Czytaj książkę: «Искры стали. Танец среди руин»

Глава 1

Темнота. В ней я застрял на долгие годы, не видя, не слыша, не ощущая времени. Только иногда проблески снов о прошлом дают отсчет пройденным дням и годам: уже глубоко больная мать с грустью смотрит на меня, а я боюсь посмотреть ей в глаза, потому что стесняюсь её; кладбище, сочувствующие слова и взгляды чужих людей; благоухающий дорогим парфюмом гладковыбритый отец объясняет мне принцип работы криокамеры…

Сны истончаются, картинка блекнет, словно на снимке с древнего полароида, тьма вновь обволакивает меня, и так изо дня в день. Всплывают слова гида, который выключил тогда свет в пещере и жизнерадостным тоном заверил нашу группу, что человек в полной темноте вскоре сходит с ума. Вот только я плаваю в этой чертовой тьме уже целую вечность, а способность мыслить пока не потерял! Хотя, если по справедливости, сложно назвать мыслями те замороженные обрывки снов, которые сейчас хаотично дрейфуют в ледяной патоке, заменившей мне мозг.

Шипение. Треск! Черную пелену разрывают нехарактерные звуки. Внутри меня растет беспокойство – я давно не слышал ничего подобного. Да, тьма обычно пугает, но одновременно дарит покой, я привык к ней, мне здесь уютно.

Снова треск! Мерзлые мысли-рыбки прыскают встревоженной стайкой, на ходу разогреваются, превращаются в искры и взрываются в голове безумным фейерверком. Сны исчезают, уступая место тусклому свету.

Что?! Темнота отступила? Как?..

Я пытаюсь открыть глаза, но ресницы слиплись ледяной коркой. Хочу вздохнуть полной грудью, но не могу. На секунду замираю от ужаса и тут с облегчением чувствую, как внутри моего тела нехотя расправляются слежавшиеся альвеолы, а свежий воздух заполняет легкие. Какой же он вкусный!

Кожу овевает теплый ветерок. Кровь разогревается и бежит по венам, выгоняя холод из тела. Одновременно с жизнью приходит боль. Я корчусь в своем коконе тьмы, беззвучно кричу, но одновременно радуюсь далекому пятнышку света, словно младенец при рождении. Произошло что-то важное, я пока не могу вспомнить что, но знаю точно – моему заточению во тьме пришел конец!

Тысячи иголок колют кожу. Свет становится ярче. По щекам текут слезы, я с усилием открываю глаза и моргаю, пытаясь вырваться из плена темноты в светлый мир. Постепенно резкость настраивается, глаза привыкают к свету, картинка становится четкой, и я вижу прямо перед собой на мутном стекле узкое табло, на котором одиноко светится короткая строчка:

Субъект 019: Иван Брукс. Время хранения: 134 года, 6 месяцев, 9 дней.

Иван Брукс… Это имя, словно забытая мелодия, вынырнуло из глубин памяти. Мама, русская, с гордостью выбирала его, а отец, англичанин, дал мне фамилию. Но как давно это было? Кажется, в другой жизни. «Время хранения»? Что за шутка? Меня хранили, как какой-то багаж, забытый на пыльной полке?

Перед глазами вновь встает самый четкий мой сон-воспоминание: большая лаборатория с рядами пузатых капсул, в углу стоят черные баллоны с желтой маркировкой, несколько людей в серебристых халатах суетятся у пульта со множеством переключателей. Отец помогает мне преодолеть короткую лесенку, жмет на прощание руку и молча смотрит через опустившуюся на меня стеклянную крышку. Криокапсулу заполняет холодная жидкость, а через подключенные к венам трубки из меня откачивают кровь, а вместе с ней и прежнюю жизнь…

Щелкнули застежки, с легким хлопком приоткрылся стеклянный колпак. Одновременно с этим на электронном табло 9 дней сменились на 10, а на пульте справа тревожно замигала красная лампочка. Я высвободил из ремней онемевшие руки, неловко толкнул стеклянную крышку. Снизу что-то хлюпнуло. Перевел дух и медленно сел, стараясь побороть накатившую слабость.

