Czytaj książkę: «Сатирический роман Двойник», strona 5
– Я так и не понял, что это за План такой, на который они постоянно ссылались?
Шулер остановился, повернулся к Михаилу Потаповичу:
– Вопрос очень серьёзный, Майкл. Я как раз собирался с тобой поговорить. Тебе придётся хорошенько подумать и определиться, на чей стороне ты играешь. Хотя выбор у тебя не велик, но всё равно, ты должен определиться.
– В каком смысле?
– Ты же умный человек… Разве тебя не удивляет, что я, иностранный гражданин, не имеющий, официально никакого отношения к этой стране, всем тут управляю, что я тут самый главный? Не удивляет?
– Очень удивляет. Но я как-то не решался об этом спросить… А почему Вы тут главный?
Шулер покрутил пуговицу на пальто Михаила Потаповича:
– Пойдём. Холодно стоять… Не буду лукавить и юлить, скажу прямо. Я тут главный потому, что больше нет такой страны. России больше нет!
– Как? – воскликнул Михаил Потапович удивлённо. Теперь уже он остановился в недоумении.
– Пока ещё она, конечно, есть формально, юридически, территориально… Но можешь мне поверить, Майкл, её уже нет! И не будет больше никогда! Вы проиграли этот война, а мы её выиграли. Вот так, Майкл! И ты обязан определиться, на чьей ты стороне. Но должен тебе сказать, мне не хотелось бы тебя терять. Я хочу, чтобы ты был на нашей сторона.
– Как тебя зовут? Как твоё имя?
– Билл.
– И почему ты так решил, Билл, что России больше нет? Почему?
– Потому что есть План, Майкл. Про который ты меня спрашивал… Это План уничтожения России! И он будет выполнен, Майкл, это точно!
Слава Богу, что нервы у Михаила Потаповича были крепкие. Это был мощнейший удар. Услышать такое он никак не ожидал. «Нельзя показывать, – думал он, – что я расстроен и обескуражен. Нельзя! Миша! Возьми себя в руки! Я-то думал, что он просто помочь приехал! – говорил он сам себе». Перед глазами появились жена, дети, внуки… Родной городок… Мимо них шли люди, о чём-то болтали. Прошла стайка школьников, которые ели мороженое… Ход его мыслей прервал голос Шулера:
– Майкл! С тобой всё в порядке?
– Спасибо, Билл. Я просто задумался над твоим предложением… А ты уверен, что вы всё правильно рассчитали? Нет ли ошибки?
– Ошибки нет. Над этим Планом очень хорошо потрудились. Его много лет разрабатывали лучшие наши учёные! – Шулер удивлённым взглядом проводил школьников, аппетитно уминающих мороженое. – Зачем они кушают холодное мороженое на таком морозе?
– Понимаешь ли, Билл! – Михаил Потапович взял Шулера под руку. Очевидно, он принял для себя какое-то решение и успокоился. – Ты вот не знаешь, зачем наши дети едят мороженое на морозе? Хотя некоторые ваши представители уже удивлялись… Так может, и учёные, которые сочиняли этот План по уничтожению нашей страны, тоже этого не знают? Или знают?
– Думаю, что не знают. А для чего им это знать?! Какое отношение имеет мороженное к Плану?!
– Имеет! – Михаил Потапович улыбнулся и выдохнул всей грудью. – Если вашим Планом не предусмотрена защита от этого мороженого на морозе – грош ему цена. Ничего вы тут не навоюете. Это наша военная тайна!
– Я понял… Ты так шутишь со мной? Не шути, Майкл, вопрос очень серьёзный.
– Я понимаю… Послушай, Билл! А давай, раз такой разговор серьёзный, водочки выпьем… Ты знаешь, что я почти не пью, но вдруг захотелось…
– Пойдём в нашу столовую в Кремле, там и выпьешь, я не против этого…
– Да нет. Там неинтересно как-то: всё чинно, благородно… Вон – магазин, – он показал рукой на магазин с надписью «Вино», – а вон – «Пельменная». Возьмём бутылочку, в пельменной выпьем… Мы так в студенческие годы делали. Посмотришь, как народ наш живёт…
Шулер немного поколебался, но любопытство пересилило. Ему ещё ни разу не приходилось просто так бывать в городе, ходить по улице, есть в пельменной…
– Хорошо, Майкл, пойдём. А есть в пельменной не опасно? Мы там не отравимся?
