Czytaj książkę: «Волчьи тропы»
Раньше я не верил. Трудно сказать, конечно, что не верил ни во что. Но так, как научили меня, подчас ценой собственных жизней, верить эти странные люди, я не верил никогда. А уж прожил, как сам считаю, в нашем опасном мире не так уж и мало длинных лет… Или зим, как правильнее. Зима – она ведь лета старше.
Они действительно многому меня научили… Словно подарили вторую жизнь, как сами это и объясняют. А в скором времени вслед за ними начал объяснять и я. И знаете, наверное, мне действительно этого не хватало – пусть даже навязанного силой, но участия, присутствия в некой схеме, надежной и прочной, как камень. Как гранит. Как этот круг людей.
А еще, может быть даже самое главное, эти люди научили меня надежде. Надежде на лучшее, да что там – все той же самой вере в себя и плечо побратима, что стоит рядом. Научили на самом деле верить, что холодные снега долгой зимы Фимбульветр еще не ложились на многострадальную Землю, возвещая о Конце Времен, а это значит, что у человека все еще остается шанс. За который, как это ни тяжело, так часто нужно сражаться. Они научили меня изменять путь и добиваться своего, хоть зачастую и очень высокой ценой. Такие простые, жестокие и странные люди…
Мир не умер, не верьте слухам. Те, кто считают так, убоги и бедны, они достойны лишь жалкой доли своей судьбы, которую оказались так и не способны изменить. Каким бы страшным, непредсказуемым или опасным он не являлся нам порой, это все же живой, пышущий красками Мир, за который, наверное, даже стоит умереть. Изменив себя, я не стал великим воином или героем, но сейчас хочу поделиться с вами бесценными крупицами приобретенного сокровища – этой нерушимой, закаленной в крови друзей верой, пронесенной через века. Даю вам слово, что пока существуют люди, подобные этим, до Зимы, до белого погребального савана, несущего человечеству покой и забвение, еще так успокаивающе далеко…
Сага первая
I
Бросок был хорошим. Пожалуй, можно было даже сказать – лучшим за все сорок последних. Нож все еще гудел, на полклинка утонув в изгрызенной доске мишени, а напарник Михаила коротко хохотнул, едва ли не подпрыгивая на месте, и хлопнул в ладоши, раскидав по останкам дома эхо.
– Десяточка!
Михаил поднял глаза. Действительно, десяточка… Что-то радостно бурча себе под нос, Владимир перебрался через перевернутый диван, подошел к стене и один за одним с натугой выдернул из мишени все три ножа. Оскалился, горделиво оборачиваясь к напарнику, и убрал оружие в чехлы наплечной портупеи. Поправил оттягивающие пояс подсумки, искоса взглянул на карлика, прищурился.
– Не подкачают? – Владимир неожиданно, словно нож метнул, сменил тему, возвращаясь к нудному разговору. – А, Миш?
Тот не ответил, вздохнул, откидываясь на спинку стула, и снова поднял взгляд к потолку. Он, конечно, тоже ожидание не любил, но и нервничать, как Володя не собирался. Придут они, придут, ведь тысячу раз уже говорил… Да и вообще, сказать честно, сейчас Михаила, против собственной воли опять погрузившегося в привычное состояние, занимал совершенно другой вопрос, нежели запаздывающие на встречу контрабандисты. Он попытался сосредоточиться, старательно выискивая в окружающей его природе ускользающий из-под носа ответ, но напарник снова не давал.
– Понимаешь, Миш, когда много времени ходишь, – он намеренно сделал ударение на последнем слове, подчеркивая независимый статус, – привыкаешь быть готовым ко всему… Ну, например, – он отбросил ногой гнилую доску, подходя к ярко освещенному солнцем окну, возле которого и сидел Миха, – они действительно неплохо вооружены?
– Владимир, – неторопливо изрек Миша, сдерживая очередной вздох, – я уже неоднократно рассказывал тебе, что это за люди. Это мои знакомые, партнеры, если угодно… Опасаться нечего, поверь мне. А вооружение?.. Ну, как ты сам думаешь, какое необходимо вооружение группе, собирающейся проделать полсотни километров марша с мешком денег за плечами?
