Czytaj książkę: «Из ада в рай – Божий промысел. Книга 2», strona 5

Хотите

я

Вам

сделаю

много

волос

?!

Я написала много такого, что впору спросить по-одесски «Вы вот здесь рассказываете на полном серьёзе? Ничем не рискуете? Нет. Вы мне просто начинаете нравиться!» Многие действительно оценили меня как человека, которого волнуют серьёзные проблемы. А их сейчас – головы не поднять! Иди знай, что из этого будет!? Наше поколение считало за счастье довольствоваться, чем придётся, лишь бы мир был. Теперь – другое время. Опускаю руки и меняю тематику.

Поделюсь одесским анекдотом лично из моей жизни. Такая экзекуция в парикмахерской могла произойти в любом городе или населённым пункте, но такой подход и с такими выводами возможен только в Одессе. Было это в 1967 году. Я работала в Кустанайской области в первой типовой участковой больнице совхоза Московский главврачом. Это было и тяжело, и страшно, и грустно, порой даже смешно. Повествование об этом ждёт своей очереди. А пока одесские анекдоты навеяли воспоминания о первом отпуске. Долго не раздумывая, куда поехать, я отправилась в Одессу. Тётя Катя, Аллочкина мама, настойчиво приглашала меня в гости. Она переехала с Ланжерона на ул. Льва Толстого уг. Дерибасовской. На второй день мы съездили на кладбище. Тётя Катя перенесла могилу с середины в первый ряд возле церкви. Постамент и саму могилу обложила белым мрамором, сделала скамеечку и каждый день приезжала на кладбище. Она показывала мне разные чертежи будущего памятника. В камне трудно было воссоздать тот энергичный, весёлый характер Аллочки. Всё не удовлетворяло тётю Катю. Она обращалась к скульпторам не только в Одессе, но и в других городах и советовалась со мной по этому вопросу. Мы много вспоминали об Аллочке и, конечно, то, как она, будучи уже в палате, откуда отправилась в вечность, давала мне последний совет – пойти в парикмахерскую. На этот раз действительно был повод.

Мне хотелось навестить своих друзей сокурсников, сходить в институт, поговорить с преподавателями. Ведь меня занесло за тридевять земель на целину, в Казахстан, хотя после окончания института профессор Коровицкий приглашал меня остаться на кафедре инфекционных болезней. Взвесив все за и против, я выбрала романтику целины. Всем понятно, что, когда я приехала в Одессу, мне хотелось как следует навести марафет, не ударить же лицом в грязь. На второй день я пошла в парикмахерскую недалеко от дома тёти Кати. Меня встретила всевидящая и всезнающая (такие иногда встречаются) средних лет еврейка. Усаживая меня в кресло, она с оттенком превосходства спросила естественно по-одесски:

– Как Вы сами себя имеете?

Вопрос меня несколько смутил. Я опустила глаза и тихо промямлила:

– Что я могу сказать? Конечно, хотелось бы лучше. Я приехала после двух лет работы на Целине, хочу пойти на встречу с сокурсниками и преподавателями и должна выглядеть хорошо, насколько это возможно.

– Знаете, что я имею Вам сказать, уважаемая, у Вас пагшивый волос. Приходите завтра, я приму Вас без очереди и сделаю Вам много волос. Будьте уверены.

– Конечно, я за! Всеми своими помыслами.

Прихожу на второй день в канун великого праздника пятидесятилетия Великого Октября. В салоне полно клиентов. Мастер меня сразу приметила. Как давней знакомой кивнула головой. Платите в кассу, и я Вас приму. Через несколько минут пригласила меня в кресло. Я поймала на себе негодующие взгляды очереди.

– Не волнуйтесь, дама на завивку. Она – гость Одессы, приехала из самой Целины.

После этих слов я почувствовала себя, что называется, клиенткой по блату.

Она накручивала мне волосы на бигуди для элекрозавивки, приговаривая:

– Вы, наверное, устали в тех диких местах Казахстана и должны прекгасно выглядеть в славном городе Одессе. Я специально для Вас приготовила раствор лучшего качества.

