Czytaj książkę: «Фиолетово черный»

ГЛАВА 1

Потускневшие зрачки остановились на красивом орнаменте титульного листа знаменитой когда-то книги:

«Посвящается Анатолию, который помог мне поверить в себя, в свои силы!» 15.07.09, 01.02.29, 03.01.11, 14.07.14, 33. 21.08.39

Старческая рука легла на плотный лист бумаги. Огрубевшие от времени пальцы в десятый раз провели по напечатанному старым способом посвящению.

Книга была старинной, да, такой уже не встретишь ни в доме, ни в букфондах (теперешние книжные супермаркеты). Люди перестали смаковать, перестали чувствовать, ощущать! Когда-то за такими вот обычными книгами, в простых переплётах, с самыми обыкновенными рассказами и повестями, собирались очереди. Это было в далёком прошлом, когда ещё проспекты рассекали длинные, как черви, расписанные рекламами автобусы, а автолайны, словно колорадские жуки, сновали между иномарками и грузовиками! Это было в том далёком прошлом, когда люди пользовались метро, когда ещё не знали, что такое «авиакар». Тогда люди торопились на работу, в аэропорты, на деловые встречи и при этом покупали и читали взахлёб самые разные книги. И так было прекрасно открыть только что купленную книжечку, сидя на жёсткой скамье электрички или более мягком сиденье скоростного метро, и вдыхать, вдыхать в себя её аромат, перемешанный с запахом свинца и древесины. Читать популярную тогда Донцову или Маринину, утонуть в приятно будоражащих твоё воображение кошмарах классика мистики Стивена Кинга. Ощущать, переживать и страдать вместе с вымышленными героями, которые, как правило, не боятся ничего! А фантазировать со Стругацкими? Это был другой мир, другое время!

А газеты? А пресса? Утренняя чашка кофе и «Московский комсомолец» (кажется, так называлась эта газета) были началом дня любого мужчины того времени.

Анатолий Николаевич прикрыл глаза, и до него, молниеносно пробив слой времени, донеслись те запахи и защекотали его ноздри. И вот уже будто стоит перед ним чашка ароматного кофе «Карт Нуар», а Светлана уже испекла булочки с корицей, те самые, которые он любил и которые он уже никогда в жизни не попробует, потому что нет уже того кофе, нет той свежей газеты, нет уже и Светланы, его жены.

Слеза быстро сбежала по его старому морщинистому лицу, старому, но ещё сохранившему красоту и те упрямые, говорящие о его железном характере черты.

Анатолий Николаевич поднялся с кресла и подошёл к зеркалу. Его комната была не очень большой, но ему хватало этого пространства, чтобы утонуть в своих воспоминаниях, чтобы провести последние дни тут, где всё напоминало о прежней жизни.

Глубокие, когда-то смотревшие с вызовом, но теперь потускневшие глаза блекло-коричневого цвета смотрели с тоской из мира зазеркалья. Они смотрели с усмешкой и жалостью на старца с белыми, как лунь, волосами. Бороду он не носил, да и усы ему не шли, поэтому выглядел он моложе своих 150 лет.Морщинистой рукой с обвисшей кожей Анатолий Николаевич провёл по своему отражению в зеркале и теперь уже сам усмехнулся. Близился день его смерти. Ещё 11 дней. Похороны были назначены приблизительно на 20 число, но приглашения ещё не были разосланы. Позже, когда он будет лежать в датодатчике, его сын уже узнает день и час и дрожащей рукой внесёт ту самую дату в похоронник, чтобы разослать его всем, кого желал бы видеть сам Анатолий.

Да, нынче так умирают. Человечество далеко шагнуло вперёд. Шагнуло, но не порвало при этом штанину и собиралось дальше шагать, шагать и шагать! Хотя куда дальше, что придумывать и изобретать ещё? Что ещё хотели знать люди? Чего ещё они могут коснуться? До чего достать?

В воздухе пробежала лёгкая вибрация. Голограмма, узнал старик. И тут же за сгорбившейся спиной Анатолия появилась голограмма – молодой блондин в блестящем костюме, словно пришелец из комикса XXI века, с глупым донельзя лицом. Так запрограммировал его Георгий, сын Анатолия, но, впрочем, самому Анатолию было всё равно, он старался не замечать всякий хлам и железки в доме.