Володя покачал головой, словно собирался оспорить слова напарника, но ничего не сказал и только поправил на голове широкополую шляпу. Отошел вглубь дома, к лежакам, которые они соорудили еще двое долгих суток назад, как только пришли в деревню. Задумчиво глядя в ободранную стену, напился из плоского бурдюка. Отложил на покосившийся стол и легко опустился на корточки к спальным мешкам, придвигая к себе две кожаные сумки, содержимое одной из которых через несколько часов если не сделает их миллионерами, то обеспечит безбедное проживание на ближайшую пару лет уж точно.
– Полсотни километров марша… – задумчиво пробормотал он, и от Михаила не укрылось, как, протянувшаяся было к сумке, рука рейнджера невольно легла на потертое ложе старенького арбалета. Словно невзначай, Володька все же притянул оружие к себе, проверил тетиву и сдвинул с бедра на пузо короткий открытый колчан.
Миша равнодушно вперил взгляд в пролом окна и вновь вернулся к так и не решенному с самим собой вопросу, приготовившись опять погрузиться в бесплодные раздумья. Над заброшенной деревней стояла тишина и только где-то на противоположной окраине изредка хлопала неугомонная ставня. Зря он, Володя, так суетится. Придут, посмотрят, ну может поторгуются для формы, хотя цену уже обговорили… Сколько раз сам Миха им товар сдавал? Много… Хотя, наверное, такая уж у бродяжника жизнь – в постоянном недоверии к миру. Невольно отвлекаясь от раздумий, Михаил бросил косой взгляд на напарника, возящегося с арбалетом в дальнем углу комнаты. И невольно поднял руку к груди, мозолистыми пальцами касаясь висящего под брезентовой курткой сокровища – противопехотной гранаты. Есть, конечно, и ножи и арбалет Володькин, да и у самого Михи тоже самострел добрый, но эффект, производимый на людей древней гранатой, всегда был наиболее ошеломляющим… Хотя всей своей простой и сильной душой Миха действительно верил, что до этого не дойдет.
– Пойду, пошатаюсь, – Володька вдруг двинул к дверному проему, мгновенно исчезая в высокой траве, по-настоящему непроходимой стеной окружавшей дом, и Миха заметил, что арбалет взведен.
– Ну, пошатайся, – негромко пробормотал сомкнувшимся за рейнджером кустам. Он с неприязнью вдруг понял, что опять начинает завидовать. Легкой походке, умению пройти через камыш, не потревожив птиц, ловкости и скорости напарника. Поерзал, отгоняя назойливые мысли, и посмотрел вверх, в июльское небо. Туда, где жил так и не решенный Михой вопрос.
Яркий день заглядывал в брошенный дом, гулял по пустынным улицам, умывался в темном колодце и усмехался над ломающим голову подземником, забавляясь его умению искать вопросы там, где любой другой, будь это хоть Горожанин, хоть Светящийся, просто прошел бы мимо.
Миша запросто мог ответить, отчего встал станок, как заменить систему водопровода в нижних этажах Убежища, сколько секунд калили клинок или как снова поставить на колеса сожженный отродьями тягач. Многие улыбались, качали головами, наблюдая, как он устанавливает контакт с найденным последней экспедицией на Поверхность старинным кинескопом, но умения и знания Михины оспаривать не брались, в случае любой поломки или нужды обращаясь именно к нему. И это не только в Сорок Пятом Убежище…
Сегодня же Михаил почувствовал, что двухдневное сражение им проиграно. Едва ли не с тоской поднимая глаза к дырявому потолку, он допускал самые смелые и отчаянные теории, но ответ так и не приходил.
Каким образом сорвало крышу, совершенно не покорежив стен и потолочных перекрытий, щербатыми оскалами дыр обращенных к ясному сегодня небу, Михаил понять так и не мог. Не один раз уже неторопливо обошел избу по периметру, осторожно и терпеливо перебираясь через завалы старой мебели и нанесенного ветром хлама, несколько раз взбирался под самый потолок, с необычайно умным видом осматривая срезы стен, и удрученно возвращался на прежнее место.
