеся пыталась сдвинуть с виду довольно хрупкую фигуру Фроськи, но лишь скользила босыми ногами по полу. У мертвой женщины сил было явно больше, чем у живой.

Мальчики неосознанно прижались друг к другу, выглядывая из-за спины мужчины и хватая каждое слово, прислушивались к словам монстра, или правильнее сказать, монстрихи. Варфоломей тоже затих, лишь тихонько поскуливая, терся о ногу Марка.

– Там понятно. Здесь ты что делаешь? – грозно прорычал Клин. Его не пугало то, что перед ним стоит живой мертвец, и даже не казалось странным. Если уж так случилось, то принимать нужно как есть. В его голове завертелся, заскрипел привычный, но успевший покрыться ржавчиной механизм – определить уровень опасности! Выявить врага! Уничтожить!

– Так, давайте все сейчас успокоимся и поговорим как здравомыслящие люди, – взяла инициативу в свои худые руки провидица, слегка запыхавшись от бесполезных усилий сдвинуть с места упирающееся мертвое тело. – Ты сам-то кто? Я тебя раньше никогда не видела.

Фроська одобрительно кивнула.

– Сержант Клинов. Специальные войска Вооруженных Сил Российской Федерации, – выпалил мужчина, и каждый произнесённый им звук чудодейственным снадобьем по капле обволакивал язык, охрипшее горло, просачивался по клеткам в мозг, прорывая из небытия вспышки былой силы и горделивости. Это был момент пробуждения после долгого наркотического сна, возвращением к реальности, принятием себя впервые за пять лет.

Сережа округленными глазами посмотрел на своего товарища, которого еще несколько часов назад считал опустившимся членом общества. Его удивление приятно сменялось ощущением безопасности и внезапно обретенной защиты.

– Знавала я одного капрала… – Низким глухим голосом проговорили мертвые, сморщенные уста, но быстро смолкли под грозным взглядом больших карих глаз.

– Не сейчас, Фрося! Странно вы выглядите для спецназовца. А рыжий мальчишка вообще под дождем сюда пришел и остался невредим. Разве это не странно?

– Да как же дождь навредить может? – возмутился Марк, и все уставились на него недоуменным взглядом. – Правда, я замерз сильно, и, возможно, заболею, – добавил мальчик, пытаясь оправдаться, и не понимая, в чем он виноват на этот раз.

– Тебя что, правда, дождь не тронул? – непонимающе спросил Сережа.

– Нет, – также недоумевающе ответил Марк. – А что, должен был?

– Ты видел на улице мертвых людей? Это с ними сделал дождь, – спокойным тоном учителя, объясняющим нерадивому ученику давно изученную тему, пояснил высокий темноволосый мальчик, одетый в широкие штаны, явно больше на несколько размеров, и школьную рубашку.

– Дождь? – ошарашенно повторил детдомовец, и в его глазах промелькнул ужас. – А меня не тронул…

Он виновато опустил голову. Вновь кольнуло подозрение о вине за происходящее. Но тут он увидел улегшегося на пол пса.

– Но ведь и Варфоломея дождь не тронул! – радостно воскликнул Марк.

Теперь все уставились на пса, который почувствовал под пристальными взглядами тревогу и вскочил на лапы.

– Да, я заметил, что дождь не трогает ни животных, ни птиц. Удивительно, что и на людей он действует по-разному, – задумчиво провозгласил Сережа, словно был близок к научному открытию.

Марк закусил губу. Подозрение в собственной причастности к таинственному дождю не отпускало. А вдруг это его несдержанная, высказанная с горечью фраза вызвала тучи? Он не решался открыть свой «огненный» секрет. Сейчас потребность в людях и страх остаться одному победил желание довериться, открыться, разделить свой груз даже с незнакомыми и подозрительными людьми.

– Понятно, что ничего не понятно! – Прорычал спецназовец и строго посмотрел на черноволосую женщину. – Это я странно выгляжу? А ты, дамочка, давно на себя в зеркало смотрела? А то, что трупак стоит рядом с тобой, а не лежит покойно в могиле, не странно?

Олеся почувствовала, как дрожь прошла по телу при воспоминании того самого последнего раза, когда она смотрела в зеркало. Она коснулась рукой растрепанных волос, затем лица, испачканного остатками макияжа, и, наконец, обвела взглядом «трупака», возмущенно грозящего кулаком спецназовцу и уже не казавшемуся таким пугающим.

