Czytaj książkę: «Комендантский час», strona 11

Czcionka:

Нина и её соратники обомлели и, раскрыв рты, стояли в ожидании чего-то большего. Они хотели задать вопрос доктору, но последний приложил палец свободной руки ко рту, сигнализируя, что нужно сохранять тишину.

– Как тебя зовут? – наконец спросил врач.

– Аркадий Вольный, – сухо ответил сержант.

Бауэр взглянул на командира, а тот кивнул в ответ, подтверждая слова подопечного.

– Сколько тебе полных лет? – продолжал лысый мужчина.

– Двадцать лет.

Командир вновь кивнул Бауэру, что тот и зафиксировал ответным кивком.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плохо.

– Что-то болит?

– Все болит.

– Почему?

Аркадий вдруг замолчал, а доктор спокойно повторил вопрос.

– Почему у тебя все болит?

– Это всё свя…свя…священник. Это всё он, в хра…хра…храме. Он нас убил.

– Что за священник? – вмешался резко в разговор командир.

Доктор попытался помешать Бенякину, но тот не дал этого сделать.

– Всё болит. Очень болит, – тяжело произнес сержант и, закрыв глаза, рухнул с кровати.

Нина с комиссаром тут же подскочили и стали поднимать его.

– Что это было? – задал вопрос доктору командир.

– Не знаю, я такого еще не встречал, – ответил последний и потушил свечу.

Сержанта уложили на кровать, а Бауэр, прощупав ему пульс, сделал заключение, что тот уснул.

– Хорошо, может, когда проснётся, его разум станет яснее, – произнес врач.

– Будет надеяться, – сказала Нина.

– Только это и остаётся – сказал доктор и попросил закурить.

Сухоруков тут же протянул ему сигарету.

Врач оглянулся на потушенную им свечу и добавил: « Огонька, пожалуйста».

Медсестра попросила мужчин выйти из дома, и все трое беспрекословно подчинились.

Выйдя во двор, вся троица закурила.

– Что это за метод такой? – полюбопытствовал комиссар.

– Обычно так восстанавливают память, правда, сначала пациента вводят в гипноз. Но ваш и так как будто в трансе находится.

– Так он всё, доктор? Совсем «ку-ку» в смысле?

– Кто, этот? – Бауэр показал назад большим пальцем, – Нет, этот и совсем ку-ку – это, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы.

– Так значит вы из Одессы, доктор? – спросил комиссар.

– Что есть – того не отнять, – развел руками последний.

– Так вы еврей?

– Немец вообще-то, а если еще точнее – швед. Но наших все просто немцами всегда звали.

– А по имени неясно, что он немец? – спросил у подчиненного командир.

– Да хрен их разберет с их именами, – отмахнулся Сухоруков.

– В Одессе не только евреи имеются. Хотя до войны их там не было.

– Да ну? Евреев в Одессе не было?

– Были немцы, евреи, молдаване, поляки – и все были русскими.

– Это как?

– А вам не понять, мозгов не хватит.

– Слышь ты, – повернулся было комиссар к доктору, но Бенякин остановил его.

– Не трогай, хай живет. А вы, доктор, не борзейте, – сказал командир, бросил на землю сигарету и затоптал сапогом.

– Как скажете, – ответил Бауэр.

– Сейчас вы отправитесь в нашу тюрьму, а завтра, когда мы подготовим все документы, отправитесь отбывать свои пять лет, – произнес Олег, призвав своих подчиненных.

Подождав, пока доктор докурит, двое подоспевших юношей повели его в повозку. Бенякин сопроводил всех троих взглядом, после чего обратился к Сухорукову: « Похоже, мне придется уехать. Ты будешь за главного, а значит, этот тоже на твоей совести. Выполни наши обещания».

– Так точно, командир. Только вот куда ты собрался? – удивился комиссар.

– В Светово поеду.

– Так ехать и мне бы надо, возьмем пару отрядов, да и….

– Нет, не надо тебе ехать. Я один поеду.

– Как так, один? Опасно это, Олег.

– Поэтому поеду тихо, без формы.

– Не понимаю я.

– Что тут понимать? Надо ситуацию разведать, а для такого пара отрядов не нужна. С людьми пообщаюсь, проясню информацию. Найду того священника, пистолет наставлю и спрошу, что да как.

