Czytaj książkę: «О Дхане и Земле. Все книги трилогии», strona 7
– Да! Я сам видел человека Хамида, застреленного у дверей дома ваших родичей.
– Тогда это действительно очень плохая весть! Но не кажется ли вам, уважаемый Йек-гуш, что и вы последнее время немного нездоровы? Не заразились ли вы лёгкой формой болезни, которую у нас называют дорухгу, а у вас попросту ― враньём.
– Как больной может судить о собственных болезнях? Тут нужен опытный врач.
– Ну вот, как врач я вам предписываю месячный карантин в отдельной палате, извините – с решётками, но только для вашей же пользы. Ведь болезнь порой чревата тяжелыми осложнениями… А я пока познакомлюсь поближе с вашим молодым другом.
Так я попал на месяц в одиночную камеру с крепкими решётками на окнах. Правда, кормили меня хорошо. Прислали даже женщину, чтобы она скрашивала моё одиночество своими песнями и танцами. Она проводила у меня в камере часа по два в день, затем ― уходила.
Через месяц Саид-весёлый приказал отпустить нас с Радеком, сказав нам на прощание:
– Йек-гуш, не обижайся на меня. Я должен был проверить твои слова. Твоё враньё не было направлено против меня, поэтому я тебя отпускаю. Но сама идея организации такой лжи, чтобы в неё поверил даже сам Хамид, чей род идёт от шакалов, мне понравилась. Врать ты не умеешь, но то, что ты не предусмотрел, сделали мои люди. Теперь твоя ложь обрела силу правды. Отправляйся же к своим и береги своего спутника ― он носитель ценностей, тебе неведомых. За него отвечаешь передо мною головой. Я думаю, тебе ясно, что его нельзя отдавать обратно его бывшему командиру.
Так я вернулся с Радеком в свою часть. Объяснять нам почти ничего не пришлось.
– Да, напали боевики Хамида. Нас с чудом спасшимся Радеком загнали в горы. Выбор был: либо умереть, либо сдаться людям Саида, с которыми у нас нейтралитет. Выбрали последнее. На месяц Саид нас задержал, так как были убиты его родственники и он проверял, не причастны ли мы к этому. И вот мы здесь.
Как оказалось, Радек целый год учился в школе спецназа и имел оттуда прекрасную характеристику, так что по моей просьбе его без осложнений перевели в моё подразделение. С тех пор мы с ним были неразлучны во всех военных передрягах.
Радек Рексович в гостях у Саида-весёлого
Опять дикая головная боль, перед глазами всё плывёт. Надо мной наклонился человек в картинках. Сквозь его лицо пробиваются дым и кровь, горящие танки и вертолёты, а поверх ― грустное лицо моей сестры Розы. Оно окутывает вдруг меня невыразимым блаженством.
– Очнись! Очнись! ― требует грубый голос, и на меня льётся струйка воды из фляжки.
Опять передо мною человек в картинках, но теперь на картинке стоит моя молодая мама и смотрит на его большое рваное ухо.
– А, Петруха ― рваное ухо!
Уже через минуту мой спаситель Петруха тащил меня обратно к тому дому, где произошло самое страшное событие в моей жизни. Мне опять пришлось увидеть ту же комнату и три трупа посреди. Зачем мы здесь? Петруха говорит, что это необходимо, и я ему верю, я вижу искренность в его мыслях. Мой спутник обыскал комнату и нашёл огромное старинное ружьё ― оно заряжено. Я думаю, это знаменательно, если враги убитого старика погибнут от его же оружия. Тем временем я чувствую далёкое присутствие того проводника-шпиона, что вызвал во мне тогда такую антипатию. Всё ближе, ближе ― он подходит к двери. Я указываю на дверь, и мой спутник стреляет. Грохот ружья закладывает мне уши; тот, что за дверью, ― убит наповал, но со стороны окна, я чувствую, кто-то готовит для нас что-то круглое и злое… Гранату! Я указываю на окно пальцем, и Петруха резко дёргает меня в соседнее помещение. Сзади гремит взрыв.
Потом ― в горы, в горы. По пути мой спутник рассказывает мне подоплёку всех дел, которые привели к смерти старика и его внучек. Мы идём к неведомому нам обоим Саиду. Как-то он нас встретит?