– Сэр, к вашему дому приближается авиакар, предположительно это может быть ваш сын, сэр Георгий, или мне установить личность и координаты?

– Нет… передай, будь любезен, ГАДЖ-97, чтобы он встретил молодого сэра. Пусть накормит его, а когда он закончит обед, если ему вздумается, пусть поднимется ко мне… – Анатолий оторвал взгляд от зеркала и посмотрел на пересечение двухсот микролучей, голограмму:

«Боже, ну и урод!» – пронеслось в голове Анатолия, когда он усаживался в кресло, возвращаясь к книге и своим воспоминаниям.

– Сэр, вы печальны! – голос, вернее, звукопроизводитель голограммы, опять же установленный сыном Анатолия, был почти писклявым, противным и раздражающим нервную систему.

– Нет, Галл, всё хорошо! – в принципе все называли голограммы Галлами, за исключением повёрнутых на технике людей, которые вдруг заявляли, что у роботов и всей этой изобретённой армии железа есть душа и чувства. Они давали им имена, беседовали с ними, и были даже известны случаи завещания им имущества! Но это были роботы, хоть что-то ощутимое, что можно потрогать. А то, что стояло перед ним, было простым сгустком лучей. Голограмма, пустота и всё! Глупо до тупости!

– Галл знает, сэр, о вашей скорой кончине… примите мои соболезнования, нам будет вас очень не хватать!

«Вот тупица! Пошёл вон!» – мысленно взбунтовался Анатолий, но взял себя в руки. Конечно, если бы он боялся смерти и не хотел умирать, он обязательно перезагрузил бы эту сволочь, дал бы ему первому «пережить» момент смерти, ощутить то, что должно чувствовать любое живое существо. Но в том-то вся и загвоздка, что из них двоих почти живым был Анатолий. Хотя посмотрев правде в глаза, можно с уверенностью заявить, что и Анатолий был как нечто искусственное, как и многие люди, согласившиеся на продолжение жизни. Он не был человеком, не был роботом и даже не мог сравнить себя с Галлом. Он не был молодым, как месяц назад, и он умирал!

Внизу в гостиной послышался бодрый голос Георгия, звонкий, радостный голос молодого, живого человека.

Галл растворился.

«Туда тебе и дорога!» – усмехнулся Анатолий и снова посмотрел на раскрытую перед ним книгу.

«Вернуться». Название было интригующее и в то же время обычное, полностью излагавшее содержание старинной, нашумевшей когда-то книги. Он не знал, зачем подобрал её на чердаке, зачем вообще полез туда. Просто перед смертью ему хотелось навести порядок и в вещах, и в мыслях. Он полез туда сегодня утром, как только проснулся, как только ощутил усталость, а усталость к нему теперь приходила, едва он открывал глаза. И это было постоянным ощущением умирающего Анатолия, потому что подходил тот день, когда вакцина перестанет действовать, а действовала она строго по часам, до минуты, до секунды!

Это была третья вакцинация. Третья из трёх позволенных, последняя из возможных.

Анатолий тоскливо вздохнул. Как давно это было! В далёком XXI веке. В 2048 году ему было уже 60 лет, тогда в медицине произошёл прорыв. Это была сенсация, взрыв, толчок к новому, будоражащему! Некий Вячеслав Буйков, специалист в нейрохирургии, и доктор наук Антон Плазов заявили всему миру, что могут омолодить человека! Они провели тысячи опытов на животных, бились около 40 лет и всё-таки добились того, что спасёт людей, омолодит, придаст им уверенности. Общество было в шоке! Многие не верили и называли учёных шарлатанами, попусту сотрясающими воздух, обнадёживающими старых и больных людей! Но, тем не менее, было разрешено поставить опыт на человеке. Через 4 месяца, в июне 2048 года весь мир замер перед телевизионными экранами (тогда ещё были телевизоры – чёрные, плоские ящики с жидкокристаллическими или плазменными экранами). Была прямая трансляция, скорее всего, вторичной вакцинации, ибо первый опыт наверняка был проведён в строжайшем секрете где-нибудь под землёй в секретной лаборатории над каким-то бедолагой, запуганным насмерть службами ФСБ. Вакцинация самого нейрохирурга и изобретателя Вячеслава Буйкова. Тогда, помнится, Анатолий даже боялся смотреть весь этот кошмар, не то чтобы последовать примеру бедного учёного. В тот день он плохо себя чувствовал, болели ноги, так было всегда перед переменой погоды, и он уже хотел лечь спать, но Светлана, его жена, уговорила всё-таки супруга усесться поудобнее в кресло и затаив дыхание следить.

