Добру все возрасты покорны

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Добру все возрасты покорны
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

© Андриан Елий, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

Счастье – это наша правильная жизнь

Мы жили довольно далеко от школы. Рано утром мама заплетала нам с сестрой длинные косички, а папа отводил в детский сад и школу, беседуя с нами на самые различные темы. Только теперь, став старше, я стала понимать, как интересно и осторожно папа раскрывал нам красочные стороны не всегда радушного окружающего мира. А тогда все краски были розовыми. Было необыкновенное счастье на душе, оттого что есть мама и папа, любимый учитель Ольга Александровна, пятёрки в дневнике и, конечно, младший братик Матвейка, который ещё не умел ходить, но чрезвычайно искусно своим гуканьем и смехом делился с нами счастьем своего бытия.

Лиза оставалась в садике, а мы с папой шли в школу. Опавшая тополиная листва хрустела под ногами и придавала лирическое настроение.

Папа настойчиво и терпеливо объяснял, что после тридцатого сентября наступает первое октября, а я никак не могла понять, куда же делись тридцать первое и тридцать второе число, ведь правильно считать меня научили уже давно.

– А скажи, Наташа, для кого светит солнышко?

– Для меня.

– А ещё для кого?

– Для папы и мамы.

– А ещё?

– Для Лизы и Матвея.

– А для воробушков оно светит?

– Да.

– А для Ольги Александровны?

– Очень светит!

– Значит, оно светит для всех?

– Нет, для Вовки Телешева солнышко не светит!

– Это ещё почему?

– Он нехороший, толкается на переменах и дёргает за косичку.

– Все хорошими быть не могут. Люди все разные – как продукты. Одни сладкие, как конфеты, другие горькие, как лук, бывают солёные, кислые и даже совсем испорченные.

– Это кто не хочет ходить в школу?

– В школу надо ходить всем и обязательно! Без школы мы, как без солнышка, будем тёмными, холодными и грубыми. Подожди меня здесь, я сейчас.

Нам предстояло перейти дорогу, которая шла под уклон. Немного выше стояла ручная водоколонка. То ли она ночью сломалась, то ли кто-то специально налил столько воды на дорогу, в общем, ночью на дороге образовалась тоненькая ледяная корочка. Только сейчас я заметила, что ниже от нас на этом коварном ледяном склоне упала женщина. Она, как-то неуклюже подвернув ногу, пыталась встать, но у неё ничего не получалось, а вниз изредка, скользя и скрепя шинами, буквально юзом, катились машины. Папа за руку поднял женщину, и они вместе перешли дорогу. Немного спустившись вниз, я увидела, что женщина была очень неопрятной, с грязноватым лицом землистого цвета и какими-то пустыми туманными глазами. Наши взгляды встретились, и я необъяснимо по-детски поняла, как она была благодарна. Этот взгляд невозможно передать никакими словами! Папа взял меня за руку, и мы аккуратно перешли дорогу.

– Эта тётя – бомж?

– Нет, просто у неё сейчас не самый благоприятный период в жизни, она справится. Сегодня мы ей помогли, завтра поможет кто-то другой, а послезавтра она сама кому-то поможет.

– Это называется взаимопомощь?

– Нет, это называется – Наша Правильная Жизнь…


2014 г.

Жульен

 
Вдруг кончилась планеты жизнь,
Когда глаза её закрылись.
Души полёт и счастья миг —
Всё разом как-то завершилось.
 
 
Невкусен чай, вся ночь без сна,
И солнца нет на небосклоне,
Ему всё видится она,
Его «прости» в её поклоне.
 
 
Протопали, прошли года,
Немало было в жизни этой…
За нею вслед, на небеса…
Но жизни якорь в иле где-то.
 
 
Туман семи десятков лет
Развеял лай собаки вздорной.
Подарок внуков и привет —
Жизнь враз пошла иной дорогой.
 
 
Жульен как бабушка была:
Хоть и по статусу дворняга,
Степенно, с гордостью вела
И в парке деда охраняла.
 
 
Он, как жене, ей всё читал
До ночи Ги де Мопассана,
К утру тихонько засыпал,
И заживала сердца рана.
 
 
Жульен же брошенкой была,
В приюте мирно доживала.
И в восемь лет вдруг обрела
Чего никак не ожидала.
 