Темное помещение наполнял холодный воздух, от которого по коже сразу побежали мурашки. Никаких капсул здесь больше не было, моя оказалась единственной и гордо возвышалась посреди небольшой комнаты. Тьму разгонял лишь слабо светящийся экран над пультом и нервно мигающая там же красная лампочка. Я озирался по сторонам, пытаясь вспомнить, зачем я здесь, когда сначала дернулась правая рука, затем левая, к пляске подключились ноги, и я… вспомнил! После чего судорожно перегнулся через край капсулы, и меня вырвало желчью на пыльный кафельный пол.

Думаю, если лечение было бы найдено, вокруг меня уже суетились бы медики, да и отец наверняка присутствовал бы при моем пробуждении. А значит, что-то пошло не так. От мысли, что все наши усилия оказались напрасны, меня вновь замутило, но желудок был уже пуст. Прокашлявшись, почувствовал, что голова проясняется, туман из неё уходит, и я вроде бы начинаю мыслить связно. Тут до меня дошел смысл других цифр с табло: 134 года.

Получается, я тухну в этой криокапсуле замороженной тушей уже почти полтора века! Моего отца давно нет в живых. Нет никого, кого бы я знал! А что там произошло за это время с нашим безумным миром? Осталось ли хоть что-то знакомое мне за пределами этой лаборатории? От нахлынувшего чувства тотального одиночества у меня сжалось внутри и помутнело в глазах. Не знаю, сколько сидел я в мокрой капсуле, уставившись невидящим взглядом в пространство, когда почувствовал, что от холода меня бьет озноб. Да и пляска святого Витта никуда не делась.

Черт подери, но ведь я всё-таки жив! Хотя, может и ненадолго. Красная лампочка раздражала меня нервным миганием. Я вздохнул и выбрался из капсулы, стараясь не поскользнутся на влажных ступеньках металлической лесенки. Прошлепал голыми ногами по холодному кафелю и закутался в толстое полотенце, висевшее на стене. Рядом нашлось небольшое зеркало, в пыльном стекле отразился худощавый изможденный юноша с подсохшими сосульками русых волос, который щурил серо-голубые глаза и нервно подергивался – то ли от холода, то ли исполняя какой-то свой замысловатый танец.

Из капсулы до сих пор что-то капало, влага уходила через забранное решеткой отверстие в центре комнаты. В тело постепенно возвращалась прежняя чувствительность, а вместе с ней и ломота в суставах и мышцах. Досадливо кривясь и пытаясь унять дергающиеся от болезни конечности, я подошел к пульту управления криохранилищем, которое стало моим пристанищем на последние 134 года, 6 месяцев и уже 10 дней. Тут же стала понятна причина тревожного сигнала, на дисплее рядом с лампочкой горел красным текст:

Аварийное окончание хранения. Питание системы иссякнет через: 5 дней. Свяжитесь с администратором.

Да я бы с радостью, еще бы знать, как с ним связаться! Я осмотрел пульт, но ясности в ситуацию это не прибавило. На дисплее тускло светились иконки, одна из них в виде конверта подмигивала мне красной точкой с цифрой 1. Я на удачу ткнул в неё пальцем. Конверт раскрылся, голос из динамика сообщил, что у меня одно новое сообщение. Нажав пальцем на значок видео, я с интересом уставился на запущенный ролик. А оттуда на меня посмотрел постаревший отец, значительно полысевший сверху головы и отрастивший седую бородку снизу.

– Привет, Айвен! – раздался хриплый голос Стива Брукса.

Едва услышав такое знакомое обращение, меня окатила волна тепла. Словно кто-то большой и сильный сел рядом, положил крепкую руку на плечо и подмигнул – мол, не дрейфь, прорвемся! Айвен… именно так, с английским акцентом меня всегда называл отец, коверкая данное мне при рождении имя, что в начале немного злило маму, но потом она привыкла и даже стала находить в этом некую прелесть, называя единственного сына именно так.