– Не страшнее, чем в Мак-Дональдсе, но туда я точно не пойду!
Вход в винный отдел магазина был отдельный. Само помещение маленькое, но народу там всегда было в избытке. Прилавок с продавщицей и витрину с образцами продаваемой продукции отделяла от страждущих мощная металлическая решетка, сваренная из толстой арматурной стали. Раньше, похоже, там была просто стеклянная витрина, но её, по-видимому, постоянно разбивали нетерпеливые покупатели. Часто около окошечка, через которое продавщица общалась с окружающим её миром, спонтанно возникали беспорядки, иногда переходящие в драки. Дрались в основном местные «короли», которые не считали себя обязанными стоять в очереди и лезли к вожделенному окошечку по головам стоящих людей. А очереди в винных магазинах всегда были большие.
Майкл с Биллом зашли в винный отдел и заняли очередь.
– Куда же ты лезешь, гадина? – раздался крик около окошечка. – Куда лезешь?
К окошечку, сильно работая локтями, пробиралась хрупкая прилично одетая женщина. В левой руке у нее были зажаты деньги, а в правой – букет красных гвоздик. Она медленно, но верно, как атомный ледокол «Ленин», пробивалась к намеченной цели.
– Разрешите, товарищи! – настойчиво голосила женщина. – Мне нужно очень срочно! Разрешите, товарищи!
– Срочно бывает только в сортире! – встретил её криком около окошечка пожилой мужчина в промасленной робе, – Тута все равны! Не за хлебом! – и он грудью преградил ей дорогу. – Интеллигентка вшивая, мать твою!
Люди, стоящие в очереди, с интересом наблюдали за этой сценой. Им было скучно. Женщина, услышав такие грубые слова в свой адрес, изменилась в лице и, что было силы, визгливо закричала:
– Ах, ты, старый таракан! Это я интеллигентка?! Ах, ты! – не удовлетворившись произведенным результатом, она обильно перемешивала простые слова с матерными, но, не удовлетворившись и этим, стала быстро и сильно бить мужчину сверху по голове букетом. – Я тебе дам «интеллигентка», алкаш поганый! Ах ты!..
Битье букетом по голове, а также попытки мужчины отбиться от наседавшей на него дамы способствовали вовлечению в конфликт стоящих рядом людей. Шулер с интересом наблюдал за этой сценой. Кто-то вступился за женщину, кто-то за мужчину, началась свалка: кричали, смеялись, визжали, толкались. Продавщица громко материлась из-за своей решетки. Михаил Потапович увидел, как в помещение вошел милиционер-сержант и стал внимательно наблюдать за развитием событий. Оценив ситуацию, он подошел к мужчине, тихо стоявшему около двери и державшему за поводок сидевшую около его ног таксу.
– Какого ты тут хрена с собакой?! – заорал сержант на мужчину. – Пьянь! – голосил сержант. – Оштрафую козла! Вон отсюда!
Сержант орал так громко, что на несколько секунд драка прекратилась. Все оглянулись на него и мужчину с собакой. Сержант был небольшого росточка, мелкий, то ли в прыщах, то ли в оспинах, сильно окал, но кричал громко, привычно. Посмотрели, оценили и начали драться с новой силой. Мужчина с таксой, имевший, видимо, такое же отношение к алкашам, какое имел сержант, оборавший его, к балету не стал спорить, и вышел на улицу. Сержант строго посмотрел на очередь, на драку около окошечка и тоже вышел.
– Герой! – заключил Михаил Потапович, обращаясь к стоящей за ним в очереди старушке. – Кстати, бабушка, этот мужчина с таксой за мной занимал.
– Хорошо, внучёк, хорошо, – ответила бабушка.
– Почему милиционер герой?! И зачем она била мужчину цветами? Как можно оштрафовать козла? – поинтересовался Шулер.
– Я тебе, Билл, потом расскажу…
Драка понемногу утихла сама собой. Хрупкая женщина с зарождающимся фингалом под глазом и двумя бутылками водки в руке, грязно ругаясь, ушла. Майкл медленно приближался к окошечку. Взяв пол-литровую бутылку водки, они вышли из магазина и направились в пельменную, которая находилась рядом с магазином. В народе такие пельменные назывались «стекляшками». Войдя внутрь, огляделись. Достаточно просторный грязный зал. В дальнем конце стойка. Посетителей было немного.