Миша еще немного придвинул к окну стул, догоняя ускользающий по грязному полу луч солнца.
Конечно, крышу могло рвануть взрывом, но тогда почему у стен такие ровные и не обоженные срезы? Кроме того, взрыв бы наверняка нанес еще большие повреждения самому дому, а то и поджег… Ураган, торнадо или смерч Миха просто отметал – произойди такое, и дом стал бы похож на высосанную яичную скорлупу, а так вроде даже кое-какая мебель цела. Ударная волна? Тогда крыша наверняка должна была находиться где-то в относительной близости, а в ближайших огородах и улицах Михаил ничего не нашел. Самую последнюю версию – что кто-то забрал крышу трофеем, осторожно сняв со здания – Михаил не принимал из-за нелепости… Хотя в наше время вообще все возможно.
Он заворочался на стареньком стуле и тот предупредительно застонал, заставляя седока перенести вес вперед. Старые вещи. Может быть, еще довоенные. Миха еще раз скользнул взглядом по нависающему над домом синему небу и тяжело вздохнул. К старательно подавляемому чувству нетерпения начало примешиваться что-то еще более противное и свербящее, как происходило всегда, когда Михаил не мог найти ответа на поставленный перед собой вопрос. Вопрос, касающийся Вещей.
Вещей любых, от пистолета до газонокосилки, чего угодно когда-либо сотворенного руками человека. Вещи говорили с Михой и он отвечал им. Заботой, уходом, одолжением второй жизни. Ржавый бак на берегу озера, моток каленой проволоки в кустах, кожух от двигателя или разбитая керосиновая лампа – все эти предметы в пальцах Михаила отвечали лишь на два вопроса: «откуда это?» и «что из этого можно сделать теперь?!». Потому что Миха был кузнецом. Незаменимым кузнецом.
Не в привычном понимании этого слова, от которого человечество и его боковые ветки отделяло несколько веков, но в расширенном. Были в этом слове и отсветы пламени горна на прокопченном лице подземника, когда из куска мертвого железа рождается клинок ножа; были тут часы долгой и кропотливой работы над заваленным инструментами и деталями столом, когда из горы пружин и болтов выходил удобный и надежный самострел; были сотни метров проволоки, искусно превращаемые в вязь кольчуги. Дерево, железо, пластик, ткань и глина – все было подвластно кузнецу.
Сила и решительность, пальцы, способные согнуть гвоздь, и плечи, на которых так удобно и весело катать детишек. Вещи говорили с Михой и он говорил с ними в ответ.
Конечно, были моменты, когда накатывала тоска. Зависть, уныние и что-то еще… По непрочитанным книгам, по неистоптанным дорогам, по небу, купол которого на протяжении всей жизни, как повелось издавна, заменяли стены и перекрытия родного Убежища. Вот Володька! Сколько лет рядом, а ведь их даже сравнивать нельзя – один ловкий и быстрый, второй неторопливый и упорный; тот стройный и высокий, этот в полтора метра не укладывается, руки до колен, в плечах шире двери; там ум, отточенный напряженной борьбой за Поверхность, тут стремление отрыть еще одну шахту и страх ко всему, что движется больше чем на двух ногах. Незаметно для себя, Миха тяжело вздохнул, машинально отламывая от гнилого подоконника маленькие щепки. Иногда он думал, что лучше бы ему было родиться все же человеком. Пусть даже на Мертвых Землях. Пусть даже с рождения обреченному на медленную смерть без потомства. Умелый, нужный, почитаемый, словно добрый клинок в семье охотника, но не человек…
Наблюдая, как тихо и стремительно Володька пересекает колодезную площадь, прислушиваясь к окружающей тишине и всматриваясь на скатывающуюся с горки дорогу, Миха залюбовался напарником. Жить Наверху – это по-другому. Опаснее, интереснее, живее, загадочнее. Убежища – «Ваулты», как говорили приходившие по прошлой зиме Миссионеры, действительно изменили поколения проживших в них людей, создав очередное ответвление в линии развития человечества и его современных подвидов. Хранители подземелий, собиратели последних крупиц технологий и чистой, незараженной Светом крови. Почетно?
