Czytaj książkę: «Хранитель кладов»

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

* * *

Глава первая

– Шмурдяк, – презрительно сообщил мне Сивый, повертев в пальцах темный кругляш. – Советы, причем поздние.

Я худо-бедно уже начал понимать язык, на котором периодически общались мои куда более продвинутые в кладоискательстве приятели. Термин «шмурдяк» означал, что мне попался совершенно бесполезный предмет, которым нельзя ни похвастаться, ни продать и ни подарить, а место ему исключительно там, откуда я его только что вытащил. Если конкретнее – в матушке сырой земле. Ну или в массивном чугунке, который был найден близ одного из домов. Именно в него мои спутники скидывали разнообразный хлам, недостойный их внимания, при этом ласково называя сию громоздкую посудину «отстойником». Что обидно, в основном там лежало то, что находил непосредственно я, то есть пробки от пивных бутылок, куски проржавевших насквозь железяк непонятного свойства и прочие бесполезные предметы. Ну вот не везло мне. Пока не везло.

– Тебе шмурдяк, а мне сойдет, – с чувством собственного достоинства сообщил я Сивому, забирая находку обратно. – Ну да, советская монета, да еще и послереформенная. И что теперь? Денежка есть денежка. Трофей! Положу в пакетик, буду на нее зимой смотреть, про лето вспоминать.

– Тьфу! – отмахнулся от меня Сивый, отпил воды из бутылки, стоящей рядом со мной, подхватил свой металлоискатель и пошел себе дальше по едва различимой дороге. – Романтик ты, Швец! Смотреть противно.

– Противно, – подтвердил Генка, находящийся неподалеку, и необидно засмеялся.

Романтик? Ну это вряд ли. Хотя, конечно, попискивание в наушниках металлоискателя, запах земли, переворачиваемой отточенной до бритвенного состояния лопаткой, и неуловимый аромат авантюризма, носящийся в воздухе, немного кружили мне голову.

Но не настолько же?

Хотя по сравнению с моими школьными друзьями, которые и взяли меня в эту поездку за приключениями, я, разумеется, выглядел именно так. Эта парочка была деловита и спокойна, у меня же эмоции нет-нет, да и прорывались наружу.

Самое забавное, что все это неправильно, причем совершенно. В смысле, это я обязан выглядеть матерым зубром-поисковиком на их фоне, а не они на моем. В конце концов, у меня за плечами факультет архивного дела. Историко-архивного, если точнее. Однако жизнь – странная штука, и в результате мои давние приятели, получившие дипломы то ли финансистов, то ли экономистов, уже который год развлекаются поиском древностей, а я, профессиональный историк, впервые в своей жизни взял в руки металлоискатель. Чудны дела твои, Господи!

Но, с другой стороны, ничего странного в этом нет. На «раскопы» наш факультет сроду не ездил, это прерогатива краеведов и археологов. Не допускали архивистов до «поля», поскольку наше дело бумажное, пергаментное и берестяное, оно не предполагает лазания по древним городищам, проживания в дикой степи и прочих радостей экстремального пленэра. Делопроизводители мы, если быть совсем уж точным, правда, с историческим уклоном. Потому народ на факультете подобрался соответствующий, на девяносто процентов состоящий из довольно умных и неуловимо похожих друг на друга девушек, нацеленных на то, чтобы к тридцати, край – к тридцати трем годам занять должность заместителя. Заместителя кого? Да хоть кого. Главное – заместителя.

У меня иногда складывалось впечатление, что их где-то клонируют, а после запускают в те учебные заведения, где возможен недобор на те или иные факультеты. Ну чтобы вуз пустышкой никто не назвал и лицензию образовательную за ненадобностью не отобрал. Как я там не спился за время учебы – сам не понимаю. Такая иногда тоска нападала, хоть вешайся, особенно после невосполнимой потери двух единственных нормальных одногруппниц. Одна замуж вышла и следом за этим взяла «академку» по беременности, а вторую отчислили за неподобающее поведение. Представляете, что человек должен учудить, чтобы в наше безбашенное время его вот так отчислили?