– Если ты смотришь это видео, скорее всего, что-то пошло не по плану. В противном случае я был бы рядом с тобой, мой мальчик, – продолжил отец. – Прошло уже тридцать лет с того момента, как я отвез тебя в общее криохранилище. Думаю, по мне это заметно. Все эти годы я искал лечение от твоей болезни и даже преуспел в одном направлении…

Я почувствовал, как у меня сильнее забилось сердце. В мое время синдром Гентингтона означал неминуемую смерть в течение десяти-пятнадцати лет, а ведь у меня тогда уже проявились первые симптомы этого генетического заболевания, несмотря на относительно юный для этой болезни мой двадцатипятилетний возраст. В мире были кое-какие научные наработки в попытках извлечь нужный ген или запретить ему вырабатывать вредный белок, провоцирующий развитие хореи, но дальше опытов на мышей тогда дело не пошло.

– Но полностью решить проблему пока не удается, – закончил мысль отец, подтвердив мои худшие опасения. – В мире сейчас неспокойно, политики словно все посходили с ума, и я решил перестраховаться. Для тебя оборудовали индивидуальное криохранилище недалеко от Калининграда. Мои аналитики посчитали, что это наименее вероятное направление возможного ядерного удара.

Ядерного удара? Да что у них там творится?! Вернее, творилось… Грудь сжала тревога за отца, хотя я прекрасно понимал, что он и так уже давно умер.

– Этот бетонный бункер оборудован уникальным источником энергии, которого с лихвой хватит на целый век, – тем временем невозмутимо продолжил говорить абсолютно живой на вид Стив Брукс. – Я думаю, люди найдут за это время решение твоей проблемы, если конечно раньше не поубивают друг друга. Но даже в этом случае у тебя остается шанс выжить и выздороветь. Я всё предусмотрел! В стену вмонтирован сейф, он откроется только для тебя, там лежит инъектор с нанитами, которые нужно ввести в правое плечо. Не бойся, это уникальная разработка моей компании и я припас для тебя особенный вариант, который вряд ли пойдет в серию. Наниты приостановят развитие болезни и сгладят её проявления…

Я так разволновался, что нажал на значок паузы, попав с первого раза, и отец замер на экране. Сейф в стене нашелся быстро. Руки дергались, но с третьей попытки я умудрился-таки вложить подушечку большого пальца в углубление идентификатора. Толстая стенка с надписью «СЕЙФ» отворилась. Внутри лежал массивный инъектор, браслет на подставке и золотая цепочка с медальоном.

Не обращая внимания на побрякушки, я цапнул шприц и приложил его к оголенному плечу. С тихим пшиком инъектор выбросил через иглу в мой организм порцию нанитов – мельчайших роботов, которых отец разрабатывал в своей компании с момента её основания. Я с волнением прислушался к ощущениям – если эта инъекция действительно позволит хотя бы приостановить болезнь, которая исковеркала всю мою жизнь, то уже одно это будет для меня огромным достижением!

Плечо зажгло огнем, на нем вспухла черная шишка. Рука задергалась. Шишка выпустила темные щупальца, которые тонкими нитями побежали по коже. Меня затрясло, колени подогнулись, и я сполз по стеночке на пол.

Накатила такая слабость, что даже дышать стало лень. Каждая жилочка в теле задрожала натянутой струной, когда тысячи мельчайших нанитов устремились по венам к самым дальним уголкам моего больного организма, прямо на ходу преобразовывая его во что-то новое. Я расплылся на пыльном кафеле безвольной медузой, содрогаясь от ярких вспышек боли, и подумал, что неплохо было бы уже потерять сознание. И потерял…

Субъект 019: Иван Брукс. Время хранения: 134 года, 6 месяцев, 11 дней.

Я смотрел на откинутый стеклянный колпак криокапсулы, на котором светилось электронное табло, и пытался вспомнить, что значат данные буквы и цифры. В этот раз осознание пришло быстрее: черт, получается, уже пролетел целый день, как я валяюсь тут на холодном полу!