– Пойдём, Билл. Посмотришь, как народ питается…
Они подошли к стойке, взяли подносы. Михаил Потапович рассказывал Шулеру про блюда, выставленные на стойке:
– Выбор тут небольшой – пельменная. Вот варёные яйца под майонезом, огурчики солёные, можно взять бульон с яйцом…
– Что это за бульон?
– Не знаю, наверное от пельменей… А вот и пельмени: с маслом, с уксусом, с бульоном… – он слегка поморщился, – заводские… Ты вот домашних пельменей не ел! Даже сравнивать нельзя…
Шулер смотрел оценивающе на блюда, расположенные на стойке. Его внимание привлекли варёные яйца.
– Почему они в скорлупе? И что это на них прилипло? – любопытствовал Шулер, ковыряя ногтем что-то прилипшее к скорлупе.
– Помыли плохо перед варкой, – ответил Потапыч. – Выбирай быстрее, есть уже хочется… Да, и выпить тоже…
К прилавку подошла толстая раскрасневшаяся баба в грязном белом халате, посмотрела на Шулера, ковыряющего яйцо:
– Чаво, чаво? – крикнула она Шулеру. – Сперма петушиная! Чаво ещё на яйце может быть? Говори быстрее, чаво накладывать?
– Это такой деликатес? – удивился Шулер. – Я раньше не встречал.
В результате всё пришлось заказывать Михаилу Потаповичу: две большие порции пельменей с маслом, варёные яйца под майонезом, квашеную капусту, солёные огурцы, два компота…
– И ещё, дайте нам, пожалуйста, – попросил Михаил Потапович, смущаясь, – два чистых стаканчика…
– У-у-у… – наигранно возмутилась толстая баба, – туды же… А с вида приличные люди.
– Зачем чистые стаканы?
– Я из горла́ не приучен… А ты?
– Из чего? У меня не стало хватать словарного запаса. Много новых слов…
– Пойдём уже… Прямо как дитё малое. Брось вот так тебя в городе одного – пропадёшь совсем… Сгинешь…
Они расплатились, взяли свои подносы с едой и направились к свободному столику. Сняв дублёнку, Шулер спросил:
– Куда тут надо вешать свою верхнюю одежду?
– Хочешь, на вешалку, вот она стоит, хочешь, на спинку стула…
– А куда ставить мой дипломат? Тут очень важные бумаги. Секретные!
– Это очень просто… – взяв у Шулера портфель, Михаил Потапович положил его плашмя на стул:
– Садись…
– Это не совсем удобно, – возразил Шулер, ёрзая на портфеле, – можно натереть себе задницу…
– Задница – не передница – заживёт! Зато надёжно. Я так раньше свою кандидатскую диссертацию сохранял… Если пойдёшь в туалет, бери портфель с собой.
– Что такое «передница»?
– Хватит вопросов, Билл. Давай выпьем немного… И я тебя начну спрашивать. У меня к тебе тоже много вопросов накопилось.
Усевшись, наконец, за столом, Михаил Потапович раскупорил бутылку с водкой, налил в чистые стаканы по половинке и придвинул к себе солёные огурчики. Подняв свой стакан, он сказал:
– Давай, Билл! Выпьем за дружбу! За дружбу между народами! И поговорим…
Шулер ёрзал на своём портфеле, смотрел грустными глазами, но стакан не поднимал.
– Ты не хочешь выпить, или тост тебе не понравился?
– Я не могу, Майкл, выпить… Если я сейчас выпью этот первый стопка, то последний стопка будет через три месяца. Пей один!
– Не могу я один пить! У нас так не принято… Может, пригубишь чуть-чуть? Граммулечку? Просто за компанию…
Шулер поднял свой стакан, чокнулся с Потапычем и помочил губы водкой аккуратно, чтобы ничего не попало внутрь. Михаил Потапович, наоборот, быстро, с прямым локтем, «опрокинул» стакан, постучал пустым по передним зубам и тут же закусил солёным огурцом:
– Паршивые огурцы, – сказал он, крякнув, – не сравнить с домашними… Ты, Билл, умеешь закатывать солёные огурцы?