– А, великий воин Йек-гуш! ― приветствует нас Саид-весёлый, а сам легко проглядывает наши мысли. Я могу поставить защиту, но чувствую, что этого делать не следует. Петруха доволен собой и явно ничего не подозревает. Как же его незаметно предупредить, что хозяину нашему врать бесполезно? Кстати, а что такое «Йек-гуш»? В мыслях хозяина нахожу нечто соответствующее нашему слову одноухий, что ж ― вполне подходящая кличка для Петрухи.
Прекрасный пир на берегу озера, усыпанного цветами. Да… умеют же жить люди!!! Впервые за всю свою жизнь я чувствую полную гармонию с окружающим меня миром. Молчу и впитываю ароматы сада. Петруха тем временем излагает придуманную им версию случившегося. Надеюсь, хозяин не будет с ним слишком строг!
– Не буду, юноша, ― отвечает мне мысленно Саид. ― Но пусть всё же посидит немножко в камере и подумает, кому можно, а кому нельзя врать. А с тобою нам надо поговорить наедине.
С берега пруда мы с Саидом поднимаемся на плоскую крышу. Резко падает полог ночи, над нами зажигаются звёзды. Мы лежим на белоснежных шкурах горного барса и не спеша ведём разговор.
– Итак, юноша, откуда и куда ты держишь путь?
Я постарался вспомнить своего отца, как бы он ответил на такой незатейливый вопрос. Перед глазами предстала картина детства: отец обхватил руками большое дерево и говорит: «Какое же оно круглое, а у нас ― все деревья квадратные!..»
– У кольца нет конца. Но путь моего отца всегда был с четырьмя углами, да и мой, похоже, весьма угловат.
– Забавно, забавно, юноша. А откуда родом твой уважаемый отец и как твоё отчество?
– Отец никогда не говорил мне, откуда он родом. Ему пришлось покинуть меня, когда мне было всего семь лет. Его имя я назвать не могу. В качестве отчества я взял имя любимого отцовского пса Рекса.
– Тогда я буду называть тебя Ибн-Кальб, что значит Сын Собаки, а меня можешь называть ― Шадмане ― это моё имя для домашних. Значит, отца твоего звали Ра. Любопытно, любопытно…
– Уважаемый Шадмане читает в моих мыслях.
– Немного, но не беспокойся, это знание останется со мной. Да, кстати, а что передал тебе твой уважаемый отец, какую мудрость?
– В основном он передавал мне учение «о четырёх истинах», которое исповедует их племя.
– Как-нибудь, если на то будет воля Аллаха, ты меня просветишь в учении об этих «четырёх истинах». А о пяти драгоценностях тебе отец ничего не рассказывал?
– Увы, нет.
– А не упоминал ли отец при тебе каких-либо имён?..
– Нет, никаких имён отец при мне не упоминал, кроме имени своей любимой жены Съегле.
– Интересное имя. А на каком языке разговаривают в землях твоего отца? Можешь ли сказать мне что-либо на этом языке?
Я попытался вспомнить что-либо цельное из того, что произносил отец… Утро, капли росы на ветвях, мы с отцом в весеннем лесу наблюдаем восход солнца. Вот над полем выплывает розовый край, и отец начинает петь свой гимн Солнцу. Я вспомнил даже мотив…
– Да-а??? Я знаю около сотни языков, но здесь не понял ни одного слова. И мелодия совсем чуждая. Что это было?
– Это был гимн Солнцу, который отец пел каждый раз на восходе.
– Твой отец огнепоклонник?
– Да, он признавал огонь священным и поклонялся Солнцу, которое называл Хан.
– Хоть одно знакомое слово. Что я тебе скажу. Возможно, племя твоего отца ― это та недостающая пятая ветвь, отколовшаяся ещё до рождения Пророка, а скорее ещё ранее ― до рождения великого Иссы. Но если тебе предназначено быть посланцем, то отец должен был передать тебе соответствующую Бараке.
– Отец ничего не успел сделать, он исчез так внезапно, но затем к нам приехала моя сестра и привезла с собой нечто, что её просили передать старейшины племени, может, это и есть та самая Бараке, о которой вы спрашиваете.