Болела прокушенная губа, в уголке рта запеклась кровь. По стеночке, по стеночке я аккуратно поднялся на ноги, покачиваясь от слабости. Со зрением творилось что-то странное – фокус резкости гулял какое-то время, пока окружающая действительность вновь не обрела четкие формы. Я потер занемевшую щеку, на которой отпечатался рисунок кафеля и внезапно осознал – руки больше не дергаются! Так значит инъекция подействовала?

Я вытянул перед собой руки и постарался держать их прямо. Пальцы чуть подергивались, но в пределах тремора человека с абстинентным синдромом. А вот ноги жили своей жизнью – нет, прежние коленца, к счастью, уже не выкидывали, но стоять спокойно я не мог и тихонечко приплясывал себе на месте, радуя святого Витта.

Получается, наниты всё-таки убрали симптомы моей болезни – с рук почти полностью, а вот с ногами справились не до конца. Впрочем, уже от одного этого успеха я хотел закричать во всё горло и пуститься в пляс. Так, приплясывая, я и пошел к пульту. Изображение отца на экране терпеливо ждало, пока я вновь нажму на значок видео.

– Перед тем, как ввести наниты, лучше приляг снова в капсулу, – предупредил отец. – Процедура тебе предстоит болезненная, но она того стоит.

Я хмыкнул – кажется, предупреждение немного запоздало. Но отец всегда говорил, что каждое решение должно созреть. Глупо бросаться вкалывать себе неизвестные инъекции, не узнав предварительно последствия и противопоказания. С другой стороны, мою поспешность тоже можно понять, не каждый человек получает шанс на излечение спустя 134 года ожидания!

– Я приготовил тебе и другой сюрприз, – порадовал с экрана отец. – Помнишь нашего верного старика Рейнара? Вижу по глазам, помнишь…

Я улыбнулся, вспоминая всегда подтянутого и невозмутимого дворецкого, который служил нашей семье даже после переезда из туманного Альбиона в холодную Россию. Рейнар был стар уже при моем рождении, но его выправке могли позавидовать даже молодые. Неизменно учтивый старик помогал мне с учебой в университете и всегда мог дать полезный совет, даже когда я его не спрашивал. Конечно, я помнил Рейнара!

– К сожалению, он покинул нас вскоре после твоего ухода, – огорошил отец. – Старик очень переживал за тебя, но не подавал вида, и я решил дать ему второй шанс. С его согласия, конечно! Я оцифровал сознание Рейнара при жизни и загрузил в локальную нейросеть. Именно наш дворецкий всё это время следил за твоими показателями и общей ситуацией. Он должен разбудить тебя, как только в мире найдут лекарство от синдрома Гентингтона, и я очень надеюсь, что именно это сейчас и произошло. Твоё криохранилище оборудовано спутниковым интернетом, так что Рейнар всегда введет тебя в курс дела. Поможет он и с настройкой нанитов, для этого надень на правую руку браслет, который лежит в сейфе рядом с инъектором.

Я вновь поставил отца на паузу и достал из сейфа небольшой полумесяц. Он стоял на специальной подставке, которая, видимо, соединяла нейросеть с интерфейсом криохранилища, позволяя управлять внутренними механизмами, а заодно подзаряжала стильный гаджет. Я провел пальцем по обсидиановым граням, внутри которых угадывались фиолетовые волны. На внутренней стороне корпуса скромно красовалось клеймо Brooks Technologies. С некоторым волнением я приложил серповидный браслет к руке, и он мягко обхватил запястье теплой полоской.

– Сэр Айвен, я рад вновь приветствовать вас!

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности – знакомый голос нашего дворецкого раздался прямо у меня в голове! Одновременно с этим зрение вновь затуманилось, в глазах замелькали какие-то символы, но осознание того, что я уже не одинок, придало мне сил.

– Рейнар, старик, я тоже рад тебя слышать, но что ты делаешь в моей голове?!

– Сэр, как оказалось, вы уже ввели в свое тело наниты, которые приготовил для вас отец, и я счел уместным сразу подключиться к вашим органам чувств через интерфейс этих удивительных созданий.

