Czytaj książkę: «Жанры журналистики. Эссе. Учебное пособие»
© Андрей Леонидович Дмитровский, 2023
ISBN 978-5-0060-5109-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВВЕДЕНИЕ
Русское общество идеологично. Наверное нигде в мире не было общества, столь крепко завязанного бы на Идею, Высший смысл существования. Причем не просто на идею, например, нации (как европейские страны), конфуцианского порядка (как Китай) или порядка религиозного (как Ближний Восток), а на идею-миссию, на спасение всего человечества. «Колыбель Европы», «Святая Русь», «Москва – третий Рим», «Красная империя»… «Народ-богоносец», как говорил Ф.М.Достоевский. Именно идея мирового масштаба скрепляла русское общество, делала его монолитом, неподвластным никаким внешним угрозам
Но периоды такого сплочения и силы, спокойствия и благоденствия были редки и коротки. При малейшем ослаблении центральной власти в умах соотечественников буйным цветом разрасталась крамола – чуждые, привнесённые в социальную жизнь идеи и образцы. Николай Бердяев писал в своё время, что если русский человек желает быть католиком, то непременно большим, чем сам Папа. И называл эту страсть русского человека к слепому механическому копированию чужой культуры «обезьянничаньем».
Однако как ни боролись лучшие умы русского общества с подобным «преклонением» перед инородным, но то «византизм», то «азиатчина», то англофильство, франкомания или космополитизм сбивали Россию со своего собственного – тернистого и едва распознаваемого «во мгле» – Пути.
Особость этого Пути породила и уникальное государственное устройство. Если в Европе структура власти строилась (и ныне существует) по принципу «элита и толпа», чему способствовали долгие и кровавые тысячелетия рабовладения и феодализма, то Россия, вообще не знавшая рабства, сразу шагнула в сословное общество. Общественное устройство составила триада: государство (власть) – народ (живший вековой общиной) – и интеллигенция. Последняя как сословие сложилась в XIX веке, но сущностно (как духовно-интеллектуальный «центр», Традиция) существовала и проявляла себя всегда.
Да, она раздражала власть независимостью и пугала народ загадочностью, часто вызывая презрение и тех, и других. Но именно эта страта – от волхвов, мучеников, пророчиц и старцев до юродивых, скоморохов, «дурачков» и странников – формировала ментальность русского человека, его смыслосферу. Это дало право многим специалистам говорить о так называемом классе «смыслократов» (в иной терминологии – суггесторов [Маркеев], идеократов, манипуляторах сознанием и т.д.). Очень образно описал эту прослойку современного российского общества кинокритик Даниил Дондурей, назвав их «смысловиками»:
«Тут в одних случаях есть, а в других нет жесткой организационной системы, штатного состава, закрепленных полномочий, процедур утверждения внедряемых идей. Нет субординации при их утверждении. Наряду с министрами и высшими чинами администрации, генеральными продюсерами телеканалов и знаменитыми ньюсмейкерами действует армия профессионалов „на местах“: ученые и прокуроры, журналисты и бизнес-аналитики, сценаристы сериалов и директора школ. Они делают свою работу как с ангажементом, так и без него. Предметы их оценок и суждений совсем не обязательно касаются каких-то глобальных тем. Они могут быть ожидаемыми, обыденными или причудливыми. Профессиональными или полулюбительскими. Прозорливыми, наивными или циничными. Но это всегда в конечном счете способствует созданию целостных „картин мира“ у большинства граждан или сопровождает специальные усилия, предпринятые в этом направлении».
Именно эти люди создают в любом социуме своего рода культурно-информационные поля, формирующие ментальность, мировоззрение большинства людей. Как справедливо отметил Д. Дондурей, это далеко не всегда ангажированные деятели, это могут быть альтруисты или подвижники из нашего окружения. Поэты, например. Или школьные учителя. Своего рода медиаторы, посредники, между, как писал В.В.Налимов, «гностической плеромой» Вселенной и конкретными индивидуальными сознаниями простых людей. Вокруг этих медиаторов-медиумов (и благодаря им) и свивается пресловутая «спираль молчания», переводящая таинственные и иррациональные импульсы коллективного подсознательного в ясные и чёткие образы и схемы действования конкретных индивидов.