– Так передай её мне.
– Я могу её передать только сразу четверым, но мыслящим так же, как вы сами.
– Так-так… и также умеющими читать мысли?
– Да!
– Есть некоторые трудности. Читать мысли может только мой младший сын, тоже Саид, остальные неспособны, впрочем… а женщины тоже годятся?
– Да!
– Две моих любимых жены умеют это делать, хотя, конечно, и не так хорошо, как я сам.
Мы так и остались спать под южными звёздами на крыше дома Саида. На следующий день Саид позвал своего младшего сына, парнишку лет двенадцати, а также пришли две женщины в чёрных чадрах. Впрочем, мысли их были открыты и излучали лукавство и откровенное любопытство. Я научил их всех методике соединения четырёх, и к вечеру мы провели настоящий получасовой сеанс. Под конец сеанса я вдруг ощутил яростное сопротивление чьей-то злобной мысли и усилил напор, сконцентрировав всю силу четырёх на сопротивляющемся объекте. Тот трепыхнулся пару раз ― и затих.
– Я чувствую, что-то случилось, ― сказал Саид-старший.
– Да, кажется, в результате кому-то стало очень плохо!
Через пару минут прибежал человек и сказал, что скончался архитектор.
– Не Бараке, а проклятие ты принёс мне, Ибн-Кальб! Кто теперь будет проектировать мои дворцы и защитные сооружения?
– Виновата не моя Бараке, а человек, который умер, ― он умер от собственной злобы.
– Как ты это сможешь теперь доказать?
– Надо осмотреть его вещи. Я думаю, доказательства найдутся.
Доказательства действительно нашлись: пузырёк с ядом и миниатюрная радиостанция. Это был явный шпион, правда, неизвестно чей.
– Как ты думаешь, почему старейшины твоего племени только сейчас послали нам эту Бараке?
– Долгие годы с её помощью они держали в глубине болот злой дух УЫЫ, но люди по глупости освободили УЫЫ, теперь нам всем придётся опять загонять его в болото. Так говорит моя сестра. Злобный УЫЫ ненавидит число четыре и исповедует магию числа два. С её помощью он хочет править миром.
– Я, кажется, знаю, о ком ты говоришь. Говорят, лет пять назад далеко на востоке, за горным хребтом, захватил власть сумасшедший император Ку-У. Он издал указ казнить любую группу людей, если их число в ней окажется кратным четырём. Воины его врываются в дома и пересчитывают всех присутствующих. Когда войска императора Ку-У идут в наступление, всё живое дрожит от ужаса, даже звери выбираются из своих нор и спасаются бегством, и если бы не минные поля и заградительные линии с автоматическим оружием, то, вполне возможно, войска императора Ку-У захватили бы всю Землю. Ладно, теперь с делами покончено, и я поручаю тебя своему сыну Саиду-младшему.
У меня был месяц самой замечательной жизни, какую я только мог себе представить. По утрам я слушал пение стихов из Корана, днём уходил в окрестные леса охотиться с Саидом-младшим. Я научил его превращаться в такого же кота, как умел сам. Вместе с ним в виде двух диких котов мы скрадывали куропаток и иногда съедали их прямо живыми, выплёвывая на землю перья и кости. Вечером ― музыка и танцы прекрасных дев… Иногда Саид-весёлый расспрашивал меня об учении «четырёх истин». На удивление, я чувствовал себя совсем как дома, поэтому такой неожиданностью стала для меня необходимость прощания.
– Ты мне близок, как сын, ― сказал мне на прощание Саид-весёлый. ― Была бы моя воля, оставил бы тебя с собою навсегда. Но ты носитель Бараке, и как носитель ты должен идти и нести её туда, куда требует твоя судьба. Я, в свою очередь, передам твою Бараке всем, кому положено её иметь. А возможности у меня для этого есть и на этой земле, и даже на иных континентах. Кроме того, ты, оказывается, являешься носителем и ещё одного дара, которым ты пожаловал моего сына. Надо сказать, весьма опасного дара, лучше бы этим ты больше никого не одаривал!