– Не нравиться мне эта затея, командир. Предчувствие дурное.

– Если через двое суток от меня известий не будет, то бери сколько сможешь людей и за мной, понял?

– Так точно, все сделаю.

– Молодец, а теперь раздобудь мне гражданскую одежонку.

– Будет сделано, командир, – сказал Сухоруков, почесал затылок и вышел за калитку.

Олег же почувствовал холодные мурашки по коже. Его обдувал теплый ветер, который вовсе не согревал. Командир огляделся по сторонам и заметил, что вокруг не было ни души. Даже собака, привязанная на веревку, лежала тихо в углу, спрятавшись от посторонних глаз, хотя обычно всегда была на страже хозяйского спокойствия.

Бенякин решил войти в дом, пока окончательно не замерз. Вернувшись в светлицу, он обнаружил Нину, сидящую ко входу спиной.

– Ты его сама не буди, пусть как следует отоспится.

– Хорошо, командир.

Олег подошел ближе к сержанту и, положив руку ему на голову, сказал: « Ты только проснись, сынок».

После этого Бенякин попрощался с медсестрой и отправился в штаб. На душу давила тяжесть неясности, раскатывавшая остатки прежнего спокойствия. Тревога отчуждала мир вокруг: Олегу было неспокойно, и его чувства явно выходили за границы пессимизма, итак ему несвойственного.

На следующий день Бенякин не спеша подходил к площади деревни Северной, откуда до Светово собирался поймать извозчика. Уже издалека услышал он шум толпы с местного рынка. Подойдя ближе, Олег обнаружил пару десятков торговых мест, вокруг которых шла бойкая торговля в подметки не годящаяся прежним баталиям, имевшим место здесь же еще пару лет назад. В основном народ торговал иконами, материальная ценность которых вызывала вопросы, посудой, немногочисленными остатками не изъятого красными урожая, подковами, инструментами, украшениями и много чем еще, что можно было бы почти с полной уверенностью назвать барахлом.

Олег, не боясь, бродил среди торговых рядов, ведь сам в здешних местах еще не бывал и никто не мог его опознать. Лишь не далее трех месяцев назад он прибыл в область со своей командой, частью которой был и сержант Вольный.

Проходя сквозь безликую толпу, командир вслушивался в нестройное многоголосье, пытаясь выхватить нужный призыв.

– Извозчик, извозчик, кому нужен извозчик? – вдруг крикнул некто мягким голосом.

Бенякин оглянулся и увидел стоящую неподалеку на пустой дороге повозку, возле которой отирался полноватый невысокий мужичок с короткой бородой и веселой ухмылкой.

– Извозчик, извозчик, кому нужен извозчик? – повторил он, смотря по сторонам.

– Мне нужен, – крикнул Бенякин, толкаясь с встречными людьми.

– Куда путь держим?

– До Светово.

– Ох, там и живу, это хорошо. Что повезешь?

– Ничего, сам поеду.

– Эээ… мил человек, тогда еще кого-то подождем.

– Да заплачу я, сколько хочешь?

– Деньгами штоль? Не, эти ты себе засунь, пардон, в портмоне!

– А чего ты хочешь тогда?

– А что есть у тебя? Часы, может, какие? Или ремень кожаный?

Бенякин недовольно посмотрел на мужичка и, задрав старую облезлую куртку, что нашел ему Сухоруков, показал целехонький ремень.

– Вот и славно, вот и договорились! – сказал извозчик и протянул командиру руку.

Последний же вытащил ремень и вложил его в руку коротышке.

– Запрыгивай, чего стоишь? Путь неблизкий туда. Меня кстати Слава звать, Слава Отрашев.

– А меня Олег, просто Олег.

Услышав это, извозчик хлестнул единственную лошадь, и та потихоньку двинулась в путь.

Через пару минут дороги вдалеке уже было не различить деревенских домов. Слава не спеша погонял лошадь, напевая что-то под нос, а Бенякин смотрел по сторонам, зевая от скуки.

– Вы к кому направляетесь, если не секрет? – спросил Отрашев, улыбаясь.

– К священнику хочу заглянуть.

– Морозову?

