Czytaj książkę: «Шепот с той стороны. О кармических уроках, лабиринтах в Хрониках Акаши и кошке, гуляющей по облакам»

Czcionka:

Предисловие

Однажды я умерла. Это случилось, когда мне поставили диагноз – рак. Мне было всего тридцать шесть лет. Именно тогда не стало меня прежней.

Но есть и хорошая новость – родилась новая я. В этом мире (и в прежнем теле) появился новый человек, который и жить учился по-новому. Минус год жизни на лечение, четыре операции, минус должность топ-менеджера, минус дом в сибирском городке. Но плюсов в разы больше: я переехала к морю, начала писать книги, научилась жить эту жизнь на максималках, вдыхая ее каждой клеточкой, с полным погружением в Игру под названием Жизнь.

А еще я занялась поиском ответов на вопросы, которыми раньше не задавалась: что там, по ту сторону? есть ли у нас предназначение? мы живем по сценарию или обладаем свободным выбором? можем ли мы влиять на материальный мир силой мысли? Спойлер: можем.

Я изучала историю мировых религий и течений New Age, поднималась в священные горы, где нет ни связи, ни людей, участвовала в ретритах, общалась с шаманами и людьми, называющими себя проводниками. Я не стала адептом ни одного из учений, но идея, что мир куда больше, чем мы видим в трехмерном пространстве, кажется мне неоспоримым фактом.

В этой книге вы прочтете художественные истории о мироустройстве согласно разным религиозным течениям, узнаете, как работают ангелы-хранители, почему шаман не может отказаться от дара, откуда появляются домовые и о многом ином… потустороннем.

И хотя сама книга учением не является, главное, к чему она призывает – любить. Как говорил митрополит Антоний Сурожский: «… и откроется на Страшном Суде, что единственным смыслом жизни на земле была Любовь». Любовь – главный артефакт Игры. Но каковы ее правила? Попробуем разобраться вместе.

P. S. Маленький совет – не читайте книгу залпом. Каждый рассказ – законченная история. Дайте им осесть в вашем сердце, каждой по отдельности, не торопясь, не перескакивая.

Артефакт

Вернешься на путь свой, к главной цели.

– Все, ты умер!

Я смотрел на собственное тело, утыканное проводками и трубочками. Старое, морщинистое, в пигментных пятнах, как у жирафы. Больничная сорочка задралась, оголив свисающий по бокам живот и впалую лысую грудь. Б-р-р… Как я дожил до такого?

– Давай, выходи, – настойчиво звал меня Гардиан. – Game over.

Я обернулся. Свет. Свет транзитного туннеля манил, но мне хотелось побыть в этом мире еще чуть-чуть. Хотелось увидеть, что будет дальше. Будут ли похороны? Кто на них придет? И станут ли они плакать? А еще хотелось знать, поймут ли они, что смерть не случайна, что это Джимми, паскудник, подмешал яд в пюре. И Джимми в глаза хотелось взглянуть. Что же там творится, в душонке его черной?

– Выходи, мать твою! Опять зависнешь там привидением лет на сто.

– Иду, – отозвался я и сквозанул в туннель.

Пока летел, отпустило окончательно. Почувствовал вселенское облегчение. Нет, не так. Обле-е-егче-е-е-ение… и блаженство от осознания своих неограниченных возможностей. Нет больше тела, нет болезней, тревог, недовольства, желаний, обид. Земная суета, гонка за успехом, новыми целями, деньгами – все не про меня. Я много больше, чем то, что заложено программой.

– А уровень-то ты так и не прошел, – вмешался в поток сознания Гардиан.

– Ой, бли-и-ин… и что, опять туда, на Землю? – завибрировал я на низких частотах.

– Угу, пока не получишь опыта большой и чистой любви, не видать тебе следующего уровня. Это важный артефакт. Без него никак. Можешь пока на Центавре отдохнуть пару жизней, а потом снова в человека.

– Нет, давай сразу. Не хочу тянуть. Только настройки поменяем.

– Окей, чего хотим?

– Давай так. Женщина. Интроверт. Ответственная, сильная, умная… Хотя, может, не надо умную? Ладно, пусть будет умная. Творческая жилка чтобы была. Организаторские способности.

– Настроил. С коммуникациями что?