Напоследок Саид подарил мне серебряное кольцо с затейливым чёрным орнаментом и сказал:
– Носи его постоянно, в случае чего оно будет опознавательным знаком для моих людей.
Воины Саида вывели моего спасителя Петруху, и после краткого прощания мы двинулись в обратный путь.
В свою часть я так и не вернулся, Петруха затребовал меня к себе ординарцем…
― Приветствую бессмертного императора Ку-У!
Или, может, по-простому: колдуна УЫЫ!
― Кто ты?
― Я тот, кто с тобой никогда не враждовал и не убивал с помощью ракеты. Можешь называть меня Радогастом.
― И что тебе от меня нужно?
― Только хочу тебе помочь.
― Мне не нужна ничья помощь!
― Один раз тебя уже убили, а если убьют ещё раз?
― Возьму другое тело.
― Но всегда ли это удобно сделать? Не лучше ли защититься от ракет.
― Я пробовал, но ракеты не поддаются моей магии.
― Ракеты не поддаются, но есть люди, ими управляющие. Что если я буду указывать тебе расположение таких людей, а уж ты делай с ними что хочешь.
― Это было бы для меня полезно…
― Ещё: не заставляй людей сразу уничтожать ракеты, так как тогда их просто заменят: и ракеты, и людей. Лучше внушить им отвращение к использованию ракет против людей как к безнравственному делу. Тогда всё будет в порядке, ракеты будут исправно летать на учениях, но не полетят при попытке применить их против тебя.
― В этом есть смысл.
― Заключаем договор. Вдвоём мы будем править на Земле!
― Согласен! Магия двух ― победит!!!
Глава 9. 10 ― 8 гг. дкс
Петруха и сны Розы
Из сказок Деда-Плюха, рассказанных своим внукам
Расскажу я вам, детки, сегодня ещё один случай, произошедший через год-полтора после того, как я спас Радека и погостил у Саида-весёлого.
Год этот прошёл для нас достаточно спокойно. Боевики в ущелье Деда так и не обосновались. Домик Деда зарос травами и потихоньку разваливался, а его бараны и козы одичали и бродили по окрестным лугам. Мы периодически заглядывали в ущелье, стреляли баранов и искали следы боевиков. Но всё было спокойно.
Радек развлекался как мог. Присоединился к армейской сборной по футболу, через день тренировался, а по вечерам учил различные маразийские языки.
Наконец, наверное, начальству надоело наблюдать наше безделье, и наши части начали передислоцировать на другие участки, где дела шли не так удачно. Но моё соединение было привязано к нефтепроводу, и до поры нас не трогали.
Уже приближался срок демобилизации Радека, когда крупный наш отряд был пойман боевиками в Змеином ущелье. Несколько армейских групп пытались пробиться к окружённым, но понесли большие потери и отступили. Удалось только сбросить им боеприпасы и сухие пайки, и всё это ценой потери вертолёта, который был сбит.
Тут вспомнили о нас. Мне пришлось готовить операцию по спасению. Надо сказать, что Змеиное ущелье потому так и называется, что извивается как змея. На каждом его изгибе есть укромные полянки, окружённые барьером из огромных каменных глыб. Каждая полянка ― настоящая крепость. А в глубине ущелья, там, где у змеи пузо, ― большая поляна с источником посреди. С трёх сторон эту поляну защищают отвесные скалы, а с четвертой стороны ― барьер из каменных глыб с несколькими узкими проходами. Именно на этой поляне и попался наш отряд ― человек тридцать-сорок. Боевики не могли их оттуда выкурить, но и выпускать не собирались. Порой обстреливали из гранатомёта, но без большого эффекта, так как укрытий на поляне было предостаточно.
Спасением этой группы занимались уже трое суток, но безрезультатно. Армейская тактика массированного удара ничего не дала в силу сложности рельефа. Вертолёты боевики сбивали, штурмовая авиация боялась соваться в узкое извилистое ущелье, дорог в ущелье не было, так что наземная техника ― отпадала. Вот в такой ситуации я должен был придумать что-то необычное. И я придумал.
