Czytaj książkę: «Славный путь. Поручик», strona 3
– Я так… на всякий случай… Антенну я уже подготовил! Ну, пока вас не было… Может, чайку? С печеньем… Понимаете, пока не будет всех деталей, нет никакого смысла начинать…
– Эй, хозяева-а! – вдруг донеслось с улицы.
Щеголев и Антон разом подбежали к окну.
– Клавдия Степановна! – узнав, тут же заулыбался архивариус. – Сейчас, сейчас… сейчас… Сию же минуточку!
Отойдя от окна, Виктор Иванович понизил голос:
– Я ее отвлеку… А вы тут, на столе, приберитесь… ну, спрячьте куда-нибудь. Вдруг она захочет зайти? Не пустить неудобно.
Выслушав, Антон молча кивнул – предложение было не лишено смысла.
Распахнув дверь, архивариус надел старые тапочки и вышел навстречу гостье с самой радушной улыбкой, между прочим, вполне искренней:
– Клавдия Степановна! Решили все ж таки в гости заглянуть? Очень рад! Очень.
– Да я только спросить… – соседка на этот раз примоднилась, сменив халат на бежевый балахон со скарабеями и древнеегипетскими божествами.
Даже Щеголев заценил:
– Красивая у вас кофточка!
– Вам нравится? – неожиданно зарделась гостья. – Это я в Египте купила. С дочкой зимой летали… в этот, как его… В Шарм-эль-Шейх! Точно – красиво?
– Вам очень к лицу!
– Спасибо. А дочка говорит – ширпотреб… Ой, Виктор Иваныч, я вот зачем к вам, – соседка вдруг хитро прищурилась, придав лицу зефирно-умильный вид. – Я видала, вы на крыше с антенной возились… Вижу – человек понимающий…
– Ну, кое в чем – несомненно! – приосанился Щеголев. – А что такое?
– Виктор Иванович, родненький, вы бы мой телевизор глянули, а? А то что-то, гад, работает не всегда… Вчера, чтобы сериал посмотреть, пришлось, к Эльвире идти, к подруге, а она ведь не близко живет.
– Так это, верно, в приставке дело… – архивариус задумчиво почесал затылок, и без того взъерошенный, и тут же кивнул: – Что же, глянем! Хотите, так прямо сейчас…
– Ой… сейчас-то я к автолавке… – опечалилась Клавдия Степановна. – А вот если вечерком, часов в семь-восемь. Я как раз котлет нажарила… С Антошей бы и зашли.
– Что ж… Вечером так вечером, – снова кивнув, Щеголев развел руками. – Не знаю, как мой юный друг, а уж я-то – всенепременно. Так что – ждите.
– Ой… да я уж… Спасибо вам большое, Виктор Иванович!
– Да пока не за что…
Проводив соседку до калитки, архивариус внимательно осмотрел улицу и, не заметив ничего подозрительного, вернулся в дом.
– А вы, кажется, приобретаете популярность, – обернулся Сосновский. Он как раз заваривал чай. – Значит, телевизор вечером будете чинить…
– Посмотрим… – Виктор Иванович выглядел несколько смущенно. – Там, скорее всего, приставка… Черт!
Неожиданно дернувшись, Щеголев чуть было не расплескал чай.
– Что такое? – поднял глаза Антон.
– Какой же я идиот, друг мой! – всплеснув руками, патетически воскликнул архивариус. – Какой же я идиот! Про самое главное-то забыл. Паяльник! Припой. Чем же я детали-то паять буду?
– Хм, паяльник, – юноша перевел дух. – Эко дело. Закажем! Или купим где-нибудь.
– Э-э! А с чем сегодня в гости пойдем? Что я с приставкой делать буду? Чем микросхемы паять?
– Так… в следующий раз почините.
– Конечно, там, скорее всего, схемы уже на выброс, на замену… – бормотал про себя Щеголев. – Но попытаться можно… было бы – чем… А пока – да, идти не с чем… Ой! Надо же предупредить! Она же ждать будет. Некрасиво получится, если так…
– Что-что вы там говорите?
– Антон! Где здесь автолавка?
– Так к остановке обычно подъезжает. Говорят… – молодой человек почесал кончик носа. – Вообще-то, не худо бы соли купить. Да и хлеб заканчивается… А в супермаркет – далековато… Вот что, Виктор Иваныч! Поехали!
– О! Хорошая идея, друг мой.