Исходя из этого, с точки зрения современной (Экзистенциальной) теории журналистики, подобная деятельность по формированию концептосферы общества, относится к такому виду творчества «журналистов» (медиаторов) как беллетристика. Её суть – в описании и осмыслении человека, нашего современника в самых разных ситуациях его индивидуального бытия. Кто он?, какой?, в чём смысл его жизни и деятельности?, каковы его ценности и страхи, переживания и надежды?, каковы мечты и стремления?, чем он занимается и как поступает в тех или иных ситуациях? В конце концов – что носит и как красится? Все эти и тысячи других вопросов и пытаются осмыслить беллетристы в образной, зачастую художественной форме: от фотографий, журнальных постеров и примеров до многочисленных историй и рассказов, документальных повестей и сатирических инвектив.
Поэтому и беллетристами, как правило, выступают не столько профессиональные журналисты (увы, советская школа очеркистов и фельетонистов несправедливо забыта), сколько поэты и писатели, юмористы и актёры, общественные деятели, медиаперсоны. То есть те, кто владеет Словом и способен обратиться к людям в доступной им, яркой и образной форме.
Однако вот что интересно. Если про беллетристику мы знаем ещё со статей Салтыкова-Щедрина, многократно о ней высказывавшегося, то про жанр эссе «узнали» вполне недавно. И что особенно важно, узнали как-то «странно», «неявно», можно даже сказать «конспирологически»… При этом, как оказывается, эссеистика играет если и не ключевую, то уж по крайней мере важнейшую роль в жизни интеллектуального человеческого сообщества.
Более того, в структуре журналистики эссеистика играет весьма важную роль, выступая, пусть и неявно, «философским камертоном» творческой деятельности журналистов, эталоном, на который они (зачастую бессознательно) ориентируются при оценке проблем и интерпретации происходящих событий, описании фактов.
Но что есть эссеизм? Откуда он появляется? Почему его называют «философией XXI века»? Это весьма непраздные вопросы, тем более что он действительно представляет собой вид философской рефлексии – «субъективную диалектику». Это прекрасно видно при анализе творчества ведущих эссеистов, таких, например, как Василий Васильевич Розанов или его современник Гилберт Кийт Честертон. Или даже «основоположника жанра» Мишеля Монтеня, или же японских эссеистов X века Сей Сёнагон, Кэнко Хоси и других.
Что же представляет собой эссеизм как тип философствования и жизни? Можно ли «научиться» писать эссе или это удел мудрейших? Как определить жанр эссе и его структуру? На все эти и многие другие вопросы отвечает это пособие.
ГЛАВА 1. ПОЭТИКА ЭССЕИСТИКИ (история и теория)
1. Эссеистика как она есть1
1.1. История появления эссеистики и жанра эссе в разных культурах
Первое имя, которое приходит на ум при упоминании жанра эссе – это имя Мишеля Монтеня и название его книги – «Опыты».
Мишель Экем де Монтень (Michel Eyquem de Montaigne) родился 28 февраля 1533 года (умер 13 сентября 1592, в 59 лет) в родовом замке Монтень (Сен-Мишель-де-Монтень). Получил прекрасное домашнее образование, владел несколькими языками (немецким, среднефранцузским, латынью и гасконским). Закончив колледж, стал юристом. Занимал высокий судебный чин в судебном департаменте Бордо.
В 1571 году, продав свою должность и выйдя в отставку, он обустраивается в своём родовом гнезде и в 1572 году, в возрасте 38 лет начинает писать свои «Опыты» (первые две книги опубликованы в 1580 г.). Спустя десять лет предпринимает путешествие по Европе: Швейцарии, Германии, Австрии и Италии. Сохранился дневник, опубликованный много позже (1774 г.).