Вячеслав Буйков был седовласым стариком, таким его запомнил весь мир! Невысокого роста, с бородкой и постоянно бегающими глазами. В тот день, когда должно было перемениться всё, весь мир, его поместили в белую стерильную комнату с огромным двойным стеклом, за которым был полностью изолированный от него мир. На той стороне, за толстым стеклом сидели учёные. Они постоянно что-то записывали, фиксировали, обсуждали. Его глаза тогда Анатолий почему-то не видел, не хотел замечать, но именно сегодня, сидя вот так вот в кресле на втором этаже своего дома, он вспомнил и прочитал тот страх в глазах Буйкова. Его память смогла воспроизвести тот страх, всю немощность, ужас человека перед неизвестностью, перед чем-то новым, его память смогла передать то, что смог частично показать голубой экран 90-летней давности.

Двое в белых халатах, неопределённого возраста и пола, помогли старому изобретателю поудобней улечься на кушетке и зафиксировали его руки и ноги. После того как испытуемый был прикован к страшному ложу, на его глаза, испуганные и слегка влажные, легла мягкая, шелковистая повязка.

Когда и с этой процедурой было покончено, всё те же в белых халатах вышли за стеклянные двери и застыли за ними, словно статуи. Наконец, по истечении трёх минут, когда сердце испытуемого стало биться медленнее, в комнату с другой стороны, где находились такие же стеклянные двери, вплыла женщина в медицинском скафандре. Анатолий понял, почувствовал, что это женщина. Он не видел ни волос, ни красивых глаз (а он знал точно, что у неё безумно красивые глаза), он лишь знал, что она богиня! Богиня с лёгкой, летящей походкой и драгоценной вакциной в красивых, обтянутых медицинским латексом руках! Ибо только боги могли сотворить то, что сейчас должно произойти в этой комнате. Да! Безусловно, такое дело могли доверить только богине!

Мир замер. Замерло всё. Машины перестали жужжать за окном, птицы замолчали, заводы заглушили свои турбины, детвора присмирела, или это показалось Анатолию и Светлане, которые могли от напряжения и вовсе не слышать окружающий мир, пока оставшийся таким, каким они привыкли его ощущать. Но он оставался таким ещё сорок секунд.

Анатолию казалось, что всё происходит, как в американских фильмах, как в мистическо-фантастическом триллере! Люди в скафандрах, отсчёт времени, капельки пота на лицах учёных.

Игла, тонкая, как хоботок комара, на мгновение застыла перед пульсирующей веной (последний миг старого мира) и проткнула старческую, тугую, совершенно не эластичную кожу! С этого момента началась другая эра! Другой отсчёт современной жизни! Подумать только, всего один шаг и мир перевернулся. Укол – это новый толчок для человечества. Человек получил стимул жить дальше, продолжать эксперименты, учиться, ведь теперь он мог жить, молодеть и экспериментировать дальше! Он мог не умирать, мог прожить ещё одну жизнь! Что это значит для тех одарённых людей, учёных, которые способны творить, открывать что-то новое!

Воцарилась тишина. Казалось, весь мир ощутил, как светло-голубая жидкость побежала по старым изношенным венам. Буйков напрягся, его тело непроизвольно дёрнулось и замерло, как и дыхание всего мира. Прошло пятисекундное напряжение, в котором утонула вся планета. То, что произошло потом, очень долго не могло найти место в сознании людей. Церкви забили тревогу, правительство принялось писать новые законы, а люди плакали от счастья. Трансляция велась по всему миру, и вся планета видела это чудо. А как вы назовёте то, что случилось в следующие десять минут? Ей-богу, Анатолий видел сам своими глазами и не знал, плакать или радоваться?