Оставила меня в ожидании потрясающего превращения и стала обслуживать других клиентов.

Вскоре мне стало печь в области затылка. Я так тихонько взываю к помощи:

– Мне больно, печёт.

– Терпите, милочка, красота требует жертв, – не отрываясь от своего творения на чьей-то голове, успокаивала меня мастер.

Терплю. По-одесски слово «больно» многозначно. Когда хочешь сбить цену, говоришь продавцу: «больно». В бизнесе партнёру предлагают найти самому выход, чтобы «ему не было больно». И вообще совет по жизни: «Жить надо так, щёбы не было больно, а залететь на глупости ты всегда успеешь». Вот я и залетела. Уже не тихонько, а реву как недорезанный зверь. Все обратили на меня внимание, мастер бросила своего клиента и подошла ко мне. И что вы думаете, превращение получилось действительно потрясающее. Вместе с бигудями снимались и все мои несчастные волосы. Да ещё в придачу на затылке – настоящая рана, которая заживала у меня не меньше чем полгода. У меня законный вопрос:

– Где же много волос? Где хоть те, что были?

У неё – квадратные глаза.

– Вот здесь,– показала  машинально на пол. Но мастер есть мастер. Она быстро нашлась.

– Я же Вам говорила, что у Вас пагшивый волос! И вообще, Вы, дамочка, измучили меня.

Я уж не говорю, как я измучилась. Конечно, ни на какую встречу я не пошла ни с преподавателями, ни с друзьями. Ведь я из мест не столь отдалённых, больше была похожа на зэка, чем на главврача. Тётя Катя пару дней поделала мне наклейки с мазью. Повязала я платочек и поехала домой. В больнице выручала врачебная шапочка. Так никто и не узнал о зэковской причёске врача.

Такой-то жизненный анекдот забыть нельзя никогда. Вывод сделала на всю жизнь. Иришеньке сама подстригаю волосы. Перед мытьём мы накладываем маску из мякоти авокадо, яичного желтка, корицы и льняного масла. Ополаскиваем отваром из крапивы и луковой шелухи. После того, как она помоет голову, в руках помнёт и высушит волос, он становится волнистым, как будто вьётся от природы. Всегда много волос! Оказывается, всё просто и совершенно безопасно.

Студенческая

целина

1964 год. Ой ты, земля целинная! Уже несколько лет едут переселенцы осваивать просторы северного Казахстана. В 1964 году снаряжается большой студенческий отряд из Одессы и Киева. Едут в основном студенты строительного, политехнического и Киевского автодорожного институтов. Требуется несколько медиков. Мы с подружкой Людой Подосовской из первой группы, Женя Козлик, Жанна и ещё несколько студенток решаемся испробовать романтику. Жанна предложила мне на обратном пути заехать в Москву к её тёте. Мне всегда очень хотелось куда-то поехать, тем более в Москву. Формируется большой состав, вагонов 12. Каждый вагон – это отдельная бригада человек 30-40. Нас провожают с оркестрами, и поезд прямым направлением через всю страну мчится в Кустанай. 3 дня в пути совершенно необычно выделяются из обычной жизни. Шутки, песни под гитару – всё, кажется, несёт тебя на крыльях.

Нас определили в самый северный Камышенский район Кустанайской области. Степь – конца и края не видно. Совсем небольшие участки пшеницы. Привозят нас на центральную усадьбу в посёлок Ливановка. Здесь, очевидно, давно обосновались украинцы. Почти возле каждого дома – садик. Сразу на память приходят слова Шевченко «Садок вышневый биля хаты». Я объездила Кустанайскую область вдоль и поперёк, но такое редко увидишь.