Только сейчас я обратил внимание на свое плечо. Знакомство с нанитами не прошло для него даром – на коже появилась черная татуировка в виде какой-то зубастой твари, похожей на небольшого дракончика с крылышками. Из его лап струились две тонкие нити, завивались спиралью вокруг руки до самого запястья и выходили в центр ладони, образуя черный, поделенный на сектора тату-круг.

– Это что еще за художества?

– Наниты образуют своеобразный нервный узел, центр управления в вашем теле, рисунок глифа выбирается неведомым мне способом. К сожалению, вы не можете общаться с ними, как со мной, поэтому в центр вашей ладони выведен своеобразный джойстик, который управляет интерфейсом нанитов. Глиф, как и мой браслет, питается от биоэлектрической энергии вашего организма.

– Про какой интерфейс ты говоришь?

– Сэр, я как раз сейчас работаю над этим. Секундочку, еще момент… всё, завершаю подключение глифа к вашему зрительному нерву.

Мельтешащие символы в глазах обрели порядок и оформились в буквы. Словно в воздухе передо мной появилась светящаяся голубым надпись:

Доступные протоколы: способность + усиление атрибутов. Способность: сила 0 (+1), ловкость 0 (+1).

– Рейнар, я вижу перед собой слова, это нормально?

– Для вас теперь – вполне. Сэр Брукс зашил в наниты два протокола, они изменят характеристики вашего тела, в данном случае увеличат силу и ловкость. Выбрать протокол и активировать его вы можете с помощью джойстика на вашей ладони. Попробуйте, управление должно быть интуитивно понятно.

Памятуя о горьком опыте первого знакомства с нанитами, я забрался по лесенке в уже высохшую капсулу и, устроившись поудобнее, ткнул указательным пальцем в центр ладони. Перед глазами загорелся треугольник курсора. Уже ничему не удивляясь, я чуть двинул пальцем, навел его на «Силу», кликнул и согласился с увеличением атрибута на одну ступень из пяти.

В этот раз ломало меня недолго и было уже не так больно. Мужественно вытерпев процедуру, я почувствовал себя значительно лучше. Словно бы совершил пробежку, чего не делал уже давно из-за болезни, затем принял контрастный душ и выпил чего-то тонизирующего. Окрыленный успехом, я кликнул на «Ловкость» и запустил увеличение атрибута. Мышцы по всему телу начали судорожно сокращаться, руки с ногами задергались, я уже испугался, что хорея вернулась, но преображение практически сразу же закончилось.

Спускаться по лесенке я не стал, а просто спрыгнул на пол прямо из капсулы. Протерев запыленное стекло уголком полотенца, я жадно уставился на свое отражение в зеркале. Наниты вернули меня в то состояние до болезни, когда я успешно учился в университете, играл в баскетбол, несмотря на средний рост, и нравился восьми девушкам из десяти. Ах да, я был еще очень самоуверенным! Красавчик из богатой семьи, перед которым были открыты все двери, пока меня не настигло проклятие матери.

Сейчас наниты превратили изможденного парня с потухшим взором в юношу спортивного телосложения с горящими глазами. С пресса ушел жирок, грудь обрела рубленный рельеф, а плечи раздались вширь. Даже моя танцующая походка превратилась из болезненного дерганья в плавные движения. Да, болезнь еще дремала внутри меня, но теперь она подвинулась, уступив место в первом ряду вспыхнувшей надежде.

За всеми этими треволнениями я совершенно позабыл, что не ел уже больше века, а желудок давно напоминал о себе, начав похоже уже переваривать ребра. Рейнар подсказал, где здесь хранятся сублимированные продукты и очищенная фильтрами вода. Я заварил себе гречневую кашу с мясом и вновь включил послание из прошлого.

– Я сделал всё, что мог, мой дорогой Айвен, – признался отец. – Я очень надеюсь, что ты вылечишь болезнь и найдешь своё место в мире будущего. Передавай там привет Рейнару и при любых условиях оставайся человеком. Я люблю тебя, сынок!

Экран потух, а я еще долго сидел, ковыряя ложкой в тарелке, и вспоминал отца. Из задумчивости меня вывело изменение цифры в надписи на пульте:

Питание системы иссякнет через: 3 дня.