Кожа этого стареющего учёного на глазах всего мира начала регенерировать! Она стала наполняться жизнью, приобретала утраченную эластичность. Она словно питалась из внутренних ресурсов, будто там внутри была целая энергетическая станция, которая наполняла весь организм жизнью и силой!

В тех местах, где кожа была загрубевшей (на локтях, под коленками), кусочки отмершего эпидермиса стали, словно штукатурка, отслаиваться и падать вниз, прямо на белый кафельный пол. Морщины на лице медленно, но верно разгладились. Старые тусклые волосы, словно ненужная шерсть животного, комками плюхнулись на белый кафельный пол. Помутневший хрусталик глазного яблока приобрёл прежнюю зоркость! Скрюченные руки учёного превратились в красивые кисти аристократического происхождения!

Мир взревел. На безлюдных улицах городов раздавались крики, словно цунами проносилось по континентам. По всей планете пронёсся дикий радостный вопль человеческой расы! Человека, который победил время, болезни, смерть!

Пятидесятилетний старик на глазах всей планеты помолодел на 30 лет. Десятки учёных, лучших учёных разных стран производили ещё с месяц после вакцинации всевозможные анализы, помещали помолодевшего в изоляторы и боксы. Но Буйкову было всё равно! Он был молод и полон сил, он был готов на тысячу обследований, на миллион экспериментов! Ему покорилась природа! Он завоевал весь мир, и ему было снова 20 лет!

– Па! – Георгий высокий, широкоплечий, жгучий брюнет, с глазами от отца и достаточной жизнерадостной улыбкой от матери, влетел в комнату и, чмокнув Анатолия, сел на край стола.

Ну надо же, подумать только, и этот юноша, который никак не может воспринять мир всерьёз, уже был заслуженным пилотом шаттла Марс-3! Он уже ощутил мир космоса, ощутил под своими ногами грунт четвёртой планеты солнечной системы! Он был личностью! И это был его сын! Любимый, дорогой малыш!

– Па!

Анатолий сбросил с себя всю тяжесть воспоминаний и впервые за день легко вздохнул:

– Ты с космодрома? Когда командировка?

– Па, я не полечу… я сегодня кое-что решил…

Как только Гоша опустил глаза и потёр нос, Анатолий уже понял, что его сын не только что-то решил, но уже и приступил к определённым действиям. Да, долголетие помогает лучше понять и себя, и своих близких:

– И что решил мой взрослый сын?

– Па, во-первых, я никуда не полечу, командировка на 8 месяцев, это просто недопустимо, во-вторых, я уже нашёл специалиста, который осмотрит тебя, сделает точную диагностику, может…

– Гоша, ты же прекрасно знаешь, – отец, словно старый лектор в аудитории, тяжело поднялся и пошаркал к окну, – что после вакцинации человек продлевает себе жизнь на 30 лет, а после ещё на 30 и наконец ещё на 30, итого 90! Это не заморозка, после которой я могу дожить предписанные мне оставшиеся дни, это сильнейший износ организма и органов, ты же сам понимаешь, что после вакцинации мы отрекаемся от бога! Он больше не властен забрать нас, ну, если только несчастный случай, а так, до окончания срока действия вакцины, в точности до дня, до часа, до секунды с того момента, когда она была сделана, проходит 90 лет, и мы уже ничего не можем сделать!

Он продолжал стоять у окна и смотреть вдаль, будто там было его спасение. Он постарел. За месяц из 30-летнего мужчины он превратился в 80-летнего старика. Его кости уже не были такими послушными, глаза перестали видеть, волосы поседели, да и душа постарела вместе с телом.

Всё дело было в вакцине. Она имела внешний омолаживающий эффект всего один раз, в момент первого применения, в дальнейшем обновлялись внутренние органы и кровь.

– Максимум один-два дня… – он продолжил, не поворачиваясь к сыну, – это редкий случай, но он ничего не даст. Ты же сам понимаешь, во что превращаются наши органы, которые имеют свой биологический возраст, да ещё плюс 90 лет! Человек умирает моментально.