Кстати, я так и не выяснил, что именно Арина сделала, хоть и пытался. Она не рассказывала, а больше узнать не у кого было.

Впрочем, и в этой профессии, поверьте, тоже есть своя прелесть, несмотря на все вышесказанное. Иные бумажки читаются похлеще детективов. Правда, попадаются они мне нечасто, поскольку ныне я тружусь не в большом музее или серьезном исследовательском центре, а в маленькой конторке, эдаком складе-отстойнике. Древностей, которые могут послужить первоосновой открытия мирового масштаба, у нас нет, зато хранятся груды бумаг, датированных восемнадцатым-девятнадцатым веками, каким-то чудом уцелевших в перипетиях беспокойного двадцатого столетия. До сих пор не понимаю, почему их тогда в распыл не пустили, как наследие царского режима.

Мало того, наш архив умудрился каким-то образом оставить за собой помещение, расположенное в одном из уютных арбатских переулков. Ну не целое здание, разумеется, а два этажа – первый и подвальный, по бумагам проходящий как «цокольный». Моя начальница, Розалия Наумовна, которой еще в начале века не меньше чем сто лет стукнуло, по крайней мере на вид, иронично называет его «встроенный флигель».

А мне нравится. Да, летом, особенно после дождя, там душновато, а зимой, когда снега навалит много, свет внутрь помещения вообще не попадает, но есть в этом подвальчике что-то такое неуловимое, атмосферное. Иногда я даже жду, что в крошечное окошко, которое кое-кто из коллег называет форточкой и около которого стоит мой рабочий стол, вдруг стукнет женская ножка в черной туфельке с бантом.

Это все-таки Арбат. Тут иногда сказки становятся реальностью.

Собственно, именно там я и встретил Сивого, которого, признаюсь, не с первого взгляда узнал. Вроде как одноклассники, одиннадцать лет бок о бок провели, да и связывало нас в прошлом многое, причем как хорошее, так и плохое, а все равно – еле узнал. Меняют годы и одежда человека, меняют. Вроде и времени с нашей последней встречи прошло не так много, а поди же ты…

Случилось это весной, в один из тех дивных дней, когда молодая листва радует взгляд зеленью, а нос – ароматом свежести. Я как раз вылез из своего подвала покурить после обеда. Да-да, знаю, что это плохая привычка, но избавиться от нее пока не могу. Вернее, не хочу. Возможно, из чувства протеста, уж очень активно стали курильщиков уничтожать как класс. А мое сердце всегда на стороне угнетаемых, как у того капитана Немо.

– Валерон? – крепко сбитый мужик остановился рядом со скамейкой и уставился на меня, вольготно раскинувшегося на ней и пускавшего кольца дыма. – Да ладно! Швецов, вот так номер!

– Сивый? – вгляделся я в него повнимательней. – Фига себе ты закабанел! В тебе же было килограммов шестьдесят, не больше. Помнишь, мы, когда сильный ветер дул, хотели гантели к твоим ногам привязывать, чтобы ты не улетел в Волшебную Страну и не обесчестил как Элли, так и всех волшебниц, что там водятся, включая страхолюдную Бастинду?

– Ну да, маленько поправился, – признал мой неожиданный собеседник и похлопал себя ладонями по животу, распахнув дорогой пиджак. – Но не жир, не жир. Мышцы!

– Само собой. Мистер Вселенная, модель в масштабе три к одному, – ухмыльнулся я, сдвигаясь в сторону. – Присаживайся, если не спешишь, потрещим. Сто лет не пересекались, если не больше.

– Пять, – уточнил Сивый, который всегда во всем любил точность. – С моей первой свадьбы.

Нет, так-то я ни капли не удивился, увидев здесь собственного одноклассника. Москва хоть и большая, но деревня, потому никогда не знаешь, с кем где столкнешься. Запросто может случиться так, что, живя на соседних улицах, ты человека годами не встретишь, зато он попадется тебе навстречу на другом конце города сразу же после того, как ты впервые там окажешься. Так что появление в нашем тихом и обычно безлюдном маленьком дворике Пашки Сивцова, более известного мне под кличкой Сивый, меня, повторюсь, ни капли не смутило. То, как он изменился, – да. А остальное – нет.