Как ни странно, но очередь в автолавку – серый фургон на базе тупоносого грузового «газона» – на этот раз оказалась так себе – всего-то с десяток человек. Наверное, потому, что время было уже позднее и товара осталось мало.
– Кто за пивом – очередь больше не занимать! – завидев подошедших напарников, зычно крикнула продавщица – дебелая тетка лет сорока в грязно-белом халате и с круглым крестьянским лицом.
Стоявшие в очереди тетушки разом обернулись.
– Здравствуйте! Кто последний?
– Ой, Виктор Иванович! Антон! – Клавдия Степановна уже стояла третьей, сразу же за невысокой худой брюнеткой с закрашенной сединой. – А пива-то уже нет!
– Да мы не за пивом, – улыбнулся Антон. – Хлеб кончился… да и соль, спички… Есть, интересно?
– Этого-то добра много, – заметил кто-то из очереди. – А хлеб только черный остался. Припозднились вы.
– Так только вспомнили…
– А мы сериал смотрели! Турецкий… Ох, какая ж там любовь!
– И артисты красивые!
– Клавдия Степановна, – между тем обратился Антон, коему сию щекотливую миссию поручил Щеголев. – У вас паяльник есть?
– Паяльник? – женщина хлопнула глазами.
– Ну, наш сгорел… только что посмотрели…
– Ну-у… не знаю даже. Нет, видимо…
– У меня есть, – неожиданно обернулась брюнетка. – От старого мужа остался. Да, да, лежит себе в комодике. Я ведь ничего не выбрасываю – не те времена!
– И правильно, Эльвира, и правильно! – одобрительно закивали в очереди.
– Так, Эль… ты не поищешь? Ну, паяльник-то, – просительно протянула Клавдия.
Эльвира расхохоталась:
– Поищу, конечно! Зайди утречком… или вечерком – чайку попьем, посудачим.
– А мы можем и сейчас заехать! – снова улыбнулся Антон. – Как раз на машине… Вас заодно подвезем.
– Ой! Подвезите – не откажусь! – тетушка обрадованно кивнула и засуетилась – Я тогда хлеба побольше возьму… И сахару!
– Сахар кончился! – строго предупредила продавщица.
– Захаровна все скупила, – пояснили в очереди. – Видать, снова самогонку гонит.
– И не боится же! Участковый сколько ее предупреждал.
– Самогон, между прочим, у нее хороший.
– Ну, это если для своих…
– Дак а мы что же, чужие, что ль? У меня Колька на свадьбу брал… Ну, на второй день – водки-то не хватило…
«Своими» или «местными» в Сосновке считались те, кто жил здесь практически постоянно, с начала весны и до поздней осени, все же остальные полупрезрительно именовались «дачниками». Местные «дачников» недолюбливали и в сельские «секреты» старались не посвящать.
Сейчас вот в очереди стояли исключительно «свои», что было заметно еще издали – по внешнему виду. «Дачники», вне зависимости от возраста, вполне могли выйти к автолавке в том, в чем ходили у себя на участке – в старых спортивных трусах или в драных шортах, «местные» же наряжались. Ну, туфли на каблуках, конечно, не надевали, но губы накрасить могли вполне. Эльвира, кстати, была в синем брючном костюме! И с бусами.
Дом Эльвиры – Эльвиры Петровны Розонтовой – стоял на другом краю деревни… или, скорей, все же дачного поселка – фактически так, хотя Сосновка во всех официальных бумагах именовалась именно что деревней, даже староста был!
Добротный, обшитый досками пятистенок с фасадом в четыре окна и высокой крышей, ухоженный огород, банька, яблони, парники и все такое, без чего и дача – не дача. Имелся и навес со столом, и летняя кухня, и даже гараж.
– Ну, заходите, гости дорогие!
Как водится, нужно было сначала попить чай, посудачить, а уж потом, этак не спеша, приступить, собственно, к делу. Местные жили спокойной налаженной жизнью, никогда никуда не торопились и к «торопыгам» относились крайне неодобрительно.
Пока кипятился чай, хозяйка порезала рыбник, выставила на стол ягодные ватрушки… и графинчик с наливкой!
– На черемухе – вку-усная! – похвалилась Эльвира Петровна, доставая из старинного буфета маленькие синие рюмки из толстого стекла – лафитнички.
– Ну, для аппетита!
Антон и Щеголев переглянулись… И тот, и другой к алкоголю относились равнодушно, но… Тут уж пришлось и выпить, и похвалить, и попросить еще одну – не обижать же хозяйку!