Анатолий молча продолжал смотреть в окно, и в его уже уставшем мозгу вдруг всплывали одна за другой картинки. Боль и мучения давно умершего человека… это же немыслимо, прожить 150 лет! Это ужасно, чудовищно! Это как подглядывать за другими, он прожил уже свой век, он прожил бы и свою жизнь, так зачем же ему и всем людям понадобилось жить так долго! Зачем им всем нужно было становиться мертвецами на ходу! Господи! Прямо мистика какая-то! Он явно представил, как будут гнить его кости за короткое время его смерти в тот момент, когда вакцинация закончит своё действие, как его изношенная кожа будет ссыхаться на гнилых костях, причиняя ему невыносимую боль! Как он будет биться в предсмертной агонии, и из его глаз будут литься слёзы страха и безысходности! Но почти тут же ему на помощь пришла яркая вывеска на южной улице, где огромные красные буквы успокаивали любого смертника, готовившегося уйти на вечный покой! Эта услуга «Датодатчик» была новым изобретением человечества, и пока ещё на нём можно было заработать хорошие деньги. Правительство одобрило, но не торопилось сделать такую важную услугу бесплатной. Это было спасением для умирающего, камера датодатчика принимала тебя за 12 часов до окончания вакцинации, сотни датчиков точно устанавливали время (хотя и так всё было зафиксировано на микро-плате, которую устанавливали каждому при вакцинации). После этого исполнялись любые желания умирающего: выпить чашечку кофе, поиграть в бридж, послушать Бетховена, всё, что было угодно! Но за десять минут до смерти в пока ещё прочную вену вводили морфий, и под вечную музыку классиков вы покидали этот мир совершенно счастливым, не ощущая то, что не смог бы вынести ни один современный человек… Момент смерти. Да! Человечество избаловало и себя, и свою душу. Мы стали просто приходить в этот мир и так же просто покидать его. Мы не делаем трагедию из смерти, потому что она перестала быть страшной, она стала обыденной. Вы спросите, а что, раньше люди не умирали? Умирали. Но они чувствовали смерть, рождение, жизнь! А мы? Мы ничего не чувствуем, даже жалости к тем, кто умирает. Что мы говорим? А, пусть он полежит в датодатчике и умрёт под Моцарта! Разве можно жалеть человека, который просто уснул? Мы нечасто и вспоминаем-то его. Спросите, почему? Отвечу…. Мы устаём от него! Он прожил 150 лет! Он много сотворил или просто прожёг эту жизнь, неважно, но он прожил 150 лет. Чёрт, мы просто устали видеть его! Мы просто не торопимся жить!

– Па, мы же должны что-то придумать! – голос Гоши вывел Анатолия из задумчивости, он услышал в нём нотки отчаянья.

– Зачем, сынок? – за окном уже стемнело, а он продолжал всё так же стоять спиной к сыну и лицом к холодному стеклу. – Для чего? Я нажился, я устал, я испытываю только тяжесть, мне плохо, и я сам хочу умереть!

– Это в тебе говорит страх! – заорал Гоша. Его крик был таким неожиданным, таким молящим о спасении, что Анатолий даже повернулся к нему лицом.

– Нет! – отрезал старик. – Я и так хожу по этой земле лишние 90лет… я устал!

– А я не смогу жить, отец, с той мыслью, что ничего не сделал для твоего спасения! – сын поднял глаза и встретился взглядом с отцом. Господи! Сколько там было страха, обиды, немощности! Вот она, человеческая беспомощность! Даже изобретая лучшие технологии и делая разные открытия, которые вскружили головы от мысли, что мы покорили природу, изобретая немыслимые вакцины, человек всё равно остался одной из разновидностей живого существа. Он так же, как и всё живое, подчиняется законам жизни и смерти. Он так же, как и всё живое на этой планете, зависит всего лишь от клматического благополучия, и всё же этот самый «ОН», по сути, ничтожный человечишка, верит в себя настолько сильно, что становится смешно! Как всё же мы глупы!

Анатолий выдержал взгляд сына. Он уже не мог так долго простоять у окна, как делал это раньше, его ноги наливались, опухали, а кости начинали ныть, поэтому он вынужден был вернуться к столу и сесть на свой трон. Сын смотрел на него, не отрывая взгляда, и боль, которая отражалась на лице отца гримасой раздражённости, отражалась и на его лице гримасой боли.

