Za darmo

Вилла Мавританка. Пьеса

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Вилла Мавританка. Пьеса
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Андрей Поцелуев

Вилла Мавританка. Пьеса

пьеса в двух действиях



ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:



УИЛЬЯМ СОМЕРСЕТ МОЭМ

, 61 год, писатель.



ФРЕДЕРИК МОЭМ

, 69 лет, старший брат Уильяма, политик, будущий лорд Англии.



ГЕРБЕРТ УЭЛЛС

, 69 лет, друг Уильяма, писатель.



ДЖЕРАЛЬД ХЭКСТОН

, 43 года, секретарь Уильяма и любовник.



СЕСИЛ БИТОН

, 31 год, фотограф, дизайнер.



МАРИ ЛОРЕНСЕН

, 51 год, художник.



МАНУЭЛЬ САНЧЕС

, 30 лет, танцор танго.



ОЛИВИЯ УИЛСОН

, 25 лет, очаровательная блондинка, певица.



НИКОЛАЙ

, 55 лет, бизнесмен.



БОРИС

, 50 лет, друг Николая.



ЭРНЕСТ

, 45 лет, дворецкий.



МЕСТО ДЕЙСТВИЯ



Вилла «Мавританка» (Французская Ривьера).



ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ



Наши дни и июль 1935 года.



Действие первое



Сцена 1



Наши дни. Вилла «Мавританка». Номер люкс. Большая гостиная, потолки под пять метров. Справа большой диван и два кресла, журнальный столик, книжные полки почти до потолка, слева обеденный стол и шесть стульев, в центре лестница зелёного цвета, ведущая на второй этаж. Пол выложен белыми и черными мраморными плитками. В центре комнаты камин.

Французские окна открываются на три террасы, окруженные лимонными и апельсиновыми деревьями

. Видно, что комната довольно старая. Есть атрибуты современности: плоский телевизор на ножках, современные картины на стенах, светильники, барная стойка. Играет современная французская музыка. Появляются Николай и Борис. Они одеты в современную модную одежду. Николай поддерживает Бориса за локоть. Оба в медицинских масках.



НИКОЛАЙ

(Борису).

 Проходи-проходи, долго ты до меня ехал.



БОРИС

 (

вздыхая

). Да уж, эта пандемия спутала все планы. Никуда не доедешь и не приедешь.



НИКОЛАЙ.

 Что же ты хотел – чума двадцать первого века. Надеюсь, скоро всё это закончится.



Садятся в кресла

.



БОРИС.

Хотя иногда носить маску удобно, так как никто не видит, сердишься ты под маской или смеешься. Особенно на переговорах.



НИКОЛАЙ

. Наверняка будем говорить своим детям: «Вы не пережили Ковид-девятнадцать, вам не понять. Мы несколько месяцев сидели дома. Мы ездили на машине по пропуску. Мы боялись вирусов».



БОРИС

. Во время карантина случались и хорошие вещи. Я читал, что одна английская семейная пара решила переждать карантин в своем загородном доме и во время прополки сада обнаружила золотые монеты пятнадцатого-шестнадцатого веков. Среди них было несколько с инициалами жен короля Генриха Восьмого Анны Болейн и Джейн Сеймур.



НИКОЛАЙ

. А как бизнес изменился! Курьер стал самой востребованной профессией. Зарабатывают больше айтишников. Так как все-таки тебя пропустили во Францию, если границы закрыты?



БОРИС

. А у меня есть вид на жительство. Так что пропустили.



НИКОЛАЙ

. У тебя тест на ковид отрицательный?



БОРИС

. Я уже даже прививку сделал.



НИКОЛАЙ

. «Пфайзер» или «Спутник Ви»?



БОРИС

. «Пфайзер».



НИКОЛАЙ

. Не патриот. А я «Спутник Ви». Тогда снимаем маски.



Оба одновременно снимают маски.



НИКОЛАЙ

. Выпьешь чего-нибудь? Наверное, устал с дороги?



БОРИС.

 С удовольствием.



НИКОЛАЙ

. Вино или коньяк?



БОРИС

. Сегодня как-то холодно. Давай лучше коньяк.



НИКОЛАЙ.