– Так вот, Потапиха-то мне и говорит… А я ей… Ого-го!
– Да ну!
– А то! Скажу тебе больше…
Начатая еще в машине беседа не прерывалась ни на секунду.
– Вот… пейте, гости дорогие! Вкусный чаек-то!
– И наливка у вас вкусная, – вспомнив о приличиях, еще раз похвалил Антон.
Хозяйка тут же налила еще по лафитничку – и отказаться было нельзя!
– Да что тут и пить-то? – что-то почувствовав, расхохоталась Эльвира Петровна. – Так, на один зуб…
– Ой, а я так и опьянела уже! – Клавдия Степановна пригладила волосы рукою. – Так ты, Эля, говорят, жиличку себе нашла?
– Не сама – наши подсказали… – хозяйка поставила рюмку и довольно заулыбалась – новая тема для разговора оказалась ей по душе. – Явилась такая третьего дня, сразу полдома на две недели сняла. Я поначалу-то думала – дачница, фифа городская. Ручки-ножки тонкие, одета… все равно, что раздета – ну, как молодежь вся летом ходит… Антош, а ты у нас не женат еще?
Юноша поперхнулся чаем…
– Нет пока. Но собираюсь…
– А-а-а… А то жиличка моя – хорошая девушка. Жаль только – иностранка!
Последнее слово Эльвира Петровна произнесла с некоторой долей гордости – мол, и мы тут не лаптем щи хлебаем!
– Иностранка? – фальшиво удивилась гостья.
Вообще-то, все новости по деревне распространялись быстро, и про новую жиличку Розонтовой знали уже все «свои»… Однако по неписаным правилам положено было удивиться.
– Ну да, иностранка, – хозяйка довольно кивнула и снова потянулась к графинчику. – Но все разрешения у нее есть, сказала – виза до декабря аж! Паспорт показывала… ну эту визу… Зовут – Надин, Надя по-нашему… Кроме русского, еще много языков знает. А по специальности – блог-гер!
Слово «блогер» Эльвира Петровна тоже произнесла с ударением.
– Правда, по-русски болтает смешно. Как-то по-старинному… Соблаговолите, весьма признательна… такое все…
– Так и у нас в советской школе точно так же иностранные языки учили, – фыркнув, неожиданно вставил слово Виктор Иваныч. – Ес, ит из. Ноу, ит изнт. Восемнадцатый век! Так давно уже и не говорил-то никто. Так, говорите, на практике? Интересно было бы пообщаться.
– А вот это сложно, – хозяйка покачала головой. – Правду сказать – необщительная она какая-то, нелюдимая…
– Блогер – и нелюдимая? – усмехнулся Антон. – Как же она с людьми разговаривает?
– А она и не разговаривает. Она больше природу фотографирует. Цветы, траву, деревья… Грядки мои, вон, сняла, огород… Снимает все телефончиком и бормочет что-то себе под нос…
– Тогда точно – блогер.
– Так здесь у нас телефоном-то только что и снимать, – Клавдия Степановна потянулась к рюмке – там еще оставалось чуть-чуть. – Сами знаете, связь какая…
Связь (как и интернет) в деревне была та еще! Интернет, впрочем, имелся еще более-менее приличный – только периодически пропадающий, Антон это понял, еще когда заказывал на Авито детали. Обычная же телефонная связь – местный «Мегафон» работал далеко не всегда и не везде, и часто появлялся эстонский роуминг – граница-то рядом.
– А нет паяльника-то! – вернувшись из комнаты, сообщила хозяйка. – Весь комод перерыла – не нашла. Ума не приложу, и куда он мог деться? Недавно ж совсем перебирала… А-а-а! Он, верно, у жилички – там тоже комод. Только девчонки-то сейчас нет – на велосипеде кататься умотала. Велосипед-то я ей дала – внучкин. Бесплатно! А что? Девушка эта Надя вроде бы аккуратная, не должна бы сломать.
Через несколько минут Эльвира Петровна вернулась и торжествующе протянула гостям небольшую черную коробку:
– Ну, вот, что я говорила! Нашла. Тут и паяльник, и все что к нему…
– Вот спасибо, Эля! – обрадовалась Клавдия Степановна. – Ну, мы пойдем, пожалуй… а то засиделись…
– Странно… – хозяйка рассеянно ущипнула себя за мочку уха. – Никак не могу понять, куда бинокль делся? Все время на гвоздике у двери висел. В той половине… Или – здесь… Так ведь и здесь нет! Ни здесь, ни там… Ну, дела-а! То паяльник, то бинокль… Ой, Степановна! Наверное, склероз начинается.