Затем нас повезли к месту, где мы должны строить. Вокруг – степь. На горизонте появляется несколько приземистых саманных построек и в центре – большое строение – то ли будущий клуб, то ли склад, трудно сразу определить. Именно в этом строении нас разместили. Ребята сразу взялись за работу. Быстро соорудили печку, сделали навес для столовой, трёх девочек определили на кухню. Каждый день из Ливановки привозили свежее мясо, сметану, овощи, арбузы. Девчонки-повара готовили очень вкусно. У меня не всегда был хороший аппетит. Бывало, я хлебну немножко и всё. Так мне устроили протест – все отказались есть, пока я не поем, стучали ложками по столу и приговаривали: «Ешь до дна! Ешь до дна!» Никуда не денешься, съела до дна и после этого уже больше не рисковала просто лизнуть.

Работали ребята с раннего утра до заката солнца. Несколько объектов строилось в Ливановке и несколько здесь. Я была на особом положении: все как бы свои, а я – медичка. И это, возможно, интриговало многих. По воскресным дням страстные рыболовы-охотники ездили на озёра и всегда брали меня с собой. Приезжали под вечер. Озеро, окаймлённое камышами, тучи комаров, много диких уток. Ребята расставляли рыболовецкие снасти. Кто-то сооружал костёр. Иногда нам удавалось наблюдать закат. Зарево на зеркальной поверхности озера, а вокруг – необозримая степь. Совершенно неповторимое чувство восторга и свободы. Ничего не давит – ни городской шум, ни здания. Ликование красок распространяется в бесконечность.

Это так глубоко врезалось в память, что когда на распределении мне предложили остаться на кафедре инфекционных болезней, я предпочла целину. Но больше таких вечеров в моей жизни не повторилось. Закат догорал. Всё окутывала таинственная тьма. Все старались придвинуться поближе к огню. Возле костра можно было спастись от комаров. Ответственные за улов приносили добычу и дружненько со знанием дела варили уху. Каждый, кто ел уху возле костра на озере, согласится со мной: вкуснее ничего не бывает. И, наконец, усладив желудки, ребята берут гитары (у нас было 2 гитары), слаженным ансамблем начинается концерт бардовской песни. Такого никогда нигде не услышишь. Часа в 2-3 возвращались домой. А в 7 часов как ни в чём не бывало подъём и на объекты.

Это лето было необычно для этих мест дождливым. Почти каждый день после обеда шёл дождь. Наша столовая называлась «Поплавок». Однажды, поехав на озеро, мы на обратном пути застряли. Намучились ребята, вытаскивая большую грузовую машину. Только к обеду приехали на базу. Конечно, всем изрядно досталось, и они на следующий выходной работали, хотя все отдыхали. Дисциплина была железная. Возможно, и потому, что на период работы студентов в магазинах не было никаких спиртных напитков. Если кому-то удавалось достать бутылку вина, например на рыбалку, то это было что-то вроде причастия. Хотя руководители – несколько преподавателей – находились в другом месте, и к нам они приезжали редко. Здесь было своё руководство – бригадир, помощники, чётко распределены обязанности ещё в Одессе. Никого не нужно было подгонять, потому что все помимо романтики стремились как можно больше заработать. Я имела какой-то небольшой твёрдый оклад и свою программу. Должна была обследовать население, делать какие-то прививки, оказывать помощь студентам и населению.

Однажды прибегает ко мне пацанёнок и пытается тащить меня за руку, приговаривая: «Бала,бала!», а мне слышится «баран, баран». Я в недоумении – ведь баранов я не лечу, пытаюсь ему объяснить: «Я – человеческий врач, лечу только людей». Но он не унимается, ведёт меня к низенькому домику. Захожу, мне показывают маленького ребёночка, весь покрытый большими инфильтратами, буквально живого места нет. Я даже испугалась. Но принялась лечить. Прежде всего попросила корытце, хорошо его вымыла, накипятила воды, сделала слабый раствор марганцовки. Из марли, которая была у меня, наделала пелёночек, замотала его, все пелёнки перестирала. Недели две ходила, купала в марганцовке, потом смазывала остуженным кипячённым подсолнечным маслом, и всё тельце очистилось. Мне было очень приятно.