– А что, много у вас священников? – пытался выкрутиться Бенякин, ведь не знал имени нужного попа.

– Даже не знаю, как вам ответить. А вы давно у него были?

– Дык с пару неделек назад был, – соврал Олег и на всякий случай сунул руку в карман, где был спрятан пистолет.

– Ааа….ну раз так, то понятно. Зачастили вы к нам, выходит. Так дорог он для вас?

– Не то слово, – командир ощутил мирный тон извозчика и вынул руку из кармана.

– Морозов раньше был мужиком хорошим, конечно, но не от мира сего. Наверное, человеку с саном такое простительно, если не положено, понимаете, о чем я?

– Конечно, – кивая, произнес командир.

– Хотя война всех заземляет. Когда красные начали творить свои дикости, то и он остаться в стороне не смог.

– А что, много дикостей было? – заинтересовался Бенякин.

– Шутите? Да и у нас сколько всего было, и у других. Некоторые истории до сих пор вспоминаю, кровь в жилах стынет.

– Что за истории?

– Ну вот, например, про парня местного. Он не из Светово, но неподалеку жил. Сам за красных воевал, и как война закончилась, был отправлен домой. По пути в деревню зашел к знакомым переночевать, а на утро снова в путь. А там идти-то, 10 вёрст до родного села. Через неделю друзья его, у которых он прикорнул-то, уже к нему в гости собрались. Пришли, а родители его и не слыхали о нем ничего. Даже не знали, что он с войны вернулся живым. Это не мудрено у нас: на окраине живем. Даже в самый голодный год вести – главный товар. В общем, начали поиски. Со всех концов люди искать бросились парнишку этого, а его нет. Еще через неделю кто-то наткнулся в поле на старый высохший колодец, а в нем то, что от юнца осталось. Полезли вниз, а у него в руке записка и огрызок карандаша. Написано: « Объездчик». Ну, мы сразу этого объездчика схватили, он и признался. Звали этого человека Ильей. Оказалось, что парнишка в колодец упал, а объездчик нашел его, веревку спустил в колодец. Сначала одежду забрал, потом сапоги, а потом и жизнь, выходит, раз помирать оставил.

– Что с ним сделали?

– А что с ним сделаешь? Вздернули, как полагается.

– Сами? – спросил Бенякин, думая про себя, что пристрелил бы мерзавца.

– Сами, конечно. Власти ведь нету.

– Интересно, – сказал Олег, посматривая по сторонам.

– Другая история, – продолжал Отрашев. – Тут уж не знаю, правда или нет, но говорят, что есть одна река – Елабуга, к югу отсюда, а на ней – деревня.

– Так, и что же? – втянулся в разговор командир.

– Говорят, – вновь повторил Слава, – там как-то пересеклись белые с красными, так с одной стороны командовал отец, а с другой – сын.

– Да ну?

– Да. Так они решили все между собой выяснить, вдвоём.

– Миром?

– Эх, если бы…. Дуэль устроили или игру какую-то затеяли…. Теперь уж и не узнать, наверное, но сын отца застрелил, и белые то сражение сдали без боя.

– Не мудрено, война есть война.

– Война с турками была, а это гниль и предательство сплошное.

– Тарас своего сына тоже убил.

– За предательство убил, а сейчас люди за что друг друга бьют?

– Уже не бьют, уже все кончено.

– Да не скажи, так легко зло не побеждает.

– А красные для тебя зло?

– А кто ж они тогда?

Бенякин смолчал, дабы не заводить лишний раз извозчика.

– Видишь, сам не знаешь. Ничего хорошего эти люди не принесли. Обещали хлеб – принесли голод, обещали мир – принесли войну, обещали свободу – принесли рабство. А главное, посеяли хаос, из которого поросли старые порядки.

– Что еще за старые порядки?

– Беззаконие – называется. Это и есть моя третья история. Знаю, что какого-то польского капитана большевики на кол посадили. Слыхал за такое?

– Нет, такое бы запомнил.

– Вот и запоминай! Нет, это ж надо, на кол посадить! Ужас! Дед бы мой сто лет назад услышал – не поверил бы.

– Теперь уже какая разница? Для красных все хорошо закончилось: они победили.