– Я твою маму недавно видел, – порадовал меня он сразу же, – тетю Марину. Она сказала, что ты из района давно уже свалил.

Ну да, годы могут идти, мы все станем сначала юношами, потом молодыми мужчинами, а после и мужиками за тридцать, но наши мамы для друзей так и останутся тетями Маринами, тетями Светами и тетями Тамарами. Оно и не странно, я сам Пашкину мать, кроме как тетей Леной, и не называл вроде никогда. Начиная с детского сада, из которого наша группа после перешла в один класс, практически не поредев при этом до самого окончания школы.

– Есть такое, – признал я. – Захотелось независимости и свободы.

Ну, все обстояло не совсем так, и кто-кто, а Пашка-то как раз, полагаю, прекрасно понимал, что к чему, но фокусировать внимание на этом не стал. И правильно, ни к чему тревожить прошлое.

– Это нормально, – одобрил он тем временем мои слова. – Я и сам того же мнения. Но, знаешь, я прямо у нас квартиру купил, в новостройках. Реновация и все такое. Несколько хрущевок из совсем старой застройки снесли, на их месте новые дома поставили, вот я и подсуетился. Хорошие дома, стилизованы под те, в которых мы росли, чтобы сохранить неповторимую атмосферу престижного района. Неохота никуда оттуда уезжать, если честно. Все-таки малая родина.

И потекла привычная для такой встречи беседа. Кто, что, где, когда – стандартный набор вопросов. В основном говорил Сивый, он наших общих знакомых видел куда чаще, чем я, живущий теперь на противоположном конце города. Повторюсь – исход из отчего дома был моим сознательным выбором. Проще говоря, после некоего неприятного события я пожелал убраться куда подальше от этой самой малой родины.

Как выяснилось, после первого брака, который закончился, толком даже не начавшись, Пашка еще один раз успел жениться, и с тем же результатом. Узнав же, что я до сих пор в загсе бывал только как соглядатай, он пожурил меня, заметив, что мужчина, ни разу не вступавший в брак, никогда не осознает до конца, насколько сладко слово «свобода». И вообще, у некоторых уже вон, две звезды на фюзеляже, а я все дурака валяю.

Собственно, именно после этой фразы он повертел головой и спросил:

– А ты вообще тут как? У адвокатов работаешь, что ли? Еще и юридическое получил, да? Правильно, я тебе еще тогда говорил, что ты не в тот вуз пошел.

Ну да, второй и последующие этажи дома, где находилась моя конторка, занимало адвокатское бюро, очень старое, чуть ли не советских времен, и очень дорогое. Оно не стремилось к широкой известности, но при этом нужды в клиентах не испытывало, причем те были все один к одному, как огурчики в бочке на рынке, – в дорогих костюмах, при дорогих часах и с парой-тройкой крепких ребят за спиной. Есть у меня подозрение, что дружба этих адвокатов со своими клиентами уходит корнями в те времена, когда вместо костюмов последние носили кожанки, а вместо часов – толстые нашейные золотые цепи. Сам я «лихие» девяностые не помню, но «Бригаду» смотрел, что к чему знаю.

Соседи, кстати, как-то раз попытались нас выселить, причем используя как свои навыки, так и подключая административный ресурс. Вот только ничего у них не вышло. Розалия Наумовна просто кому-то позвонила, пожаловалась на то, что архивное дело России ждет невосполнимая утрата в виде отъема помещения, и через пару дней вопрос снялся сам собой. Мало того, следом за этим адвокаты приволокли моим старушкам торт размером с тележное колесо, добавив к нему в комплект пяток бутылок дорогого шампанского, и больше никаких имущественных претензий у них к нам не возникало.