 
Хозяин так её любил!
Делился сыром и колбаской,
За понимание хвалил,
И обнимал с безумной лаской.
 
 
Какое счастье обрести
После всего того, что было…
Жульен готова всё снести —
Лишь только с дедушкой любимым.
 
 
В любви прошёл так целый год,
Опять уж осень наступила.
И в парк хозяина ведёт,
Гулять ведь так необходимо…
 

Откуда взялось это чувство тревоги? В парке, как всегда, было красиво и солнечно. Кричат, играя, дети, хрустит листва под лапами. От того домика, что в глубине парка, опять пахнет жареным мясом и дымом. Вот и наша лавочка, на которой так любит сидеть и читать свою газету хозяин-дедушка.

Мысленно Жульен называла своего хозяина Дедуля. «Дед» – потому что старенький, а – «Уля», потому что добрый ангел, ведь так называли ту женщину в приюте, которая всегда относилась к ней с большой лаской и добротой. Только она всегда гладила по голове и спинке. Только она приносила разные маленькие вкусности.

Оглянувшись на Дедулю, Жульен вдруг съёжилась и негромко заскулила.

– Что ты, собачка моя? Что ты, Жульенка, заплакала?

Хозяин присел на скамью, а чувство тревоги стало только нарастать. От страха за своего Дедулю Жульен вскочила передними лапами на лавку и неожиданно для самой себя стала лизать дедушке щёки, нос и подбородок.

– Ну что ты, что ты, Жульенушка, я же тут, никуда не ухожу. Иди, побегай по травке, а я газетку пока почитаю.

Страх немного притупился, и Жульен, непрерывно оглядываясь, потрусила в сторону больших деревьев. Опять вкусно запахло от серого домика, и к запаху добавилось что-то ещё, новое и необычное. Немного потянув носом в сторону домика, Жульен буквально на секунду забыла о дедушке, и тут до её чуткого слуха донёсся стук упавшей трости. Мгновенно подобравшись, она пулей понеслась в сторону лавочки. Предчувствие её не обмануло. На земле возле скамьи лежала трость, валялась газета и дедушкины очки. А сам Дедуля в какой-то жуткой позе, скривившись и стоня, лежал на лавке. Слова его невозможно было разобрать, но главное – дедушке было ужасно плохо, и от этого у Жульен непроизвольно вырвался волчий громкий внутриутробный вой. Испугавшись сама себя и своего поведения, она стала тихонько идти задом, поджав под себя хвост.

– Миша, скорей сюда, тут дедушке плохо! – закричала молодая мама с коляской молодому отцу, тихонько прогуливавшемуся чуть поодаль. – Звони скорее в скорую!

Вокруг моментально собрались люди с какими-то непонятными враждебными словами и эмоциями. Гул, бормотанье и людское шипенье вызывали у Жульен безумный страх. Она стояла поодаль, не смея приблизиться. Из главных ворот послышался вой машины с мигающими фонарями, появились опасные люди в белых халатах. Жульен, вся дрожа от страха, спряталась за дерево.

Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Машина с воем и мигающими фонарями быстро уехала, люди, что-то невнятно бормоча, стали расходиться. Они говорили непонятные слова – «инсульт», «инфаркт», «больница» и другие. Бросившись к лавочке, Жульен никого не увидела. Не было ни трости, ни очков, ни самого хозяина, только одна газета под скамьёй. Вокруг стоял противный запах, похожий на тот, который был дома в ящике с крестиком на дверке.

«Где же мой Дедуля?»

Жульен бросилась по дорожке в одну сторону – нет запаха. Побежала в другую… Точно, он уехал на этой машине. От страха чутьё стало работать пронзительно тонко, и Жульен «по следам» добежала до главных ворот. Здесь, возле большой дороги с бесконечными машинами, след растворился. В одну сторону, в другую… Нет ничего похожего на хозяйский запах. Надо домой! Его точно увезли домой! Лёгкая трусца моментально превратилась в галоп.

«Нет никакого запаха, и машины нет!» Немножко покружив возле подъезда и обследовав прилегающие тропы, Жульен окончательно убедилась, что запах хозяина «уходил» только в сторону парка. Где-то под передней лапой появилась тонкая пронзительная боль – от безысходности. «Где искать? Куда бежать? Куда увезли моего Дедулю?»

Потянулись томительные и длинные ночи под скамьёй в парке. Жульен привыкла к домашнему, тёплому и уютному коврику возле кровати хозяина, а земля под лавкой была холодной и сырой. Частенько шёл моросящий гнусный дождь, от которого тело под шерстью тряслось мелкой дрожью. Любимый запах хозяина от этих дождей становился всё менее отчётливым. Но всё равно Жульен твёрдо решила, что не променяет это место, где она последний раз была со своим Дедулей, ни на какое печенье и хлеб от людей. Она вообще очень боялась уходить от скамьи надолго. А вдруг придёт хозяин, а её нет? Это же настоящее предательство!

В то утро выпал снег. Он был очень красивый и удивительно пушистый. Всё вокруг было бело и празднично. Жульен, долго обходившаяся без питья, наелась этой удивительно вкусной и холодно-сухой воды. Появилось далёкое и крохотное чувство хозяина. Сегодня должен быть какой-то знак – ветерок с запахом или что-то ещё очень важное. Вот только с какой стороны? Худая и слабая собака вышла на тротуар и стала внимательно слушать – в одну сторону, в другую. И вдруг она совершенно отчётливо услышала: «Жульенка-а-а». Так мог звать только хозяин!

«Туда, к главным воротам!»

Большая дорога, как всегда, кишела этими большими, с неприятным запахом, ужасными машинами. На секунду задумавшись, Жульен чётко поняла, что зов идёт с той стороны дороги. Она без страха и сомнений бросилась в нужном направлении. Заскрипели тормоза, раздались жуткие гудки и другие шумные звуки, но сейчас это было неважно. Главное – туда, на голос. Там Дедуля!

 

Большие улицы переходили в маленькие, огромные дома становились всё меньше и меньше. Позади оставались скверики и парки, переулки и подворотни. Из-под большого забора за ней вдруг с истошным лаем погналась большая свора собак. Но Жульен, ведомая необъяснимым чувством скорой встречи, не обращала внимания ни на злющих собак, ни на свист и камни, которые в неё частенько летели. Она чётко бежала в том направлении, откуда был слышен голос. А голос был то тихий и жалобный, то громкий и просящий. Просящий, чтобы она подбежала. И тогда хозяин обрадуется, что она его нашла. Он будет её обнимать, ласкать и гладить. С его рук она с наслаждением будет есть любую еду, даже ту, от которой раньше отказывалась. Только скорее найти его – своего дедушку.

А вот этого Жульен никак не ожидала. Её путь преградила река, широкая, полноводная, с далёким берегом. Если бы она была чуть моложе или сытой, полной сил…

«Нет! Тут мне не справиться…»

С тихим поскуливанием Жульен пробежала в одну сторону по берегу реки, в другую…

«Так можно потерять голос, а он там, на той стороне, точно!»

Жульен села на мокрый холодный песок и стала втягивать носом воздух с другого берега, пытаясь уловить хоть малюсенький запах своего хозяина. Воздух «рассказывал» о рыбе, дыме из печек, болотных водорослях. Ещё был запах леса, сосновых шишек, травы и ещё много незнакомого, но запаха Дедули не было…

Ночью обычно голоса не было слышно, и Жульен с тоской смотрела на тёмную гладь реки в надежде, что появится какой-то знак или знакомый запах.

В то утро висел туман, и противоположный берег был скрыт в парящей холодной «вате». Это облако приподнималось и опускалось над водной гладью, закрывая собой весь вид и скрывая запахи. Становилось всё холоднее, и Жульен тряслась от холода и голода. Её спасали ближайшие помойки, где приходилось отыскивать хоть что-то съедобное. Когда выглянуло солнышко и туман стал немного рассеиваться, вдруг отчётливо, как тогда в парке, Жульен услышала голос дедушки: «Жульенка-а-а…».

Страх исчез моментально. Не раздумывая, с разбегу Жульен бросилась в ледяную воду и что было сил поплыла к противоположному берегу. Не думая о холоде и постепенно оставляющих её силах, собака боролась с течением широкой реки. Берег приближался очень медленно, и Жульен относило всё дальше и дальше от направления голоса. Но повернуть назад для неё означало предать любимого человека – уж лучше утонуть в преданности и любви, чем зачахнуть заживо от предательства. Жульен проплыла чуть больше половины, когда лапы стало сводить судорогой от ледяной воды и усталости. Голова стала погружаться всё ниже и ниже, маленькая волна захлёстывала глаза и нос. Последние силы оставляли бедную Жульен. Закашлявшись от попавшей в лёгкие воды, собака в отчаянии, понимая, что не выполнила свою миссию, стала прощаться с хозяином, который был уже так близко…

– Смотри, Николай, это что за выдра?

Плохой клёв и пронизывающий ветер заставили рыбаков смотать свои спиннинги, и они уже готовы были завести мотор, чтобы отправиться к берегу, как увидели тонущую собаку.

– Это собака! Что ещё за геройский заплыв моржа? Да она тонет! Весло, быстрее, Миша!

Удачно поддев погружающееся в воду тело Жульен, Николай схватил её за шиворот и втащил в лодку. Глаза собачки были туманны.

– Заводи, Миха, к машине, быстро! Надо спасти эту отчаянную моржиху.

Немного потрясывая Жульен вниз головой, Николай сделал ей массаж задних и передних лап, затем снял бушлат, завернул мокрую собачку, прижал к себе и стал удивлённо разглядывать её, прикидывая, что же могло сподвигнуть пса на такой отчаянный заплыв в ледяной воде.

– Ты, Миша, давай в док, уедешь на такси, а я с ней в ветеринарку, может, ещё откачают.

– Да на кой она тебе сдалась?

– Ну всё! Без обсуждений! Там как получится, вечером занесёшь мои вещи.

– Как знаешь.

Положив собачку на пол переднего сидения, поближе к печке, Николай рванул в ветеринарную клинику к своей однокласснице Светлане. Клиника была совсем рядом с курортом по реабилитации больных после инсульта.

– Ничего страшного, – Светлана вышла в холл, вытирая руки.

– Собачка просто истощена, я ей поставила два укольчика. Когда придёт в себя, обследую более обстоятельно. Ты где её подобрал?

– Пыталась переплыть нашу могучую реку, больше половины одолела. Мы её с Мишаней спасли.

– Надо же. А по виду не скажешь, что пловчиха. Кожа да кости, голодала где-то. Забегай завтра после трёх, если всё будет нормально, заберёшь своего героя на откорм и воспитание.

«Опять этот запах из коробочки и ещё кошачий, и… я что, опять в приюте? Тепло как дома, но очень неуютно. Куда это я утонула, в подводный приют для отчаявшихся и не справившихся? Миска с сухариками… Какая необычная еда, хрустящая и очень вкусная!»

Запив сухарики несколькими глотками воды из второй миски, Жульен пошатывающейся походкой пошла обследовать помещение. Из узкой щели двери тянуло свежим уличным запахом. Подойдя поближе, Жульен привычно носом толкнула дверь и протиснулась в узкий проход. Дверь на улицу была открыта, видимо, квартиру проветривали. Выйдя на крыльцо, Жульен по привычке потянула носом воздух и… о чудо! Дедуля! Он где-то рядом!

Запинаясь и падая от ещё не прошедшей усталости, Жульен подбежала к бетонному забору. Быстро отыскав лаз под забором, собачка оказалась в парке с большими деревьями. Следуя по всё нарастающему запаху, покачиваясь и падая, с чувством близкого чуда встречи, она устремилась к большому зданию в глубине парка. Иногда задние лапы подводили её, тогда она ползла на передних, из последних сил волоча задние.

Сын Антон с озорным и весёлым внуком Егором сидели на скамье с дедушкой около главного корпуса.

– Становится холодно, дед, надо возвращаться в палату, да и ветерок некстати.

– Успеем, я и так целый день без воздуха, не могу я в этой духоте. Давай пяток минут ещё посидим, а там как раз время к ужину.

Что-то холодное и мокрое ткнулось деду под брюки.

– Егорка, глянь-ка, что там под лавкой.

Шустрый парнишка в один момент оказался под скамьёй.

Округлив от удивления свои голубые глаза, Егор истошно закричал:

– Жульен пришла-а!

Антон, подняв обессиленную собачку, положил её отцу на колени.

Из двух пар глаз – дедушкиных и Жульен – текли слёзы. Оба не могли поверить, что опять обрели друг друга.

– Как же ты меня нашла, милая Жульенка?

Собачка из последних сил виляла хвостом и плакала. Ни на что иное у неё просто не осталось сил. Полные слёз глаза Жульен неотрывно смотрели на своего долгожданного хозяина. Она никак не могла поверить, что этот ужасный путь лишений, поисков и страха наконец прекратился.

Какое счастье найти своего Дедулю!


7.02.2019

Притча о доброте

Прислонившись спиной к стене магазина, на разорванной картонной коробке сидел Василий. В свои бессмысленно прожитые сорок зим он выглядел на шестьдесят. Покрытое густыми морщинами небритое лицо, давно немытая и нечёсаная шевелюра и потухший безжизненный взгляд отталкивали проходивших мимо людей. Лишь совсем немногие, видимо, повидавшие в этой жизни лиха с избытком, изредка бросали в его баночку из-под майонеза пятачок или десяточку.

– Дай Бог здоровьица! – бурчал Василий, поглаживая вытянутую перебинтованную ногу, которая нестерпимо болела.

В голове непрестанно стучали о стыки рельс колёса несущегося товарного порожняка. Вчерашний боярышник, размазанный по сухим скрипучим венам, колол остатки разума иглами безысходности.

* * *

В пришедший праздник яблочного спаса Бог решил посмотреть мирскую жизнь, заглянуть в глаза страждущим и счастливым. Оценить в непосредственной близости, как поменялась человеческая душа на земле живущих.

Он шёл по утренним улицам провинциального городка не спеша, постукивая суковатой палкой-посохом. Его выцветший палий[1] почти сливался с цветом седых волос и небольшой аккуратной бородкой. Если не обращать внимания на старомодную монашескую одежду, со стороны виделся обыкновенный старичок из дальней деревни.

* * *

Жизнь Василия сломалась внезапно. Вначале он не влился в новые законы «перестройки». Не смог заниматься, как все, куплей-продажей. Долго ходил на свой любимый завод, работая без зарплаты и кормя семью обещаниями. Потом стал всё чаще попивать самогон с друзьями, чтобы не слышать бесконечные упрёки жены по вечерам. От постоянной ругани и ссор вечерние выпивки перешли в постоянные, запойные и продолжительные.

В очередной раз, после двухнедельного загула, Василий шёл домой с твёрдым намерением бросить пить. Бывший одноклассник обещал взять его разнорабочим в продуктовый магазин с условием, что со спиртным будет покончено раз и навсегда.

Дверь открыла незнакомая женщина.

– Эту квартиру мы купили десять дней назад! И не ходи сюда больше!

– А паспорт, где мои документы? Где Ира, жена? Где Света?..

– Откуда я знаю? У них и ищи! Мы всё оформили нотариально, по закону! А если будешь бузить, милицию вызову!

Дверь захлопнулась с диким грохотом. Боль отчаяния и предательства разлилась по телу Василия густым жаром.

* * *

Стая собак, спавшая на песке, подставив бока тёплому утреннему солнышку, как по команде вскочила, едва заслышав приближающийся стук деревянного посоха. Вытянув морды в сторону старика, собаки моментально подавили в себе острое желание залаять и, внезапно поджав хвосты, потрусили в сторону забора строящегося дома.

– А ты что же остался, бывший грозный лев?

Пёс, покорно опустив голову, глазами показал на перебитую переднюю лапу – она висела как плеть на одной коже и уже наполовину засохла.

– Ах, вот в чём дело! Зачем же ты, дурачок, на детей кидался? В стае вы все сильны да глупы. Человек тебя кусать и бить не хотел вовсе. Что, вожаком побыть захотелось?

Глаза пса наполнились слезами покаяния и мольбы о помощи.

– Ладно, давай сюда свою лапу.

Поддёрнув видавший многое истрёпанный палий, Бог встал на одно колено. Взяв в левую руку протянутую лапу, правой Он накрыл место перелома.

– Покаявшемуся и поклонившемуся да даровано будет!

* * *

Теперь жизнь Василия протекала по колодцам, свалкам и тепловым коллекторам. Летом было легче. Была возможность ночевать в предназначенных для сноса домах. На помойках возле новостроек можно было поживиться съестным и одеждой. А добрые люди пополняли баночку милости монетами, которых хватало на хлеб и чекушку настойки боярышника. От такой жизни силы оставляли Василия с каждым днём. Нога, сломанная при падении в колодце, не заживала и гноилась. В травмпункте без медицинского полиса и паспорта не принимали, а заглушить боль и обработать рану можно было только доступным боярышником.

Большой радостью и поистине Божьим подарком стали костыли, обнаруженные Василием в мусорном баке ранним утром.

– Слава тебе, Господи, за помощь твою! Слава Тебе, Всевышний!

Непрестанно молясь и радуясь, что можно не наступать на больную ногу, Василий на костылях отправился к своему магазину за людским подаянием в надежде купить хлеба или сладкую булочку.

* * *

– Дед, у тебя двадцати рублей не будет? – сухощавый парень лет двадцати восьми смотрел с прищуром и чуть нагловато.

– А тебе для чего?

– Домой не могу уехать, на маршрутку не хватает.

– Тебе не маршрутку надо, а на работу ходить. От своей лени и гордыни на сигареты сшибаешь, не стыдно у стариков-то просить?

Прищур и ухмылка слетели с лица моментально.

– Ты что, отец, знаешь меня? Я тебя никогда в нашем районе не видел! Откуда ты?

– Хочешь курить бросить?

– Это нереально, я уже лет двадцать с лишком курю, пробовал бросить, невозможно это для меня.

– Невозможно в могиле курить, крышка гроба мешает и руки не гнутся. А в твоей жизни ещё пока всё возможно, но у тебя желания нет ни к работе, ни к любви человеческой. Потому тебя и не любят, не ценят, хотя руки твои умелые и голова умом не обделена.

Парень опешил. Глаза деда смотрели пронзительно, доставали до самых уголков души. От такого взгляда он чувствовал себя маленьким нашкодившим ребёнком. Неистово захотелось извиниться и сделать что-то хорошее. Память напряжённо стала искать добрые поступки, совершённые за последнее время, но, как назло, ничего не вспоминалось. Чувства стыда и покаяния стали подниматься к горлу, даже дышать стало трудно и некомфортно.

 

– Извини меня, отец! Я действительно лентяй. Если научишь, как курить бросить, обещаю, что сразу на работу устроюсь, – не выдержав такого пронзительного взгляда, паренёк склонил голову.

– Возьмись двумя руками за верх посоха, – Бог накрыл правой ладонью руки парня. – Покаявшемуся и поклонившемуся да даровано будет!

Дышать стало легко. По телу теплом разлилось какое-то новое чувство. В районе сердца запели соловьи, призывая к полёту и песне. Парень открыл глаза и с удивлением обнаружил, что мир поменялся. Нет, по-прежнему рядом стояли дома, росли тополя и проезжали машины. Мир стал красочным. Мир улыбался именно ему…

«А где же дедушка? Наверное, это был какой-то святой странник, монах, по всей видимости. Они прозорливые, всё знают о прошлом и будущем».

Курить совершенно не хотелось.

* * *

– Как зовут тебя, мил человек?

Василий вздрогнул. Видимо, задремал немного. Рядом с ним, на его картонке, сидел старик. Мудрые добрые глаза смотрели с жалостью и сочувствием. На коленях лежал иссохший посох, которому было по меньшей мере лет пятьдесят, не меньше.

– Василием.

– Что же ты, Вася, из себя старика-инвалида сделал? За жизнь и за счастье бороться надо, а не горькую пить.

Вот гангрена пойдёт, сгинешь, с чем перед Богом стоять будешь? Не стыдно?

– Стыдно! Очень стыдно! А что делать? Идти мне некуда, в больницы не берут, документов нет никаких. А жена, Ира… Да, я один виноват, пить стал запоями. Теперь вот молюсь каждый день, а Бог, видимо, меня уже не слышит.

– Бог всех слышит. Только одному для помощи кнут нужен, а другому – покаяние и вера. Ты что для себя выберешь?

– В Бога я верю! Мне кнут нужен, да посильней, чтоб все грехи выбить, да так, чтобы никогда пить не хотелось! От водки все грехи человеческие. Пойло дьявола, да и только, будь оно неладно! А вы куда, батюшка, путь держите? Водички хотите? Я только в колонке налил, не пил ещё.