Перед самым отъездом снова прибегает этот пацанёнок, зовёт меня. Я послушно с тревогой иду. Сердце моё буквально оборвалось, когда я увидела в люльке это дитё. Я ведь выходила его. У него было чистое тельце и мне было приятно, что удалось спасти ребёночка. Неужели мне нужно было до конца нашего пребывания ежедневно ходить и смотреть как кормят, как ухаживают за ним. Сейчас передо мной лежал малюсенький старичок. Личико сморщенное, глаза впавшие с такой тоской! Он не плачет, едва слышно издаёт какие-то звуки. Всё ясно, чем-то накормили, и у него диспепсия. Сейчас на лицо обезвоживание организма. Нужно вливать жидкость. К счастью, приехал директор совхоза на газике. Я попросила, и нас отвезли в районную больницу в Камышино. Там посмотрели и сказали: «Вези его обратно. Он нигде не зарегистрирован, и нам не нужна лишняя смерть». Взяла я стерильный физраствор, ещё какие-то сердечные. Приехали обратно. Родители молодые, пьют чай в другой комнате, а я пытаюсь что-то сделать. Ввела подкожно физраствор, сердечные. Но едва теплящаяся жизнь затухает. Я зову родителей, а сама ухожу. Молодая парочка с философией «Бог дал, Бог взял, Бог даст ещё». Ведь в этом далёком от кипучей цивилизованной жизни месте чем заниматься – только детей делать. Одно удовольствие. А как за ними ухаживать? Может со временем научатся.

Как-то приезжает директор совхоза и просит меня прочитать лекцию на медицинскую тему в клубе в Ливановке. Я попросила несколько дней чтобы как-то собраться с мыслями. Литературы никакой, но что-то набросала по памяти. Володя Новокщёнов сделал красочное объявление. Повесили его накануне, чтоб народ знал. В назначенный день подъезжаем к клубу, висит объявление «Лекция о международном положении». Я немного растерялась, даже не прочитала, кто будет читать. По этой тематике я явно не готова. Мне сказали пройти в помещение напротив. Там сидел молодой человек. Когда я вошла, он встал мне навстречу. Высокий, стройный блондин, правильные черты лица. Он смущённо обратился ко мне:

– Извините, это я, наверное, Вам дорогу перешёл. У Вас была запланирована лекция на сегодня. Я сожалею, но мне просто необходимо выполнить своё задание именно сегодня.

– Я должна Вас за это только благодарить. Прочитав объявление, я испугалась. На политические темы я могу разве-что пару одесских анекдотов рассказать:

«– Говорят, до нас имеет приехать сам Генсек КПСС Н.С. Хрущёв.

– А пугали всего лишь землетрясением!

– Когда к нам приезжал Генсек, это было не меньше, чем землетрясение. Целыми ночами гремела техника, нужно было в кротчайший срок отремонтировать асфальт. В день визита транспортные артерии города на несколько часов замерли в параличе, тысячи людей не попали на работу, все ожидали, по какому маршруту промчится почётный эскорт».

После этого анекдота мы перешли на ты и беседовали, как будто встретились старые знакомые. До начала лекции было много времени. А мне всё равно нужно было ждать, когда ребята закончат работу, и мы поедем на нашу базу. Он – студент Московского Института Международных Отношений. Раньше это был единственный в СССР институт, который готовил дипломатов высокого уровня. Он учился на Восточном отделении, и изучал не только английский, но и арабский, японский. Много рассказывал об этих странах. Я, не упав лицом в грязь, рассказывала об Одесском оперном театре, о море, о своих планах в медицине. Подъехала бортовая машина, и мы, тепло попрощавшись, как мне казалось, расстались навсегда.