До сих пор интересно, кому Розалия тогда позвонила? Я было подкатил к ней с этим вопросом, но ответа так и не получил.

– Не, – помотал головой я. – На кого учился, тем и стал. Вон, видишь кусочек стекла? Там мой кабинет, и я называю эту брешь окном.

– Н-да, – почесал затылок Сивый. – Сказал бы я, что не так у тебя все плохо, но врать старому другу не хочу. Это неправильно.

– На самом деле не так все мрачно, как ты думаешь, – я достал новую сигарету. – Хочешь верь, хочешь не верь, но мне моя жизнь нравится. Да, я бюджетник, да, сижу в подвале, зато никому ничего не должен. Ты же к адвокатам, да еще к вот этим, не просто так заглянул, верно? Значит, припекло?

– Не то чтобы, но… – Сивый поморщился. – Есть там один, в городской администрации, желает получать больше, чем стоит. Но может, гад такой, кровь мне попортить, чего не хотелось бы. Так что вот, заранее страхуюсь, на случай «если чо».

– О! – я поднял указательный палец вверх. – А нам, вольным историкам, все это по барабану. Зарплату, пусть и небольшую, не задерживают, работой излишне не трудят, а начальство у меня помнит городской транспорт тех времен, когда его еще не трамваем, а конкой называли. Оценил, какая бездна времени? То-то. Оно не в маразме, слава богу, но уже в том состоянии, когда дни слипаются в большой ком, так что один от другого не сильно отличишь. Это дает возможность для маневра.

– Ты всегда был чудиком, – с легким превосходством отметил Пашка, а после задал совершенно неожиданный вопрос: – А на «копы» ездишь, историк? И куда, если не секрет? Нет, если нельзя, не говори, неприятности никому не нужны. Но, может, дашь наводку на какое «жирное» место?

– Мои «копы» тут, – я показал приятелю на окно. – Какое там… А тебе-то что за интерес?

А потом, по мере того как я слушал Сивого, меня начали одолевать сразу два чувства: зависть и, как это ни прискорбно, стыд. Ну сами посудите, я, работник исторического фронта, сроду с металлоискателем в руках не ходил, а Пашка, который занимается какими-то денежными делами, оказывается, что ни лето, на пару с другим нашим одноклассником выезжает в «поля». Не в Европы за приключениями, не на юга за сомнительными удовольствиями, а в «поля» за преданиями старины глубокой.

Срамота да и только…

Надо отдать Сивому должное, он проявил определенную тактичность. Поняв, что я далек от данных радостей жизни, мой приятель не стал унизительно хихикать, показывая на меня пальцем, или укоризненно цокать языком, давая понять, насколько низко пала наука. Напротив, он сказал:

– Давай-ка, Швец, телефонами махнемся. Мы с Гендосом в июле, как всегда, на «коп» поедем и тебя с собой прихватим. Третьим будешь.

– Не вопрос, – сразу же согласился я, доставая из кармана смартфон. – Диктуй свой номер, а я тебе перезвоню.

Дело было еще в мае месяце, а к лету я про эту встречу уже забыл совершенно. Ну, поговорили и поговорили, что теперь? Мы все, общаясь со старыми друзьями, которых давно не видели, непременно заканчиваем беседу фразой: «А вообще, надо бы встретиться, посидеть, поболтать». Но это желание почти никогда не становится реальностью, потому что у всех полно дел в дне сегодняшнем и нет времени на воспоминания о прошлом.

Потому, когда в начале июля раздался звонок и на экране высветилось «Паша Сивый», я удивился безмерно.

– Швец, здорово, – деловито проорал в трубку тот. – Через две недели едем, так что давай, бери отпуск. Надеюсь, проблем с ним не будет?

– Никаких, – подавленный таким напором, пробормотал я. – Слушай, только…

– «Заднего» включать некрасиво, – притворно-грозно гаркнул Пашка. – И Гендос не поймет, а ты его знаешь.