У Шулера, действительно, не хватало словарного запаса. И ему не нравилось в пельменной. Особенно не понравился последний жест Майкла, когда он постучал себя по передним зубам пустым стаканом. Ему сразу представился пьяный Папа: «Водку неси, па-а-нимашь! Разорву, панимашь!», – он пригляделся к Майклу. Тот спокойно пережёвывал огурец, вёл себя прилично. «Может, и ничего? – подумал Шулер. – А может, и этот запойный?» К соседнему столику подошла молодая женщина. Сняв с подноса две большие порции пельменей и пустой стакан, она села, не снимая пальто. Достав откуда-то бутылку водки, налила себе полный, до краёв, стакан, выпила его залпом и стала есть пельмени. Она была с мороза, и от неё, как от лошади, шёл пар.
– Не умеешь? Тогда расскажи про этот План.
– Слушай и отнесись к этому очень серьёзно. Ты человек образованный, и с тобой проще разговаривать. Постараюсь говорить короче… Начну с исторического аспекта, – он покосился на женщину, которая с удовольствием жевала пельмени. – Дело в том, что ваша империя всегда доставляла много хлопот остальному миру. И в царское время, и потом. Очень уж она большая, мощная и сильная. И если ею грамотно управлять, она сможет господствовать над всем миром! Царствовать над всеми народами! Понимаешь? А это очень опасно для всех остальных. Вот в чём дело! Пока этого не произошло, но кто может гарантировать? Вот поэтому и принято решение – уничтожить!
– Подожди, Билл! – перебил его Михаил Потапович, мрачнея и настраиваясь на серьёзный лад. – Очень знакомые слова: царствовать, управлять миром, избранность… Только исходят они от других, не от нас. Разве весь ход истории не говорит о том, что у нас нет таких планов, завоевать мир?! Царствовать над всеми народами?! И разве у нас не было такой возможности? Вспомни, как мы освободили от фашизма всю Европу, когда большая страна работала только на победу. Огромная страна превратилась в огромную сильнейшую армию! Разве мы не могли пойти дальше и завоевать мир, как ты говоришь? Но даже коммунисты не стали этого делать… Установили, конечно, в соседних странах вокруг своих границ коммунистические режимы. Надо же было как-то предохраняться… Но сражаться за мировое господство не стали. А Наполеон?! Пол мира от него освободили, вышибли отовсюду. Что? Не могли установить мировое господство? Могли! Наши войска в Европе стояли! Но не установили же! Знаешь почему? – Михаил Потапович налил себе ещё водки. – Давай, Билл, выпьем. Потом скажу…
– Я не могу, Майкл, мне нельзя!
– Это тебе виски нельзя. А водку можно! Если ты от виски в запой попадал, то от водки ничего не будет. Виски на основе ячменя делают, а водку – на пшенице. Можно, Билл! – он поднял свой стакан и чокнулся с Шулером. – Давай! За понимание исторического момента! – Шулер немного выпил. – А теперь огурчик. На, закуси огурчиком, похрусти… Это тебе не поп-корм! Упала?
– Что «упала»?
– Водочка?
– Упала… Я боюсь, что придётся к доктору Дринкеру обращаться, а мне не хотелось бы… Он стукач!
– Так вот… – продолжил Михаил Потапович, – не стали весь мир завоёвывать, потому что он нам не нужен! Не в природе русского человека над кем-то господствовать, угнетать кого-то… Зачем? У нас и так всего много! Да и Вера наша, православная, это запрещает. У нас хоть одна колония была? Это вы весь мир колонизировали: и Африку, и Азию, и Америку… Теперь хотите и до нас добраться?!
– Это всё слова, Майкл! Что бы ты не говорил, а решение принято и механизм запущен. Русские – это нация поработителей, нация, которая угнетает другие нации. И поэтому подлежит уничтожению!
– Ты путаешь, Билл! Не русская нация – коммунистический режим… Кстати, коммунизм не мы придумали. Нам его из Европы прислали в запломбированном вагоне.
– Не спорь! То, что вы нация поработителей, признано во всём мире. В Америке даже есть такой закон, принятый американским конгрессом, – Шулер опять покосился на женщину. Она доела первую порцию пельменей, опять достала бутылку и вылила остатки в стакан. Он был полон до краёв. Придвинув к себе вторую порцию пельменей, она подняла стакан. Шулер не выдержал:
– Тебе же плохо будет! – обратился он женщине с участием в голосе. – Не пей больше!