– Э, не скажи. Знаешь, чему меня научили наши сказки? «И жили они долго и счастливо»? А что было дальше? В том и дело. Если история закончилась хорошо, значит, она еще не закончилась.

Олегу стал действовать на нервы этот разговор, и он прилег, чтобы вздремнуть. Нарочито громко зевнув, он повернулся на бок и стал вдыхать ароматы степного разнотравья. Внезапно повозка дернулась в сторону, хорошенько тряхнув капитана.

– Брысь! Брысь, кому сказал! – кричал Отрашев черной кошке, что пыталась перейти дорогу извозчику, но так и замерла с повисшей в воздухе лапой.

– Суеверный что ли? – недовольно брякнул Бенякин.

– Скорее, досуеверный.

– Это как?

– А вот так! Не знаю, правда ли черные кошки несчастья приносят, но и проверять не хочется.

Олег вновь прилег на спину. Мерные покачивания повозки в такт лошадиного топота быстро объяли капитана, и тот уснул так крепко, что в следующий час пропустил мима ушей даже гул проходившего неподалеку паровоза. Доехав до Светово, извозчик остановил лошадь прямо перед храмом. Сойдя на землю, он снял головной убор, приветствуя проходивших мимо с косами селян.

– Просыпайся, мил человек, – сказал Отрашев и немного потрепал Бенякина за бок.

– А? – встрепенулся в страхе разбуженный, чуть не достав пистолет.

– Просыпайся, говорю. Приехали, – повторил извозчик и, отойдя в сторонку, стал потягивать руки наверх.

Олег же вылез из повозки и взглянул на церковь. Дверь в неё была обвита цепью, на которой неподвижно висел тяжелый замок.

– Знаешь, а я ведь сам давно к Морозову не заглядывал. Пойду, так сказать, засвидетельствую почтение, – произнеся это, Отрашев обогнул повозку и вошел в калитку, что стояла возле храма.

Бенякин последовал за ним следом. Оставив позади забор, командир увидел небольшой хозяйственный двор, примыкавший к церкви.

– Эх, а раньше здесь жизнь кипела. Ну вы, наверное, те времена застали, – продолжал разговор Слава, проходя сквозь безмолвные постройки.

– Конечно, – соврал Бенякин, смотря на неприкрытые от солнца и ветра кучи дров.

Извозчик же шел дальше. Олег увидел, что впереди, на возвышенности, стоят деревья и решил, что именно там и находится дом священника. Вновь нащупав оружие, он готовился выхватить его в нужный момент. От подсобного хозяйства прихода холм с деревьями был отделен полем в сто шагов, и каждый этот шаг капитан одолевал, становясь все напряженнее. Он глядел в затылок замолчавшего Отрашева, сдерживаясь в желании увидеть на его лице испуг.

При мере отдаления от церкви деревья казались все более высокими и старыми, их иссохшая кора заставляла думать о жажде, а массивные корни, ползущие по поверхности земли, несмотря на громоздкость, казались трухлявыми. Вокруг них же росло немало кустарников, издалека напоминающих слившуюся воедино рощу.

– Всегда как-то не по себе, когда сюда прихожу. Наверное, поэтому давно не заглядывал. Хорошо, что нас двое, – улыбнувшись, сказал Слава, прибавив темп.

– Да, – бросил сосредоточенный Бенякин, как вдруг заметил, что не кустарники толпятся возле деревьев, а старые кресты.

«Какого еще черта?» – подумал про себя Олег, остановившись.

Немного потерев глаза, он продолжил движение, но теперь достал пистолет и спрятал его за спиной. Перед гостями открылось огромное старое кладбище, где потемневшие от времени кресты плотно облепляли друг друга. Извозчик уверенно шагал мимо, а позади еле плелся растерянный командир. Он остановился, чтобы взглянуть на тропинку, бредущую вглубь погоста, как вдруг громкий звук справа напугал его. Бенякин отпрыгнул в сторону и направил оружие на источник шума, но глазам предстал лишь ворон, уверенно восседающий на безымянной могиле.

Олег снова завел руку за спину, смотря на птицу, наклонившую голову вслед за стоящим перед ней человеком.

– А ну, кышь! – крикнул обернувшийся на карканье Слава. – Брысь!

Завидев второго незнакомца, ворон расправил крылья и порхнул в неизвестность.