Мы вылетели на двух вертолётах вдоль соседнего ущелья и приземлились высоко в горах над поляной, где засели наши. На обоих вертолётах были электрические лебёдки со сверхпрочным тросом и сеткой ― люлькой из того же сверхпрочного материала. И трос, и люлька изготавливались в расчёте на прямое попадание пуль и осколков от снарядов. Сетка люльки надёжно защищала находящегося в ней человека от ранений обычным оружием. Вряд ли боевики имели с собой здесь специальное бронебойное вооружение, которое только и могло повредить нашим планам.
Итак, мы демонтировали одну из лебёдок и начали спускать её с помощью второй в Змеиное ущелье. Спускать ― это только так называется, потому что на пути нам встречались и горизонтальные участки, где мы тащили лебёдку по снегу и камням, подкладывая под неё брёвна. Кое-где приходилось расчищать дорогу. Потом кончился трос на неподвижной лебёдке, тогда мы нарастили его ещё одной бухтой 300-метрового троса, затем кончился и этот трос, тогда мы начали использовать трос, намотанный на барабан перемещаемой лебёдки. Вместе с лебёдкой мы тащили и кабель питания от работающего мотора вертолёта. Под конец уже не хватало никаких тросов, но место попалось ровное, так что протащили лебёдку волоком ещё метров двести. Мы были почти над поляной, но надо было ещё спустить лебёдку метров на сто, чтобы трос мог достать до земли. Я углядел даже подходящий уступ, защищённый от пуль барьером камней. Но как туда добраться?
Придумал: обвязываем конец троса лебёдки вокруг огромного скального выступа и сталкиваем её в пропасть. Теперь пусть лебёдка сама себя и спускает, а мне остаётся только нажимать кнопки на выносном пульте.
Как стемнело, начинаем операцию по спасению. Спускаюсь сам и спускаю телефонный кабель. По радио не говорим, так как всё прослушивается. Наши встречают меня объятиями, они уже отчаялись, что их спасут. Следующим спускается Радек.
– Как же вы попали в такую глупую ситуацию?
Объясняют. Боевики, оказывается, захватили в плен их бойца и скрылись в Змеином ущелье. Это было уже не в первый раз. Обычно им всё сходило с рук, но на этот раз мы решили их проучить. Поздним вечером, почти в темноте, отряд спрыгнул на парапланах в самой широкой части Змеиного ущелья и перекрыл боевикам пути отхода. Наутро, неожиданно напав на ничего не подозревавших боевиков, удалось освободить пленного, но вырваться обратно из ущелья не удалось. Откуда-то к боевикам подошло подкрепление, и отряд окружили. Хорошо ещё, что удалось закрепиться на этой поляне.
Тем временем полным ходом идёт операция по спасению. Сначала в сетку грузят раненых бойцов, затем начинают поднимать остальных. Под утро боевики обнаружили нашу деятельность и открыли ураганный огонь по тросу и поднимающейся сетке. Трос ― держится, но телефонный кабель ― перебит. Разговариваем теперь по рации, так как скрывать уже нечего. Спрашиваем: «Как доехал очередной пассажир?» Отвечают: «Весь в синяках, наверное, сломаны рёбра, но живой».
Наконец, остаёмся на поляне только мы с Радеком. По плану мы должны защищаться до прихода последней сетки, а затем под её защитой уехать вдвоём. Боевики наступают из четырёх щелей между камнями и порою обстреливают поляну из гранатомёта. Каждый из нас держит по две щели. Извиваюсь ужом и откатываюсь то к одному укрытию, то к другому, продолжая стрелять из разбросанных по поляне автоматов наших бойцов. Краем глаза замечаю, что Радек хватается за руку и роняет автомат, значит, теперь на меня придётся защита и его щелей. Бросаюсь к нему, но сзади меня накрывает разрыв гранаты, и ноги отнимаются.
Вот и конец нашей эпопеи. Из-за камней появляются улыбающиеся лица боевиков. Нащупываю за пазухой последнюю гранату. Один из боевиков подходит к Радеку.
– Ты Ибн-Кальб? ― спрашивает.
– Да, ― отвечает Радек.
– Мы не воюем с Ибн-Кальб. Говорят, Хамид воевал, ― нет теперь Хамида и рода его нет. Говорят, нельзя воевать с Ибн-Кальб.