– Плохо будет тебе, – грозно парировала ему женщина, – если я встану! Комуняка паршивый!
– Почему я коммуняка? Почему она так сказала?
– Ты, Билл, очень похож на секретаря райкома партии или на директора завода. Вот она так и сказала… Ты, Билл, американец? Это американский План?
– Да, я американец, но План демократизации России не американский.
– Странно, – задумался Михаил Потапович, – сегодня только Америка претендует на мировое господство. Так чей же тогда План? Кто хозяева?
– Хозяева, которые меня наняли и руководят всеми моими действиями, не американцы. Нельзя их так назвать. И не Президенты! – Шулер ухмыльнулся. – Смешно. Кто такие Президенты? Мелкое жульё, вруны и воры, назначенцы-временщики… Что у вас, что у нас… Мои хозяева, Майкл, это очень серьёзные люди! Это самые богатые люди на этой планете. Они тут хозяева, и вправе решать, кому тут жить, а кому умирать! Их слово последнее. Это избранные люди, Майкл!
– Надо за них выпить, Билл! – выпалил Михаил Потапович, наливая уже по третьей. – Дай Бог им здоровья!
– Нет, нет! – стал отказываться слегка захмелевший Шулер. – Я не буду больше пить!
– Ты, Билл, отказываешься выпить за здоровье своих хозяев? Ведь помрут, ты же в дураках останешься!
– Я не хочу остаться в дураках. Давай тогда выпьем!
Они выпили, закусили. Михаил Потапович продолжил разговор:
– В целом, мне всё это понятно. Вы не первые. Уничтожали нас уже не один раз, только почему-то мы никак не погибнем. Значит, есть План уничтожения, вы тут купили всё начальство, и ты, как главный, руководишь этим уничтожением. Но я-то тебе зачем нужен? Я понимаю, что алкаша-Борьку надо периодически заменять, у него, если не запой, так больница. Но зачем ты мне всё остальное-то рассказал: про План, про уничтожение России. Я бы и без этой информации работал. Ты не боишься, что я пойду завтра на телевидение и расскажу всё про ваш План. Вот крику-то будет!
– Не будет! Все и так прекрасно понимают, что идёт уничтожение страны. Такими методами, как наши, страну не поднимают. Так что, никто не удивится. Сейчас и не такое болтают. Зачем я тебе это всё рассказал, пока не скажу, придёт время. Мне важно услышать, что ты будешь на меня работать. Зарплату я тебе увеличу в два раза. Когда начнутся серьёзные дела, сядешь на процент. Это, Майкл, очень большие деньги! Не то, что внуков, на тысячу лет вперёд всех своих потомков обеспечишь!..
– Какие такие серьёзные дела, Билл? Уж не людей ли расстреливать? Кстати, эти твои хозяева… Ты говоришь, избранные люди. А кто их избрал-то? У меня тут сомненьице закралось… Не Бог ли? Может это Богоизбранные люди? Уж больно тезисы знакомые!
– Я хочу выпить ещё! – выпалил Шулер. – Сегодня больше о работе говорить не хочу. Будем есть пельмени, петь…
– У нас и не осталось ничего… – Михаил Потапович посмотрел на пустой стол, – ничего, сейчас организуем. С моей зарплатой в пельменной жить можно!
Он пошёл к стойке, набрал ещё закуски, пельменей, пошептался с бабушкой, которая убирала посуду. Когда вернулся с полным подносом, Шулера за столом не было, остался только портфель, одиноко лежащий на стуле. Но уже через минуту Шулер появился, слегка покачиваясь, и с расстёгнутой ширинкой.
– Даю тебе три дня отпуска, Майкл! Будешь думать! Потом придёшь ко мне и скажешь: «да!» Ты меня понял? Не то я тебя, панимайшь, на рельсы положу! – он засмеялся. – Давай выпьем за наших хозяев, Потапов сын! Давай! Где водка? Где этот божественный напиток? Я теперь понимаю Борьку-алкаша! – Шулер на секунду задумался. – Не будет без водки демократии?
– Не будет!
– Вот за это и выпьем!