– А с чего это вы мне тыкаете? – парировала она, не найдя аргумента лучше.

– Фроська, я, а не трупак. Душа моя, несчастная, проклятая зазря, на скитания обреченная, мучилась в Зазеркалье. Меня, крепостную, подневольную девицу, барыня плетьми забила до смертииии, – завыла жалобным голосом усопшая, но не упокоенная страдалица. – Свет зажегся во тьме, и такие же, как я, пошли на него, я тоже пошла. Вышла и тута оказалася! Барышня хорошая, не обидела меня. А ты, гад ползучий, обидой меня покрыл, не пожалел мученицу горемычнуююю.

И крепостная завыла на максимальную силу своих возможностей. Звук был такой, словно ураган носится внутри металлической трубы.

Клин закатил глаза и негромко сказал самому себе:

– Бабы! Даже мертвые – бабы!

– А жалко зомбяка, да? – прошептал Марк на ухо Сережи.

– Ага, – согласился тот. – Но как это можно понять с научной точки зрения? Она же умерла! Несколько веков назад…

Марк только пожал плечами. Никакой научной точки зрения он не знал, а в его магическом мире возможно было всякое. Варфоломей внимательно смотрел на завывающего человека, склонив набок мордочку, и не отходил от своего нового, рыжеволосого хозяина.

– Давайте не будем ругаться! – проявил здравомыслие Сережа. – Может быть, мы все и странные, но мы можем помочь друг другу выжить и разобраться с тем, что здесь происходит. Давайте проявим если не доверие, то хотя бы человечность друг к другу.

– Как ты красиво сказал, – с восхищением поддержал Марк.

– Пацан ты умный, я это сразу понял, – погладил Сережу по голове Клин.

Фрося перестала выть, а Олеся распахнула дверь шире и пригласила всех войти.

– Хорошо, давайте продолжим знакомство за кружкой чая. Но если ТЫ, сержант, еще хоть раз обидишь меня или Фроську, то сразу уйдешь!

Клин улыбнулся, осмотрел готический вид провидицы и с ухмылкой спросил:

– А ты почему в таком виде? Образ, что ли? В таком и «клубничку» снимать можно…

Олеся молча преградила ему путь в свое жилище, скрестив на груди руки.

– Ладно, прости. Грубый солдатский юмор… – И он улыбнулся своей широкой обворожительной улыбкой.

Когда все зашли в маленькую однокомнатную квартирку, где на столе в комнате все еще был расставлен реквизит, Клин ухмыльнулся, но ничего не сказал. Он тяжело опустился в кресло, скривившись от боли в пораненных ступнях.

– Ого, так вы медиум, да? – с детской непосредственностью спросил Марк.

– Что-то вроде того, – уклончиво ответила хозяйка и недобро посмотрела в сторону пытающегося сдержать смех спецназовца.

– Глупо не верить в загробную жизнь, находясь в одной комнате с… Фросей! – остроумно заметила провидица, и Клин все же рассмеялся.

– В загробную жизнь я, может быть, и верю, но в то, что ты – медиум, нет! – не остался в долгу собеседник. – Тебя как зовут, клубничка?

– Олеся, – она скривила улыбку. – А тебя?

– Называй меня Клин.

– А человеческое имя у тебя есть? Как тебя мама зовет или жена?

– Чем Клин – не человеческое? Ни мамы, ни жены у меня нет. Мама умерла пять лет назад, а до ЗАГСа меня еще ни одна клубничка не довела. Валерий меня зовут, но Клин привычнее.

– А я буду звать тебя Валера. Мне так привычнее. – Она состроила рожицу неопрятному, грубому, но все же симпатичному мужчине и обратилась ко всем своим гостям. – Вы пока располагайтесь, а я быстро схожу в ванную, мне нужно привести себя в порядок и переодеться.

Проходя мимо Фроси, Олеся шепнула ей на ухо «Присмотри за ними».

– А то ж, – ответила та тихим басом.

Олеся умылась, зачесала высокий хвост, переоделась в обтягивающие джинсы и просторный свитер и стала похожа на миловидную, худощавую, молодую женщину не старше двадцати пяти лет, хотя на самом деле ей было тридцать два. Выходя из ванной, она сунула в руки Валеры полотенце.

– Пойди, помойся, сержант, тебе это нужно, – с ухмылкой сказала она.