– Рейнар, отец сказал, что у тебя всё под контролем и ты расскажешь мне, что сейчас происходит в мире.

– Да, именно такое поручение оставил мне сэр Брукс, но, простите, я перестал следить за ситуацией в окружающем нас мире еще 102 года, 7 месяцев и 15 дней назад.

– Чего так?

– Не по моей вине. Сломался спутниковый приемник, а починить удаленно я его не смог, здесь требуется физическое участие, чего я, к сожалению, лишен.

– Но я-то еще, слава богу, нет! Давай выйду и починю. Есть какие-то мысли о причине поломки?

– Да, есть, но они вам не понравятся. Согласно поступающим до обрыва связи данным, поломка произошла из-за глобальной ядерной войны.

Глава 2

Когда по заготовке долго бьют кузнечным молотом, она может треснуть, если качество железа оставляет желать лучшего, или же превратится в крепкий меч, если сталь добрая. На меня за несколько дней свалилось столько потрясений, что я теперь понимал чувства куска металла, если бы они у него были, когда ты оказался между молотом и наковальней. Сломаюсь или выдержу? Пока я больше склонялся к первому варианту.

До этого моя жизнь текла размеренно, будущее казалось радужным, пока не заболела мать – это было первым серьезным испытанием. Она сгорела за десять лет. Помню, когда у неё появились первые симптомы хореи, люди показывали на неё пальцем. Я начал стыдиться появляться с ней на улице. Мама всё поняла и перестала выходить из дома. Отец нанял несколько сиделок, но сам приезжал редко, так занят был на работе.

Я стоял потом рядом с ним, прячась от осеннего дождя под краешком его черного зонта, пока гроб с телом опускали в могильную яму. По лицу текли горячие слезы, их разбавляли дождевые капли, а через несколько лет меня настигло проклятие матери – я тоже заболел хореей. Генетическое заболевание, ничего удивительного, говорили врачи. Правда, юноша заболел рано, всего в двадцать пять, но прогнозы всё равно неутешительные. Это стало вторым серьезным потрясением в моей жизни.

А дальше я лег в криокапсулу, поверив обещанию отца, что он найдет лекарство максимум за пять-десять лет. Он почти сдержал слово, правда лекарство оказалось частичным, и прошло уже больше века. Выйдя из этого бункера, я попал бы в совершенно незнакомый мне мир. Но судьба вновь занесла надо мной кузнечный молот – оказывается, и мира снаружи уже не было, а только безжизненная радиоактивная пустыня.

Правда, Рейнар заверил меня, что всё не так уж и плохо, как кажется, за это время Земля точно восстановилась. Вот только наружные датчики криохранилища вышли из строя вместе со спутниковым приемником, так что выводы дворецкого меня не убедили. Вчера под грузом тяжких известий я принял единственно верное в данной ситуации решение – просто лёг спать. А сегодня проснулся отдохнувшим и полным сил, но настроение испортило табло на пульте:

Питание системы иссякнет через: 2 дня

Через двое суток в бункере отключится свет, перестанет поступать чистый воздух, а мне придется сделать нелегкий выбор: остаться умирать здесь или выйти с таким же результатом в мир. Погруженный в черную депрессию, я выбрал бы первый вариант, но Рейнар зудел в голове настойчивой мухой и требовал явить Айвена Брукса всему оставшемуся человечеству. Если, конечно, хоть кто-нибудь там остался.

Слушая разумные в общем-то доводы дворецкого, я медленно нарезал круги вокруг криокапсулы в некой бездумной медитации и приостановился у открытого сейфа. Внутри одиноко лежал последний подарок отца. Медальон на золотой цепочке представлял собой кругляш из тёмного сплава с центральной вставкой из голографической шестеренки. Под логотипом компании стоял девиз Brooks Technologies: "Tempus et Scientia"*.

– Ваш отец привез этот мастер-ключ буквально за неделю до того, как оборвалась связь. Также он оставил вам кое-что в шкафу.