Но в воскресенье он приехал к нам на базу с лекцией. Я села в самом углу с Володей Новокщёновым и другими ребятами. Лекция продолжалась часа 3. Ребята не хотели его отпускать. Все слушали как заворожённые. Прекрасная русская речь, яркие литературные примеры. Это было Хрущёвское время, но Толя Марчев, что называется, сумел преподнести из г. конфетку. Все просто кайфовали. Я вспомнила анекдот, который мне рассказывала Аллочка на семинаре по философии.

«Политинформация, или как говорят в Одессе, групповой секс, единственный из всех видов секса в СССР, проходила еженедельно на всех абсолютно предприятиях, во всех учебных заведениях. Явка строго обязательна. Политинформаторы с утра пораньше сношали мозги коллективов с помощью американского империализма, греческих чёрных полковников, чилийской хунты и т.д. Во время политинформации Рабинович задаёт вопрос докладчику.

– Мы все прекрасно понимаем, что давно опережаем Америку и другие кап. страны по уровню жизни. Вот Вы сказали, что мы производим мяса больше всех других стран. И это правильно. Так у меня вопрос: где оно девается».

У меня этот вопрос вертелся в голове. Но я не посмела его задать. Толя так часто смотрел в мою сторону. В его глазах было что-то такое, о чём я мечтала. Как я могла спросить его и поставить в неловкое положение, как Рабинович того докладчика.

После лекции ребята окружили Толю. Вскоре подъехала машина, и мне не удалось перекинуться даже словом. В толпе он отыскал меня взглядом, мы мысленно попрощались. Газик рванул, и скоро клубок пыли рассеялся в пространстве.

Вся корреспонденция поступала в Ливановку. Когда ребята возвращались с работы, я непременно спрашивала, нет ли мне письма. Иногда Володя Новокщёнов сам писал мне письма, трудно было понять от кого и что. Однажды пришло письмо из Одессы от Володи Решетняка. Удивительно, но адрес как у Чеховского Вани «на деревню дедушке». А здесь было подписано так: Кустанайская область, студенческий отряд, Степановой Анне. И представьте, дошло. Но совершенно неожиданно я получаю письмо от Толи Марчева. Он сообщал мне, что скоро поедет в колхоз на картошку, но постарается выбраться хотя бы на денёк, чтобы встретиться. Я с нетерпением ожидала окончания рабочего сезона.

В последние дни получился какой-то конфликт с директором совхоза, и нам перестали возить продукты. Володя Новокщёнов и ещё несколько ребят с удовольствием ходили со мной на подворные обходы. Я внимательно расспрашивала, у кого что беспокоит. Иногда трудно было понять. Один старичок мне говорит: «Кушаем туда, потом кушаем обратно». Я с трудом догадалась, что у него рвота. Русский язык многие не знали, и часто объяснялись жестами. Но когда я вынимала фонендоскоп и слушала лёгкие и сердце, они с благодарностью смотрели как на что-то значимое, весомое. Закончив осмотр, я давала какие-то советы, кому нужно – лекарства. И после нас приглашали пить чай.

Казахи – очень гостеприимная нация. Я в этом убедилась, более 40 лет прожив в Казахстане. Они всё лучшее подадут гостю. Чай по-казахски – это особый ритуал. В пиалу наливается немного густой заварки и добавляется кипячённое молоко до четверти посуды. Немного отпил, остаток выливают и наливают снова, так медленно 10 или больше раз. Подаётся горячая лепёшка и масло. Масло берут руками и слизывают с ладони. Затем подаётся традиционное блюдо «бешбармак» – баранина с тонко раскатанным тестом и в пиалы наливается крепкий бульон. Насладившись вдоволь, захотелось духовной пищи. На стене висела домбра, мы попросили хозяина сыграть. С виду очень простой инструмент – небольшой полуовальный корпус, на тонком древке натянуто две струны, но возможности очень большие. Недаром русский музыковед А. Затаевич сравнил домбру с оркестром. Мы услышали звуки топота копыт, представили широкие просторы степи. Под аккомпанемент домбры хозяин запел. Сильный природный голос, впору хоть в опере выступать, протяжная мелодия сменялась быстрым речитативом. Совершенно неожиданно мы познакомились с самобытной казахской культурой.