Не могу поверить, ― боевики уходят. Мы перевязываем наши раны, а затем без препятствий грузимся в сетку. Пока меня тащат вверх, теряю сознание.
Очнулся я в армейском госпитале, рядом на соседней койке ― Радек. Первичная операция по удалению осколков из моих ног, церемония награждения нас с Радеком орденами «Спасителя Отечества», а затем мы вместе с Радеком на самолёте летим домой. Я – в знакомый мне госпиталь, где встретил Розу, а Радек демобилизованный ― туда же, оказывается, там его дом, а Роза ― это его сестра. Вот неожиданное совпадение!!!
Четыре сна Розы
Так бы я назвала рассказ об этом периоде своей жизни. Мне уже девятнадцать лет, приближается двадцатилетие. А двадцать лет ― время подвига для людей Дханы, время, когда женщины рожают своего первенца. Я пыталась ощутить, что я должна делать. Но ничего не ощутила. Поэтому я купила красного шёлка и села шить себе свадебное платье. Туфли мои будут чёрные, также чёрным будет и узор на платье. Такие уж мои цвета: красный и чёрный. Красные губы, чёрные глаза и волосы.
Я была оторвана от своего мира, от своего племени. Даже пророческие сны мои пропали с тех пор, как я прибыла на Землю. Но вот прошлое напомнило мне о себе. Мне приснился пророческий сон. Пророческие сны, знаете ли, всегда можно отличить от обычных ― они как бы более реальные и чёткие, и ими нельзя управлять по собственному желанию, как это можно делать с обычными снами.
Так вот, приснилась мне моя комната. Я сижу на диване и кормлю грудью малыша. Дверь открывается, и входит неизвестная мне женщина лет пятидесяти, загорелая, в цветастом платье. Но во сне я её откуда-то знаю. Здравствуй, ― говорю, ― Делла. А она бросается мне в ноги и плачет. Вот и весь сон, вроде бы ничего особенного, но мне содержание этого сна показалось очень важным.
Прошёл месяц или чуть более. Я уже окончила обычную школу и параллельно школу медсестёр и работала медсестрой в госпитале. Вдруг вбегает в сестринскую мама Валя, очень взволнованная, и прямо с порога говорит:
– Там цыгане! Требуют тебя!
Меня это ничуть не взволновало. Раз я назвалась именем умершей цыганки, то, естественно, меня должны навещать цыгане ― родственники настоящей Розы. Я даже удивлялась, почему они меня не навещали ранее. Я спустилась в сад. Там была целая толпа цыган. В толпе я увидела знакомое мне по сну лицо Деллы.
– О Деллочка! ― я сразу подошла к ней.
– Узнала, Розочка, узнала! ― сразу защебетала та, переходя затем на цыганский. – Посмотрите все, какая красавица выросла, совсем не похожа на ту замухрышку, которую мы здесь оставили!
– Делла, я уже забыла цыганский язык, я, наверное, и всех остальных забыла, кроме тебя.
– Ещё бы! Кто тебя выхаживал во время твоей болезни!? Только Делла! А остальным и дела нет до больной девочки. Вон твой брат Рупа, ― помнишь?
– Нет, Делла.
– И неудивительно, последний раз ты его видела, когда тебе было пять лет, а потом он лет десять бродил неизвестно где.
– А где мои родители?
– Бедные Янко и Фила! Когда я сказала им, что ты обязательно умрёшь, то они так были убиты горем, что ушли из табора неведомо куда.
– Откуда же ты, Делла, взяла, что я должна была умереть? Видишь, я жива!
– Такой уж мой талант ― знать прошлое и будущее людей. Гадалка я!
– И никогда не ошибаешься?! Погадай мне, Делла!
– Давай руку, Розочка!.. Это не твоя рука, Роза.
– Всё меняется, Деллочка.
– Роза, Роза! Я вижу какие-то чудные картины. Вот ты едешь на огромном муравье, как на коне. А вот ты превращаешься в волка, как оборотень.
– Эх, Деллочка, Деллочка, это я над тобою так шучу. Свои фантазии тебе передаю. А ты, Деллочка, принимаешь мою выдумку за правду! Ну а что нас ждёт в будущем?
– Я, Розочка, вижу нас вместе. Ты должна уйти с табором!