Владимир еще раз обошел площадь, приблизился к колодцу, откладывая арбалет на край сруба, и неторопливо умылся из жестяного ведра. Вдруг неожиданно поднял голову, словно поднятый с водопоя зверь, и резко повернулся в сторону убегавшей в далекий лес дороги. Миха, чувствуя, как замедляется дыхание, медленно поднялся, скрипнув стулом и едва его не уронив. А рейнджер тем временем подхватил арбалет и бегом припустил в сторону их дома – единственного, что стоял среди десятка себе подобных, но без крыши. Правильно Вовка решил: подумают – не станет человек в таком, насквозь дождем пробиваемом, себе убежище делать, и обойдут, не заподозрив.
Рейнджер бежал пригнувшись, легко и быстро, словно по-кошачьи, и это сразу навевало тревогу, неясные такие мысли о засевших в подсолнухах стрелках. Миха прикоснулся рукой к груди, отгоняя мрачные думы. Но уже кольнуло в сердце, не отпуская, словно предчувствие… Если уж его напарник встревожен, значит и ему пора как минимум собраться – не станет Володька просто так в опасность играть. Ничего не будет, конечно, но приготовиться надо.
II
Володя нырнул в дом ровно тогда, как Миха вешал на плечо короткий самострел. Прыгнул к окну, пригибаясь за подоконником, и прошипел, почти не оглянувшись.
– Пешим маршем, говоришь?!
Кузнец замер, непонимающе всматриваясь в пустую площадь, и приготовился было ответить на обидный тон, как тут услышал сам, еще раз невольно сравнив свой слух со слухом напарника. В воздухе, нарастая с каждой секундой, рождалось рычание автомобильного двигателя. Владимир сдвинулся в сторону, откидывая шляпу на спину, и приподнял арбалет. Миха взял сумку.
– Ты выходишь и встаешь тут, – негромко повторил Володя то, что они уже не один раз обсудили за время пребывания в деревне, – стоишь боком, сумку с плеча не снимаешь. Постарайся, что бы все, кто рядом, были мне видны. Обрез свой взведи и держи под рукой, чтоб сорвать легче было, и в случае чего…
На дорогу, подпрыгнув на ухабе, вылетела машина – открытый багги, оплетенный сверху каркасом труб и поручней. Рванулась, словно хотела спрыгнуть в кювет, выплюнула из направленных в небо труб две полосы грязного дыма и, подняв стену желтой пыли, по главной улице понеслась мимо домиков. Мотор ревел, дребезжал и ругался, заглушая маты сидящих в машине людей. Володька обернулся, поднимая вверх три пальца и Миха кивнул. Багги прошел еще метров двадцать, вылетая на площадь, и резко затормозил, едва не врубившись в колодец. Поднятая в воздух пыль медленно оседала, покрывая машину и людей тонким желтым слоем.
– До колодца около двадцати шагов, – Володя не поворачивался, не спуская с прибывших глаз, – к ним не ходи, лучше пусть поближе подтянутся…
Мишка в последний раз кивнул, просовывая голову в ремень сумки, и неторопливо вышел из дома.
Люди выпрыгивали из машины, медленно, настороженно оглядываясь на окружающие площадь дома, заросли кустарников и высокую траву, оккупировавшую мертвую деревушку. Пыль, словно снег, продолжала оседать. Вот самый высокий из контрабандистов, тот, что сидел на запасном колесе, на самой корме, спрыгнул на землю, вынимая из машины одноствольную охотничью винтовку. Второй – лысый коренастый крепыш, уверенно вертел в руках подводное ружье. Злая дрянь – метровая железная стрела… Третий – водитель, весь затянутый в черную кожу, оставлять машину не торопился, так и не глуша мотор. Владимир собрался, до боли в пальцах сжав ложе арбалета. На площади, очень громко продираясь через кусты, появился Михаил.
Кузнец вышел, приветственно поднимая руку, и высокий помахал в ответ. Миха приблизился немного, словно ожидая, что ему пойдут навстречу, и замер, невольно поглядывая на позицию Владимира. Высокий что-то сказал лысому, положил ружье на плечо и неспешно направился к подземнику. Лысый же, с виду лениво, отошел к колодцу, и неожиданно для Владимира принялся разглядывать отпечатанные в пыли следы. Володька тихо матернулся. Крепко. Так, что умей он убивать словом, как Светящиеся, лысый уже был бы испепелен.