– Вот как? – отец, наконец, уселся на трон. – А как бы ты вёл себя, если бы никакой вакцины не было? Если бы я умирал в свои 60 лет? Ну или в 70? Вот она, человеческая натура! Вот он, наш грех, наша слабая сторона! Мы получили немного счастья и радости, но вместо того, чтобы благодарить бога за дарованное открытие, мы воспринимаем это как должное и продолжаем требовать намного больше, хотя нам и так дали многое!

– Отец, это касается тебя! И если бы это открытие не произошло в 48-м году, я бы похоронил тебя, но мы разумные существа! Мы достигли многого с тех пор, как появились на этой планете! Так почему, я не пойму, мы остановились на достигнутом? 90 лет – это не предел! Раз получилось это, получится и другое! – Гоша снова кричал. Его трясло от несправедливости, от обиды, ещё чуть-чуть и он заплачет!

– Успокойся, сынок! – Анатолий смахнул набежавшую слезу.

– Нет, папа, это ужасно, видеть сто пятьдесят лет своего отца молодым и здоровым, а потом наблюдать, как он в одночасье стареет… это ужасно!

– Ты прав, сынок! – старик усмехнулся – Лучше, чем мать-природа, мы уже не придумаем! Девяносто лет назад ты постепенно принимал факт, что твой отец стареет, по природе так заложено.

ГЛАВА 2

У них вышел скандал. Как они ни пытались идти на уступки друг другу, он оказался неизбежен.

Гоша (а для Анатолия Николаевича, проживи он ещё 150 лет, Гоша останется Гошей, а не Георгием) уехал домой.

Когда Гоша в 2060 году сделал себе первую вакцинацию, ему было 50, он меньше чем за минуту превратился в 20-летнего юнца, в коем виде и пребывал сейчас. Он не хотел ждать более зрелого возраста и решил оставаться вечно молодым до 2090 года, когда и провёл вторую вакцинацию, а в 2120 последнюю, и теперь 11 лет у него было в запасе. Это и пугало, и радовало Анатолия. А кто знает, может, его сыну было суждено прожить до 80 лет? Но ведь с другой стороны, жить до 140 лет лучше, чем до 80?

Анатолий не знал. Он ничего не знал. С каждым новым днём его тело менялось, превращалось в вату, в онемевшую кожу, которую он ненавидел, но которую он ощущал! Тело усыхало, внутренние органы один за другим давали сбой. Он старился не по дням, а по часам. Его глаза, его красивые карие глаза помутнели почти за один день, кожа с каждым днём становилась дряблой и свисала. Он неизбежно превращался в старика. Господи, и как же это было страшно!

Откинувшись на спинку громадного дубового кресла, Анатолий прикрыл глаза. Теперь и усталость была какой-то необычной, какой-то безысходной, удручающей. Он мысленно возвращался к разговору с сыном, и ему становилось от этого ещё хуже. Как никогда в жизни сейчас Анатолию хотелось быть рядом с ним, но нужно держать себя в руках, иначе до последнего дня им овладеет паника. А паника была ни к чему.

Его тяготило всё: и возраст, и удручающее настроение, и чувство, схожее со страхом, но беспокоили Анатолия сейчас больше всего его воспоминания, а их у него за 150 лет было предостаточно!

Анатолий Николаевич приоткрыл глаза и, тяжело дыша, склонился над всё той же книгой. Всё те же буквы, всё те же слова, но с этой книгой было что-то не так! Он чувствовал это! Он не просто так взял её, он не просто так тяжело дышал, смотря на обложку и старый переплёт! Что заставляло его нервничать? Вот уже третий день она тянула его, манила, и он был уверен, он знал, что его связывает что-то с этой книгой, этими листами, этими буквами. Закрыв книгу, Анатолий прочитал фамилию автора небезызвестного романа.

Зайцева Ядвига

«Зайцев Анатолий» – пронеслись у него в голове. Он что-то помнил, что-то знал, но его усохший мозг никак не хотел выдавать ту информацию, которая ему была так нужна! Нервно вздохнув, с тяжестью, которая была ему совсем недавно не знакома, а теперь стала его постоянным спутником, он, поднявшись из своего кресла, подошёл к окну:

– Галл!

Голограмма моментально образовалась у него за спиной с характерным только для неё колебанием в воздухе:

– Я слушаю вас, сэр!

– Мне нужна информация, – бросил через плечо Анатолий Николаевич, даже не повернувшись.

– Я слушаю…

– Посмотри автора, Зайцеву Ядвигу… сними всю информацию об этой девушке… да, в 2009 году вышел её роман «Я вернусь», это должно тебе помочь…

– Хорошо, сэр… она ваша родственница?

«Вот урод, ну какое твоё дело? Тебе-то что от этого?»

– Нет! – рявкнул Анатолий, – А точнее, хочу удостовериться, что это так и есть… ты, может, заметил, что у нас с ней фамилии одинаковые? Ты просто дай мне то, о чём я тебя прошу, а с остальным я сам разберусь… иди, у меня осталось мало времени…

Времени, действительно, не было. Пройдясь по комнате, размяв старые косточки, Анатолий вернулся к столу и открыл книгу, снова прочитал имя автора на пожелтевшем от времени титульном листе:

Зайцева Ядвига

Ядвига… Ядвига… Ядвига…

И вдруг его пронзила молния. Ядя, Ядвига. Шквал эмоций, смесь из разных чувств заполнили его умирающий мозг. Воспоминания обрушились на него такой большой холодной волной, что он схватился за кресло, а после облокотился на стол, чтобы его не штормило, и в конце концов просто рухнул в кресло, успокаивая своё прерывистое дыхание:

– Господи, Ядвига!… Ядя! Господи…

И тут же Её глаза заполнили его мир. Два огромных чистых топаза смотрели на него из 2009 года.

Она смеялась, и на её щеках появлялись две очаровательные ямочки. Шатенка с длинными вьющимися волосами, она была похожа на богиню, богиню страсти, умопомрачительного желания. И тут Анатолия окунуло, утопило в его прошлом, словно он падал на дно, на дно времени и даже не пытался сопротивляться, даже не вздрогнул.

Он работал тогда в лаборатории «МОК» (московской ореховой компании) электромехаником. Это было превосходное, доброе время…

2009, июль

В лаборатории было душно. Сняв с себя майку, Толя продолжал ремонт. Вот тебе и новое оборудование, вот тебе и импорт… всё летело к чёртовой матери, всё оборудование, вся техника. Жара. От этой духоты, которая резко нависла над городом, постоянно хотелось пить, но два года в армии не прошли даром. Толик налил себе из кулера холодной воды и сделал два жадных глотка, от ледяной жидкости у него заломили зубы. Всё, норма. Прапорщик Зверев (кстати, очень подходящая фамилия) разрешал бойцам наполнять свои фляги только раз в сутки и строго следил за расходом каждой, ну а если кому не хватало воды до утра, засыпали с пересохшими губами, а на следующий день были намного экономнее. Вот так вот, служить в ВДВ непросто, а Толя это знал не понаслышке.

Запах поджаренных орехов перебивал аромат готового обеда, шедший из столовки, и желудок молодого механика заурчал, едва тот подумал о еде. Отбросив в сторону уже испачканную майку, Толик решил, что ремонт подождёт, а вот с обедом и желудком шутить нельзя.

Ореховая компания, совсем недавно обосновавшаяся, сейчас переживала подъём, и было приятно осознавать, что любого работника тут ценят. Деятельность была хорошо спланирована, следовательно, компанию ждёт успех, а что ещё нужно парню, который только вернулся из армии и жаждал покорить весь мир. Для начала было неплохо устроиться и на такое место.

Толя вышел в длинный коридор, который заканчивался столовой. Огромная комната была выполнена в светлых тонах, что поднимало аппетит, атмосфера тут говорила о дружном коллективе, о хороших, может, так только казалось, отношениях между начальством и рабочими. И Толя по всем параметрам был доволен такой работой.

– …Да? Зайцев? – грубый голос администратора по кондитерскому цеху вывел его из задумчивого состояния. Молодой человек растерянно посмотрел на высокого, широкоплечего начальника, Андрея Григорьевича, суровое лицо которого всегда предвещало бурю среди ясного дня.