– Да, может, девушка-то ваша бинокль и взяла? – рассудительно предположил Антон. – Раз уж она природу снимает… Всяко пригодится!
– А может, и она… – Эльвира Петровна мотнула головою. – Ну да – может. Она как раз в Почуганово собиралась, на Чертову гать. Места-то там, сами знаете, проклятые… Я ж ее отговаривала, да… Сама же ведь ей про гать эту и рассказала! Когда она про всякие необычные мечта выспрашивала… Ладно, явится – спрошу! И накажу, чтоб больше ничего – без спросу.
– В Почуганово собралась? На Чертову гать? – испуганно переспросила гостья. – Так ведь утопнет! Иль пропадет… как вон, в прошлом году Васька Петряев.
– Так сказано же! Да и не дура… А Васька-то – по пьяни!
– Дай-то бог… Спасибо за паяльник, Эльвира!
– Да не за что…
К соседке заглянули сразу же, на обратном пути. Жила Клавдия Степановна в «родовой» деревенской избе с настоящей русской печкой! Домотканые половики, вышитые занавески на окнах – шикарно вообще…
Как и предполагал архивариус, дело оказалось в приставке… просто отошел проводок. Тупо его припаяв, Виктор Иваныч с торжеством включил телевизор…
– О! «Пельмени»!
– А я так их и не очень люблю. Я Петросяна больше… Ой! Сейчас же сериал, турецкий!
Одновременно с просмотром очередной серии про лощеных турецких мачо и прочую любовь-морковь Клавдия Степановна шустро накрывала на стол. Появились и обещанные котлеты, и томленная в русской печи картошечка, и вчерашние щи, и пироги – ну, как же без пирогов-то?
– А вот еще толчёнка есть и каша! – никак не унималась хозяйка. – Все томленое, с пеночкой!
– Э… толчёнка – это что? – улучив момент, негромко переспросил Щеголев.
– Это… м-м-м! Это такое кушанье – толченая картошка с молоком, запеченная в печке. Обязательно попробуйте! Оближете пальчики, – заверил Антон.
– Что вы говорите, друг мой? Ну, тогда – да-а…
– Что-то вы плохо едите… Вот я ж дура-то! Как там Эльвира-то говорила – склероз! – Клавдия Степановна всплеснула руками, словно бы вспомнила что-то очень важное, о чем на радостях совсем забыла.
И ведь и в самом деле важное!
– А вот!
Шмыгнув на минуточку в сени, хозяйка водрузила на стол… бутылочку клюквенной водки!
– Это хорошая, эстонская. Из старых запасов еще.
Водка, конечно, была финской, но в этих местах все иностранное называли «эстонским». В не столь уж и старые времена, еще до всех известных событий, жители Ивангорода просто ходили в эстонскую Нарву пешком, за продуктами в местные магазины. Там выходило дешевле, да и идти-то недалеко – речку по мосту перейти. Тем более что у многих в Нарве еще с советских времен остались если не родственники, так добрые знакомые точно.
Отказаться опять было нельзя! Выходит, у одной пили, а у другой – побрезговали? Не дело.
– Ну-у… разве что самую ма-аленькую рюмочку! За вас, Клавдия Степановна!
– Ой, что за меня-то? Виктор Иваныч у нас нынче – герой! За его здоровье и выпьем.
Что ж – не поспоришь…
Домой два «непьющих» товарища явились вполне веселенькими. Конечно, не так, чтобы очень – песен петь не тянуло или, боже упаси, драться… Потянуло на разговоры.
Завалившись на диван, Антон принялся расспрашивать архивариуса про таинственный вектор времени и все, что с ним связано.
– И что, и раньше так люди пропадали? Почему же никто не замечал? Я же про Веру – заметил!
– Потому что вы – не такой, как все, – добродушно отозвался Щеголев. – Я же говорил как-то. Для всех остальных попавшие в жернова «вектора» люди никогда и не существовали – их не было!
– И… для вас?
– И для меня.
– Но вы ж мне поверили!