– Говорю же – интроверт. Стеснительная, но способна это преодолеть.

– Ок, Меркурий в двенадцатый Дом поставил, Кету к нему добавил. Дальше?

– По характеру все. Давай судьбу лепить. Куда посоветуешь?

– Ты еще в России ни разу не был. Хочешь?

– Давай попробуем. Год рождения какой?

– Конец XX века, 80-е или 90-е. Как раз отличные условия для роста личности. Родители разведутся, придется несладко. Судьбоносную встречу в 25 лет поставлю, подберу из наших кого-нибудь тебе в напарники. Не профукай его. Если все получится и поженитесь, то подкину в процессе парочку испытаний: двое детей гиперактивных, безденежье… Ипотеку хочешь?

– Не хочу. Лучше измену давай, случайную.

– Хорошо. Пройдете все испытания, сохраните любовь – получишь доступ к следующему уровню.

– А если заблужусь? Опять болезнями возвращать на путь будешь?

– Как обычно. Могу смерть ребенка устроить. Это должно встряхнуть так, что точно проснешься.

– Ну а помощь хоть какая-нибудь будет? – спросил я с надеждой.

– Как обычно – я рядом. У тебя с прошлых уровней есть опыт крепкой дружбы, всепрощения, умение доводить дела до конца. Что из артефактов с собой возьмешь?

– Всепрощение, конечно.

– На измену подстраховываешься?

– Угу. И по знакам что? У меня с этим беда. Когда там, вообще не чую знаков и подсказок, тебя не слышу, полное погружение.

– Артефакт интуита в следующем уровне добывать будешь, без него тяжко, знаю. Сейчас давай что-нибудь совсем очевидное возьмем… чтобы не пропустил. Придумал! Я тебе наш диалог запишу их языком и подсуну в виде рассказа в самый сложный этап. Как прочитаешь, что-то да вспомнится. Вернешься на путь свой, к главной цели.

– Договорились.

– Ну что, загружаю Сансару?

– Давай. Готов. Поехали!

– Удачи в новой жизни!

Стажер

Жизнь – интересная игра.

Я расскажу тебе о том, как устроен весь этот мир – по эту и ту сторону жизни. Тебе уже можно знать. Если, конечно, поверишь.

Я должен предупредить, что ни в одном человеческом языке нет таких слов, которые могли бы раскрыть в полной мере то, о чем я буду рассказывать. Я попробую передать информацию ассоциациями, знакомыми тебе земными образами. Я расскажу тебе, о чем мне поведал Гардиан, что я видел, когда проходил… стажировку. Да, можно назвать это так. Я – стажер. Я учусь быть хранителем.

Представь себе огромный зал, уходящий ввысь, вглубь, в стороны бесконечными стеллажами, как библиотека или хранилище. Но таких размеров, что нет ему ни конца, ни края. На невидимых полках (или просто в пространстве?) хранятся секстиллионы прозрачных сфер. Это жизни. Каждая сфера – прожитая кем-то, где-то, когда-то жизнь.

Некоторые из них подсвечены (эти жизни проживаются прямо сейчас), большинство погружены в темноту, а некоторые, даже погаснув изнутри, продолжают освещать мир вокруг, как потухшие звезды все еще несут свет на землю. Путеводные звезды…

Сферы собираются в цепочки, соприкасаются друг с другом, объединяются в семьи, хранят память и опыт прожитого. Все одновременно, в единстве пространства и времени, к какой бы эпохе ни относились.

На каждую человеческую душу приходится от пары десятков до пары сотен таких сфер-жизней. Моя цепочка сфер замкнулась, я вышел из цикла рождений, собрав весь нужный мне жизненный опыт. Теперь я вне пространства и даже вне времени. Это трудно объяснить. Но я могу существовать одновременно в каждой из своих жизней, а могу выходить за их пределы свободно.

Я выбрал стать ангелом-хранителем, Гардианом. Я учусь и набираюсь опыта у другого такого же Гардиана. Он ведет меня по эту сторону мира, как вел когда-то по ту, там, где все еще ты.

Каждая душа выбирает – прожить прошлую жизнь заново или поменять «настройки», создать новую сферу. И Гардиан помогает, подкручивает, подстраивает главные вехи судьбы. А потом сопровождает душу в земном воплощении.