 Французы сейчас почти не пьют коньяк просто так. Только на дижестив. Я тебя угощу отличным коньяком. Такой коньяк в дьюти-фри не купишь. Каждая бутылка имеет свой номер.



Подходит к барной стойке и наливает два бокала коньяка. Один из них передает Борису. Оба выпивают.



БОРИС

(

восторженно

). Да, действительно отличный коньяк. Сколько этой бутылке лет?



НИКОЛАЙ

. Этой двадцать, но у меня есть и экземпляры постарше. Потом угощу тебя. Я тут нашел один магазинчик, где этот коньяк можно купить.



БОРИС

 (

оглядываясь по сторонам

). Да, шикарный номер. Давно ты здесь обитаешь?



НИКОЛАЙ.

 Почти всё лето. Мы с семьей арендуем этот номер на весь сезон уже третий год подряд. Просто в этом году проблемы с приездом. Я здесь, а семья в Москве. Работаю на удалёнке и отсюда руковожу бизнесом. Мне здесь всё нравится. Рядом Ницца, Монте-Карло. И летом нет такой жары, как в других местах на Лазурном берегу. Мыс Ферра, средиземноморские субтропики.



Ты, кстати, тоже можешь свободно забронировать здесь себе номер на Букинге. Вилла «Мореск».



БОРИС

 (

оживленно

). Да, а вот сейчас и попробуем. Неплохая у тебя удалёнка:



во Франции, в номере люкс, да еще с французским коньяком.

 (Достает смартфон и начинает искать в Интернете виллу

.

Читает вслух.)

Да, действительно. Октябрь. Вилла «Мореск», одна неделя в номере «Элеганс» стоит полторы тысячи евро, а в номере «Делюкс» тысяча семьсот евро.

(Комментирует.)

Не так уж и дорого. (

Читает дальше

.) Вилла «Мореск» принимает гостей с июля две тысячи девятого года. Услуги: два бассейна, СПА и оздоровительный центр, первая линия пляжа, ресторан, во всех номерах чайник и кофеварка, бар, хороший завтрак включен. Средняя оценка гостей восемь целых, семь десятых баллов.

(Комментирует.)

 Неплохо. А у тебя какой номер?



НИКОЛАЙ.

 У меня люкс, три спальни.



БОРИС

. Ну, ты у нас крутой бизнесмен. Даже не буду смотреть, сколько такой номер в неделю стоит. А кому эта вилла принадлежала раньше? Уж очень дом красивый.



НИКОЛАЙ.

 А вот это самая интересная история. Был такой бельгийский король Леопольд Второй. Очень любвеобильный монарх. В конце девятнадцатого века он построил здесь свой дворец, а вокруг дворца четыре виллы. Три – для своих любовниц, а четвертую для своего личного духовника монсеньора Шарметона. Очевидно, чтобы свои грехи замаливать.



БОРИС.

Очень разумное решение.



НИКОЛАЙ

. Вот эта четвертая вилла была построена чуть позже первых трех, в мавританском стиле: с башенками, куполом, колоннами и минаретом. И в тысяча девятьсот двадцать седьмом году эту виллу купил английский писатель Моэм и прожил здесь до самой смерти в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Он, конечно, перестроил ее, так сказать, под себя. Но мавританский стиль сохранил. Все гости звали эту виллу «Мавританка», хотя ее официальное название было вилла «Мореск» (

Встает с кресла и подходит к окну

.) Вот подойди сюда на минутку.



Борис подходит к Николаю

.

Тот слегка приобнимает его за плечо, смотрит в окно и показывает рукой.



Представь себе белый особняк с зелеными ставнями. Перед главным входом в дом красовался символ, защищающий от дурного глаза. К морю спускался большой сад с авокадо, апельсиновыми деревьями и африканскими лилиями. Бассейн был украшен головой фавна. Был теннисный корт и поле для игры в гольф. В холле виллы стояла статуя китайской богини милосердия Куан Чин. На третьем этаже было пять гостевых комнат и четыре ванных комнаты, еще две гостевые комнаты располагались этажом ниже. Стеклянная дверь в кабинет была расписана Гогеном. На стенах картины Тулуз-Лотрека, Писсарро, Ренуара, Гогена, Матисса, Пикассо. Над камином позолоченный деревянный орел. В общем, красота.



Оба отходят от окна и садятся опять в кресла

.



БОРИС.

А что здесь происходило в годы войны?



НИКОЛАЙ

. Здесь побывали и немцы, и итальянцы. А с моря виллу обстреливал британский флот. Когда Моэм вернулся сюда после войны, дом был в ужасном состоянии. Многие окна выбиты, крыша пробита снарядами, стены «разукрашены» пулями, часть деревьев в саду обгорела, вино из подвалов выпито до последней бутылки.



БОРИС

 (

усмехаясь

). Ну ясное дело.



НИКОЛАЙ

. Кстати, было еще две машины в гараже. Их тоже угнали. Но Моэм быстро отстроил дом и сад заново, и они стали так же великолепны, как до войны.



БОРИС.

Откуда ты всё это знаешь?



НИКОЛАЙ

 (

делая большой глоток коньяка

). Я, когда стал здесь подолгу жить и узнал, что дом раньше принадлежал Моэму, волей-неволей стал читать его книги, прочел его автобиографию, историю дома и восхитился этим человеком.



БОРИС.

 И что же в нем такого восхитительного?



НИКОЛАЙ.

Моэм был одним из самых читаемых и преуспевающих английских писателей двадцатого века. Притом, что в десять лет остался круглым сиротой. Про таких говорят self-made man, «человек, который сделал себя сам». Он пример исключительной самодисциплины, не то что другие писатели.



БОРИС

 (

делая глоток

). Не скрою, я мало знаком с его творчеством. Ну читал когда-то два-три романа. Он же был популярен в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. Сейчас его почти никто не читает. Он, по-моему, хороший игрок второй категории писателей.



НИКОЛАЙ

 (

ходит по комнате

). И зря. Его произведения по-прежнему интересно читать. На меня большое впечатление произвела его книга «Подводя итоги». Это автобиографические заметки с рассуждениями о литературе, искусстве, жизни. Можно сказать, эстетический и философский манифест писателя. Возможно, самое лучшее и знаменитое его произведение. Почитай на досуге.



БОРИС

(улыбаясь).

 Хорошо, постараюсь. Налей еще своего замечательного коньяка.



Николай наполняет бокал.



Но он же, кажется, был «голубым».



НИКОЛАЙ.

 Да, был гомосексуалистом, хотя и тщательно скрывал это. Кроме того, был заикой, не высок ростом, не силен физически, был застенчив и слаб здоровьем. Хотя и прожил девяносто один год. У него была долгая и в целом благополучная жизнь, отмеченная путешествиями, встречами, вниманием к людям и миру. Но знаешь, что больше всего в нем поражает?



БОРИС

. Что же?



НИКОЛАЙ.

 Он был очень последовательным человеком и верил в возможность выстраивать жизнь согласно намеченному плану. Еще в начале двадцатых годов он определил, какое количество произведений и в какой последовательности он напишет, прежде чем отойдет от дел. И в основном он выполнил свой план. Мне это очень близко, как бизнесмену. Он был мудр, в великие не рвался, но и не страдал от ложной скромности.

 



БОРИС

. А я, кажется, видел его портрет. (

На несколько мгновений погружается в раздумья

.) Точно, в галерее Тейт в Лондоне.



НИКОЛАЙ

. Да, правильно. Кстати, этот же художник написал и портрет Черчилля, который ему совсем не нравился. И, насколько я знаю, жена Черчилля после смерти супруга его сожгла. Ты знаешь, Моэм всего достиг сам. Его отличало упорство, целеустремленность, самодисциплина и профессиональное отношение к делу, которые преобладали над талантом. Ежедневная работа по четыре часа без выходных и праздников.



БОРИС

. Уж очень он у тебя идеальный получается.



НИКОЛАЙ

. Нет, конечно. Моэм был соткан из парадоксов и противоречий. С одной стороны, обаятелен, остроумен, заводил полезные знакомства. Джентльмен до мозга костей. Умел дружить, отличался щепетильностью и пунктуальностью. Свободно говорил на трех языках и почти свободно еще на двух. Объездил весь мир, и часто ездил не туристом, а жил в стране по нескольку месяцев и изучал язык.



БОРИС

. А с другой?



НИКОЛАЙ

. Скуп, жесток с издателями, торговался за каждый доллар, обижался на критику, молчалив, замкнут, погружен в себя, держал людей на расстоянии, циничен, зануда, ворчлив, груб, резок, и у него было много комплексов. Удивительно, сколько всего вместила его жизнь. Кем он только не был. Одиноким мальчишкой, в десять лет ставшим сиротой, студентом-медиком, который работал в больнице и принимал роды у бедняков, романистом и драматургом, богемным парижанином и лондонским светским львом, шофером кареты скорой помощи во время Первой мировой войны, британским шпионом в России, гомосексуалистом, хозяином роскошной виллы, где побывали все знаменитости своего времени, самым читаемым английским писателем и стариком, который в конце жизни хотел лишить наследства свою единственную дочь.



БОРИС

. Пожалуй, всё искупилось его творчеством. А кому досталась вилла после смерти Моэма?



НИКОЛАЙ.

Его дочери Лизе, которая через год продала её одному американцу. Он и перестроил виллу под отель, где номера бронируют туристы со всего света. Многие даже не знают, кому раньше принадлежал этот дом.



БОРИС

. Интересный у нас разговор получился. О доме и писателе, который здесь жил. А не о бизнесе, как обычно, или женщинах.



НИКОЛАЙ

. Это точно. И это хорошо. Наверное, мы с тобой перешли на более высокий уровень общения. Стареем. Ты знаешь, какая здесь на вилле бурлила жизнь в период её расцвета, в тридцатые годы! Кого только не принимал в гостях Уильям.



БОРИС

. Да, как было бы интересно перенестись туда на денек, в год так



тридцать пятый…



Гаснет свет.



Сцена 2



Июль 1935 года. Вилла «Мавританка». Та же большая комната с гостиной и столовой и потолками под пять метров. Но без атрибутов современной жизни. Над зеленой лестницей, ведущей в кабинет, видна балконная дверь, расписанная Гогеном. На стенах картины французских экспрессионистов. Над камином позолоченный деревянный орел. Сбоку от дивана и кресел круглый стол, заваленный книгами. Из окон виден сад с апельсиновыми деревьями. Над диваном мавританский знак – символ дома. На стене часы, показывающие 8 утра. Играет музыка. Поет Лотта Леман, любимая певица Уильяма Сомерсета Моэма. Входит Уильям. Он одет в шелковую японскую пижаму и кимоно. Садится в кресло и читает журнал «Ланцет». Входит дворецкий Эрнест. Он одет в ливрею. Несет поднос с завтраком. Ставит тарелку, приборы и кружку на стол.



ЭРНЕСТ

 (

смотрит в сторону Моэма

). Ваш завтрак, сэр. Как всегда, овсянка и чай со сливками.



УИЛЬЯМ.

Спасибо, Эрнест. (

Встает с кресла, идет к граммофону и выключает пластинку. Потом идет к обеденному столу.)

 Запишите, пожалуйста, меню на сегодняшний ужин и передайте его Аннет.

 (Садится за стол и надевает очки.)



ЭРНЕСТ

(

достает блокнот и готов записывать

). Слушаю, сэр.



УИЛЬЯМ

 (

диктует вслух

). Суп с фрикадельками, утиное конфи, фуа-гра, гратен «Дофинуа», на десерт «Тарт Татен», мороженое с авокадо, пюре из крыжовника со взбитыми сливками. Шампанское «Пол Роже». Да, и пусть испечет печенье «Мадлен». Все гости его любят.



ЭРНЕСТ

 (

убирает блокнот

). Хорошо, сэр, я всё передам поварихе.



УИЛЬЯМ

. И не забудьте, что у меня сегодня холодный обед с Гербертом Уэллсом. Только хамон и фрукты.



ЭРНЕСТ

. Я помню, сэр.



УИЛЬЯМ

. И принесите, пожалуйста, еще один прибор к завтраку. Возможно, Фредерик присоединится ко мне.



ЭРНЕСТ

. Слушаюсь, сэр.



УИЛЬЯМ

. Что остальные гости? Еще спят?



ЭРНЕСТ

. Да, сэр, завтрак им будет подан в комнаты.



Эрнест уходит. Быстрым шагом входит Фредерик. Он одет в строгий костюм. Садится за стол к Уильяму.