Тем временем Миха и высокий контрабандист встретились. Встали боком к дому, начали говорить. Метров пятнадцать, а то и меньше. Владимир чуть отодвинулся, готовый мгновенно вскинуть в окно арбалет.
И тут понял, что в доме еще кто-то есть…
Прыгнул в сторону, сбивая оставленный Мишкой у окна стул, и начал разворачиваться, как тут за спиной лязгнуло. Глухо зазвенела тетива и в следующий момент Володя понял, что его разворачивает уже в другую сторону. Сорок сантиметров арбалетного болта пригвоздили ногу к стене, а стрелок внезапно подскочил, дважды ударив ногой. Один раз в арбалет Владимира, выбивая из руки, а второй раз в грудь, заставляя упасть и задохнуться. Упал, обеими руками вцепившись в пробитое бедро, и жадно начал глотать гнилую деревянную пыль. Перед глазами возникли массивные подошвы армейских ботинок, потом его подняли за ворот куртки и посадили, прислоняя к стене.
– Юрик! – взявший его человек высунулся в окно, рукой давая отмашку высокому. – Готово!
Тот кивнул, очень-очень холодно улыбнулся и снова перевел взгляд на окаменевшего кузнеца, заглядывающего в ствол его ружья.
– Отлично, Зуб, тащи его сюда, – Юрик не отводил взгляда от темных глаз кузнеца, – а ты, коротышка, осторожно сбрось с плеча свою берданку…
Михаил повиновался, слушая, как валится в пыль его ружье. Арбалетный выстрел, короткий вскрик Владимира, направленный в лицо ствол – бред какой-то… И все же было в предавших контрабандистах что-то такое, что заставляло уважать даже под дулом. Что-то, чего Миха сколько в себе искал, найти не мог. И даже в Володьке… Что-то звериное, властное. Связался с псами, готовься к укусам, как говорил отец. Были конечно руки, которыми можно любого из этих порвать на половинки, было искусство, которому дед еще обучал, чтоб медведей пещерных с одной палкой валить, да и нож все еще оттягивал пояс, но… Был Володька в доме, были несколько бандитских стволов и главное – они не боялись. Ничего. Совершенно. А это означало, что даже убив Юрика, он бы ничего не добился.
Зуб, забросив за спину арбалет Владимира и перезарядив свой, покидать дом не торопился. Тщательно, с большим знанием дела он перевернул все вещи напарников, вскрыл пакеты, сумки и бурдюки, откинул лежаки и только после этого повернулся к Владимиру, все так и сидевшему у окна.
– Где? – коротко спросил он, заставляя рейнджера оторвать взгляд от арбалета – не походного, с каким он уже пять лет гоняет, а настоящего, боевого, с педалями и тремя режимами натяга при стрельбе. В него дали с самого слабого, а то могло и ногу оторвать…
– Засунь свой нос себе в зад и глубоко-глубоко вдохни, гнида…
Миха, отконвоированный к машине, услышал, как в доме кого-то пинают. Юрик обернулся, хмуря брови, и повелительно махнул лысому.
– Слышь, Толчок, глянь-ка пойди. Не дай Бог этот урод его пришибет… рановато, – добавил он, поворачиваясь к кузнецу. Подмигнул, – да, Мих? Небось, не ожидал?
Лысый мигом исчез. Водитель, затянутый в черное, наконец заглушил мотор, достал из-за ремней кожаного шлема сигарету и неторопливо закурил. Юрик прислонил ружье к колесу и вплотную подошел к подземнику, натурально нависая над ним. Протянул руку, вынул нож кузнеца, осмотрел, понимающе поцокав языком, и спокойно вложил обратно. Облокотился на машину.
– Ну, гномик, и где товар?
Миха отодвинулся, готовый в любую секунду запустить руку за отворот куртки, и так же спокойно взглянул на Юрика.
– Сначала покажи деньги и прикажи своим людям отпустить моего напарника… Не по-русски это ты поступил, Юрик… Как бы потом не пожалеть.