– Как ты помнишь их всех? – задал я вопрос своему наставнику однажды. – Их задачи, особенности каждого?

И он ответил:

– Все просто, присмотрись. На сферах написаны едва заметные знаки, среди них есть и цифры – дата, время, координаты рождения, есть символы, указывающие на добытые уже артефакты и символы, подсказывающие предназначение и задачи этой жизни. Это цифровой код судьбы. Я просто знаю, как его расшифровать. Для меня это легко, мимоходом. Ты тоже научишься.

– На земле это называлось нумерологией.

– А еще астрологией, хиромантией, тарологией, считыванием ауры… Мир полон знаков. Жизненный код человека так или иначе запечатлен или отражен внутри сферы: в дате рождения, в положении планет, в линиях на ладонях. Поэтому тот, кто ищет – находит. Но это не просто. И не каждому дано знать.

А тебе дано, мой друг. Да-да, тебе. Хоть ты и не веришь сейчас. Улыбаешься? Думаешь, это шутка такая? Манипуляция автора? Да, ты прав… Возможно. Просто наблюдай, читай, развлекайся. Жизнь – увлекательная игра, а это просто интересная книга с историями о жизни…

Молитва

Просто чудо какое-то.

В реанимационном отделении Ивано-Матренинской детской клинической больницы стояли двое в белом и молча разглядывали маленького пациента. Мальчишка лет десяти. Худой, бледный, недвижимый, с маской для ИВЛ на угловатом лице. Глазницы запали, из-под сомкнутых ресниц растеклась болезненная синева.

От тонких рук тянулись прозрачные трубочки системы, от щупленькой груди проводки. Рядом мерно пикал устрашающе огромный аппарат мониторинга, экран рисовал слабый ритм больного сердечка.

– Пора, – произнес один из присутствующих. – Отключай, его время вышло.

– Не могу, – ответил второй, не отрывая глаз от невесомого сферического планшета.

– Гардиан?! На тебя не похоже… С чего вдруг сантименты?

– Да нет же… Я действительно выключить не могу, не жмется кнопка, – Гардиан развернул планшет к коллеге и продемонстрировал нажатие на сенсорную кнопку в центре. – Реакции ноль!

– Интересный поворот, – задумчиво протянул его напарник и перехватил сферу.

Проворные пальцы заскользили по мерцающей поверхности, порылись в настройках, включили сканирование всех систем…

– А-а-а-а, вот оно что. Помехи… Молится!

– Кто?

– Мать, конечно, кто еще-то… Пошли, посмотрим!

Шаг в сторону – и оба уже в старенькой церкви при больнице у иконы Божией Матери.

– Вот она, – воскликнул Гардиан, опускаясь рядом с заплаканной, растрепанной женщиной в сбившемся набок платке.

Та стояла на коленях, опустив голову на ладони. Плечи ее скорбно поникли и сотрясались мелкой дрожью совсем не в такт приглушенным рыданиям. Она то резко вскидывалась и быстро-быстро бормотала молитвы вперемешку с обетами и клятвами, то вновь роняла голову и беззвучно плакала.

– Уже десять часов вот так, – кивнул в ее сторону старший, заглянув в планшет-сферу.

– Посмотри ее программу. Что там?

– Все по сценарию – смерть сына. У них договор там, – ткнул прозрачным пальцем в воздух. – Он умирает ребенком, она учится смирению, принятию, избавляется от гордыни. Как задумано, так и движется.

– Почему тогда ее молитвы создают помехи программному обеспечению?

Первый озадаченно пожал плечами:

– Так бывает иногда. Когда урок усвоен до события… Осторожнее!!!

Гардиан едва успел переместиться в пространстве, как на его место сели двое: пожилая женщина и осунувшийся молодой мужчина.

– Ясно-понятно. Тяжелая артиллерия подоспела.

– И что мы будем с ними делать? – растерянно спросил Гардиан.

– Да ну их, – махнул крылом первый. – Переписывай сценарий. Ей последнее предупреждение. А пацану… пацану придумай просто жизнь. Пусть посуществует в удовольствие. Полсотней лет раньше, полсотней лет позже… Не велика разница.

* * *

В реанимационном отделении Ивано-Матренинской детской клинической больницы стояли двое в белом и в недоумении разглядывали маленького пациента. Мальчишка лет десяти.