– Я же ученый! И занимаюсь… занимался… именно этой темой. Которой наконец-то снова занялся! За что вам большое спасибо, Антон! – чуть помолчав, Виктор Иваныч посмотрел в окно. – Чудесный какой вечер… Темнеет уже. И колокольня эта – так таинственно, мрачно…
– Почуганово. Проклятые места.
Поднявшись, молодой человек встал рядом и приоткрыл форточку… почувствовав вдруг что-то неведомое, недоброе… будто кто-то сейчас разглядывал его, словно букашку под микроскопом… С той же колокольни… Далековато, конечно… Но если в бинокль…
Черт! Что за мысли дурацкие в голову лезут? Кому мы тут нужны? Вот ведь, опьянели все-таки… да-а…
Глава 3
Санкт-Петербургская губерния.
Конец восемнадцатого века
– Барин, вставайте! Маменька кличет! Да просыпайтесь вы уже…
Антон недоуменно распахнул глаза. Его трясла какая-то абсолютно голая девица со светлыми распущенными волосами, довольно приятненькая на вид, даже красивая, но какая-то взбалмошная… Молодой человек откуда-то знал, что звали ее Агафья и была она… была она его крепостной девкой, то есть имуществом.
– Отстань, Агафья! Спать хочу.
– Вас барыня хочет видеть! А уж спорить с ней… сами знаете…
Да уж, с маменькой спорить – себе дороже выйдет, это Антон тоже откуда-то знал…
Ха! Откуда-то? Неужели… Неужели, черт возьми, получилось? И он… в этого вот… Все так, как и предупреждал Щеголев! Неужели не сон?
Вскочив с перины, Антон живенько натянул подштанники и нижнюю рубаху, после чего крикнул Агафье, чтоб помогала. Та уже успела натянуть на себя вышитую сорочку и юбку, а вот косу заплести времени-то не оставалось, делать нечего – пришлось помогать барину.
– Вот, господине, кюлоты, – девчонка протянула Антону узкие короткие штаны из синего сукна, украшенные золоченым шнуром, и принялась шустро собирать разбросанную по всей комнате одежду…
– А вот камзольчик! Повернитесь-ка… А вот чулочки… дайте-ка ножку… теперь вторую… а вот и башмаки!
Наряд дополнил кафтан – светло-голубой, с кружевами и блестящими пуговицами, с отворотами на рукавах.
– Ах, давайте-ка волосы расчешу… Пудриться уж некогда…
– Сам расчешусь… Ты, Агафья, ступай. Если кто забижать будет – только скажи! Даже – и маменька…
Крепостная, похоже, такого не ожидала – обернувшись в дверях, зарделась, поклонилась низенько:
– Благодарствую, батюшка Антон Федорович, за вашу доброту!
Хм… ишь ты – батюшка! Однако – Антон… Федорович, значит. Ну, хоть к новому имени не привыкать…
Молодой человек подошел к зеркалу, большому, от потолка до пола, в резной золоченой раме. Из зеркала на него смотрел… Он же сам и смотрел, собственною своею персоной – рослый молодец с длинными темно-русыми кудрями… правда, без модной бородки и усов, отчего выглядел куда как моложе.
Ишь ты, какой богатый наряд! В шейном платке – золотая булавка с голубоватым аквамарином – в цвет кафтана. Дюжину крепостных мужиков за камешек этот пришлось отдать… Да не жаль! На то они и крепостные, чтоб барину своему доход приносить…
Черт! Вот это мысли! А ну-ка, Антон Аркадьевич, гони-ка их прочь! Именно твой мозг должен сейчас владеть этим телом, а не наоборот!
Господи… да что же это такое-то? Да невозможно ж поверить! Нет, верно, все же – сон…
Рефлексировать юноше долго не дали – постучав, в дверь заглянул вышколенный лакей, молодой парень в светло-зеленой ливрее и напудренном парике с буклями.
Заглянув, поклонился:
– Антон Федорович. Матушка ваша в голубой зале ожидают-с. К ним в гости-с Елизавета Давыдовна приехавши. С дочкой-с, Варварой Ивановной… Вас ожидают-с, на чай.
Ага, на чай – как же! О сватовстве речь пойдет! – молнией пролетела мысль в голове Антона. И окрашена она была в исключительно отрицательные тона – похоже, Антону Федоровичу Варвара Ивановна не очень-то глянулась… и это еще легко сказать. Неужто такая страшенная? Страшенная, выходит, да… Еще и выпендрежка – где надо и не надо лезет, ум свой показывает. Совсем девической скромности нет!