В последний день все получили расчёт. У меня, конечно, была сумма мизерная по сравнению со строителями, а впереди предполагалась поездка в Москву. Володя Новокщёнов посоветовал мне не брать билет, а так проехать зайцем. Мол маленькая, никто не заметит. В дороге вдруг проводник объявляет: «Признавайтесь, кто не купил билет». У меня мурашки поползли по телу – что делать? Ведь высадят где-нибудь на станции и всё, пропала. Но Володя меня успокоил. Пошёл, переговорил с проводником и организовал акцию, которую мне не забыть никогда. Прошёл по вагону и собрал деньги у ребят в помощь мне, чтобы поездка в Москву удалась. Мне вручили внушительную пачку денег. Такая взаимопомощь и доброжелательность нечасто встречается. Я со слезами благодарности прощалась со строителями. В Саратове наши пути разошлись. Мы с Жанной пересели на Московский поезд, а состав со студентами – прямым направлением в Одессу.

А кое-кто нашёл свою судьбу на целине. Моя лучшая подружка Люда Подосовская встретила Колю Ковальчука – студента Киевского автодорожного института. По приезду в Одессу они вскорости сыграли свадьбу в деревне под Вильницей. И я там был…

Щедрая русская душа

В Москве мы сразу поехали к Жанненой тёте Тараскевич Таисии Андреевне. Она жила с мужем Александром Матвеевичем по Ленинскому проспекту в коммунальной квартире, у них была одна небольшая комната. Мне казалось, что мы будем очень стеснять хозяев. Просто я не представляла, где нас можно приютить. Диван, посередине стол и небольшой проход к двери. Но тётя Тая нас успокоила. В тесноте, да не в обиде. Она нам постелила на диване, а себе с Александром Матвеевичем – в проходе на полу. Она – высокая, несколько полноватая, ей непросто было лечь и тем более встать с пола, но она, кряхтя, с отдышкой поднималась и старалась нам приготовить что-нибудь вкусненькое на завтрак. Александр Матвеевич – спортивного телосложения, он вставал рано и шёл в парк имени Горького, там ежедневно делал зарядку, к 7 часам возвращался к завтраку. У Таисии Андреевны был диабет, иногда тяжёлые приступы. Она говорила: «Мой муж может мне вызвать скорую помощь, а сам побежит в парк». С виду он скромный, ни за что не догадаешься, что он – талантливый инженер, удостоен Государственной Премии. Сам он неразговорчив, говорит исключительно по делу. Добрейшей души человек, в чём я убедилась много раз.

С утра и целый день мы с Жанной ходили по музеям – в Пушкинский, в Третьяковку и т.д., а вечером – в театр. Домой возвращались поздно, не имея сил обмениваться впечатлениями. В это время в Москве был на гастролях итальянский оперный театр Ля-Скала. Я ещё Толе писала, чтобы он по возможности достал нам билеты. Но он ответил, что это невероятно трудно, тем более, что он будет в колхозе. Мы пошли с Жанной в кассу Большого театра, и когда спросили билеты на какой-либо спектакль Ля-Скала, нас отправили в поликлинику к психиатру.

Действительно, мы не настоящие одесситы. Настоящий одессит приходит к администратору Большого театра и просит билет на вечерний спектакль. Стандартный ответ:

– Билетов нет.

– Тогда я покупаю десять билетов. Один мне, девять вам.

Проблема снята. Вечером после спектакля гость столицы направляется к Мавзолею. Не станет же настоящий одессит идти туда днём, если у Мавзолея очередь, как в Одессе у магазина «Мясо». Но вечером Мавзолей закрыт. Одессит подходит к одному из часовых и накалывает на его штык несколько сторублёвых купюр. Часовой спрашивает:

– Внутрь пройдёте или Вам вынести?