Гендоса я знал, да еще как. В годы детства и юности он был первым блюстителем неписаных пацанских законов, которые уходили корнями в легендарное прошлое нашего старого московского района, и требовал того же от остальных. Он никогда не трогал своих врагов, если встречал их с девушками, никогда не добивал тех, кто уже лежит на земле, и считал зазорным зажимать в кулаке «свинчатку» для усиления удара. Впрочем, ему и не надо было с такой накачанной бицухой.

Он не поймет, это верно. Детство наше давно прошло, но рука у Генки наверняка до сих пор тяжелая…

– Я не о том, – виновато просопел в трубку я. – У меня просто этого нет… Ну… Инвентаря. Металлоискателя то есть.

– Да не парься, – успокоил меня Сивый. – Я себе на Новый год подарок сделал – нового «гарика» купил. А тебе отдам свой старый «трактор». Вполне приличная машинка, три сезона с ней отходил.

– Переведи, – попросил я его.

Оказывается, под именем «гарик» скрывался металлоискатель фирмы «Гаррет», а «трактор» – это аналогичный прибор, но другого изготовителя.

Поняв, что теперь отказ точно невозможен, я подтвердил свое участие в походе, хоть глубоко в душе этого уже не очень и хотел. Приятно помечтать о подобном приключении, стоя вечером на балконе и куря сигаретку, а вот загрузиться в машину и помчаться невесть куда на самом деле – это, знаете ли, немного другой коленкор.

Но слово надо держать, раз уж оно дано, и потому через две недели я сидел на заднем сиденье черного «Хаммера» и смотрел в окно, за которым мелькали деревья.

– «Вкусное» место, – разорялся тем временем Сивый, сидя за рулем. – А, чтоб тебе, тут никакая подвеска не сдюжит, на таких колдобинах! Так вот, там раньше деревня стояла, старая, как дерьмо мамонта, ее еще во времена царя Гороха отстроили. Она царизм пережила, две войны, коллективизацию и все остальное. Но перестройку не осилила, это да. Зато теперь есть где походить, добра поискать.

– На таких местах много чего лежит, – подтвердил Генка. – Да и направление мы взяли хорошее, «Минка» – это «Минка». Здесь и «францы» попадаются, и «тевтоны». Хотя нечасто, конечно. И то, и другое уже здорово подвыбрали.

Это он, должно быть, имеет в виду Отечественную войну 1812 года и все то, что осталось в русской земле от доблестной наполеоновской армии. Ну да, они же как раз по этим дорогам в Москву шли, по ним и обратно брели. Ну а «тевтоны», надо думать, – это останки других завоевателей, тоже изрядно удобривших своими телами наши поля и леса.

Против моих ожиданий, мы не так и далеко от столицы отъехали, верст сто пятьдесят, не более. Ну и еще по проселкам километров двадцать отмахали, прежде чем свернули на совсем уж раздолбанную лесную дорогу.

– Это у нас, – заметил Сивый, вцепившийся в руль обеими руками. – А вот если под Питером копать, то там немецкого добра еще лет на триста припасено. Только дело это опасное – и на мину можно нарваться, и на гранату. Невская земля этим добром нашпигована.

– Да и не любят аборигены конкурентов, – добавил Генка. – Особенно из числа тех, кто болеет не за «Зенит», а за «Спартак». Запросто можно на пулю нарваться, у питерских с этим просто, они ребята резкие.

А вот про это я слышал. Говорят, в начале этого века там на особо «хлебных» местах даже перестрелки случались, причем в ход шло то самое оружие, которое было поднято из земли.

– Так что на фиг надо, – подытожил Пашка. – Мы же не для денег копаем, а для души. Я вот в прошлом сезоне наперсный крест шестнадцатого века «поднял». Мог бы себе оставить, но отнес в музей в качестве безвозмездного дара. Пусть будет.

– И два раза туда ходил, проверял, чтобы не спер кто из персонала, – хохотнул Гендос.

– Имею право, – с достоинством произнес Сивый, – как даритель. Ох, мать твою так, откуда же тут такие рытвины? Как танки прошли!

Но мы все же добрались до нашей цели. Надо признать, крайне неприглядной.