Он одарил ее саркастической улыбкой, взял полотенце и закрыл за собой дверь ванной комнаты.

– Ну и салат получился, – говорил Клин своему отражению в зеркале. – Клубничка, два анчоуса, мертвечина и стареющий мухомор.

Отражение ответило ему искренней улыбкой.

После ужина, за которым было съедено почти все, что нашлось в холодильниках и в Сережиной, и в Олесиной квартирах, мальчики и примкнувшая к ним Фроська долго возились с магическим реквизитом, рассматривали его и старались понять принцип действия. Провидица попыталась возражать, уж слишком дорого стоили эти игрушки! Но потом устало махнула рукой. Нужно было заняться делом. Девушка перебрала все лекарства из собственных запасов и аптечки, принесенной Сережей из его квартиры. Она обработала рану на своей руке и помазала мазью от ожогов ноги Сереже. Хуже всего дела обстояли у Клина. Олеся забеспокоилась, что потребуется антибиотик, которого как раз и не было.

– Я могу сходить в аптеку, – вызвался Марк. – Меня же дождь не трогает.

Так и решили. Мальчик оделся в теплые вещи Сережи, обул резиновые сапоги, взял зонт и пошел один на улицу. За окном стремительно темнело, наступали сумерки.

– Куда же он пошел один? Там же злые духи! – воскликнула Фроська. Она схватила валяющийся на полу букетик полыни и выскочила вслед за Марком.

Олеся проводила взглядом убегающую крепостную и перевела его на новых обитателей своего скромного жилища. Валера дремал на диване, ноги были перемотаны толстым слоем бинтов. К вечеру у него поднялась температура до тридцати восьми градусов. Варфоломей разлегся на коврике в тесном коридоре и догрызал свиные кости, оставшиеся после ужина. Сережа сидел у окна и старательно пытался скрыть слезы, предательски катившиеся по щекам.

– Мне очень жаль, что с твоей мамой… Я видела как… – Она подошла к мальчику и старалась говорить мягко, боясь сказать лишнее и усилить боль от потери.

– Как? – спросил он дрогнувшим голоском.

– Она выпала из окна. Наверное, к вам квартиру тоже попало что-то вроде Фроськи. Она была очень напугана.

Мальчик молча кивнул.

– А знаешь, я тоже рано потеряла маму. Мне было девять лет, когда она уснула и не проснулась. Так напилась, что сердце остановилось.

– А папа у тебя был? – с интересом спросил Сережа.

– Наверное, был, но ни я, ни мама не знали, кто он. Когда мать напивалась, то не понимала, что делает и с кем. Мужчин было много. Они приходили к нам в комнату общаги, пьяные, вонючие, мерзкие, чтобы напиться. Потом уходили. Некоторые возвращались.

– Ничего себе, а я думал, что у меня детство тяжелое, – посочувствовал мальчик.

– Знаешь, как бы ни было тяжело, всегда найдется тот, кому хуже, – Олеся ласково потрепала густые Сережкины волосы. – Обычно я пряталась на кухне, под столом. Некоторые соседи гоняли меня, другие жалели и даже подкармливали.

– А когда твоя мама умерла, тебя в детский дом забрали? Ты в детдоме росла, как Марк?

– Нет, я туда не хотела и сбежала. Слонялась по улицам, спала, где придется, милостыню просила, чтобы хлеба купить. А потом меня подобрали цыгане. У них много таких, как я, никому не нужных детей было. И мы все работали на них, стояли на указанных местах, попрошайничали, а всю добычу отдавали им, а взамен получали тарелку супа и спальное место. Там я и научилась гадать на картах, предсказывать будущее, словом, морочить людям голову.

–– А они тебя не обижали?

– Им не было до нас дела. Если принес деньги, то получил и еду и кров. А если нет, то останешься без ужина. Не обижали, но и добра не желали. Просто так от них уйти было нельзя, не отпустили бы живой. Я это понимала, поэтому сбежала. Украла у одного раззявы кошелек. Немного там было, несколько тысяч, но и они мне здорово помогли. Мне тогда шестнадцать лет было. Я дождалась момента, когда присматривающий за мной цыган отлучился, и убежала. А потом автостопом долго добиралась на юг. Устала я от питерских морозов.

– Так ты из Санкт-Петербурга? – с восхищением воскликнул Сережа.