Контрабандист улыбнулся. Одними губами, тонкими и бескровными.
– Мы с тобой, кузнец, больше не работаем, ясно? Наверное, да… А если ты еще не до конца понял ситуацию в меру своего тугодумия и недальновидности, то я могу приказать сейчас вздернуть твоего дружка на колодезном лебеде. После чего ты все равно отдашь мне мое.
Говорили, как старые товарищи. Спокойно, без надрыва. Словно не обезоружил только что один второго, и не избивали в соседнем доме рейнджера. Просто поболтать приехали.
– А если пикнешь потом в этих местах об этом, то я и тебя вздерну, Миш, – добавил Юрик и обернулся к водиле. – Слышь, Серега, дай чипироску, а ты открывай суму…
В этот момент Миха быстро отступил на шаг и достал из-за пазухи гранату. А еще через мгновение, когда Юрик поворачивался обратно, Зуб и Толчок вышвырнули из высокой травы на площадь избитого, окровавленного и потерявшего сознание рейнджера. На какую-то секунду, но лицо Юрика перекосилось, как только его взгляд упал на зажатый в широченной ладони овал гранаты. Потом в глаза вернулся холод, он спокойно зажал сигарету в зубах и посмотрел на Владимира. За прошедшую секунду рейнджера поставили на колени, а к его голове был прижат гарпун.
– Огонь есть? – спросил Юрик.
– Прикажи отпустить его! – Миха старался подражать бандиту в спокойствии, но понимал, что голос все равно дрожит.
– Чего? – вроде как не расслышал Юрик. Вынул из губ сигарету, отложил на край машины и легко подхватил ружье, взводя курок. – Его отпустить?
А затем он мотнул головой в сторону и стремительно прицелился в раненого, разворачиваясь на месте. Толчок и Зуб шарахнулись в стороны, рот кузнеца открылся в так и не вылетевшем крике, а Юрик выстрелил. Даже не посмотрев, как валится в пыль тело рейнджера с пробитой головой, контрабандист повернулся обратно к кузнецу.
– Ты это имел в виду? – переломил ружье, выдергивая гильзу.
Это сон, наверное, подумал Миха. Вот сейчас проснусь у себя в комнатах, умоюсь, и в кузню, а там ребята подтянутся, новую решетку для шахт делать начнем… Просто страшный сон, в котором так вот быстро и совершенно недраматично убили одного из друзей. Но сон не уходил. Он стоял напротив, высокий и злой, и прикуривал от протянутой водителем спички.
Миха бросил короткий взгляд на Толчка с Зубом, которые уже присели над убитым напарником, прикинул расстояние до ближайших кустов и большим пальцем выбил чеку.
Сигарета, выроненная изо рта Юрика, медленно переворачиваясь, упала в желтую пыль.
Со всех своих коротких ног Миха ринулся бежать, вот-вот ожидая взрыва. Метнулись от машины водитель и Юрик, Толчок неожиданно поднял голову, упустив из рук нож Владимира, тотчас же подхваченный Зубом, а граната зазвенела по сиденьям и провалилась на дно салона.
Шаг, другой, третий. Отсчет секунд, сжатые зубы и ожидание ударной волны в спину, да приближающиеся кусты. А потом оглушительный выстрел – просто предупредительный в землю у ног, и снова тишина, хозяйничающая над заброшенной деревней. Миха отшатнулся и упал, взметнув облако пыли, замер, все еще ожидая, что вот сейчас рванет… Повернулся и сел, отряхивая лицо.
Водитель стоял рядом с багги, сокрушенно качая головой и вертя в руках неразорвавшуюся гранату. Юрик перезаряжал ружье, а к кузнецу неторопливо направлялся Зуб. Вот тебе и дедушкино наследство… Контрабандист подошел, за рукав куртки рывком поднимая на ноги, и замахнулся.
– Погодь, Зубастый, – Юрик вернулся к машине, принимая из рук водителя гранату, – не со зла он…
Подгоняемый чувствительными толчками Зуба, Миха подошел обратно к багги.
– Ну, Михаил, – высокий отложил гранату, – чем еще порадуешь?