Да, когда-то тут на самом деле стояла большая деревня, это было понятно с первого взгляда, но с тех пор много воды утекло. Большинство домов представляло собой жалкое зрелище, зияя провалами крыш и наводя тоску слепотой бесстекольных окон. Нет, имелись и те, которые еще сопротивлялись времени, но все равно становилось ясно – это место заброшено и необитаемо. Об этом говорили и молодые березки, тянущиеся к солнцу везде, где только можно. Лес забирал обратно то, что когда-то у него отвоевали люди.

Еще мне стало немного жутковато, даже снова в машину захотелось залезть. Все-таки есть в некогда обжитых местах, которые люди покинули навсегда, нечто неприятное. Дискомфортное, я бы сказал.

А вот моих приятелей печалили совершенно другие детали в местном пейзаже.

– Козырное место, козырное место, – разорялся Сивый, махая руками. – «Выбитое» оно, это место!

– «Ямщики» поорудовали, – подтвердил Гендос, сплюнув на землю. – Козлы! Паш, ну откуда я мог знать, что они сюда нагрянут, а? Я ж не Ванга, будущее не вижу. Мне дали наводку, а решение мы с тобой принимали вместе.

– Да ты тут при чем? – отмахнулся Сивый. – К тебе претензий нет. Но вот встретить бы этих паразитов – я бы об них свои берцы обновил!

Оказывается, «ямщиками» называют тех «поисковиков», которые после того, как пороются в земле, так раскоп и оставляют. У кладоискателей, что профессиональных, что любителей, оказывается, тоже есть свои негласные правила и уложение, одно из них гласит: «Раскопал – закопай обратно». Но, разумеется, как и в любом обществе, находятся те, кто на подобные частности плюют, их и называют «ямщиками». Ну и бьют, если ловят, разумеется.

Сивый еще немного поорал, но после успокоился, поскольку выяснилось, что те, кто нас обогнал, копали только на окраине, а после то ли уехали искать более прибыльное место, то ли решили вернуться сюда потом. Это кое-как примирило нашего приятеля с действительностью, поскольку очень ему не хотелось еще сто верст ехать. У них с Генкой, оказывается, на подобный случай еще одна резервная точка имелась, аж где-то за Вязьмой.

Я думал, что мы займем один из более-менее уцелевших домов, но мои друзья, когда я озвучил данное предположение, только обменялись добрыми улыбками, а после начали ставить палатку неподалеку от машины. Хорошую такую, не чета тем, с которыми мы детстве ходили в поход. Я бы сказал, комфортабельную.

А еще они налили в пластиковый стаканчик водки и поставили к стене крайнего дома.

– Это традиция? – поинтересовался я у Сивого. – Да?

– Ага, – почесал тот бок, а после отвесил поклон. – Давай, спина не переломится. Земляной дед невеж не жалует.

Земляной дед. Это, наверное, фольклорный покровитель кладоискателей, который приносит удачу трудолюбивым и вежливым, одновременно с этим наказывая жадин и грубиянов. В принципе, все верно, сложившейся формации людей без своего покровителя никак не обойтись. У любителей пещер есть черный спелеолог, у рыбаков – святой Трифон, а тут, стало быть, земляной дед.

Шутки шутками, а этот несуществующий персонаж, похоже, и в самом деле неплохо относился к моим приятелям. Как только после обеда они металлоискатели свои расчехлили и наушники на головы напялили, так Сивый радостно гукнул:

– Опа, поклевочка!

Сигнал он поймал близ одной из почти развалившихся изб. Черные бревна, некогда являвшиеся ее стенами, сейчас торчали из провала во все стороны, и даже страшновато становилось – а не завалит ли тебя ими?

Лопатка вошла в землю, подрубая корни сорной травы, и минут через пять Пашка подбрасывал на ладони какой-то кругляш, в котором с трудом угадывалась монета.

– «Крокодильчика» поймал? – глянув через плечо приятеля, спросил у него Гендос. – Не самая плохая примета. Ходим вокруг, ищем, может быть россыпь.