– Поразительно… – не веря глазам своим протянул первый.

– Сам в шоке, Андрей Сергеевич. Думал, до утра не доживет, а тут… хоть сейчас выписывай. Просто чудо какое-то.

Бомж

Сегодня он был особенно счастлив.

Теплый июльский дождь барабанил по крыше, отбивая чечетку по старенькому шиферу. Аккуратно расставленные баночки из-под майонеза ловили капельки воды в тех местах, где крыша давала течь, поэтому на чердаке было сухо и тепло.

Серафим Иваныч кутался в старенькое одеяло и подливал в железную кружку горячий бульон из термоса. «Все-таки мир не без добрых людей», – подумал он и устроился удобнее. Жить на чердаке – это не по подвалам мотаться: здесь и воздух свежий, и соседи приятные. Серафим Иваныч посмотрел на пару жмущихся друг к дружке голубей и потянулся за цветастым пакетом.

– Пора ужинать, мои хорошие, – произнес он, доставая ломоть хлеба.

Старик скинул одеяло и проковылял к чердачному окну, ведущему на крышу. Он постелил газетку и покрошил птицам хлеб. Голуби радостно гулили, кивая маленькими головками, словно благодарили своего кормильца.

Серафим Иваныч был в отличном настроении, ведь сегодня четверг – день, когда Наталья Михайловна из тридцать третьей квартиры пускала его помыться. Еще и бульону налила! Хорошая она все-таки женщина, добрая… Дай Боже здоровья ей и всей ее семье!

Конечно, не все были столь радушны, но Серафим Иваныч старался не попадаться жильцам на глаза, вел себя тихо, еще и подъезд убирал, так что никто его не гнал. Что же поделаешь, если жизнь так сложилась: и у него когда-то был дом, но…

Старик вернулся в свой уютный угол и уже собирался вновь закутаться в одеяло, когда услышал за спиной скрежет открывающегося люка. Он обернулся и увидел, как на чердак забрался мальчишка лет пятнадцати. Волосы его были взъерошены, оторванный ворот рубашки болтался за спиной, по скуле расплывалось багровое пятно. Самым ужасающим в этой картине был взгляд подростка – гремучая смесь обиды, ненависти, отчаяния и какой-то дикой решимости.

Не заметив застывшего Серафима Иваныча, мальчишка проскользнул в чердачное окно.

С замирающим сердцем старик подошел к злосчастному окошку и с облегчением выдохнул, увидев сутулую спину, склонившуюся над тонкими перилами. Парень решительно кивнул головой и перекинул ногу через последнее препятствие.

– Не надо! – воскликнул Серафим Иваныч.

Мальчишка обернулся и с удивлением посмотрел на взявшегося неизвестно откуда человека. Тот вздрогнул, потому что узнал мальчика.

– Они, они… – задыхаясь от злости, произнес парень.

– Они того не стоят, Лешенька! Не надо!

– Вы меня знаете? Вы кто?

– А я всех знаю, Лешенька, и бабушку твою Наталью Михайловну, и маму твою знаю, и тебя. Мне свысока все видно.

– Вы что, Бог? – взгляд подростка изменился, а брови удивленно поползли вверх.

– Ну что ты! Нет, конечно, – улыбнулся старик и протянул руку. – Меня Серафимом звать. Давай руку, помогу.

Мальчишка доверчиво протянул мокрую ладонь удивительному старцу и тот одним рывком втянул его обратно.

* * *

Дождь закончился, ясное небо переливалось бриллиантами звезд. Внизу такими же звездными огнями сверкал город. Серафим Иваныч сидел на краю крыши, расправив пушистые крылья. Сегодня он был особенно счастлив.

Семен

Случайности не случайны.

Сквозь дешевые, неплотно задернутые занавески в комнату нагло лезли лунные лучи. Протоптали дорожку поперек кровати, выползли на стену и в зеркало, а оттуда – по всем углам и закуточкам маленькой спаленки. Но обитатели комнаты дрыхли сладкими снами, не видя этого безобразия.

Семен уткнулся носом в Натахину шею, его челюсть приоткрылась, дыхание было ровным и расслабленным. Снилось что-то мягкое, пахнущее молоком и травами. Такой сон прерывать никак не хотелось. Но шестое чувство предупреждающе кольнуло под лопаткой. Семен почуял неладное. Вынырнул из мира подсознательного, открыл левый глаз.