– Опять ошибаешься, Деллочка! Не я должна уйти с табором, а ты должна остаться здесь со мною и покинуть табор.
– Что ты говоришь, Розочка! Это никак невозможно. Без меня, без моего дара настанет хаос. Не будет удачи табору, если в нём нет хоть одной настоящей гадалки.
– Да вон твоя подруга уже гадает!
– Э-э-а!.. Морочить голову прохожему ― это не гадать. Это мы все умеем. А гадалка ― только я одна в таборе!
– Что ж не воспитала себе смену?
– Такая уж моя удача! Но ты-то, Розочка, ведь гадаешь не хуже, я вижу! Пошли с нами!
– Нет, Деллочка, мои пути здесь!
– А, вижу! Бубновый король! Сильный! Верный! Но ты пиковая дама ― бубны не твоя масть!
– Это уж, Деллочка, моя забота, а место моё здесь! Сюда вернётся мой милый!
– Ну, Бог с тобой, Розочка! Будь счастлива, если сумеешь! Может, и впрямь твоя сила настолько больше моей, что не могу я тебе ничего сказать ни о твоём прошлом, ни о будущем! Только знай, что ждут тебя испытания, где потребуется вся твоя сила!
– Эх, Деллочка, Деллочка, так ведь и тебя тоже ждут испытания! А ты и не видишь!
– Так уж устроено! На других гадать можно, а про себя ― ничего не получается!! Прощай, Розочка! Помни меня!
– Прощай, Деллочка! Будет трудно, приходи ко мне! Будешь нянькой моим детям!
Я знала, что когда-нибудь Делла вернётся, но когда?
Была в это время у меня и ещё одна забавная встреча. Прислали нам из города на поправку одного шизофреника в психиатрическое отделение. Мама Валя сказала мне: «Побеседуй с ним. У него такой интересный бред!» Его звали Александр, и он воображал, что встречался с инопланетянами. Впрочем, когда я с ним встретилась, то увидела, что над ним так основательно поработали, что он не только в инопланетянах не был уверен, но даже не уверен был в том, что его действительно зовут Александром. При попытках контакта он демонстративно молчал и отказывался отвечать на вопросы. Но мне с моей способностью читать мысли было с ним просто. И выяснила я преудивительные вещи. Оказывается, Александр был капитаном космического корабля, который привёз на Землю моего отца Ра. Постепенно Александр стал мне доверять, и мне удалось заставить его описать то знаменательное космическое путешествие.
Подумать только, почти двадцать лет человек провёл в секретных психушках только из-за того, что его мнение было чем-то невыгодно тем или иным спецслужбам! Психика его была, конечно, непоправимо расшатана, и мы с полным основанием приписали его к госпиталю в качестве «вечного пациента». Но со временем ему становилось всё лучше. Особенно помогли прогулки со мною по окрестным садам. Единственно, что огорчало, ― это отсутствие какого-никакого дела. Со временем нашлось и это дело, но об этом далее…
А потом пошли неприятности у мамы Вали. Правительство отменило дотации на содержание больных в госпитале.
– Как же я буду их кормить!? ― вздыхала мама Валя.
– Может, нам помогут окрестные фермеры, а мы их будем бесплатно лечить.
– Не помогут! Им тоже с этого года повысили налог до половины всего урожая.
– Но ведь половина-то остаётся!
– Ничего-то ты не понимаешь! Для того чтобы сдать налог, фермер должен продать то, что вырастил. А продать-то не так просто. Оставшаяся половина эта идёт в карман перекупщиков. Так что фермеры сейчас продают свою землю и уезжают.
– Ну а если мы купим эту землю, то сможем выращивать урожай и кормить больных.
– Нет, не сможем. Нет у нас денег, чтобы покупать землю, нет у нас денег, чтобы платить работникам, которые будут обрабатывать её.
– А если мы предложим фермерам продать нам землю за нулевую цену. Но пусть они продолжают жить на своей земле, только отдают нам половину своего урожая. Перед государством они будут нашими работниками, а оставшаяся половина урожая будет их зарплатой. Так выйдет?!
– Ой, девочка! Кажется, ты нас спасла! Так должно выйти! Больница имеет право на подсобное хозяйство, которое не облагается налогом!