Занимал должность мэра родного г. Бордо, центра исторической области Аквитания и современного департамента Жиронда (одна из легенд гласит, что первую должность отец ему купил, а на вторую его переизбрали сами горожане, впечатлённые мудростью его правления: не случилось ни одной религиозной резни).
Впрочем, сам Монтень в «Опытах» (В эссе «О том, что нужно владеть своей волей» Кн.3, Гл. X) также упоминает, что дважды был мэром Бордо, но по причине доброй памяти, оставленной отцом и некоторым другим («Горожане Бордо избрали меня мэром их города, когда я был далеко от Франции [на водах в Лукке, Италия] и ещё дальше от мысли об этом. Я отнекивался, но мне принялись доказывать, что я поступаю неправильно, и к тому же дело было решено повелением короля. Эта должность должна казаться тем привлекательнее, что она никак не оплачивается и не приносит никаких иных выгод, кроме почёта, связанного с её исполнением. Срок пребывания в ней – два года; впрочем, он может быть удлинён повторным избранием, что случается чрезвычайно редко. Это произошло и со мной; а до меня происходило лишь дважды…»).
С французского «эссе» («essai») переводится как «попытка», «опыт», «набросок», «испытание», а происходит от латинского «exagium» – «взвешивание».
«Опыты» вышли из печати в 1580-м году, на закате эпохи Возрождения. Но говорить о том, что именно Монтень собственными усилиями «создал с нуля» новый жанр нельзя: любой жанр складывается исторически – на протяжении длительного времени, постепенно формируясь, приобретая и «шлифуя» свои черты.
Так, например, образцом протоэссеистики можно считать библейскую Книгу Экклезиаста (Проповедника): Дмитровский А. Л. Книга Экклезиаста как протоэссеистика // Журналистика и медиаобразование-2007: сб. трудов II Междунар. науч.-практ. конф. /Под. ред. проф. А.П.Короченского (Белгород, 1—3 октября 2007 г.): в 2 т. – Белгород, 2007. – С. 129—132.
«Родителем», или «создателем» же «нового» жанра считается тот, у кого он обретает свою если не окончательную (каждый жанр постоянно подвержен определённому изменению), то типическую форму. Ту форму, наличие которой позволяет говорить об особенностях того или иного типа построения материала, произведения («типическую форму высказывания» – Бахтин). И которая будет повторяться последующими поколениями как марка, брэнд: «Шекспир полон реминисценций из Монтеня, Паскаль и Декарт спорили с ним, Вольтер его защищал; о нём писали, на него ссылались полемически или одобрительно, Бэкон, Гассенди, Мальбранш, Боссюэ, Бейль, Монтескье, Дидро, Руссо, Ламетри, Пушкин, Герцен, Толстой» – указывал автор одного из предисловий (Монтень. Опыты. – М.: Издательство «Правда», 1991).
Резюме:
1. Эссеистика – это образ жизни. Монтень постоянно переписывал и правил свои эссе: им внесено около шестисот (600) правок в прижизненные (4) издания. Отсюда сложность привлечения эссеистов, например, в газету: очень сложно писать эссе «конвейерно», по заказу, определённому объёму и в жёсткие сроки (если не брать в расчёт уникумов-гениев, вроде Г.К.Честертона).
2. Эссеистика – феномен эпох переломных. Весьма показательный момент: конец ломки практически всех основ европейского общества совпал с появлением нового, необычного для европейской традиции жанра, становящегося, вместе с развитием новых общественных отношений и новой – научной – картины мира, все более влиятельным и популярным.
3. Если принять метафору мира как «становящегося Хаоса», то задачей эссеиста и выступает «упорядочивание» этого Хаоса (абсурда), формирование в противовес ему внутреннего Космоса – Личного Мифа и, соответственно, индивидуально-мифологической картины мира.