Над ухом щелкнул раскрывающийся нож и Миха почувствовал, как ослабевает ремень Володькиной сумки. Дернулся, спохватившись, но тут же получил предупредительный тычок арбалетом в спину и опустил руку. Зуб перебросил сумку командиру. Из дома, волоча скатанные в единый тюк спальные мешки и сумки, появился лысый.
– Тут патронов немного и аптечка неплохая, – отрапортовал он, валя добычу в пыль у колес. Юрик кивнул, не отрывая взгляда от потертой сумки, и осторожно расстегнул замок.
– Я надеюсь, обойдемся без фокусов, кузнец?
Михаил не ответил. Стоял, опустив глаза, и старался не обращать внимания на упершийся в шею наконечник арбалетной стрелы. Юрик присвистнул, быстренько перевернув небогатое содержимое сумки, и отбросил ее в машину, оставив в руке черный прямоугольный футляр. Толщина в три пальца, углы скруглены, потертый такой, с остатками странных надписей – Юрик восторженно посмотрел на подземника и улыбнулся.
– Откуда?
– С юга, – неохотно ответил Миха, все еще не поднимая глаз.
– Кузбасс, Алтай?
– А ты у рейнджера моего спроси, – чуть более громко сказал подземник, мотнув головой в сторону убитого Владимира, – он принес…
– Ты мне поогрызайся, шавка, – Юрик снова надвинулся вплотную, – больше скажешь – дольше проживешь, Мишка! Это из шахт?
– Насколько я знаю, да…
– Ну, дела! – Юрик приподнял футляр в руке, давая своим людям рассмотреть матовую пластиковую крышку, – вы понимаете, ребята, сколько это будет стоить в Энске? – ребята не ответили и только Толчок неожиданно загоготал. Юрик снова вернул внимание к пленному. – Что еще знаешь?!
– Мало, – честно сознался Миха, разглядывая кожаную куртку контрабандиста. Цепи, нашивки, значки и зубы животных, а сама кожа – настоящая броня, – говорил, принести непросто было. Земли там недобрые, уходил быстро…
– Отродьев видел?
– Видел. Много. Почитай, прямо оттуда и принес.
– А он не Светится? – неожиданно подал голос водитель, озираясь со своего места.
– А хоть бы и Светился, – Юрик всмотрелся в надписи, но ничего понять не смог, – или ты, Серега за такую кучу денег немного поболеть откажешься? – тот неопределенно хмыкнул, но возражать не стал. – Да пусть это хоть самими отродьями и сделано… Денег сейчас такие вещи в Городе стоят…
На лице контрабандиста появилось мечтательное выражение.
– Слушай, Юрик, – неожиданно подался вперед Миха, – а сколько ты действительно за эту штуку заплатить готов был? – высокий посмотрел на подземника, опять растянул мертвые губы в ухмылке.
– Ты что, серьезно подумал, что у меня столько денег есть, карлик? Ну ты шутканул… Не собирался я ее у тебя покупать, – бережно положив футляр обратно в сумку, Юрик перемотал ее срезанным ремнем и убрал под сиденье машины. – Ну, ладушки, ребята. Будем, пожалуй, и в обратный путь сбираться…
Миха напрягся, поймав взгляд Толчка, уже одетого в повидавшую виды портупею Владимира, и невольно потянулся к собственному ножу.
– А с коротышкой что делать? – лысый приподнял заряженный гарпун. Юрик сморщился, уже поставив одну ногу на борт, и неохотно обернулся.
– Да отпусти ты его, Толчок… С такими бабками мы теперь навряд ли вообще свидимся, – он подмигнул неподвижно стоящему у машины кузнецу, – бывай, Миха, да лихом не поминай… А если что, то давай с нами двигай, все жизнь интереснее…
И тут Миха почувствовал, с огромным трудом отогнав подступившую было слабость, что почти готов был согласиться на предложение. Стиснул зубы, спокойно выдержав бесцветный взгляд контрабандиста, и отшагнул в сторону. Тот хмыкнул, кивнул.