Не прошло и получаса, как Михаилу Потаповичу пришлось идти к заведующей пельменной и просить позвонить. Поскольку он ещё не знал, как вызывать машину, пришлось звонить Секретарю:
– Филат Сергеевич, добрый вечер! Это Михаил Потапович говорит… Как бы мне для доктора Шулера машину заказать? Он свою отпустил после заседания правительства, мы пешком пошли в Кремль… Решили прогуляться… Зашли в пельменную перекусить, выпили немного… Боюсь, пешком он до Кремля уже не дойдёт!..
По голосу Секретаря чувствовалось, что он не совсем понял, что происходит, но машину прислал. Шулера, который активно сопротивлялся и требовал ещё пельменей, погрузили в машину. Михаил Потапович подумал и поехал к Карпычу. «Надо же, как его развезло! – думал он. – Пил-то в основном я, он и стакана не выпил…».
Глава 7. Заговор
Пока Шулер в пельменной вербовал Михаила Потаповича, не терял времени даром и Секретарь. Приехав на заседание правительства к самому его окончанию, и узнав, что Шулер уже уехал, он оставил особо приближенных членов правительства на разговор. Удалившись в маленькую уютную комнату для переговоров, в которой точно не было прослушивающих устройств, Секретарь начал своё совещание. Напротив него сидел фёст-министр со своими замами.
– Вот что, ребята! – начал Филат Сергеевич. – Нам надо срочно разработать какой-то свой План. Боюсь, как бы не кинули нас. Что-то вокруг Папы стало крутиться очень много народа.
– Ты, Филь, имеешь в виду Верховный совет? – озабоченно поинтересовался Рыжпейс. – Как бы они не взяли власть в свои руки.
– Не, Толян, за это я не беспокоюсь… Планом предусмотрены мы, а не они. Мы должны страну попилить, а не они. Шулер этого никогда не допустит. Если они сами не уйдут, перестреляют их, как куропаток… Я про другое! Как только мы начали приватизацию, сразу к Папе слетелось вороньё: родственники, дочка эта, Краказябла, всё время каких-то подозрительных личностей к нему водит, охранник его тоже… Даже спортсмены стали появляться, ракетку для тенниса подарили. А какой ему спорт, если только литрбол?! Боюсь я, что в итоге нас кинут!
– По-моему, хрю, хрю, ты зря беспокоишься, – сказал Хайдар, причмокивая. – Шулер этого не допустит. Чмок!
– Жора! – капризным голосом вставил Секретарь. – Хватит чмокать. Тут такой серьёзный вопрос, а ты хрюкаешь, с мысли сбиваешь…
– Что я виноват? – обиделся Швайник. – У меня так носоглотка устроена… Может, я сам от этого страдаю. Зато я гениальный экономист!
– Про свою гениальность, – вставил Рыжпейс, – по телевизору рассказывай. А нам нечего мозги конопатить. Ты больше на графа Дракулу похож, чем на экономиста. Такую чушь сегодня на Правительстве нёс: изучение процессов сиганальной триангуляции квазибинарных разрезов! Думаешь, мы так не умеем? А если Генка начнёт на Правительстве про научный коммунизм рассказывать?! – он посмотрел на Бурдалиса, – Что тогда?
– Что ты на меня набросился? На себя посмотри – жадная рыжая скотина! – он толкнул локтем Секретаря. – Посмотри на него, Филь, он вёл в советское время кружок альтернативной экономики. Экономический диссидент. С партбилетом! Ты мог этот кружок вести только в одном случае: если работал на чекистов и закладывал всех, кто к тебе в этот кружок ходил. Первый заместитель председателя Ленсовета диссидентский кружок ведёт! Кружок-то не на Литейном был, не в подвале, чтобы далеко не ходить? А теперь ему ещё персональный самолёт подавай. Рожа рыжая не треснет?
– Успокойтесь, господа! – примирительно вставил Секретарь. – Необходимо выработать какую-то тактику, а вы ругаетесь.
– А чего он? – надулся Швайник и тихо чмокнул.
– Это ты первый начал…
– Нет – ты!..
– Ты!
– Это я первый начал! – отрезал Секретарь. – Довольны? Только заткнитесь! Как заседание-то прошло? Долго вы что-то. Шулер доволен?
– Сказал, что доволен, – ответил Бурдалис. – Долго, потому что никак с льготами не могли определиться…
– Определились?
– Разве с жирным договоришься?! – он злобно посмотрел на Швайника. – Ему, значит, персональный самолет нужен. Возить по воздуху свою толстую задницу и хрюкать. А нам, значит, с Толяном, замам его, самолёт не нужен!