Ладно, уж делать нечего – придется идти… Раз уж маменька.
– Скажи, Николай, сей же час буду… Только вот причешусь…
Поклонившись, лакей молча удалился. Антон же поспешил на зов…
«Голубая» зала располагалась здесь же, на втором этаже, сразу же за туалетной комнатой и прихожей. Как и было принято в те времена, все помещения в доме располагались анфиладой. Дальше шла людская, а за ней – главная, «розовая» зала, где обычно проходили балы и обеды. «Голубая» же была куда как меньше – для небольших ассамблей и всякого рода встреч.
Наскоро умывшись и утерев лицо полотенцем, с поклоном поданным тут же подскочившей сенной девкой, молодой человек прошел, наконец, в залу…
– О! Вот и Антоша явился! – хлопнула руками статная и очень красивая женщина лет сорока, с затейливой прической, сидевшая во главе стола. Матушка…
Антон закусил губу – и впрямь очень похожа на мать! Буквально одно лицо… фигура…
– Ты что это, Антоша, куксишься? Губы кусаешь…
Матушка недовольно прищурилась и хлопнула сложенным веером об ладонь. Темно-зеленое атласное платье ниспадало до самых ног, однако впереди был широкий разрез, чтоб было видно нижнее платье, желтое, тоже из какой-то шуршащей сверкающей ткани, видимо, очень дорогой. Глубокий вырез – декольте – был забран зеленоватой вуалью, еще имелся кружевной ворот, а на шее сверкало колье! Похоже, с брильянтами!
Вот это попал! Вот это семейка! Олигархи. Богачи! В таком разе Веру будет куда как проще найти – с их-то деньжищами да связями!
Галантно поцеловав руку маменьке, молодой человек подошел к гостям: сухопарой даме примерно матушкиного же возраста и юной долговязой девице… О которой тут же подумал с неприязнью и при поцелуе ручки скривился… Не сам Антон скривился, а тот… в которого…
Однако неприязнь – неприязнью, а вежливость – вежливостью.
– Елизавета Давыдовна… Варвара Ивановна… Рад вас видеть! Очень рад! Жё суи трез орё! – добавил Антон по-французски. Собственно, на этом-то языке в основном и протекала беседа, по-русски разве что подзывали слуг! Антон прекрасно все понимал… ну, ясно… Хорошо хоть так – не обманул Виктор Иванович!
– Ну, что е… Чайку… А потом и в картишки? – молодой человек уселся за стол, и матушка милостиво улыбнулась. – Лизавета! Варенька! Что с чаем будете? Пироги иль пирожные? А, впрочем, велю и то, и другое подать, а вы уж выбирайте.
– Ой, Арина Петровна, голубушка… Все-то ты в хлопотах, в хлопотах за-ради гостей… – всплеснула руками Лизавета Давыдовна. – Мы ж так просто зашли, по-соседски…
– Так и я ж по-соседски! – матушка искренне рассмеялась. – Уж больно приятно мне гостей потчевать. Да и повар у меня – чистый француз! А пироги Матрена печет – я ее у графа Орлова купила. Пятьсот рублев отдала!
– Пятьсот рублев!!!
– Так ведь мастерица какая! Оно того стоит. Да что там говорить… Вон, знакомая моя в Петербурге, Постникова-вдова. Выберет среди своих крепостных самых красивых девок, малых еще, лет по двенадцати – их и учат музыке, танцам, манерам и прочей такой куртуазности. А когда по пятнадцать девкам стукнет, хозяйка их в любовницы продает да в горничные – как раз по пятьсот рублей! Так разве ж хорошая повариха дешевле курвищ этих стоит?
– То так, Арина, то так… – охотно покивала гостья.
Антон между тем скромно молчал, неспешно потягивая чаек из бело-голубой фарфоровой чашки. И этак исподволь осматривал юную мадемуазель. Осматривал без всякой предвзятости, задвинув сознание Антона Федоровича куда-то совсем на задворки разума.
Варвара Ивановна – Варенька – выглядела вполне даже симпатично: юное, довольно смазливое личико, темные локоны, забранные серебряной диадемой, карие блестящие глаза в обрамлении пушистых ресниц, изящный тоненький носик и такие же – пожалуй, все же чуть тонковатые – губы… Впрочем, они ничуть не портили девушку.