– Да, – усмехнулась Олеся. – Но никаких дворцов и роскоши я не видела. Только темные воды Невы, в которых хотелось утопиться. Когда сюда добралась, стала искать возможность заработка. Денег у меня не осталось, документов с собой не было. Наткнулась на объявление «Гадание, снятие порчи, приворот» и пошла по указанному адресу, показала свои способности. И мне повезло! Старушка, промышлявшая предсказаниями, меня приютила, помогла документы сделать. А я ей помощницей стала, и по ремеслу, и по быту. Через три года Марья Павловна умерла, ее родственники от меня избавились, выпихнули из дома, и стала я сама по себе. Клиенты нашлись быстро, деньги на съемную квартиру появились. Затем и на свою собственную накопила. – Олеся обвела взглядом свои однокомнатные хоромы. – С тех пор так и живу, вот уже десять лет.

– Ничего себе, бедная, натерпелась ты, – проникся услышанным Сережа. – Знаешь, мне всегда казалось, что мои родители меня не любят. Будто я им мешаю. Они меня вообще старались не замечать, только между собой ругались. Но когда мама погибла, а папа пропал, мне так грустно и одиноко стало.

Провидица обняла ребенка, прижала к себе, и, аккуратно поглаживая по волосам, дала ему право вволю выплакать свое горе.

Ливень стоял непроходимой стеной. Тяжелые капли с шумом разбивались о землю, мгновенно сменяя друг друга. Они разлетались в стороны, словно огоньки новогоднего салюта, и покрывали неровный асфальт лужами. Смертоносная жидкость растекалась по плоскости, заполняла собой каждое углубление и отражала, словно черное зеркало, разноцветные отблески редких уличных фонарей. Марк закрыл за собой дверь подъезда и поежился от пронизывающего холода и сырости. Он раскрыл зонт, не сильно веря в его защиту, и шагнул во мрак. Сумерки быстро уступили место черноте ночи. Сквозь пелену дождя видимость была практически нулевая, и мальчику пришлось медленно двигаться в нужном направлении, подробно описанном ему Олесей, буквально вслепую. Впереди замаячил какой-то силуэт, Марк остановился и крикнул:

– Кто здесь? Отзовитесь?

Ответом ему было молчание, но силуэт плавно повернул в его сторону и поплыл на встречу. Мальчик застыл на месте, не решаясь двинуться. Сейчас он корил себя за то, что не взял с собой Варфоломея – с ним было бы не так страшно. Серый силуэт ускорил свое движение, и Марк попятился назад. Краем глаза он заметил, что такое же серое, размытое дождем пятно приближается и с другой стороны. Он сделал еще несколько шагов назад и уперся в стену многоэтажного дома. Первыми он увидел руки, тянущиеся к нему, и этих рук было шесть. Одни чуть дальше, другие почти касались его куртки – подарок от Сережи, как и остальная одежда, а еще пара теплых ботинок. Когда мертвые выступили из укрывающего их омерзительный облик плотного тумана, Марк сковал парализующий ужас. Они были обезображеными, пугающими до оцепенения, от них веяло холодом. У одного из приближающихся существ отсутствовала нижняя челюсть, у второго половина лица была больше похожа на обрезанный кусок мяса, а третий, словно Шалтай-Болтай, который сидел на стене и свалился во сне – со сломанными конечностями и разбитым сплюснутым черепом. Марк вжимался в стену, изо всех сил пытаясь отодвинуться от тянущихся к нему мертвецких скрюченных, ледяных, с заостренными когтями на костлявых пальцах, рук; мальчику не хватало воздуха, а горло сжимал удушающий страх.

– Куда прешь, трупак поганый, пшел вон отсель, – раздался низкий трубный голос, и тот мертвец, который уже почти касался мальчика, отлетел в сторону. Через несколько секунд такая же участь постигла и его собратьев.

– Фроська! – радостно завопил Марк и почти бросился ей на шею, вовремя проявив благоразумие и остановившись.

– А то ж кто ж? – выпалила та и скрылась за пределы видимости, очевидно, распугивать или добивать себе же подобных.

Через минуту она вновь появилась и пробасила:

– Пошли, ну же, пошевеливайся. Здесь много злобного слоняется. Уж я-то на них насмотрелась в Зазеркалье.