– Зачем тебе самолёт? – возмущенно крикнул Хайдар, хрюкая по-боевому. – Ты же, тоталитарно-коммунистическая морда, из кабинета не выходишь. Карла Маркса, наверное, тайком читаешь?
– Тихо! – крикнул Секретарь. – Полная тишина! – все замолчали. – Вы так и заседания правительства проводите? То-то Шулер будет рад. Провернём приватизацию – по десять самолётов себе купите: на завтрак, обед и ужин на разных летать будете. Сейчас главный вопрос: как бы не выкинули нас из обоймы. Понятно вам? А вы самолёты делите!..
– Как это? – удивлённо чмокнул Швайник. – Всё так хорошо: Правительство, реформы, самолёт… И, потом, Шулер не может нас выгнать потому, что мы все завербованные разведчики… Мы на него работаем!.. Как же он нас выгонит?
– Как выгонит? – усмехнулся Секретарь. – Как обычно: пинком под зад!
– Жирного уже можно выгнать! – многозначительно ввернул Рыжпейс. – Он своё чёрное дело сделал. Да, и Генку, тоже… Они в Пьяной Пуще отстрелялись. А вот меня выгнать нельзя. Приватизация в самом разгаре. Я себя ещё не скомпрометировал. Меня нельзя выгнать потому, что я нужен своей стране!
– Можно!.. – взбесился Секретарь. – Таких, как ты специалистов, топ-менеджеров, в любом паршивом НИИ пачками. Не зазнавайся, Рыжий. Нам надо держаться вместе. Только так можно бабла нарубить!
Вдруг раздалось обиженное чавканье и похрюкивание:
– Я попросил бы Вас, господин Рыжпейс, объяснить, про какое это чёрное дело, которое мы, якобы, с господином Бурдалисом сделали, Вы только что говорили? Говорите при Филате Сергеевиче, пожалуйста! Пусть и он послушает. Говори, рыжая гадина, противник демократии. Говори, радикал! – Швайник был очень взволнован. Он даже перестал чмокать и похрюкивать, только показывал Рыжпейсу зубы:
– Моё имя войдёт в историю! Мне ещё памятник поставят!
– Поставят, поставят тебе памятник! – издевался Рыжпейс. – В центре Москвы. В платном сортире! И все будут на него гадить ходить. Конечно, в историю ты войдёшь, весь в говне, под матерную ругань. Уже вошёл. Поздравляю!
– Ты не можешь мне самолёт простить – вот и ругаешься.
Пришлось опять вмешиваться Секретарю. Он сухо, но строго объяснил противоборствующим, что они очень важные государственные деятели пока ещё огромной страны, и не пристало им ругаться и вести себя, как базарным бабам.
– И последнее: если мы сейчас ни до чего не договоримся – Шулер нас сожрёт. Давайте спокойно обсудим сложившуюся ситуацию, всё взвесим и примем какое-нибудь решение. Что мы сделали хорошего на сегодняшний момент? За что Шулер может нас похвалить?
– Пьяная Пуща! – гордо заявил Хайдар. – Мы с Генкой приняли самое активное участие: готовили текст Соглашения, способствовали подписанию… Развалили, короче, империю на части…
– Наше Правительство сломало хребет тоталитаризму, – продолжил Бурдалис, – нанесли, так сказать, сокрушительный удар. Мы ввели в стране демократию и создали рыночные отношения: отпустили цены, начали приватизацию, обеспечили кадрами…
– Хорошо, – соображал Секретарь, – сделали много, но уже сделали… Главное, что мы подбирали кадры. На всех государственных постах наши люди: родственники, друзья, хорошие знакомые, сослуживцы. Это наш главный козырь против Шулера. Не решится он нас убрать, пока везде работают наши люди… На должности олигархов тоже наших утвердили. Это козырь! Везде свои!
– Свои по спине ползают! – съязвил Секретарь.
– А каких же утвердили? – поинтересовался Рыжпейс. – Не ихних же. Ихних пока нельзя. Будет очень странно, если мы приватизацию будем оформлять на какого-то мистера Дауна. Пусть теперь Шулер нас боится.
– Она у тебя и так какая-то странная. Приватизация! – сказал Секретарь. – И без мистера Дауна. Даже странно, что народ не возмущается. А почему Шулер должен нас бояться?