– Почему «крокодильчика»? – заинтересовался я.

– Цвет монеты видишь? – пояснил Пашка. – Она почти зеленая от окиси, так что можно выбрасывать, поскольку проку никакого от нее нет. Медь же. Ген, по ходу, «двундель».

Наш друг взял монетку, подбросил ее на ладони и согласно кивнул.

– С учетом того, кем я по профессии являюсь, мне дико стыдно за невежество, но что такое «двундель»? – вздохнул я, осознавая собственное несовершенство. – Если не сложно.

– Двухкопеечная монета времен царствования Александра Первого, – охотно ответил Гендос. – Она из царских, чаще всего попадается именно в таких местах, потому практически ничего и не стоит. Конечно, все зависит от монетного двора, где ее чеканили, но раритет – он такой раритет, процентное соотношение успеха и неудачи всегда не в нашу пользу.

– «Николашки» не реже попадаются, – возразил ему Пашка. – Но тоже, как правило, «убитые».

– А вот ты сказал «в таких местах», – уточнил я. – В смысле в деревнях?

– Ну да, – Генка зачем-то начал шарить ногой в крапиве у стены. – Каждой монете – свое место. Например, «аннинская» медь чаще всего в полях встречается. Не знаю, отчего так. То ли селяне считали хорошей традицией пару монет в пашню перед посевом бросить, то ли так любили Анну Иоанновну, что не жалели деньгу, лишь бы ее хоть как-то похоронить. Не просто же так сию венценосную особу «Кровавой» окрестили.

– А монеты эти в народе прозвали «царица полей». Если интересно, когда вернемся, то ко мне заскочим, у меня их дома много скопилось, – добавил от себя Сивый. – Ген, ты чего там ищешь?

– Уже нашел, – наш друг нагнулся и вытянул на свет божий старый массивный котел, бока которого были рыжими от ржавчины. – Как знал, что эта рухлядь тут валяется. Интуицию не пропьешь. Кидай сюда своего «крокодильчика». Считай, счет открыт.

И верно – котел начал потихоньку заполняться, причем чаще всего моими находками. Вот не везло и все тут. Начал с того, что выкопал шесть «бескозырок», одну за другой. «Бескозырка» – это пробка из фольги, именно такими во времена позднего СССР запечатывали водочные бутылки. Ее, срывая ногти и матерясь, сковыривали с горлышка колхозные трактористы, после чего она летела на землю, затаптывалась и долго ждала того момента, пока Валера Швецов не найдет ее с помощью металлоискателя.

Ребята знай надо мной посмеивались, приговаривая, что через это все проходили. Есть у меня подозрение, что как-то можно по сигналу отсортировать фольгу от всего остального, но как именно, я не знал, а они не рассказывали.

Так и прошло несколько дней, мы методично обшаривали деревню, на самом деле большую, причем в активе у ребят уже значились довольно приличные, на мой взгляд, находки, вроде старых нательных крестов, нашейных иконок и разнообразных монет, относящихся практически ко всем представителям династии Романовых, кроме, пожалуй, самых первых. А еще Сивый нашел чью-то давнюю захоронку, в которой обнаружились три десятка потемневших от времени серебряных полтинников 1925 года, проржавевший в хлам наган и дюжина патронов к нему. Как видно, какой-то крестьянин предвидел то, что по его душу вот-вот нагрянет ОГПУ, и доверил последние сбережения земле, но так за ними и не вернулся. По крайней мере, мне именно эта версия была наиболее близка.

И вот сегодня я наконец-то нашел свою первую монету, на которой можно было хоть что-то разглядеть. Жуткого вида денежки мне попадались частенько, но назвать их «добычей» у меня язык не поворачивался. Некоторые из них вообще прямо в руках крошились. Как верно было замечено, медь же, не золото. И почва тут не песчаная, в которой все лучше сохраняется.

– О, подберезовик, – сообщил нам вдруг Гендос. – Смотри-ка!

– Ты о чем сейчас? – снял наушники Сивый. – А?