***
Кроме того, подобный жанр появился в совершенно другой культуре, в Японии, причём гораздо раньше – в X веке – и под другим названием – «дзуйхицу» (кит. – «суйби» – «вслед за кистью», «по следам кисти»): когда сознание эссеиста работает в режиме «письма за мыслью», в след узорам мыслительных переживаний (впрочем, есть около десятка внутрижанровых «стратегий» взаимодействия эссеиста с «жизненным материалом», своим экзистенциальным опытом: от «безумца» или «паука» до «шпиона» или «убийцы призраков»).
Здесь «основательницей» считают Сэй Сёнагон – фрейлину императорской свиты, назвавшую своё произведение «Записки у изголовья».
На страницах её произведения отразилось эстетическое мировоззрение современной ей эпохи – периода Хэйан. Он начался с конца VIII века, когда японский император и его придворные обосновались в новой столице, назвав ее Хэйан – «мир и покой». Этот период господства японской аристократии продлился вплоть до конца XII века и стал золотым веком японской культуры и литературы, особенно поэзии и романа.
«Записки у изголовья» – прежде всего, совершенно особый, эстетический, взгляд на мир. Её занимали не сами события, а впечатления от этих событий. Главное место в книге заняли мысли и наблюдения, по-новому (с неожиданной, субъективной точки зрения) раскрывавшие привычные (обыденно-бытовые) вещи, явления, события. Мысль её неуловима, невозможно порой угадать, куда приведут писательницу те или иные её размышления. Часто в её эссе звучат неожиданные или непривычные европейцам ноты. И никогда нет фальшивых, неискренних. Ведь это нарушило бы главный принцип японских писателей и поэтов – гармонию с собой и миром: ложь, фальшь – разрушают личность, вносят хаос во внутренний мир.
Резюме:
1. Эссеист должен быть эстетом, способным видеть прекрасное (тонкое, необычное, яркое, нетривиальное) в привычном.
2. Умение подмечать детали особенно характерно для эссеистов, поскольку иногда именно на них строится весь «опыт». (замечательное – от «замечать»).
***
Возникает эссеистика и у нас, славян, – в «русском мире».
Надо лишь отметить некоторые особенности, характерные для нашей культуры – «третьей цивилизации» (помимо европейского «Запада» и азиатского «Востока»).
1) прежде всего, стоит сказать, что наша культура во многом была и остаётся устной, культурой «неформальных связей». Это не значит, что славяне не умели писать и читать. Наоборот, они практически поголовно были грамотными (это доказывают исследования новгородских берестяных грамот – писали и читали все, вплоть до детей и женщин, как минимум с 7 века). Более того, у праславян существовал не один вид письменности (например, глаголица и руница). И письменностью активно пользовались в бытовых, хозяйственных, политических и иных целях.
2) Но сакральная традиция предполагала изустную передачу знаний, поскольку носители знания – жрецы, не выделялись из народа в некие закрытые «эзотерические» общества. Наоборот: и волхвы, и калики перехожие, а позже старцы избегали государственно-официозных структур. Стремились, скорее, к уединению. Поэтому вопросы духовной практики, вопросы экзистенциального характера решались непосредственно в общении с «духовниками» и не требовали создания эссеистики как особого рода произведений: она «растворена» в нашей культуре как кислород в крови.
Русская культура насквозь эссеистична.
Тем не менее, литературные памятники, которые с точки зрения философии, могут быть отнесены к образцам эссеистического мышления, обнаруживаются и у нас даже при беглом осмотре. Таковы, например, многие образцы «Слов» или «Поучений».
И одним из ярких примеров выступает «Слово о Законе и Благодати» первого русского митрополита Иллариона Киевского
(полное название: «О Законе, через Моисея данном, и о Благодати и Истине через Иисуса Христа явленной, и как Закон отошёл, (а) Благодать и Истина всю землю наполнили, и вера на все народы распространилась, и до нашего народа русского (дошла). И похвала князю нашему Владимиру, которым мы крещены были. И молитва к Богу от всей земли нашей».
Вики: по мнению А.Н.Ужанкова, «Слово о Законе благодати» было произнесено вечером 25 марта 1038 года в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Золотых воротах в Киеве. Академик Д. С.Лихачёв, однако, указывал другое место – Софию Киевскую.).