Тишина. Однако шестое чувство просто так не колется. Тем более под левой лопаткой. Открыл второй глаз, прислушался. Так и есть! Там в углу…

Семен выскользнул из-под одеяла, стараясь не разбудить Наташу, мягко переместился на край кровати. И угрожающе зашипел, прижав уши.

– Да будет тебе, – провибрировал темный угол. От него отделилась туманная фигура, подошла вплотную к коту. – Я не за ней. Рановато еще. Наоборот, помочь хочу.

Семен шипеть перестал. Посланники и раньше приходили, но чаще просто наблюдали, решали что-то между собой, с ним не пытались заговорить. Семен их видел, слышал, различал. Вот этого, конкретно, звали Гардиан. Он чаще всех к Наташе приходит.

– Твоя Наташа с пути сбивается, – начал жаловаться на хозяйку Гардиан. – Ей такой талантище выдан при рождении – детей учить. Она же педагог от Бога. А повелась на уговоры отцовские. Завтра собирается про увольнение завучу писать, класс свой бросит, уйдет из школы. И что? Бизнес все равно не ее стезя, и пытаться бессмысленно, нет там закладок на успех. Но вот себя потеряет. Она же любит школу, и детей, и предмет свой… Не знаю, что делать с ней. Я и так, и эдак намекаю, то статью, то новость соответствующую подкину. Все без толку.

Семен понимающе муркнул. Натаха и правда ходит сама не своя в последние дни. Свет вокруг нее с зеленого на темно-красный и мутно-синий сменился. Он уж запереживал – не заболела ли. Все норовил на голову ей прилечь.

– Есть у меня одна мысля, последний шанс отговорить ее, – продолжил Гардиан. – Но помощь твоя нужна.

* * *

Наташа выключила будильник, потянулась, но сладкой утренней неги не прочувствовала. На душе тяжелым грузом висело принятое вчера решение. Надо взять себя в руки и выполнить задуманное. «Чуть позже, – поморщилась она. – Сначала… кота покормить».

– Сема! – позвала хозяйка. – Ну и где твои «Наташ, хватит спать! Наташ, вставай, есть пора!»? Ты чего такой скромный с утра?

Семен недвижимо сидел на краю кровати и пристально наблюдал за… телефоном.

Наташа потрепала его по аккуратной рыжей макушке, встала. На кухне поставила чайник, насыпала корм в миску, ушла в ванную. Семен не шелохнулся.

– Эй, парень, что с тобой? – удивилась Наташа, вернувшись. Взяла кота на руки, попутно захватила телефон с тумбочки.

Приземлив Семена возле миски, сделала себе кофе, села за стол и начала набирать текст на экране смартфона:

«Елена Дмитриевна, здравствуйте! Простите меня, пожалуйста, я знаю, что подвожу Вас, но решение принято. В следующем учебном году я в школу не выйду. Вам надо успеть подать заявку на нового учителя истории. И моему 6-му «Д» замену классного руководителя найти. Поэтому и пишу сейчас Вам лично. А заявление оставлю у секретаря сразу после отпуска».

Наташа еще раз внимательно перечитала сообщение. Большой палец замер над кнопкой «отправить». На душе не то что буря, там тропический циклон с торнадо и цунами разыгрались: страшно, совестно, жалко до слез и…

– Мя-я-я-я-а-а-а-а-а-а-а-а-ау! – заорал вдруг Сема истошно, пронзительно, «по Станиславскому» достоверно. Заорал и шмякнулся набок.

Наташа бросила телефон на стол и кинулась к вопящему животному.

– Что с тобой, Семочка? Что случилось? – причитала Наташа, хватая кота на руки и осматривая со всех сторон.

– Мяу-у, – уже спокойнее произнес Сема, но из рук не вырвался. Наоборот, прижался, затарахтел и на всякий случай вцепился покрепче в Наташину пижаму.

– Да ты чего сегодня? – в который раз удивилась Наташа.

Отцепиться получилось не сразу, да и как оторвать от себя мурчащего котейку? Посидели, пообнимались, все как положено у котов и их хозяек. Когда же Наташа вернулась к столу и телефону, то глаза ее невольно округлились. На экране рядом с зелененьким значком мессенджера высвечивалось красным 36 неотвеченных сообщений.