А ведь красотка! Ну да – худенькая, и груди почти что и нет… Но именно такие – тоненькие, востроглазые – Антону и нравились… Антону Аркадьевичу, не Федоровичу… Хотя Агафья… Агафья – да-а… У той-то грудь ух-х! Ну, так на то она и крепостная девка! Благородная барышня же утонченной должна быть! Вот как Варенька…
А платье на ней какое красивое! Верно, бальное или что-то вроде… Светло-голубое, с короткими рукавами-фонариками и широким вырезом, так что были видны ключицы… «Мощи», как выразился бы Антон Федорович… чертов крепостник…
– Ах, Лиза, давай-ка мы с тобою в картишки… – допив чай, предложила матушка. – А молодые пусть в сад пойдут, поболтают. Всяко сыщут, что обсудить… Что им с нами, со старушками, делать?
– И правильно, и правильно, – Лизавета Давыдовна охотно поддержала подругу. – Пусть погуляют.
– Что же… Прошу! – встав, Антон подошел к юной гостье и галантно подставил локоть…
Кивнув, барышня тоже встала… и даже чуть покраснела…
– Маменька, мы недолго.
– Да гуляйте себе…
Спустившись по мраморной, с балюстрадою лестнице, молодые люди повернули налево и по посыпанной желтым песком дорожке пошли в сад, устроенный в английском стиле. Аккуратно подстриженные кусты, деревья… статуи, аллеи… и конечно – ажурная беседка рядом с журчащим ручьем. Там, в беседке, и сели…
– Красивое у вас платье, Варвара Ивановна, – сразу же похвалил молодой человек. – да и вы сама… нынче приятно так выглядите. Нет, нет, в самом деле – приятно!
Варенька зарделась и опустила глаза.
– А чем вы вчера занимались? – не отставал Антон. – Как у вас день прошел?
– Да по-всякому… С утра с маменькой по хозяйству – приглядывали… Потом на рынок поехали, кучера надо было купить. Маменька и схитрила – простого мужика взяли, но он умеет и с лошадьми… В пять рублей всего обошелся!
– Это хорошо, когда в пять…
– А после обеда я книгу читала… Французскую – Руссо. Очень поучительная. А вы какие стихи больше любите…
– Да я… так…
– А я – Сумарокова, Тредиаковского… Вот, про грозу:
С одной страны гром,
С другой страны гром,
Смутно в возду́хе!
Ужасно в ухе!
Набегли тучи
Воду несучи,
Небо закрыли,
В страх помутили! —
с выражением продекламировала девушка.
– Очень хорошо! – прогнав с лица улыбку, похвалил Антон. – Очень!
Искоса глянув на собеседника, Варенька чуть помолчала и вдруг спросила:
– А Катенька ваша где… сестрица? Что-то она к чаю не вышла…
Катенька, сестрица… А, Катенька! Так матушка ж ее…
– По правде сказать, в немилости Катенька, – не стал юлить молодой человек. – Матушка, видите ли, ее замуж хочет выдать… За графа Верского.
– За Верского? – барышня ахнула. – За этого старика?
– Зато богат-с!
– Ну, это да… Так и вы ж не из бедных! Ой… извините… – девушка снова покраснела.
– Так вот, Катерина отказывается… А характер у нее, как у маменьки… сами знаете.
– Да уж, знаю… Ох, Катя, Катя…
– Только – тсс! – приложив палец к губам, Антон округлил глаза. – Это я по секрету! Только вам…
– Я понимаю… – девушка быстро покивала и вдруг жеманно закатила глазки. – Катя ваша – красавица… Не то что я…
– А вы весьма недурны! – беспрекословным тоном промолвил молодой барин. – Наговариваете вы на себя… Варвара Ивановна.
– Ах, Антон Федорович, что вы, что вы…
– А можно я вас Варенькой звать буду? А вы меня – просто Антоном.
– Ах… – девушка вдруг настороженно отпрянула… и вдруг улыбнулась. – А знаете, я раньше думала, вы как-то меня избегаете. Нет, правда-правда! А вот сейчас… сейчас мне как-то совсем иначе думается… Жаль, что Катя-то…
– Ничего, – улыбнулся юноша. – Уж как-нибудь они с матушкой помирятся…
Пожалуй, уже настало время начать узнавать о Вере – момент для того уж был очень удобный.
Хитро улыбаясь, Антон начал издалека:
– Варенька, а вы циркус когда-нибудь видели? Ну, там, где акробаты, жонглеры?