Я подошел к закрытой дверце, приложил медальон к углублению. Шестеренка посветлела, раздался щелчок, и шкаф отворился. На вешалке висел застегнутый чехол, внизу лежала аптечка, снаряженный походный ранец, армейские берцы и плоский ящичек. Я расстегнул молнию, внутри чехла оказался комплект черно-серой формы, в которую я с удовольствием облачился, сбросив с себя надоевшее полотенце. Обмундирование подошло идеально – костюм и штаны имели специальные вставки для окончательной подгонки, а размер моей ноги отец, как оказалось, не забыл.

– Это легкий доспех класса «Ясень». Материалы: кевларовые волокна, углепластик, титановая сетка. Защитит от легких ударов, пуль малого калибра и осколков. Есть датчики внешней температуры, токсичности, радиации и состояния бойца. Идеально подходит для разведчиков и стрелков.

Выслушав Рейнара, я открыл плоский ящичек. Внутри лежал бескурковый пистолет Глок-45 в кобуре и запас различных патронов к нему. Я взял оружие в руки, протер ветошью от смазки, проверил обойму и передернул затвор. Когда-то отец водил меня в тактический тир, мне нравилось стрелять и у меня получалось, пока болезнь не поставила крест на моих навыках снайпера. Когда у тебя так трясутся руки, не попадешь в мишень и с пары шагов.

Я приладил кобуру на ремень рядом с фонариком и ножом, одним движением – как учили – выхватил пистолет, и указательный палец знакомо ощутил кнопку предохранителя на спусковом крючке. В зеркале отразился грозный стрелок в боевой стойке. Я приосанился, чувствую себя крутым героем вестерна – вооружен и очень опасен! Тяжелый пистолет вселял уверенность, ощущение портили лишь подрагивающие руки.

На кураже я прицелился в дверцу сейфа и от души нажал на спусковой крючок. Пуля срикошетила от металла, выбила фонтанчик бетонной крошки из стены, свистнула над ухом и вонзилась в пульт управления криохранилищем. Там что-то заискрило, плафон на потолке погас, осталось только аварийное освещение, а табло отсчёта времени питания просто обнулилось.

– Вам нужно немного потренироваться в стрельбе, сэр Айвен, и лучше сделать это в другом месте. Тем более теперь оставаться здесь опасно. Дверь из хранилища заблокируется после отключения аварийного питания.

Что ж, похоже, выбор сделан! Неизвестность пугала, но Рейнар был прав – если я выживу, так только снаружи, несмотря на все катаклизмы, постигшие мир. Быстро побросав в ранец сильно просроченную аптечку, пару пакетов сублиматов и фляжку с водой, я натянул на голову капюшон и подошел к бронированной двери, которая до этого момента защищала меня от всех опасностей внешнего мира.

Затаив дыхание, я перекрестился и стукнул по красной кнопке, внутри пришли в движение сервоприводы. Массивная створка медленно отъехала в сторону. Включив фонарик, я увидел коридор с неровными стенками вырубленной породы. Встроенный в доспех счетчик Гейгера молчал, на воротнике тускло светилась температура за бортом +10 по Цельсию. Была не была, я выдохнул и коротко вздохнул. А затем еще раз, и еще…

Пахло затхлостью. Вырубленный в скале коридор уходил в темноту. Я прислушался: показалось или я действительно слышал какие-то звуки? Пританцовывая, медленно пошел вперед, водя фонариком из стороны в сторону. На полу попадались куски полусгнившего дерева, которыми раньше крепили свод. Кое-где он уже начал осыпаться, под светом фонаря в разломах вспыхивали желтыми искрами кусочки янтаря.

Коридор раздался вширь. Я вышел в пещеру, заваленную костями. Моих знаний анатомии хватило понять, что некоторые из них человеческие. Я растерянно остановился, гадая, в чье же логово попал? В нос ударил запах псины, а потом нехотя защелкал счетчик Гейгера. С дальнего конца пещеры послышалось сопение, злое рыканье. Я выключил фонарик и застыл, напряженно вглядываясь в темноту.

Вскоре глаза привыкли, и я различил выход из пещеры. Снаружи была ночь, поэтому я сразу не заметил серого провала. Тут он потемнел и в пещеру ввалился громадный зверь.