Дрожащими руками Наташа открыла приложение и охнула: вместо послания завучу текст об увольнении ушел в чат с ее 6-м «Д».

– Твою ж мать, – только и смогла прошептать Наташа. – Как же я так?

А в ответ на ошибочно отправленное сообщение дети писали:

«Наталья Игоревна, не уходите!»

«Пожалуйста, Наталья Игоревна, мы не хотим без Вас учиться!»

«Я только из-за Вас в школу хожу! Если Вы уйдете, я тоже».

«Не уходите, прошу. Я обещаю больше не ругаться с математичкой».

… И еще… и еще… и еще.

Наташа ревела в голос, ревела в кота, потом писала в чат, просила прощения и обещала никогда и никуда от них не уходить.

А довольный Сема и не менее довольный Гардиан улыбались и синхронно вибрировали на высоких частотах.

Верховная жрица

Я принимаю дар.

Камень пролетел совсем рядом, попал в стражника. Тот завопил, завращал выпученными глазами. Ирма же дико захохотала, за что незамедлительно получила жесткий тычок по ребрам.

– Ведьма! Ведьма! – кричит толпа.

Епископ поднимает руку вверх, призывая людей к молчанию.

– Еще одно доказательство! – ясным, сильным голосом произносит он и резко опускает руку в сторону.

Хромой служитель вкладывает в нее зеленый бархатный мешочек. Священник вытаскивает из мягкой ткани и предъявляет толпе колоду карт:

– Таро! Инструмент дьявола! Его нашли в доме этой женщины, в тайнике за камином!

Вновь загудели, завыли, заскулили, залаяли. Если бы не стражники, разорвали бы ее руками. Но вершится справедливый суд.

– Ирма! – обращается епископ к женщине, произнося слова на распев, словно в трансе. – Пока-а-айся! Призна-а-айся и пока-а-айся в служении дия-а-а-волу!

– И ты отпустишь меня? – дрожащим голосом вопрошает женщина.

Епископ усмехается:

– Ты получишь шанс на спасение там, – поднимает указательный палец вверх. – Здесь тебя уже ничто не спасет… ведьма.

Епископ швыряет карты наземь, колода рассыпается, но переворачивается лишь одна, с изображением женщины на троне в папской тиаре – Верховная Жрица.

– Мне уготована иная судьба, епископ, – поднимает глаза Ирма. – Я принимаю дар. Тебе же возвращаться в этот мир снова и снова, пока не найдешь…

– Сжечь ее! – рычит священник, взмахивает полой расшитого золотом одеяния и шагает прочь с помоста.

Огонь уже занялся, жар его томным маревом окутывает тело. Веревки больно впиваются в грудь – не вздохнуть. Ирма поднимает голову, смотрит в толпу. Добрая половина этих людей бывали у нее: просили помощи, совета, подсказок, хотели знать свою судьбу. Она-то знала… откуда-то все знала. Но знать – не значит избежать. За то и поплатилась. На том и попалась. Погорела…

Средь сотни злобных глаз вдруг пара светлых, полных любви и нежности. Вцепилась в них взглядом. Он. Он! Тот самый, что приходил во снах.

– Гардиан, – шепчет она и тут же кричит от жгучей боли.

– Все хорошо, – отвечает неслышно, лишь движением губ. – Делай как учил. Закрой глаза и делай как учил.

Она послушно следует его указаниям. Закрывает глаза, расслабляет тело, выскальзывает сознанием из его оков, летит свободно над толпою. И слышит лишь его голос. Он зовет ее по имени: Ирма…

* * *

– …Ирма. Баба Баирма. Баба Баирма, – монотонно теребит ее за рукав Саянка, любимый правнучек, младшенький. – Баба Баирма, там к тебе пришли, баба Баирма.

Баирма раскрыла глаза, невидящим взглядом посмотрела на ребенка, на комнату, на женщину в дверях. И тут проснулась окончательно, встряхнула головой, прогоняя остатки сна.

– Вы в порядке, нага саэжы¹? – встревоженно смотрит на нее Сэсег.

– Да, задремала чуток. Что случилось, а?

– Люди пришли, принять просят. Не наши – городские, русские.