– Кто ему бабки будет носить – долю от приватизации? Не сам же он будет с олигархов бабки собирать! Мы! Теперь он от нас зависит.
– Точно! – закричал Секретарь, – Точно, Толян! Он боится, что мы его с деньгами кинем! А я думаю, что он в этого двойника так вцепился? Как его, медведя? В Михаила Потаповича.
– А при чём тут двойник? – удивился Хайдар, чмокнув.
– Смотрите, у Шулера две задачи: первая и главная – это развалить страну в соответствии с Планом. Не выполнит – ему башку отвернут; вторая – бабла попутно накосить. Что у него на сегодня? С Папой он не дружит, всё время конфликты.
– Папа ни с кем не дружит! – заявил Бурдалис. – Он только водку хлещет да выпендривается.
– Ошибаешься, Гена. Он любит свою доченьку змею. Что она к нему повадилась? А очень просто: деньгами запахло… Водит всё время каких-то людей, бумаги подписывает… Вот и получается у Шулера: с двух сторон непонятки… Змеюка эта может ему сейчас карты спутать, папаша ведь ей что хочешь подпишет… А с другой стороны, мы можем кинуть с баблом… Вот он за двойника и зацепился!..
– Подумаешь… – возразил Рыжпейс, – что может сделать двойник?
– Правильно Хайдар говорит!.. Дурак ты всё-таки…
Все вопросительно посмотрели на Секретаря, не понимая хода его мыслей.
– Что может сделать двойник? Он может стать Президентом! Вот что!
Члены Правительства окаменели. Они и не думали о таком развитии событий. Действительно, Папа после запоев всё время валялся в больнице, и уговорить его бросить пить было невозможно. С таким больным сердцем, если его устранить, даже у родственников не возникнет подозрений. А дальше будет рулить подконтрольный Шулеру Михаил Потапович.
– Точно! – выпалили все в один голос.
– Как бы перекупить этого двойника? – задумался Бурдалис. – Может предложить ему процент от приватизации?! Маленький… – добавил он, почувствовав на себе недобрые взгляды сослуживцев по правительству.
– За что? – опять по боевому зачмокал Швайник. – За что ему процент? Надо подкупить, но денег жалко! Лучше запугать!
– Действительно, Генка, за что? – проявил редкое единодушие со Швайником Рыжпейс. – Мы работаем, ночей не спим, приватизируем!.. А он что сделал? За что процент-то? Тем более что платить придётся из нашего кармана – Шулер не подвинется!
– Что вы опять разорались?! – одёрнул их Секретарь. – Никто процент и не просит. Он очень дремучий мужик, я думаю, что про процент не только не знает, даже не представляет, что такое может быть… Нужно просто платить ему хорошую зарплату от нас, демократов-патриотов.
– А сколько ему Шулер положил?
– Три тысячи долларов в месяц… Но он без работы сидел да ещё в Сибири. В такой ситуации на любые деньги согласишься…
– По-моему, – засомневался Хайдар, – это очень мало… Давайте перебьём Шулера и сделаем ему зарплату в триста тысяч.
– Не знаю!.. – ответил Секретарь. – В сто раз?! А что мы тогда Шулеру скажем? – он задумался. – А кто знает, – он оглядел собравшихся, – большая это зарплата, или нет?
Руководство правительства глубокомысленно задумалось. Все потупили глаза. Воцарилось молчание.
– Ну, давайте посчитаем хоть приблизительно… Сколько сейчас хлеб стоит?
– Сто баксов буханка! – сразу сообразил Швайник.
Секретарь посмотрел на него с сомнением:
– Что-то дороговато… Ты это точно знаешь? Я думаю дешевле… Не дороже пятидесяти…
– Точно знаю, сколько стоит хороший коньяк! – вставил Рыжпейс. – Недавно в Нью-Йорке в ресторане видел, когда ездил за инструкциями: полторы тысячи и выше…
– Хорошо… – сказал Секретарь, подсчитывая в уме, – значит сейчас на свою зарплату он может купить две бутылки хорошего коньяка или шестьдесят буханок хлеба. Мало… Если его зарплату увеличить в сто раз, получится: двести бутылок коньяка… Это очень много… Сопьётся. Значит, надо увеличить в десять раз: двадцать бутылок коньяка. Зарплата в самый раз! – он посмотрел на руководителей правительства:
