Заклятие феи, или Красавица и Чудовище наоборот

Давным-давно жил в одной далёкой стране садовник по имени Джо́рен. Он выращивал в своём саду цветы невиданной красоты и отвозил в столицу, в дома самых богатых и влиятельных вельмож. И даже удостоился чести поставлять в королевский дворец розы. После того как семь лет назад загадочно исчезла наследная принцесса, единственная дочь королевской четы, только розы, любимые цветы пропавшей, могли хоть как-то утешить королеву.

Жена садовника умерла рано. Жениться во второй раз он не захотел и троих своих сыновей вырастил сам.

Много седых волос прибавили Джорену старшие сыновья, наотрез отказавшись следовать по стопам отца. Дескать, не желаем в земле копаться! Они хоть и уехали в глухомань из столицы, а всё почитали себя горожанами. Один подался в сапожники, другой – в швецы. И ладно бы преуспели! Не шли дела ни у того, ни у другого. Так и сидели нахлебниками на шее у отца, наследства дожидались, чтобы наконец жениться и зажить своим домом.

И только младший сын, Ла́ммерт, без устали с утра до ночи ухаживал за отцовским садом, не обращая внимания на насмешки старших братьев.

Садовник души в нём не чаял, но старался никак не выделять среди других сыновей. Поэтому, загрузив повозку свежесрезанными цветами и войдя в дом попрощаться, он обратился ко всем троим:

– Последний раз в этом году цветы в город везу. Больше уж не поеду, так что подарки на Рождество сейчас просите. Ну, кому что привезти?

– Молоток привези с серебряной ручкой! – попросил Пе́трус, старший сын. – Как у сапожника Фии́ла. С таким у меня точно сапоги получатся не хуже, чем у него.

Отец с сомнением покачал головой – ох, не в молотке тут дело. Когда у Фиила и на самый простой молоток денег едва хватало, сапоги ему уже удавались так, что королю не стыдно носить. Но сыну сказал:

– Хорошо, Петрус, привезу.

– А мне бы иглу золотую, такую, как у Фро́уда-швеца! – встрепенулся Рубе́н, средний сын. – Тогда и я сумею кафтаны шить не хуже, чем у него выходит.

Отец помрачнел – не поможет золотая игла тому, кто стальной управиться не умеет. Фроуду ту иглу не больше года назад в дар преподнесли, а кафтаны у него уже лет десять как все богачи в округе заказывают. Но вслух сказал:

– Хорошо, Рубен, привезу, – и обернулся к младшему сыну. – А ты, Ламмерт? Тебе какой подарок по сердцу?

Ламмерт оглянулся на братьев. При них сказать? Засмеют! Позже, когда останется с отцом один на один? И того хуже – злобу затаят, решат, что выклянчивает у отца подарок подороже. Впрочем, может, его заказ и поболе серебряного молотка или золотой иглы стоит… И Ламмерт решился:

– Привези мне, отец, розу. Такую, какой в нашем саду ещё нет. А то все сорта, что есть, мы уже подносили королеве…

Братья, конечно же, со смеху покатились. А отец, ничего не сказав, просто вышел за дверь. Ламмерт юркнул за ним.

– Нелёгкую задачку ты мне задал, сын, – сказал Джорен. – На городской ярмарке я всех цветочников знаю. Все сорта, что у них есть, уже растут в нашем саду…

– Ну, вдруг кто-то из-за моря привёз? Столица всё-таки.

– Хорошо, поищу. А если не найду?

– Тогда мотыгу привези.

– Зачем? У нас же…

– Не, ты золотую привези, с серебряной ручкой, – засмеялся Ламмерт. – Чтоб сама вместо меня работа.

– А! Ну, такую, если увижу, обязательно привезу, – рассмеялся и Джорен и дёрнул поводья: – Но! Пошла, А́ника!

– Береги себя, отец! – прокричал в след уезжающей повозке Ламмерт.

~~~

Когда к вечеру Джорен не вернулся, Ламмерт не заподозрил худого. Не раз бывало, что, задержавшись в столице, отец не отправлялся в путь на ночь глядя, а оставался где-нибудь на постоялом дворе или в дому у друзей.

К вечеру следующего дня Ламмерт начал тревожиться. Но подумал, что коли уж это последняя поездка, и в следующий раз Джорен отправится в город не раньше весны, то и решил довершить все дела. Может, даже его, Ламмерта, просьбу и выполняет, розу эту ищет, будь она неладна.

А вот когда под утро Аника пришла домой одна, везя пустую повозку, тревога Ламмерта переросла в панику.

Сума с выручкой была приторочена к козлам. На самом видном месте. Стало быть, не разбойники. Там же, в суме, нашлись и молоток с серебряной ручкой, и шкатулочка с золотой иглой.

– Ну, что, – хмуро сказал Рубен, – к поверенному надо идти.

– Надо, – согласился Петрус.

– Да вы что?! – возмутился Ламмерт. – Ничего толком не узнав, человека хороните?!

И он принялся распрягать Анику.

– Ты чего делаешь? – удивился Петрус.

– Аника знает, где его оставила. На поиски поеду. Только верхом – так быстрее.

– Не дури! И его не найдёшь, и сам пропадёшь, – Петрус схватил Ламмерта за плечо.

– Пусть едет, – неожиданно встал на защиту младшего брата Рубен. И сам сходил в сарай за седлом.

– Если он его найдёт, – объяснил он Петрусу, когда Ламмерт скрылся за поворотом дороги, – не надо будет поверенному приплачивать, чтобы побыстрее с наследством решил.

Ещё немного помолчав, Рубен добавил:

– А если и сам сгинет, то, даже с немалой выплатой поверенному, останемся в выигрыше.

~~~

Товар садовник Джорен распродал в городе быстро. Первым делом самые лучшие розы доставил прямиком во дворец, потом развёз букеты по домам постоянных покупателей. После целый ворох цветов продал вдове Сэйнн, что открыла недавно цветочную лавку. А то, что осталось, просто раздал цветочницам на рыночной площади. Бесплатно. Девчонкам и так зиму будет непросто пережить. Куда ж с них деньги брать?

Ещё и за полдень не перевалило, а Джорен уже отправился на поиски подарков для сыновей. Первой купил иглу. Золотые иглы – не диковинка. Знатные девицы выклянчивают у родителей такие, чтобы вышивать.

– Для дочки небось? – улыбнулся торговец.

Промычав в ответ что-то невразумительное, Джорен забрал иглу в изукрашенной красивыми завитушками шкатулочке и вышел вон.

С молотком было сложнее. Обошёл всю улицу Сапожников вдоль и поперёк – там только головой качали. Кому придёт блажь делать молотку серебряную ручку? Деревянная куда удобнее! И руке приятней. А вот поди ж ты! Нашёлся молоток! Но не в одном из домов, возле которых у входа висело по большому кованому сапогу, знаку, то есть – здесь сапожник сидит, заходи, у кого обувь прохудилась. Нет, идти-то к кузнецу надо было. Хозяин последней сапожной мастерской и надоумил, спасибо ему.

Разобравшись с этим, отправился Джорен выполнять невыполнимое – необычную розу искать. А это означало по гостям разъезжать. У каждого приятеля-садовника его в дом звали, кормили-поили, а у старика Фло́риса, друга детства, Джорен и ночевать остался.

– Эх, зря ты отсюда уехал! – сетовал Флорис. – Жил бы, как прежде, по соседству, по вечерам бы друг к другу захаживали, старые деньки вспоминали. А то видимся от случая к случаю.

– Не могу, – покачал головой Джорен. – Как Хе́нни умерла, не могу тут жить. До сих пор каждый камень мостовой о ней напоминает. Кабы для дела не нужно было, вовсе бы сюда не приезжал.

~~~

Наутро Джорен заехал ещё в три дома – к кому не успел накануне. Розы для Ламмерта не нашёл. Решил заказать ему в подарок к Рождеству пару сапог у Фиила, да у Фроуда кафтан. И двинулся в обратный путь.

Да вот незадача! В самом начале преградила путь поваленная лесина. Был бы верхом – объехал, а на повозке никак. Ну, что ж? Управился рано, успеет засветло и по объездной.

Но попасть на объездную дорогу тоже оказалось непросто. Джорен и забыл, что с тех самых пор, как наследная принцесса пропала, ворота-то северные перекрыли. Под страхом смерти король запретил приближаться к своему летнему загородному замку и охотиться в лесу, что его окружал. Потому на северных воротах висел огромный, насквозь проржавевший замок.

– Да мне ж в другую сторону! – пытался разжалобить стражников Джорен. – Замок королевский направо. А я до развилки доеду и налево сверну.

Стражники ни в какую не соглашались. Но чего не могли сделать слова, как оказалось, умели звонкие монеты. В самый разгар спора к воротам вдруг подъехал всадник в дорогом охотничьем костюме, со шпагой на боку, на резвом белом коне, бросил каждому из стражников по золотому, и те молча отворили ворота. Даже не отмыкая ржавого замка. Тот лишь для виду висел.

Джорен ухмыльнулся, пробубнил:

– Так бы сразу и сказали. Только время зря с вами потерял.

И тоже кинул стражникам по золотому – плата щедрая, но домой-то хотелось!

~~~

Спугнул ли волков давешний молодой охотник, или они теперь всегда здесь жили, только доехать до развилки Джорену не довелось. Пять, не то семь серых хищников выскочили откуда ни возьмись. Аника взвилась на дыбы, громко заржала и, закусив удила, понесла. Аккурат в сторону запретного замка.

Волки не отставали. У Джорена была лишь одна забота – усидеть на козлах.

Аника стремглав промчалась по узкому мосту через речку, протекавшую возле замка, и, снова взвившись на дыбы, остановилась у решетчатых ворот. Волки отчего-то последовать за ними не решились. Но Джорен не верил в победу. Он спрыгнул на землю, подошёл к воротам и подёргал одну из створок. Она поддалась!

Заведя Анику внутрь, Джорен кинулся затворять ворота. И вовремя! Один из волков уже с опаской ступил на мост.

Вот так! Спастись-то спаслись, но теперь они с Аникой в осаде.

И вдруг подумалось – огонь! Не может же быть, чтоб во всём замке, пусть и заброшенном, не нашлось кремния да кресала?

Успокоив как мог лошадь, Джорен направился к замку и приоткрыл тяжёлую дверь.

Что-то здесь было не так. Неправильно. Только подумав об этом, Джорен понял: дверь! Она открылась легко и совсем тихо! Ни скрипа, ни скрежета, какие приличествовали бы честным дверным петлям, семь лет без дела простоявшим.

Внутри оказалось темно. Но испугала Джорена не темнота, а запах. Так пахло на кухнях самых богатых домов, куда Джорен привозил свои цветы. По тёмным коридорам разносился аромат свежесваренного кофе. В замке кто-то жил!

Но он же не вор какой-нибудь. Ему всего-то и нужно – огня раздобыть, чтоб волков отпугнуть, да уехать восвояси. Дома волнуются уж поди. И Джорен робко позвал:

– Эй! Есть здесь кто?

~~~

– Руз…

– Да, няня!

– Руз, а вдруг это он?

– Вот этот вот?

– А что? Видный мужчина. Не дворянин, но одет чисто, опрятно…

– Ах, няня, он же старик!

– И что?

– Няня, мне-то сколько, ты помнишь? И хочешь выдать меня за него? Да он на вид старше моего отца!

– Лучше за старика замуж, чем умереть в семнадцать лет. Уверена, и батюшка ваш так же скажет. Вы видали? На кусту всего две розы осталось.

– Ох, няня, не напоминай…

– Так что? Дадите ему уйти?

– Пусть убирается на все четыре стороны… Нееет!!!

~~~

Либо обитатели замка попили кофе и уехали, либо попрятались от Джорена. Всё кругом чисто, красиво – и ни души. То, что требовалось, Джорен нашёл вмиг – связку факелов и горящий камин, чтобы поджечь один. Никакой волк теперь близко не подойдёт! Подумав, оставил на столе, на видном месте, несколько монет. Снял с пояса тяжёлый кошель, чтоб не мешал от волков отбиваться, приторочил к козлам. Сложил там же факелы – надо будет привязать по-хитрому, чтобы и не попадали, и выхватывать по одному было легко. Воткнул в землю горящий факел, да пошёл почесать за ушком беспокоившуюся Анику. И тут прямо перед глазами увидел отцветающий розовый куст. Старый, неухоженный, неопрятный. Несколько лет его никто не подрезал. Может, весною уже и не зацветёт. И два последних цветка на нём. Но что это были за цветы! Огромные, ярко-алые, бархатистые. Джорен не то что не видел, и не слыхивал о таких.

– Надо же! Будет и тебе подарочек, Ламмерт, – пробормотал садовник, снял с пояса свой неизменный рабочий инструмент, и ловко и аккуратно срезал один цветок, оставив ножку подлиннее, как раз Ламмерту на черенки.

В тот самый миг, как роза оказалась в руках у Джорена, раздался такой страшный рык, какого ни до, ни после этого слыхать ему не доводилось. Деревья покачнулись. Воткнутый в землю факел опрокинулся и потух. Волки, уже перебравшиеся на этот берег реки и совавшие морды сквозь решётки ворот, взвыли и кинулись наутёк. Кто сумел извернуться – по мосту удрали. Кто нет – в реку свалились. Сами ворота распахнулись, Аника, прижав уши, рванула с места и исчезла вмиг – только факелы, так и не привязанные к козлам, наземь попадали.

Джорен от ужаса остолбенел и крепко сжал в руке срезанную розу, не заметив, как острый крепкий шип на всю длину воткнулся в ладонь. Ему бы бежать стремглав, как Аника, или как те же волки. Но он стоял, что твой пень, и смотрел, как от замка прямо на него движется на задних лапах страшное невиданное чудище. Разъярённое, косматое, ростом на голову выше человека. Из пасти клыки торчат, что у кабана, на лбу рога бычьи, на задних лапах копыта, на передних – когти, как у рыси, а длинный тонкий хвост, словно кнутом, так и хлещет по земле – трава, будто скошенная, в стороны разлетается.

– Как ты посмел? – на последнем слове грозный рык перешёл в пронзительный визг.

– Что посмел, господин мой?

Чудище в ответ опять взревело так, что Джорен потом диву давался, как не оглох.

– Я только взял факелов вязанку. Волков отогнать, – попытался он оправдаться, когда зверь устал реветь. – И не бесплатно. Деньги я там, на столе оставил.

– Что мне твои факелы и твои деньги?! – разъярилось чудовище. – Как ты посмел сорвать розу?!

Только теперь Джорен вспомнил о цветке у себя в руке и, невольно разжав ладонь, выронил его. От изумления он и бояться забыл:

– Этот куст отцветает. Роза, что я срезал, и сама завяла бы через несколько дней.

Чудище молчало. И Джорен мог бы поклясться, что в глазах его отразился ужас. Проследив за его взглядом, Джорен увидел свою окровавленную ладонь.

А чудовище схватило одной когтистой лапой упавшую розу, другой подняло в воздух за ворот кафтана немаленького Джорена и, как пушинку, понесло его к замку.

Там оно долго взбиралось по лестнице, так и держа Джорена на весу, открыло какую-то дверь, швырнуло свою ношу на что-то мягкое и ушло прочь, бросив на ходу:

– В наказание за свой поступок ты останешься здесь навечно.

Джорен услышал, как снаружи задвигается тяжёлый засов, и понял, что попал в темницу. Потом огляделся и подумал, что хоть он и пленник, но темницей эту комнату никак не назовёшь. Красота и богатство кругом. Перина на кровати из отборного, видать, пуха. Сама кровать дубовая, полог бархатный. Стулья рядом тоже дубовые, с богатой обивкой. Шкаф резной, завитушками изукрашенный. Возле окна – в пару ему столик. Ни дать ни взять – хоромы королевские. Вот только засов снаружи больно крепок. Джорен подёргал дверь – не сдюжить вышибить. А окна хоть и решётками не забраны, но высота такая, что у Джорена враз голова закружилась, как только вниз посмотрел. Да! Хоромы – не хоромы, а отсюда не убежишь.

~~~

– Руз, девочка моя! Да что же с вами такое? Выпейте молочка, а? Или булочку съешьте. Ану́к такие булочки испекла!

– Ах, няня! У меня жизнь рушится, а ты тут со своими булочками!

– Да почему же рушится-то?

– А сама не видишь? Колдунья меня обманула! Она с самого начала собиралась подсунуть мне этого старика. А если я за него замуж не захочу, то умру, как она и сказала. А я лучше умру!

– Да с чего вы решили, что это всё-таки он?

– А то ты не знаешь, что колдунья про кровь говорила?

– Про кровь? Какую кровь?

– Я же той розой палец уколола. И она сказала: «Пусть роза вас свяжет. Кто так же до крови уколется ею, тот и примет тебя в свою семью». А старик себе шипом руку чуть не насквозь проткнул!

– Эй, ну вот, только успокоились – и опять плакать. Может, фея как раз пожалела вас, что пожилого жениха вам сюда приманила?

– Пожалела?!

– Ну, да! Старики-то в этих делах зрячее молодых. Они жили достаточно долго и знают, что не след судить по лицу. Авось, как раз он-то и сумеет разглядеть за обликом вашим…

– Няня, а я?! Я же молодая! Что сумею разглядеть за обликом мерзкого старикашки я?

В столовую робко заглянул привратник и позвал:

– Виллеми́на!

– Что случилось, Ка́рел?

Увидев госпожу, он смутился:

– Всадник у ворот. Пущать?

– Старый? – обернулась к нему заплаканная Руз.

– Отчего же старый, госпожа? Молодой.

– А… собой хорош, или так себе?

– Хорош! Весь белый, ни пятнышка, а грива…

– Да не конь, всадник!

– Ну, я в этих делах не смыслю! – развёл руками Карел.

– Ишь, побежала! – проворчала старая Анук, неся поднос с нетронутыми булочками обратно на кухню. – Почтенный человек ей, видите ли, «мерзкий старикашка». Сама-то давно в зеркало на себя глядела? Надо, кстати, ему булочек послать. Андрис!

– Чего тебе, Анук?

– Отнеси-ка булочек в башню.