– Так в июле ж, на ярмарке! – всплеснула руками барышня. И этак миленько округлила глаза. – Там и акробаты, и жонглеры… Даже канатоходец был! Да вы что же, не помните? А-а-а… вы ж тогда в своем полку были… Ну да!
Молодой человек молча кивнул. Как и все дворянские недоросли, он с детства был приписан к одному из гвардейских легкоконных полков, квартировавших в Санкт-Петербурге, и уже дослужился до подпоручика. Хотя, по «Указу о вольностях дворянства», мог бы и вообще не служить, тем более – единственный сын… Однако воинская служба молодому барину нравилась – и других посмотреть, и себя показать! Шпагой, саблей да палашом управлялся он весьма недурно, да и трусом никогда не был.
– А говорят, еще бывают такие люди, необычные… не такие как все… – взяв Вареньку за руку, негромко продолжал молодой человек. – Даже и у нас здесь… быть может, недалеко. Вот, кстати, вы об одной странной девушке не слыхали? Ну, которая как бы не от мира сего?
Барышня неожиданно прыснула:
– Да таких-то, Антон, много! Даже меня в детстве такой считали… За то, что книжки читала преизрядно.
– Книжки – это хорошо. А какие вам больше нравились?
– Ну-у… Тредиаковский… Сумароков еще. Державин… И там много еще… Знаете, у нас как в гости подружки придут, так мы друг дружке в альбомы стихи разные пишем! Вот я вам в следующий раз принесу, коли уж у нас такая беседа зашла. Признаюсь, весьма от вас неожиданная!
– Так это плохо?
– Нет-нет! Очень даже хорошо.
– Значит, про девушку странную не слыхали? – Антон все же счел нужным напомнить.
– А в чем странность-то? – вполне резонно переспросила Варя.
– Ну-у… Говорят, она ничего вокруг не понимает…
– Ой, да таких…
– И разные непонятные вещи рассказывала.
– А какие – непонятные?
– Ну… про самобеглые повозки… она их автомобилями называла… Еще про мобильный теле… Ну, про то, что можно друг с другом на большом расстоянии разговаривать… Еще говорила, что она, барышня та, работала куафёром… наращивала волосы, прически делала, красила… в салоне красоты.
– Барышня-парикмахер? Действительно странно… Обычно мужчины этим промышляют… Постойте-ка! – Варенька вдруг непритворно ахнула. – Это не о Самосиных ли речь? Ну да, ну да! У них там такая была… Но я внимания тогда не обратила – ну, дева и дева, хотя… это мужчинам больше пристало. Но если крепостная – так кто ее спрашивать-то будет? Научили – и все. Ведь верно?
– Так-то оно так… – скрывая охватившую его радость, задумчиво протянул молодой человек. – А откуда эта дева взялась, Самосины эти не рассказывали?
– Не-а, не рассказывали, – барышня безмятежно отмахнулась. – Да и к чему? Коли что-то руками делает, ясно же, что крепостная. Вот еще! Было б о ком говорить.
Возмущенно фыркнув, Варенька поднялась на ноги:
– А покажите мне сад! Давненько тут не гуляла.
– Милости прошу! – с готовностью подскочил Антон.
Так вот, под ручку, они прошлись вдоль ручья к небольшому прудику, потом завернули за дом – каменный, двухэтажный с фронтоном и колоннами. Мода на такие европейские особняки среди провинциального дворянства – конечно, среди богатых! – распространилась очень даже недавно, до этого даже богатые люди довольствовались обширными с виду хоромами на старый манер – из двух просторных жилых горниц через сени. В одной горнице жили зимою, а в другой – летом. Но это было раньше, нынче же такая простота не приветствовалась. Ежели есть хороший доход и хотя бы пятьсот душ крепостных, так извольте соответствовать, господа!
– А они, Самосины эти… богаты? – Антон исподволь выспрашивал то, что очень хотелось узнать.
– Господи! – снова ахнула Варенька. – Да вам ли не знать! Это ведь ваши, кажется, родичи… хоть и дальние… Там же ваша деревня – за долги уступленная…
– А помню, помню…
Юноша действительно «вспомнил», хоть и воспоминания эти были не его, а Антона Федоровича. Самосины жили отсюда на расстоянии десятка полтора верст с гаком… в большом деревянном доме с претензией на изысканность – все, что могли себе позволить от восьмидесяти крепостных душ, часть из которых намеревались уступить маменьке. И не задешево. Но все же – по доброте душевной… Все же родственники! Хотя и бедные, да.