Илларион ставит вопрос социально-политического развития Руси. Причём в контексте развития всего мира.
Основная идея: было язычество (понятно, что как христианский деятель он априори относился к нему агрессивно-отрицательно), переросшее затем в иудаизм, как более сложную религиозную структуру и, наконец, из иудаизма выросло христианство, воспринятое греками. Следующим этапом, этапом ещё более высокого развития христианства стало его восприятие («добровольное принятие») уже русскими. Этот факт выводит русских на мировую арену, делая их не только преемниками Византии, но и открывая перед ними «новое и великое будущее». Поскольку они передовую, так сказать, религию того времени вывели (точнее, должны вывести) на ещё более высокий уровень – став «мировым лидером» (вскоре эта идея будет осмыслена как «Москва – третий Рим»). При этом, что важно, на русских и «русскую землю» возложена высшая миссия: нести свет Благодати ВСЕМ народам – как равным (Христос для всех).
Резюме:
1. Эссеист – «книжный», начитанный человек. Митрополит сам был не только книжником, но и толкователем Библии (экзегетиком).
2. Эссеист в эссе всегда разрешает какие-либо жизненные обстоятельства. Причём обстоятельства, затрагивающие эссеиста лично и непосредственно (поэтому эссе всегда – личный опыт). В «Слове» митрополит решает не только вопросы как церковный иерарх, но и как киевлянин, как русский, просто как человек…
3. Для русской эссеистики характерна социально-политическая проблематика (наша ментальная мотивация строится на «самореализации через решение общей проблемы», а не успеха личного проекта). Кроме того, она антропологична (смысл собственной жизни и смерти) и потому направлена на проблему справедливого социального устройства (тварь ли я дрожащая, или право имею?).
В контексте русской эссеистики, естественно, нельзя не упомянуть имя Василия Васильевича Розанова – одного из крупнейших эссеистов не только России, но и мира. По оценке «Литературной газеты» (в юбилейной статье, посвящённой В.В.Розанову), говорилось о том, что на начало 2000-х годов он являлся самым раскупаемым русским классиком Серебряного века.
Что даёт нам его пример для понимания эссеистики?
4. Внимание к мельчайшим деталям жизни, в том числе интимной (его даже называли «русским Фрейдом» за эротическую тематику многих текстов; но в отличие вульгарного и грубого Фрейда, Розанов – сама деликатность и тактичность, художественность).
5. Огромное уважение к Слову в целом (мысли) и заботливое отношение к словам в тексте (кратность, лаконичность, образность). Он настоящий писатель (не от «писать», а от «выражать»): он ищет смыслы для существования человека в этом хаотичном и несправедливом мире на примере собственных переживаний.
6. Эссеист обладает очень высокой степенью осознанности собственного бытия и окружающей действительности.
***
Общие замечания:
1. Эссеистика всегда яркий пример Личного мифа.
2. Как правило, эссеисты обладают неким «внутренним надломом», душевной или духовной раной. «Компенсация» жизненной трагедии – наиболее частый побуждающий мотив творчества лучших эссеистов: Монтень был смертельно болен; Сэй Сёнагон – получила отставку от двора императрицы; Розанов был вне закона, поскольку «жил в блуде», т.к. не получил развода и, хоть и обвенчался тайно, считался властями и церковью изгоем; Честертон с детства жил в своём, волшебном внутреннем мире и компенсировал творчеством проблемы со здоровьем, и так – кого из крупных эссеистов ни возьми.
Исследуя данную проблему, мы обозначили её как феномен «драконов Честертона», многократно утверждавшего в своих эссе, художественных произведениях, трактатах и статьях: необходимо противостояние «гибели мира», ведь даже самый белый столб надобно красить, иначе он станет чёрным. Поддержание, укрепление мира, так сказать «сотворчество Богу» – важнейшая обязанность каждого из нас, ибо мир держится на вере людей в его (мира) незыблемость и потому веру эту надо крепить2. Всё, что ведёт к разрушению мира, или допускает таковое, он ещё в юношеском учебном эссе назвал «драконами» и поклялся сражаться с ними до последнего вздоха. И сдержал клятву.