– Что ты хочешь, это их земля, – пожал плечами извозчик и продолжил движение.

– Да, – бросил вслед командир и, проведя свободной рукой по рыжим волосам, продолжил ход.

– Не зря здесь погосты называют гаврановыми садами.

– Как-как? – услышал вдруг знакомые слова командир.

– Ну, гавран – это ворон по-старому. Их на кладбищах всегда предостаточно, недобрая птица, конечно, но какая есть.

– Ааа…ну да, – ответил Бенякин и, оглянувшись, увидел окружавших его пернатых, рассевшихся по заветренным помостам.

Олег продолжил путь, и вскоре извозчик, вздыхая, выпалил: « Слава богу, почти дошли, а то ж сил никаких нет».

«Наконец-то» – решил капитан, снимая оружие с предохранителя.

Он держался позади невысокого Отрашева, чтобы в нужный момент наставить пистолет и на него, и на Морозова. Наконец, Слава остановился.

– Ну, здравствуй, Ферапонт, давно не заходил к тебе!

«Ага, вот ты где!» – подумал Олег, как вдруг извозчик отошел в сторону, перестав закрывать собой могильный камень, казавшийся больше и новее прочих на погосте.

– Что? – удивленно произнес Олег.

– А я тебе твоего друга привел, так ведь, незнакомец? – сказал Слава, обращаясь то к могиле, то к командиру.

Бенякин подошел ближе и всмотрелся в надписи.

« Ферапонт Морозов, в самом деле» – подумал он, вновь ставя оружие на предохранитель.

– Прости, друг, что долго меня не было, дела всё, дела! Жизнь легче не становится, ты уж прости, конечно, за слова мои, но порой даже завидую тебе.

Олег решил, что все это недоразумение, но виду подавать не стал.

– Таким человеком был, – начал говорить капитан, – смерть твоя – потеря, что уж там. Бывает такое, что человека ценить начинают только после того, как он покинет этот мир. Но тебя мы любили и при жизни.

– Это точно, – кивал стоящий впереди извозчик.

После этого воцарилось неловкое молчание, которое, впрочем, Слава принял за почтительное безмолвие.

– А нового священника у вас так и не нашлось? – задал вопрос Олег, пытаясь разобраться, что же происходит.

– Нет, какой там! – отвечал Отрашев. – Все разбежались из-за войны. Мы с тех пор, как Ферапонт усоп, даже храм закрыли. Нам не до молитв, да и службу вести некому.

Капитан молча выслушал извозчика и стал бранить себя за то, что поверил Вольному, который был болен, да еще и доктору дал себя обвести вокруг пальца. Он решил, что на следующий день вернется в штаб, чтоб собрать отряд и выдвинуться в Светово во всеоружии.

– Я могу для вас церковь отпереть, там вполне переночевать можно, есть коморка.

– Я был бы признателен, – изобразив на лице благодарную улыбку, сказал Бенякин.

– Вот и славно.

Спустя несколько минут извозчик с командиром перекрестились три раза и, сделав неглубокий поклон, отправились прочь из обители чернокрылых стражников. Бенякин, измотанный дорогой и странным походом к священнику, хотел поскорее лечь спать. Садившееся за горизонт солнце лишь укрепляло его в этом желании.

– Завтра отвезешь меня обратно в Северную? – задал он вопрос Славе.

– Конечно, отчего бы не отвезти. Снова ведь туда направлюсь.

« Это хорошо. Значит, завтра днем уеду домой. Может, там какие вести о пропавших или сержант пришел в себя» – подумал капитан, приближаясь к храму.

Отрашев зашел в один из сараев и вышел оттуда уже с ключом, который был спрятан под сеном. Приблизившись к задней двери, как раз выходившей на задний двор, Слава сунул ключ в замок и прижавшись к двери, провернув его два раза. Вдруг позади послышалось громкое карканье воронов. Обернувшись, капитан с извозчиком увидели поднимающиеся над деревьями полчища птиц.

– Что-то их напугало, – спокойно заключил Слава и открыл перед гостем дверь.

Олег вошел внутрь темного помещения, и его тут же пронзил цепляющий холод.

– Почему тут так холодно? – спросил Бенякин, постукивая зубами, но извозчику было нечего сказать, ведь он ничего не чувствовал.