Это – старый одесский анекдот. На самом деле мы убедились, что попасть в Большой театр в те времена простому человеку было невозможно тем более на Ля-Скала. Я пожалела, что обратилась с этой просьбой к Толе. Я не подозревала, что может быть такая проблема. В прекрасный Одесский оперный театр мы ходили свободно часто ещё и потому, что там на галёрке были самые дешёвые билеты.

С Толей мы договорились встретиться в воскресенье 26 сентября на ВДНХ. По счастливому совпадению это был мой день рождения. Толя пожаловался, что выбрался только на один день и вечером нужно возвращаться в колхоз. Мы долго гуляли по выставке. Проходя мимо ресторана, он предложил зайти и отметить нашу встречу. Сказать по правде, я первый раз была в ресторане, и получился настоящий конфуз. Просматривая меню, хотелось убить двух зайцев – вкусно поесть и узнать новое для меня блюдо. Удалось только последнее. На всю жизнь запомнила антрекот. Это оказался в том ресторане кусок мяса так крепко зажаренный, что я никак не могла отрезать кусочек. Но ещё ужасней стало положение, когда я всё-таки отрезала кусок, положила в рот, а прожевать и проглотить никак невозможно. У меня – полные глаза слёз. Мне неудобно выплюнуть и невозможно проглотить. Кое-как справившись с этим куском мяса, я на всю жизнь усвоила: не зная броду, не суйся в воду. Насытившись до красных ушей, я попробовала вполне безопасный десерт. Я рассказала, как меня провожали ребята и убедила Толю, что студенты одесского строительного института оплатили нашу встречу, все передавали ему привет. Ему было неудобно принимать такой шаг с моей стороны. Я чувствовала себя сконфуженно и уже пожалела, что пошла в ресторан. Так мы расстались. Он поспешил домой, мы с Жанной – на Ленинский проспект.

И здесь меня ждал настоящий сюрприз. Оказывается, Жанна утром сказала Таисии Андреевне, что у меня день рождения. Тётя Тая накрыла праздничный стол. Первый раз я попробовала узбекское блюдо демалыс, которое стало у меня традиционным на всех праздниках. Опишу рецепт: на дно котелка режут лук, сверху – кусочки баранины, посолить, поперчить, затем – куски свежей капусты полить лимоном и сметаной, кружочками картофель, помидоры, сладкий перец, чернослив или сушёные груши. Всё закрыть крышкой и тушить на слабом огне 2 часа. Под   шампанское – просто объедение. На десерт был торт. И наконец – подарок – духи «Москва». Я была тронута до глубины души. Запомнила на всю жизнь, и сама всегда старалась по возможности идти дорогою добра.

Таисия Андреевна проявила такое участие ко мне неслучайно. Это её образ жизни – постоянно заботиться о ком-то. На второй день пришёл её племянник Валера. Он закончил археологический институт и постоянно был в разъездах. Очень интересный молодой человек, но имел проблемы – чрезмерно увлекался спиртным и женщинами и даже, как позже выяснилось, наркотиками. Часто попадал в разные истории. То неудачная женитьба, то вытрезвитель или задержан по более крупным мотивам. Родители, очевидно, устали от его проделок. Отец, генерал, твёрдо решил не вмешиваться в жизнь сына. И всё бремя несла Таисия Андреевна. Он её и называл «мама Тая». А уж сколько ей пришлось натерпеться с ним – каждый может представить.