Шерсть медведя тускло светилась призрачным зеленым светом, как и маленькие глазки, едва видимые под широкими надбровными дугами. Кое-где куски кожи с мехом отслоились от черепа и свисали подобно причудливым дредам. На шерсти виднелись широкие подпалины, кое-где бугрились участки голой кожи с уродливыми шрамами. Зверь двигался тяжело и волочил за собой тело, зацепив его длинным когтем, словно мясницким крюком.

Дозиметр радиации защелкал быстрее, я дернул рукой, чтобы его отключить, но зверь уже услышал. Маленькие глазки впились в меня, безошибочно найдя незваного гостя в полумраке логова. Медведь взревел, на меня дыхнуло волной смрада, от которого мой желудок подпрыгнул к горлу. Я развернулся и бросился бежать. Зверь припустил за мной.

За три прыжка преодолев расстояние до стены, я нырнул в коридор, по которому шел минуту назад. Медведь ринулся следом, вытянул лапу, стараясь зацепить когтями юркого зверька, который потревожил его покой. От чудовищного рыка у меня заложило уши. Я споткнулся, упал и на четвереньках пополз по коридору. Сзади пыхтел мохнатый монстр, с трудом протискиваясь в узкий тоннель.

Достигнув открытой двери, я развернулся. Коридор позади делал небольшой изгиб, и медведь застрял, круша когтями породу, стараясь расширить проход. Зеленые глазки злобно сверкали, рык зверя вселял в меня ужас. Я наконец-то вспомнил про пистолет, узкий коридор наполнил грохот выстрелов. Опустошив обойму, я с предвкушением уставился на громадную голову, перекрывающую выход.

Крепкие стальные пули сорок пятого калибра, которые пробивают человека навылет, просто срикошетили от толстого черепа этой твари, лишь вырвав куски шерсти. Теперь я понял, откуда у медведя-мутанта такая своеобразная рваная прическа – кто-то явно уже пробовал этот лоб на прочность.

Мои выстрелы только взбодрили зверюгу, медведь дернул лапой и дотянулся-таки до моей ноги, содрав с неё ботинок. Добротная армейская кожа лопнула от одного прикосновения зазубренного когтя, а я от рывка впечатался головой в стену, раскроив лоб. В глазах помутнело. Зубы зверя клацнули у моей ступни. Я взвизгнул и влетел в криохранилище.

Медведь рычал и крушил когтями камень, который начал понемногу поддаваться яростному напору. По своду коридора поползли трещины, посыпались осколки, и я понял, что ещё чуть-чуть, и меня или похоронит здесь обвал, или сожрет этот монстр.

– Патроны, сэр Айвен! Зарядите разрывные!

А ведь точно! Я рванул с плеча ранец, вытряхнул из него несколько картонных коробочек разного цвета. Разодрал красную и снарядил обойму специальными патронами. При соприкосновении с твердым препятствием такая пуля разрывалась, нанося цели фатальный ущерб. Никакой зверь не выстоит, надо лишь попасть в нужное место.

Я постарался прицелиться, но руки тряслись, трясся весь коридор. Улучшив момент, я сделал несколько выстрелов в пасть твари. Оттуда брызнуло красным, но и только. Зверь взревел, окатив стены кровавыми ошметками, и еще яростнее принялся крушить камень когтями, продвигаясь по коридору всё ближе и ближе.

Стараясь успокоиться, я сделал несколько плавных вздохов и задержал дыхание. Пуля сделает свое дело, если только попадет прямо внутрь черепа, например, через глаз. Прицельная мушка подрагивала, медведь ревел, а я дождался совмещения важных точек в пространстве и плавно нажал пальцем на спусковой крючок.

Глок выплюнул сноп искр. Пуля сорок пятого калибра устремилась в морду зверя, сбрила клок шерсти с нависшей надбровной кости и вонзилась бы точно в маленький глаз монстра, но тот непостижимым образом просчитал мои намерения и в последний момент дернул огромной башкой. Пуля врезалась в переносицу, осколки посекли лоб, и только еще больше разозлили зверюгу.