Марк покорно кивнул и поторопился не отстать от своей спасительницы. Фрося широко шагала, размахивая руками, но не туда, куда нужно. Пришлось Марку ее догонять, показывать направление и разворачивать. Наконец они добрались до аптеки, которая ожидаемо была закрыта. Мальчик наклонился, нащупал в луже крупный булыжник и с размаху бросил его в витрину. Стекло разлетелось мелкой россыпью, открывая разверзшуюся дыру. Сработала сигнализация, но никакого беспокойства не вызвала – вряд ли полицейские прибудут на место ловить воришек в такую опасную непогоду. Марк быстро пролез внутрь помещения и включил свет, следом влезла и Фроська. Пока мальчик выискивал нужные лекарства по списку, запасаясь к тому же гематогеном, леденцами и протеиновыми батончиками, его спутница разграбляла полки с сушеными травами.

– Зачем тебе это, Фроська? – крикнул ей Марк.

– Это у вас лекарствия разные, а в мое время только травами и лечились. Знаешь, какие отвары полезные можно из всего этого сотворить!

Мальчик махнул на нее рукой, мол, пусть делает, что хочет. Все награбленное было расфасовано по пакетам, найденным у стойки кассы, и два преступника выбрались на улицу тем же путем, что и вошли.

– Фроська, а почему те… – Мальчик наморщил лоб, пытаясь подобрать походящее и необидное слово, – потусторонцы были такими злобными, а ты, вон, какая хорошая?

– Ну, так я же невинно загубленная душа, а те по злодеянию своему проклятие на себе несут, – прозвучал вразумительный ответ.

– Ааа, – понимающе прозвучал Марк. – А что они бы сделали, если бы дотянулись до меня?

– Разорвали бы на клочки.

Марк нервно сглотнул – он вспомнил тело директрисы детского дома, брошенное в луже засохшейся крови с оторванными конечностями. Предательская фантазия нарисовала картинку, на которой он сам лежал в усадьбе Щемякина на потертом линолеуме вместо Светланы Ивановны. Мальчик поежился, прогоняя дурные мысли, и поспешил следом за Фроськой. С ней было спокойно.

Олеся радостно выбежала на встречу вернувшейся с добычей банде, схватила пакет и умчалась лечить Клина. Сережа уже спал, мирно посапывая, на выделенной ему раскладушке. Марк быстро переоделся в сухую одежду, а Фроська выжала копну жидких волос и подол серой рубахи, оставив на ламинате приличную лужицу воды, правда, которую мальчик сразу же вытер и выбросил тряпку в ведро. Затем они втроем перенесли из Сережиной квартиры матрасы, снятые с кроватей, и бросили на пол. На одном постелили Марку, а на другой улеглась провидица. Фроська удовлетворилась расстеленным на полу пледом, но рядом с батареей. Она не нуждалась не в пище, ни в отдыхе, но старательно соблюдала ритуалы. Каждый день ложилась вместе со всеми спать, а во время чаепития грела руки о горячую кружку.

Продовольственные запасы подходили к концу, это стало очевидно, когда с утра Олеся отправилась на кухню готовить завтрак.

– Да кто ж так оладушки готовит, барышня? Если бы я так стряпала, то меня бы плетьми муж забил раньше барыни.

– У тебя, что, еще и муж был?

– А как же без мужа-то, барышня? Как шестнадцать годков стукнуло, так и пошла под венец с Макарушкой, конюхом.

– Ну, ты и бестия, Фроська! Не называй меня барышней, зови просто Олеся. И отойди, не лезь, сказала. Не оладушки это, а панкейки.

Пока возле плиты происходила потасовка, мальчики включили телевизор. Телевидение не работало, зато с кабельными каналами проблем не было. Фроська очень быстро пристрастилась к просмотру всех подряд фильмов и сериалов, отвлекаясь только на возню с травами, из которых она, при помощи Олеси, готовила отвары и настойки, заверяя, что они полезнее любых лекарств. Несколько раз она пыталась напоить своим варевом Валеру, от чего тот решительно и грубо отказался. Марк с Фросей периодически совершали рейды по продуктовым магазинам и супермаркетам, пополняя продовольствие и необходимые в быту запасы. Так они и жили день ото дня, на фоне мрачного, истекающего дождем неба за окном.

Олеся не отходила от Валеры, проверяла температуру, давала лекарства, и тому с каждым днем становилось лучше. Зато сама провидица похудела еще больше, плохо спала и казалась утомленной.

– Я тебе сейчас своего отвара дам, спать будешь как убитая! – суетилась возле нее Фрося.

– Не надо мне никакого отвара!