– Ну а сам как думаешь? – наш друг поднял над головой крепкий гриб с коричневой шляпкой. – Вот, толстоножек, первый в этом году. Надо же, как рано пошли. Хотя… Дожди лили, теперь вот тепло пришло, чего им не лезть? Надо будет в лес наведаться, может, на похлебку наберем. Надоели консервы.

– Так давайте схожу, – охотно отозвался я. – Не вопрос.

Я очень люблю собирать грибы, еще с детства, даже больше, чем их есть. Наверное, где-то на генетическом уровне у меня в крови заблудилась пара хоббитских эритроцитов, потому как вся родня по отцовской линии, как, впрочем, и сам родитель, тоже является большими поклонниками «тихой охоты».

– Только навигатор включи и прямо сейчас отметку поставь, – посоветовал мне Сивый. – Ты человек не лесной, как и мы, заблудишься только так. А здесь не ближнее Подмосковье, где на три дерева одна ретрансляционная вышка приходится, бродить долго можно, пока к людям выйдешь. Да и живность в этих лесах присутствует, причем отчасти плотоядная.

Думаю, что если кто и виноват в том, что я в результате действительно заблудился, так это Пашка. Он, гад такой, накаркал!

Нет, сначала все шло нормально, ведерко потихоньку заполнялось славными подберезовичками, которые, похоже, в самом деле только-только начали лезть из-под земли небольшими семействами по три-четыре крепыша. Сердце радовалось, душа пела, фотки на телефоне получались отличные, и я как-то сам не заметил, как оказался на краю небольшого болотца.

Про него мне ребята ничего не рассказывали, и стало ясно, что от лагеря и деревни я удалился неслабо. Никакого испуга по этому поводу я не испытал, открыл навигатор, и в животе у меня немного похолодело.

Сигнала не наблюдалось. Никакого. «Связь со спутником потеряна, вернитесь в зону доступа».

Я бы и рад, да где она, эта зона? Куда идти-то? Может, вон туда?

В результате я мотался по лесу часа три, пока темнеть не начало. Перелески сменяли опушки, которые мне потихоньку начинали казаться теми самыми, которые неподалеку от нашей стоянки были, но, увы, увы, это была только видимость. Сигнал так и не появился, никаких звуков, кроме гула ветра в кронах деревьев, я не слышал, и о том, что где-то все же имеется цивилизация, мне напоминали самолеты, время от времени пролетавшие надо мной высоко в небесах. Я даже на дерево слазал, но результат не воспоследовал. Когда вечер накрыл лес, я уселся под живописную березку на какой-то очередной опушке и еще раз глянул на экран смартфона, чтобы убедиться в том, что сигнал не появился. Лучше бы я этого не делал, поскольку оказалось, что до кучи еще и батарея у моего аппарата перешла в красное деление.

– Беда, – сказал вслух я, вздохнул и отключил смартфон окончательно.

Интересно, а Сивый с Генкой додумаются мне побибикать? Ночью звуки лучше слышны, может, я не так далеко от них и они до меня донесутся?

Бибиканья не услышал, но зато через часок, когда ночная прохлада потихоньку начала покрывать мурашками мои руки, я заметил неподалеку от меня яркую искорку костра. Ну как неподалеку? Где-то там, за небольшим перелеском, километрах в полутора.

Костер – это очень хорошо! Разбойники в этих краях уже лет сто как перевелись, охотники за рабами в наших широтах не водятся, так что это или местные жители, или туристы. В любом случае они хотя бы сориентируют меня по местности, а если повезет, еще и накормят. Опять же – у меня с собой деньги есть, пусть и немного. Если там на самом деле аборигены, то авось сговоримся, они меня до нашего лагеря довезут. Возможно, даже на тракторе. Приключение как есть!

Имеется, конечно, вариант, что мне могут морду набить как городскому, но он не настолько и вероятен. Да и выбор невелик – либо тут мерзнуть в компании с комарами, завывающими на все лады, либо идти навстречу возможной удаче.