– Поздно что так? – заворчала старуха, но потянулась за изогнутой деревянной клюкой, поднялась на ноги, зашаркала ногами по полу.

– Так звать или нет?

– Зови, раз уж тут, посмотрю.

Сэсег юркнула в дверь, потом просунула голову обратно, потянула воздух широкими ноздрями:

– Горелым пахнет, нагасаэжы, в вашей комнате пахнет.

– Давно сгорело все, э? Зови людей, Сэсегма.

Баирма доковыляла до стола, покрытого тканевой цветной скатертью, села на крепкий деревянный стул, достала рукой до зеленого бархатного мешочка, подтянула к себе.

За дверью послышались шаги, робкий стук. В проеме нарисовалась грузная, холеная русская женщина. Не старая, вовсе нет. Но уставшая.

Шаманка сощурила и без того узкие щелки глаз. Смотрела не на женщину, а за нее. За спиной гостьи – он, тот самый… из снов. Гардиан. Хранитель по-нашему. Просителей всегда кто-то сопровождал, она всех видела. Вели к ней своих подопечных за подсказками. Но он явился впервые.

– Здравствуйте, Баирма Эрдыниевна, – заговорила женщина и суетливо заелозила руками в большой сумке.

Баирма указала взглядом на второй деревянный стул. Женщина села и снова засуетилась. Достала из сумки бутылку молока, печенье, конфеты. Выложила на стол.

– Я не знаю, правильно ли, – заговорила быстро. – Сказали, надо сладкое принести и молоко, а как и что… я не знаю.

– Звать как? Пришла зачем? – рубила вопросы Баирма, а руки уже развязывали тесемки бархатного мешочка.

– Дина я. Дом продать не могу. Уехать в Москву хочу, дочь уже там. А тут дом. Большой. Жалко бросить. Хороший. И продаю недорого. Покупатели приходят, нравится. А потом срываются. Три раза уже сделка сорвалась. Может, заговор какой? Может, прокляли?

– Э-э-э, глупые, все вам проклятья да дьяволы мерещатся. В себе разберитесь сначала, – шаманка презрительно фыркнула.

Она сжала в руках затертую зелень бархата, прошептала что-то в сухие ладони и высыпала из мешочка россыпь цветных камней. Долго не разглядывала, и так все ясно. Глянула лишь за спину женщине разок, чтоб в его глаза взглянуть, удостовериться.

– Ты, – говорит Баирма, – давно к матери-то ходила?

– Я? – губы Дины в тонкую ниточку растянулись. – Сестра ходит. Как положено, на Радоницу была, убирала могилу.

– А ты? Чем на мать обижена? Чего простить ей не можешь?

Дина свела тонкие брови к переносице, задышала часто:

– Не обижена я. Нет времени просто.

– Врешь мне, глупая. И себе врешь. Ни признать, ни исправить не хочешь. Оттого тебя и не отпускают. Пока здесь все долги не закроешь, не видать тебе нового места.

– Что признать? И что уж теперь исправить? Она нас с Милкой на мужика променяла. Замуж пошла, а сестру я поднимала! А ведь сама девкой… девчонкой еще была. Ребенком! – покатые плечи затряслись нервной дрожью. – И я зла не держала, все как должно сделала, когда… когда умирала мать – перед смертью простились, похоронили, памятник поставили…

– Но не простила…

– Да как? Как это простить?!

– А тут уж не моя забота. Я тебе задачу указала, а дальше как хочешь, так и решай. Хошь, к мозгоправам вашим ходи, хошь – в церковь. А не хочешь – не ходи никуды. Только камешек этот до самого конца протащишь, а потом по новой, в другую жизнь его поволокешь. Пока не поймешь – как простить. Пока не простишь. Вот твоя задача. Артефакт твой (тьфу ты, шайтан, слово-то какое). Хошь – верь, хошь – не верь. Мое дело – передать.

Шаманка поднялась, развернулась спиной к гостье, пошаркала к промятому дивану. Когда обернулась, уже не было никого. Села грузно, клюку аккуратно приставила рядом. Вздохнула.

– Гардиан, – шепотом позвала она. – Когда за мной-то придешь? Уж 99 лет тут. Отдохнуть хочу.

– Скоро, Ирма, скоро.

1.Нагаса эжы – в переводе с бурятского «бабушка по матери».