1.2. Определение эссеистики
Когда мы обращаемся к дефинициям эссе, приходится признать: ситуация катастрофическая. Особенно когда определения дают для школьников или тех, кто хочет «научиться писать эссе за 15 минут». К сожалению, абсолютное непонимание сущности эссе и эссеистики налицо.
Вот типичное определение, кочующее уже лет 60 из словаря в словарь (Советский энциклопедический словарь): «Эссе – жанр философской, эстетической, литературно-критической, художественной, публицистической литературы, сочетающий подчёркнуто индивидуальную позицию автора с непринуждённым, часто парадоксальным изложением, ориентированным на разговорную речь».
Некоторые англоязычные словари вообще считают, что свести эссе к какой-либо дефиниции невозможно в принципе.
Однако это не так. Ведь, как минимум, интуитивно мы всегда понимаем, где эссеистика, а где нет. Следовательно, феномен наличествует. А раз есть феномен, то, с точки зрения методологии науки, он может и должен быть познан, осмыслен и выражен в чётких и ясных словесных формулировках.
В самом общем виде можно понимать под эссе публицистическое произведение, непосредственно отражающее субъективные, экзистенциально окрашенные, автопсихологические размышления автора над наиболее актуальными для него (смысложизненными) вопросами внутренней и социальной жизни (как правило, – ситуациями морально-нравственного выбора: «как мне быть?») в парадоксальной, зачастую ироничной форме с позиции индивидуально-мифологической картины мира.
Более кратко определение эссе будет звучать так: публицистическое произведение, отражающее индивидуально-мифологическую рефлексию автора над жизненно значимыми для него проблемами внутренней (духовной) и социальной жизни.
И окончательная формула жанра эссе будет такой:
произведение, отражающее экзистенциальную рефлексию автора.
Ситуацию жизненных обстоятельств, требующих немедленного разрешения, можно обозначить несколько подзабытым ныне словом «незадача». Оно есть у В. Даля (а вот «задачи» у него нет) и означает неожиданное событие, когда привычный ход вещей даёт «сбой»: привычная заданность мира оказывается сломанной. Например, вы вышли привычно в магазин за чем-нибудь, а его там не оказалось – там теперь прачечная. Или: золотая девочка уверенно идёт поступать на журналистику, зная, что по ЕГЭ, по русскому с литературой у неё 190 баллов. Но получает минимум и не поступает даже на коммерческое отделение. Незадача!
Иногда эссе называют «кабинетным» жанром. Отчасти это так: в эссе человек ставит мысленный опыт на самом себе (отсюда и название «эссе»: опыт, проба): это умственный, умозрительный опыт, который человек ставит на самом себе с целью разрешить ту ситуацию, в которой он реально оказался.
Таким образом, эссе не возникает «от ума», оно всегда возникает «от» и «из» жизни.
Ведь, как уже было сказано, мир для эссеиста представляется миром абсурда. Миром хаоса. Вспомним Мераба Константиновича Мамардашвили, известного философа. Он говорил, отвечая на вопрос «С чего начинается философия?»: она начинается с удивления – как может быть нечто, а не ничто? Казалось бы – вокруг нас всё летит в бескрайнем космосе, сталкивается, разрушается, умирает… И вдруг – мысль, разум, жизнь, порядок. Вот мы с вами сидим, беседуем посреди всего этого безобразия… Как это возможно?
С этой точки зрения эссеистика относится к эвристическим стратегиям. То есть творческим способам решения умственных задач в изменяющихся или вообще слабо (мало) известных условиях. Вот и мир: как он устроен? Как устроен человек? Какова связь между ними? В чём смысл жизни и смерти? И так далее…
Резюме:
1. Эссе и эссеистика это больше, чем просто сумма текстов, обладающих каким-то частным качеством. Это сложный социокультурный феномен.