– Вы, наверное, простудились или просто к местным погодам не привыкши.

– Не думаю, – произнес Олег и стал оглядываться по сторонам.

Он уже чувствовал легкую горечь во рту, предвещающую боль в горле. В небольшом прямоугольном зале возле стен стояло несколько скамеек, которые предназначались самым старым членам прихода, а по восточной стене вдобавок стояли пустые семисвечники. Пол был деревянным, но ладно сложенным. По стенам висели иконы с нависающими над ними давно потухшими лампадами, отбрасывающими блеклую тень. В алтарной части стоял пустой престол, на котором громоздился высокий крест.

Командир красных остановил взгляд на иконе Божьей матери. Он глядел в её сокрытые темнотой глаза, как друг последние на миг блеснули красным огоньком. Олег отшатнулся в сторону и стал тереть руками лицо. Вновь обратив на икону испуганный взор, он увидел невозмутимо стоящую Богоматерь, грозно взирающую пред собой. В этот момент холод отступил и голосовые связки освободились от царапающих объятий могильной стужи.

– Коморка там, дальше, – указывая путь рукой, промолвил извозчик.

Бенякин кивнул и прошел к большому входу, справа от которого в стене была маленькая дверь, ведшая в комнату священнослужителя. Войдя внутрь, капитан обнаружил одноместную лежанку, занимавшую половину всего пространства. Над ней висело крохотное квадратное окно, выходящее во двор. К стенам были прибиты полки, ломящиеся от дряхлых томов.

– Ну вот. Место тихое, спать будете спокойно, – сказал Слава, осматриваясь внутри крохотного пространства.

– Это хорошо, а можно вас попросить…, – не успел договорить капитан, как его перебил глухой звук, доносящийся из подвала.

– Вы не переживайте, – сказал Слава, – это кошки, они как-то пробираются сюда по ночам.

– А взглянуть можно? – с недоверием спросил Бенякин.

– Как угодно, – развел руками Отрашев и повел гостя к входу в подвал, что располагался за алтарной преградой.

Тяжелая дверь была монолитно встроена в пол.

– Помоги-ка, – сказал Слава и вместе с Бенякиным схватился за ручки.

Приложив немалые усилия, они подняли деревянную плиту, под которой стояла лестница. Спустившись по ней, Олег зажег спичку и увидел стоявшие стопками иконы, огромное количество запыленных книг и православной утвари.

– Сюда самое ценное спрятали?

– Не то, чтобы самое ценное. Просто места в храме мало, – ответил извозчик.

Капитан шел прямо, как вдруг чуть не споткнулся об углубление в полу, рядом с которым лежало небольшое кайло. Никто не убрал каменную крошку, и все вокруг было усыпано строительной пылью.

– Что это? – заглядывая в выемку, спросил капитан.

– Да так, напоминание об одной легенде.

– Поведай-ка эту легенду, – произнес Бенякин и выбросил почти сгоревшую спичку, оказавшись на секунду в кромешной темноте. После этого он достал другую и вновь озарил яркой вспышкой подземное пространство.

– Говорят, что Ферапонт, когда к нам в деревню приехал, одну книгу привез.

– Что за книгу? – усмехнулся Бенякин.

– Да черт его знает. Мы заметили, как он её сторожит, бережет. Когда спрашивали, отнекивался, мол, семейная реликвия, не более.

– И что же дальше было?

– Дык замуровал её Морозов, вот здесь, под храмом захоронил. А после смерти его мы сюда спустились, а её уже и след простыл.

– Интересно, может просто дорогой была?

– Скорее всего, в этом и есть дело, да только священника-то в деревне все знали. Не представляю, кто бы позарился на такое.

– Действительно, – ответил Олег.

– Ладно, нечего тут делать, пора спать.

– Да, пора, – сказал капитан и погасил спичку.

После этого оба поднялись наверх, закрыли за собой дверь и распрощались. Капитан вернулся в коморку, подсвечивая путь спичкой. На удивление, ему было тепло, хотя ночная прохлада уже спустилась на деревню, обняв строения своим дыханием. Сняв куртку, Бенякин упал на лежанку, прикрыв себя верхней одеждой как одеялом, и стал думать о прошедшем дне. Усталость туманила сознание, протягивая и сплетая мысли.