УИЛЬЯМ (

приветливо).

 Доброе утро, Фредерик.



ФРЕДЕРИК


(сдержанно

). Доброе утро, Уильям.



Эрнест приносит ему приборы и поднос с завтраком. Ставит всё на стол. Уильям и Фредерик завтракают.



УИЛЬЯМ

. Как спалось?



ФРЕДЕРИК

. Отвратительно.



УИЛЬЯМ

. Наверное, все политики плохо спят.



ФРЕДЕРИК

. Это почему же?



УИЛЬЯМ

. Грехов много, а в храм не ходят.



ФРЕДЕРИК

. И совсем не смешно.



УИЛЬЯМ

. А я не хотел тебя рассмешить. Это констатация факта.



ФРЕДЕРИК

. Скажи, пожалуйста, почему у тебя слуга в ливрее?



УИЛЬЯМ

. Так красивее и торжественнее.



ФРЕДЕРИК

. У тебя не сочетается овсянка и слуга в ливрее. Противоречие формы и содержания.



УИЛЬЯМ

. Наоборот. Полезная пища подается в красивой упаковке. Простая пища вообще в моем вкусе. Ты думаешь, что ты ешь жидкую овсянку, а ведь это овсянка с кремом «Забаглионе». Приготовить этот заварной крем непросто и совсем не дёшево.



ФРЕДЕРИК

. У тебя вообще слишком много слуг. Сколько у тебя садовников?



УИЛЬЯМ

. Семь. Что делать, большое хозяйство требует много людей, которые за ним следят. Иногда мне бывает неловко, что одного старика обслуживают тринадцать человек.



ФРЕДЕРИК

. Я не понимаю, как ты зарабатываешь столько денег на своих романах.



УИЛЬЯМ (

раздраженно).

Я считаю, что интеллектуальный труд – это высшая разновидность труда. Почему он не может хорошо оплачиваться? Во всяком случае, он должен приносить больший доход, чем, например, торговля. У нас в Англии почему-то существует мнение, что человек становится писателем, когда он ни на что не пригоден. Что писать книги не настоящая работа, и общество в какой-то степени даже считает это дело зазорным. В Англии я как писатель не бог весть какая персона. А вот во Франции и Германии литература – почетная профессия и ею занимаются с благословения родителей. Я даже сам слышал, как одна немецкая мать с гордостью сказала, что ее сын поэт. А во Франции родители богатой невесты хорошо отнесутся к ее браку с молодым писателем. Это уважаемый человек. Ты вот не ценишь мои литературные заслуги, а между тем в прошлом году в лондонском издательстве Хайнеманна вышло мое первое собрание сочинений. Ты мизантроп и скептик. Ты относишься к моему творчеству снисходительно и свысока.



ФРЕДЕРИК

. Только прошу тебя не пиши сонеты, как Шекспир.



УИЛЬЯМ

. Я как раз думаю об этом.



ФРЕДЕРИК

. Я политик. И не люблю художников, писателей, поэтов и философов. Это сброд, подлый, завистливый, драчливый, неразборчивый в любви.



УИЛЬЯМ

. Но этот, как ты говоришь, сброд создает нечто великое, сияющее, душу всего мира – искусство.



ФРЕДЕРИК

. Ну ладно, не будем ссориться. Что ты сейчас пишешь?



УИЛЬЯМ

. Роман. Кстати, я хотел подарить тебе свою последнюю книгу. «Шеппи». Это пьеса.



ФРЕДЕРИК

. Это про собаку?



УИЛЬЯМ

. Вообще-то, о парикмахере. И он мужчина.



ФРЕДЕРИК

. Хорошо, давай. Будет что почитать по дороге в Лондон.



Уильям встает, берет книгу с круглого стола и передает ее Фредерику.



УИЛЬЯМ.

 Она, кстати, с дарственной надписью.



ФРЕДЕРИК

(

берет в руки книгу, надевает очки и читает вслух

). Дорогой Елен от Уилли. Почему ты всегда подписываешь книги моей жене, а не мне?

 (Снимает очки и кладет их на стол.)



УИЛЬЯМ.

Мне кажется, так изящнее. Ну и, наверное, это не т