После этого визита Валеры мы с Жанной пошли в гости к его родителям – сестре Таисии Андреевны Людмиле Андреевне и её мужу – генералу. Роскошные апартаменты, сколько комнат – я не знаю. Горничная нас провела в гостиную. Было ощущение, что мы переместились во времени и попали на приём в 19 век к каким-то господам. На стенах весели картины как в господских домах минувших веков. Посередине большой комнаты – богато сервированный длинный стол, во главе которого восседала мама генерала, как мне показалось, очень похожая на старуху из «Пиковой дамы». Её сверлящий взгляд сразу настроил нас держать свою марку высоко. Возле каждой тарелки лежало с одной стороны 3 вилки, с другой 3 ножа разных размеров. Поразмыслив, каким из них что брать, я решила не рисковать, а поблагодарив сказала, что мы только что покушали. Генерал – не так, чтобы стройный, но ещё сохранил приличную фигуру, лицо лоснилось как у младенца. К нам проявил большой интерес, расспрашивал о целине, и мы живо отвечали на все вопросы. Пиковая дама также была небезучастна. Я как-то осмелела, старалась ярко описать вечера возле костра и даже спела какую-то песню о целине и что-то из репертуара наших ребят. Подали чай. Было всё понятно. Мы медленно, не прерывая беседы, выпили по чашке чаю с кусочком торта. Поблагодарили хозяев за тёплый приём и спустились вниз. Зашли в кафе, купили по булочке и с большим аппетитом съели.

Поездка на целину определила мою дальнейшую судьбу, а знакомство с Таисией Андреевной и Александр Матвеевичем как образцами русской щедрости закрепилось во мне и моей доченьке до конца наших дней. В Одессу я приехала одухотворённой, с большими надеждами на будущее. Я с нетерпением ждала письма от Толи. Долгое время никакой весточки. И вдруг мне приносят из деканата письмо. Я была просто на десятом небе и придумывала повод, как нам встретиться. Моё нетерпение можно понять только как в пословице: «У бабы волос длинный, да ум короток». Вот и замудрила с дури. На то время я посещала кружок на кафедре инфекционных болезней. Профессор Коровицкий после успешного моего доклада по РЭГ, возможно по причине своего плохого зрения, видел во мне будущего аспиранта и возлагал большие надежды. Он даже пригласил меня домой, познакомил со своей женой и подарил книгу о токсоплазмозе и свой портрет. Вот и решила я поехать в Москву, посидеть в Ленинке и создать картотеку для будущей диссертации. А главное – увидеть Толю.

У нас были каникулы, а у него – сессия, и я вот те на, явилась не запылилась. Встретились мы вечерком, прогулялись. Он мне рассказал, какие у них строгие требования, конечно, расспросил и о моих планах. Я старалась умничать изо всех сил. Но чувствую – я незваный гость хуже татарина. Близок локоток, да не укусишь. Расстались мы дружелюбно. Он больше не пришёл. А я как проклятая четыре дня сидела в Ленинской Библиотеке, выписывала всё, что есть по РЭГ в мировой  литературе. выбрала более 400 источников и поняла: чтобы открыть что-то новое в исследовании кровообращения какого-то органа, используя РЭГ, нужно вначале открыть какой-то новый орган в человеческом организме.

И всё же главное, кому посвящён этот рассказ, – это Тараскевичи. Они, может почувствовав моё удручённое настроение, объявили меня племянницей. В их коммунальной квартире умерла бабушка и освободилась небольшая комната. Таисия Андреевна пригласила меня после окончания института приехать к ним жить и обещала прописать меня в Москве в этой комнате. Она нагрузила меня всякими продуктами, я ещё в Одессе неделю ела… А Александр Матвеевич пошёл провожать на Киевский вокзал. Вдруг неожиданно он попросил у меня билет. Конечно, я собиралась ехать в общем вагоне. Он сказал мне:

– Присядь здесь, я скоро вернусь.

Жду – нет и нет. Возвращается с билетом в плацкартный вагон. Александр Матвеевич завёл меня в вагон, пошёл к проводнику и купил мне постель, принёс и только тогда спокойно попрощался.

Я вас спрашиваю, можно ли это когда-нибудь забыть? Связь с ними сохранилась до самого финала их жизни. Александр Матвеевич никогда не забывал поздравить меня и Ирину с праздниками. А в 1982г. мы с Ириной ездили к ним на золотую свадьбу. Ирина познала всю глубину щедрости и доброты Таисии Андреевны. Это не прошло так мимолётом, а оставило глубокий след в её чутком сердце. И я этим горжусь.