« Странно, кошек ведь мы так в подвале и не увидели» – подумал Олег и тут же уснул.

Морфей, окутав своими чарами капитана, нежно оберегал его сон в течение нескольких часов. Дыхание Бенякина все это время сохраняло ритмическую размеренность: ему ничего не снилось, хотя обычно дело обстояло иначе. Олег любил во сне перекладывать руки из стороны в сторону, громко вертеться, сопровождая все отрывистым храпом, напоминающим звуки какого-то животного. И ничто не могло разбудить капитана раньше положенного срока: ни голоса смущенных подчиненных с их робкими, неуверенными попытками растолкать старшего по званию, ни ненастная погода, вроде подавляющей все желание вылезать из-под одеяла сердитой грозы вкупе с добротным проливным дождем.

Но в этот раз все было иначе. Сон капитана стал терять свою глубину, и вскоре Олег почувствовал влагу на собственных ладонях.

« Откуда бы она могла взяться? Может, я плыву по реке» – пронесся неразумный обрывок мысли, быстро сгинув в небытие.

Мозг старался исполнить желание капитана и определить источник ощущений, что было невыполнимой задачей для пораженного усталостью сознания. Бенякин принялся ворочаться и вдруг сам же ненароком разбудил себя. Приснившийся кошмар впрыснул в его кровь изрядную долю адреналина, отчего давление возросло и пульс участился. Открыв глаза, Олег быстро вспомнил, где находиться. Куртка, которой командир укрылся перед сном, лежала в воде, заполняющей комнату.

– Что за черт? – удивился он, поднимая на кровать фуфайку с промокшей насквозь ватной подкладкой.

Оставив одежду на кровати, Бенякин опустил свои ноги на пол. Высокие сапоги не боялись воды, в отличие от старенького ватника. Встав во весь рост, командир стал осмысливать происходящее. Неясно было, что могло послужить причиной потопа. Недолго думая, Олег открыл дверь наружу. В церковном зале влага уже достигала колен, и капитан решил во что бы то ни стало покинуть здание. Подойдя к выходу, ведущему на задний двор, он толкнул легко поддавшуюся его касаниям дверь и шагнул в рассеивающиеся на глазах потемки.

Оказавшись снаружи, Бенякин не признал двора, который видел еще днем: не было ни сараев, ни груд дров, ни забора. Лишь бескрайняя пустошь, покрытая водой и дымящимся на его поверхности туманом. Растерянно блуждая взглядом по близлежащей территории, Олег не мог выхватить ничего путного. Вдруг из рассыпающейся на глазах белой пелены впереди показался темный невысокий силуэт. Капитан решил вытащить пистолет, но, не обнаружив его, подумал, что оставил его в куртке на лежанке. Собравшись с мужеством, он захотел встретить незнакомца, медленно шагающего навстречу.

Неожиданно напротив капитана выступил из смуты его подчиненный – красноармеец Савин, что служил вместе с сошедшим с ума Вольным и также пропал два дня назад. Выражение его лица было уже знакомо Бенякину: тот же отпечаток ужаса с застывшими намертво глазами красовался на лице у отрешенного сержанта.

– Рома, это ты? – растерянного спросил приглушенным голосом командир.

Солдат сделал еще несколько шагов и остановился перед Олегом..

– Вятший мне открыл глаз и призвал в гавранов сад. Там кончаются пути, прерывая цепь вражды. Сквозь кресты течёт река – беспроторицы вода, – безэмоционально проговорил молодой парень и, попятившись назад, вновь скрылся в тумане.

« Что за черт? » – подумал командир, оставаясь неподвижным.

Несколько секунд он смотрел вслед за ушедшим солдатом, после чего набрался смелости и, сделав несколько хлюпающих шагов, сам скрылся в непроглядной дымке тумана. Бенякин пытался двигаться наощупь, но шаги задерживала ледяная вода, а руки не могли ни за что зацепиться. Олег блуждал по неведомому месту в надежде понять, где же он и что происходит.

« Может, это сон? Может, все это – чей-то ужасный кошмар?» – проносились мысли в голове у капитана.