– Хочу! Ты первый, кто мне помощь предлагает, чудно даже, всегда наоборот бывает. Хороша водица, добра! Вот ею и лечись. Если с верой, то поможет. А путь мой далёк, ещё идти и идти. На транспорт разный денег у меня нет. Сейчас по доброте душевной никого не возят, всё за деньги, за бумажки…

– Вот, возьмите, батюшка! Это заначка. Держал на чёрный день. Думал, когда помру, так добрые люди найдут, одежонку какую-нибудь купят. В чистой рубахе перед Богом стоять надо, верно?

– Верно! Но рубаха – не главное.

– А что главное?

– Главное – это поступки, что за твоей спиной будут. Их все как на ладони видно. Вот тут обманул, тут украл, тут помог, в беде не оставил. А тут искренней добротой себя спас, излечил!

Бог протянул Василию левую ладонь, и на ней, как на экране, побежала вся жизнь Василия, да не его глазами, а глазами мудрого режиссёра. С самого детства: все поступки, все грехи – и маленькие, и большие, и боль чужая, и обиды, и добро совершённое, и зло пустяковое, и забытое, и скрытое. Всё, оказывается, записано и сохранено!

– Прости, Господи! Прости, матушка! Прости, батюшка!

Слёзы текли из глаз Василия, выжигая своей горечью давно небритую щетину.

– Возьмёшь мой посох, он тебе дорогу укажет. Покаявшемуся и поклонившемуся да даровано будет!

Василий очнулся.

– Надо же, давно такие яркие сны не снились!

Нога не болела, в баночке лежала заветная тысяча рублей. Иссохший посох лежал на коленях.

– Так это не сон, что ли?

Василий оглянулся. Улица пуста, монаха нигде не видно, костыли пропали. Опершись на посох с забытой уже лёгкостью, Василий поднялся. Нога действительно не болела! Чудеса, да и только! Далеко внизу зазвонили колокола, извещающие об окончании утренней службы. Появилось острое желание помолиться в храме.

«Если не пустят, так возле храма буду молиться на коленях за монаха! Вот дурак, даже имени не спросил. Но Бог все имена знает! На храм тыщу свою положу! Такое дело! Такое дело! Вот ведь чудеса, какие на свете бывают!»

Больше по привычке, чуть прихрамывая и опираясь на посох, Василий двинулся в сторону церкви. Внутри соловьиной песней пела надежда. Мир расцвёл яркими красками и улыбался Василию добрыми лицами прохожих. Это были совершенно другие люди, смотревшие на него с почтением, без капельки презрения, как было раньше.

У ворот храма лицом к лицу Василий столкнулся с бывшей женой. Чёрный платок, слёзное лицо, сгорбленная осанка. От былой твёрдости духа не осталось и следа.

– Ира?

Женщина, испуганно подняв глаза, вдруг упала на колени.

Обняв ноги бывшего мужа, рыдая навзрыд так, что тряслось всё тело, Ирина причитала:

– Вася, Васечка, прости меня окаянную, прости, ради Бога! Дура я, такая дура! Света, наша Светочка, она-то в чём виновата? Это я… Мне умереть надо было, не ей!

– Что со Светой? Не реви, пожалуйста, встань!

– Светлана с женихом Гошей на мотоцикле разбились, сегодня уж сороковины. Это всё из-за меня! Бог наказал меня за мои грехи!

– Бог никого не наказывает, Ира. Мы сами выбираем путь крайностей, а потом сожалеем и каемся. Но время назад не воротить, у каждой дороги свой закономерный итог.

– Ты прости меня, Васечка! Я все твои документы сохранила, искала тебя, Бога просила.

– И ты прости меня, Ирочка! Теперь капли этой отравы в рот не возьму! Столько пережить пришлось, не поверишь!

 
Излечит время грешных путь
Лишь болью горькой и потерей,
Но обретётся жизни суть,
Когда устанешь в счастье верить.
 

– Ты, Вася, это где прочитал?

– Прямо сейчас в голову пришло.


12.08.2021

1Палий – одежда монахов, длинная, спускающаяся до земли накидка без рукавов, с застёжкой только на вороте.
To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?