Всё вышло, как мы задумали. Больные были сыты, а фермеры довольные остались жить в своих родных домах. Так я впервые помогла маме в её трудной работе.
Второй раз мне удалось помочь маме Вале, когда возникла проблема с прикормом детей в яслях. Ведь у нас не было больше денег, чтобы покупать в городе детские смеси, как раньше. Но эта проблема была мне как женщине Дханы прекрасно знакома. Я сделала состав из четырёх жидкостей, как это делали женщины Дханы, и напоила им всех грудничков в яслях.
– Теперь, ― сказала я маме Вале, ― можете кормить их чем угодно, они усвоят любую пищу, лишь бы её не надо было жевать. Мама Валя очень удивилась, когда оказалось, что это и в самом деле так, и попросила объяснить, как я это сделала. Я ей всё рассказала. Она была в восторге и тотчас отдала моё «лекарство» в лабораторию на исследование. Что уж они там с ним делали ― я не знаю, но в результате через год наладили производство жидкости для новорождённых и стали продавать её в другие больницы, где были похожие трудности с питанием детей.
У мамы Вали было и ещё одно горе, о котором она никому не говорила ― не было известий от Радека. С первоначального адреса пришёл ответ, что курсант Котлованов убыл в госпиталь, причём ничего не сообщалось о том, чем он болен. С трудом узнав адрес госпиталя, где лежал Радек, мама Валя получила сообщение, что Радек переведён по адресу такому-то. Но с данного адреса ответили кратко, что новобранец Котлованов убыл, без объяснения куда и почему. С тех пор прошёл уже год, и не было никакого средства узнать, что с Радеком, жив ли он? И вдруг пришла телеграмма:
– Прилетаю такого-то, встречайте, Радек.
Я как раз дошила своё красное платье. Была жаркая солнечная погода, которая иногда бывает в конце апреля перед майским похолоданием. Я набросила лёгкую мохеровую шаль поверх платья и вместе с мамой Валей отправилась в город на аэродром. Долго ждали самолёт, который опаздывал на два часа, затем вглядывались в поток приезжих, но Радека всё не было… Вот и прошёл последний… Ещё постояли минут пять… Видно, произошла какая-то ошибка. Уже собираясь уходить, мы увидели вдали на поле каталку, на которой везли раненого или больного. Солдат, который вёз каталку, и был наш долгожданный Радек. Мама бросилась к нему на шею, а мой взор был прикован к тому, кто лежал на каталке… Неужели! Пётр! Я узнала его черты. Тихо подошла и тихо покатила каталку дальше. Он смотрел на меня и молчал. Слова были не нужны. Я смотрела и смотрела в его прозрачные серые глаза с чёрными точечками зрачков. А вокруг нас вращался мир. Подплыла площадь с санитарной машиной, затем за окном помчалась дорога, в конце которой из-за поворота вынырнул наш родной больничный посёлок…
И опять я жила полной жизнью: переживала, надеялась, одна операция, затем другая. Каждую свободную минуту я проводила у его кровати. Слова нам так и не понадобились: достаточно было ему подумать, и я видела его мысли, как цветной нескончаемый фильм. По моим глазам, улыбкам, слезам он видел на моём лице отражение своих мыслей.
Через два месяца он впервые встал на ноги, после этого выздоровление пошло семимильными шагами. Он мечтал о будущей прогулке, и я тоже. Впереди было счастье, а за ним неизвестность. Я знала, что он обязан скоро вернуться к месту своей службы, так что на счастье мне полагалось лишь несколько дней. Но счастье нельзя мерить днями!
Но вот и настал наш день. Я была в своём красном платье, он ― в парадном чёрном мундире с золотым орденом на груди. Мы прошли по всему нашему посёлку, поели мороженого, посидели в кафе, зашли в кинотеатр, но, что там показывали, ― не помню: весь сеанс мы целовались. К вечеру мы очутились на танцплощадке. О танец ― слияние мыслей и движений, с ним и с музыкой! Наверное, все смотрели на нас, так слаженно и легко мы танцевали в тот вечер. Он был неутомим, я ― тоже. Мы ушли не раньше, чем замолкла музыка.