Наконец туман немного расступился, и Бенякин увидел что-то впереди. До ушей донесся звук хрустящего дерева. Как только Олег решил прислушаться, он поскользнулся на чем-то, лежащем неподвижно под водой, и рухнул вниз, полностью намокнув. После этого командир увидел сидящего перед ним на пне подчиненного, вырезавшего что-то ножом на деревянном кресте, и резко поднялся на ноги.

– Ты поди, испей воды. Слаще будет, чем меды. Коль навечно не заснешь, своё имя назовешь. Нанесу его на крест – станешь стражем этих мест, – произносил солдат, бездонными глазами смотря на Бенякина.

– Рома, что тут твориться? Ответь же ты по-человечески! – стал кричать капитан и тут же почувствовал горечь во рту. Такую, что тут же забыл обо всем и взглянул под ноги. Вместо воды, капитан увидел грязную масляную жидкость, которая на глазах почернела, став густой грязью. Эта субстанция начала уплотняться подле ног капитана и медленно засасывать его в себя.

– Нет! Нет! – начал кричать командир, пытаясь выбраться, но чем больше он сопротивлялся, тем сильнее его тянуло вниз.

Вскоре он стоял уже по пояс в густой жиже, беспомощно пытаясь ухватиться за что-нибудь, что могло бы его выручить. Савин лишь равнодушно смотрел на страдания погибающего командира, не произнося ни слова. Ни крики, ни мольбы о помощи Бенякина не могли донестись до него. Чувствуя дыхание смерти, Олег зажмурился и вдруг проснулся в коморке храма, где и засыпал.

« Не понимаю, не понимаю!» – произносил вслух напуганный мужчина, смотря по сторонам. Он не ощущал того перехода из сна в реальность, что легкой усталостью сопровождает каждое пробуждение. Нет. В этот раз Олег будто и не засыпал. А может, он, наоборот, не проснулся? Поднявшись на ноги, капитан вышел из каморки. В голове он перебирал версии случившегося: « Наверное, перенервничал. Кладбище…дурно на меня влияет. Гавранов сад, тоже мне…. Придумают ведь, твою мать…»

Бенякин продолжал говорить, хотя сам не верил сказанному. Он чувствовал: что-то происходит и того и гляди перейдет в стадию кульминации. Вдруг с улицы донесся топот лошади и резвое фырканье. Кто-то подъехал к церкви. Выйдя на улицу, Олег увидел примчавшегося комиссара, одетого в свое кожаное пальто. На его коне висела винтовка.

– Капитан, беда! Аркашу твоего…задушили, – сообщил Сухоруков сразу же, как завидел Олега.

– Как задушили?

– А вот так. Прихожу, Нина плачет, говорит, что спал после нашего ухода. А ночью услышала она какие-то всхлипы. Пришла к нему – а он себя душит, крестом! И не успела она подбежать – упал, не шевелиться.

– На кресте?

– Да, на большом. Дорогой, наверное, был, видать спёр у кого-то при жизни.

– Видать….

– Командир, мы Нину, само собой, задержали, но больно мутная история. Не верится мне, чтоб она его убила.

– Брось, Нинка не могла.

– Но не может же человек сам себя…. Это же невозможно!

Олег пытался собрать всё в единую картину, что проянила бы черные пятна этой истории, но у него не выходило. Он взглянул на придорожные заросли полыни и сказал: « Может, их схватили и дурманом накачали?»

– Дурманом? – переспросил комиссар.

– Да, отваром из чего-нибудь.

– Да слышали бы мы о таких отварах, легенды бы хоть ходили.

– То не факт. Местные красных не любят, хранили бы от нас все, как ягненка от волков.

– Что ты тут разузнал, командир?

– Видение мне было.

– Видение?

– Я Савина видел, вроде во сне, но как наяву.

Комиссар взглянул внимательнее на начальника.

– Точно все хорошо, Олег? – спросил он, поднимая высоко брови.

– Не уверен. Я думаю, что жители деревни что-то скрывают.

– Значит, надо побеседовать? – спросил Сухоруков, громко щелкнув взведенным пистолетом в кармане.

–Надо, и, кажется, есть у меня стоящий кандидат, – произнес Бенякин, завидев приближающегося Отрашева. Извозчик, подойдя ближе, дружелюбно поздоровался с капитаном и комиссаром.