– Самопал оставьте, да пару патронов, – распорядился Юрик, – а потом по машинам…
– Покиньте транспортное средство и осторожно сложите оружие на землю, – негромко, но отчетливо донеслось с другого конца площади, где дорога, протыкая деревню, убегала к реке. Все замерли и как один невольно обернулись на голос.
III
– Я сказал, вон из машины и оружие на землю, – немного громче и со звенящим в голосе металлом.
Юрик, так в машину и не запрыгнувший, слез обратно, оглядываясь на кузнеца.
– Я же просил без фокусов, коротышка…
– Это не со мной, – только и нашелся ответить Миха, невольно делая несколько шагов в сторону, чтобы выйти из-за колодца и рассмотреть говорившего.
– Не с тобой? – как-то раздосадовано повторил Юрик, тоже обходя колодец. – Тогда, скажи пожалуйста, что это за хрен с горы?!
Толчок, осторожно сместившийся за машину, и поднявший взведенный арбалет Зуб приготовились к бою. Рука водителя легла на ключ, готовая в любую секунду оживить мотор. Юрик прищурился, рассматривая стоящего на краю площади человека, и если бы Миха сейчас стоял не за его спиной, он бы сильно удивился, наблюдая, как расширились в ужасе глаза отчаянного контрабандиста. Но Миха не видел глаз, он тоже смотрел на неожиданно появившегося в игре смельчака.
Высокие, похожие на армейский образец, но покрытые странным красным узором, различимым даже отсюда, ботинки. Черные матовые штаны, ремешки, карманы. Прямо на простую, синего цвета рубаху без ворота, доходящую человеку до колен, был одет черный короткий бронежилет, из-под которого выглядывал широченный кожаный пояс, усыпанный серебряными бляхами. На груди, сверкая на темном фоне доспеха, шейная гривна, похоже золотая, и несколько амулетов на кожаных шнурках. Пояс оттягивали подсумки с оружейными магазинами, нож с костяной рукояткой, несколько кошелей, кожаная фляга и… Миха обмер, вначале не веря своим глазам. На левом бедре незнакомца висел меч. Не мачете, не тесак, которые так любят бродяжники, а самый настоящий меч в красных ножнах.
Рукава рубахи перехвачены в запястьях несколькими браслетами темно-оранжевого металла, на черных перчатках срезаны пальцы. Голову украшает немного неуместная в конце июля синяя суконная шапка с узкой меховой оторочкой, лихо сдвинутая на затылок. А на спине, наброшенный через левое плечо и под правой рукой, плащ – шкура бурого медведя, цельная, с когтями и головой, застегнутая на плече массивной бронзовой фибулой. На меховом плаще за спиной, свисая ниже пояса, покоится автомат. Сам же человек…
Миха видел больших людей, конечно. Был на ярмарках в Юрге, да Зеленом Мысу пару раз, приходили купцы и приключенцы, что могли руками отродье заломать, но чтобы к огромному росту и недюжей ширине плеч было примешано столько силы, смелости и презрения ко всему остальному миру… Мужчина был высок, широк в плечах и не менее широк в пузе; окладистая темная борода, усы и начинающаяся лысина там, где сдвинутая шапка позволила разглядеть. И уверенность. Способность пройти через всех этих контрабандистов, даже ножа не обнажив. И всех убить. Взглядом.
Здоровяк улыбался, добро, может только немного напряженно. Почти не поднимая на стоящих у колодца глаз, он продолжал чистить трубочку, привалившись плечом к старому забору. Дунул в нее, постучал о деревянные ножны, вытряхивая последнюю золу, неторопливо убрал в украшенный скрещенными топорами кошель.
– Ну? – спросил, поднимая глаза. – По-русски не понимаем?
Юрик что-то выдохнул, словно ему воздуха не хватало, рванулся к машине, протягивая руки к ружью, а из-за колодца уже вылетал целящий из арбалета Зубастый. Выстрел был негромким, различимым только благодаря висящей над деревней тишине, а потом Зуб споткнулся, разбрызгивая в воздухе красный фонтанчик, отбросил арбалет и неуклюже завалился вперед, оставшись лежать в очень неудобной для живого позе. Остальные замерли, глазами кося по окружавшим площадь крышам. Снайпер…