Czytaj książkę: «Комната. стихотворения»

© Андрей Драгунов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«…представь себе лес ещё существует. Шумят деревья…»

 
…представь себе лес ещё существует. Шумят деревья.
Мимо него проходят куда-то люди —
утром и вечером и, даже, ночью – еженедельно —
и в выходные дни, и в рабочие будни,
то есть в любое время. Когда погода
не позволяет выйти совсем из дома,
даже за хлебом – всё выглядит по-другому —
будто бы даже местность уже не знакома…
и взгляд поднимается выше самих верхушек
старых деревьев, чтоб точно увидеть небо —
не через ветки, которые можно слушать
при порывах ветра – с завтра до обеда…
Лес ещё существует – его границы
так же видны, как берег с кормы буксира,
что, уходящему в плаванье, будет сниться,
даже, когда в запасе уже полмира —
это ещё один вариант спасенья
от одиночества… Верх корабельной мачты
напоминает лес и его деревья,
что к облакам всё ближе уже маячат.
 

июнь 21. 2015 год.

«Ещё не дом, но комната уже —…»

 
Ещё не дом, но комната уже —
три на четыре с окнами на площадь,
на третьем, предпоследнем этаже,
где пьяная соседка в неглиже —
почти – с утра над газ. плитой хлопочет,
 
 
соорудить пытаясь на обед
хоть что-нибудь из нищенских припасов —
каких-нибудь копеечных котлет,
что любит так возлюбленный сосед…
и даже прячет пару под матрасом —
 
 
на всякий случай, чтоб не голодать
в ночное время, или спозаранку,
когда на службу надобно вставать,
а в холодильнике лишь только – Твою мать! —
и, высохшая год назад, баранка —
 
 
картина маслом… или же углём —
по крашенной стене – но впечатляет,
когда сосед с котлетами бульон —
и, кажется, как будто трезвый он —
скрепя зубами, молча уплетает.
 
 
Таков, увы, литературный быт.
Спасение лишь за закрытой дверью,
когда сосед после обеда спит
и счёт котлетам временно закрыт…
и есть возможность подсчитать потери.
 
 
Жизнь – есть всего лишь сумма мелких дел —
порой незавершённых – не хватает
то сил, то времени… и если не успел
всё завершить, как сам того хотел —
то, точно, кто-нибудь за это не похвалит…
 
 
не наградит за тяжкие труды,
не выдаст премию, не удостоит взгляда,
не поднесёт уставшему воды —
поскольку было больше ерунды
в его словах – ну так ему и надо —
 
 
за сказанное. Чей-то липкий взгляд,
как будто через стенку, проникает
в пространство, где ему никто не рад,
но он вбирает глазом всё подряд,
как будто – червь, но быстро уползает
 
 
к себе обратно и его следы
теряются на кухне и уборной
там, где ему достаточно воды
и, видимо, котлет, то есть – еды,
располагаясь, где ему удобно —
 
 
Такая жизнь, но с адресом теперь —
не лучший вариант, но и не хуже —
по крайней мере призрачная дверь —
спасает от естественных потерь
и от судьбы бездомного – к тому же.
 

июнь 22. 2015 год.

«Давай попробуем состариться – теперь —…»

 
Давай попробуем состариться – теперь —
не после, когда вовремя – до срока,
пока число назначенных потерь
не стало явью – грубой и жестокой
и не случилось что-нибудь ещё,
о чём потом подумать даже страшно.
За что, возможно, даже, не прощён
останешься – почти, как день вчерашний —
за невозможность всё вернуть назад,
к исходной точке, где ещё способ
всё изменить, хоть, дважды говорят —
не то, что в реку – в ванну – без вопросов
не влезешь и не сможешь повторить…
Давай состаримся теперь, двадцать второго.
В квартире на четвёртом будем жить —
ты, я и кошка цвета голубого,
как небо осенью за кухонным окном.
Нам повезёт – мы выживем, наверно…
Жаль в комнате отсутствует балкон —
он был бы кстати, чтобы осень скверной
не показалась. Чтобы внешний вид
деревьев – яркий – виден был с балкона,
та часть двора, где лампочка горит
и детский сад, с рождения знакомый.
 

июнь 22. 2015 год.

«Вот и ты, как будто навсегда…»

 
Вот и ты, как будто навсегда,
уезжаешь. Я один в квартире
остаюсь и капает вода…
мыши доедают дыры в сыре.
Медленно карабкается день
расставания, растягивая муку,
как для понимания … и тень
по стене протягивает руку
для рукопожатия. Молчу —
что ещё сказать – Прощай, наверно…
И слова упрёков пропущу —
ни к чему в дорогу портить нервы.
 

июнь 22. 2015 год.

За чтением рукописи

 
Судя по текстам, ему было больше лет,
чем в биографии – минус учёба в школе
для дураков, которые за ответ
платят обедом – голодные по неволе…
Каждая буква, как будто бы – год за два —
плюс осложнения с сердцем ещё в колхозе
от института и кругом идёт голова —
в перечислении – проще, наверно, в прозе
всё это высказать и не сойти с ума —
только поэтому «граф» не любил Шекспира —
проще без рифмы найти – чья во всём вина —
быть иль не быть, как сказано на полмира,
или куда-то дальше… Скрипи перо,
перебегая со строчки в другие дали —
может быть кончится рукопись и всего-
то останется – смазать с лица печали.
 

июнь 23. 2015 год.

«…вот и теперь – без вымыслов – только суть —…»

 
…вот и теперь – без вымыслов – только суть —
а рассказать-то нечего в ярких красках,
чтобы не так, как раньше – не как-нибудь,
как это было в русских любимых сказках
там, где Емеля и печка – почти… жена,
или же щука, своим плавником наморщась —
чтобы уже, действительно – всё сполна —
водка, аптека, уха, с постаментом площадь.
 

июнь 24. 2015 год.

«Когда идёшь по улице – из детства —…»

 
Когда идёшь по улице – из детства —
в какой-то дом, наверное, чужой,
где предлагают у дверей раздеться
и снять ботинки и… стоишь босой —
не вспоминаешь тех, кто жил и умер
на этой улице – считаешь фонари,
которые горят, как ночью пули
на поле боя и шипят внутри
разорванного тела. Старый город —
из прошлой жизни – парк, фонтан, дорога,
аптека рядом, листьев жёлтых ворох,
исписанных дождём – по-детски строго,
как в прописи. Сезон воспоминаний
о фонарях, что выше карусели…
за провода цепляются названья —
кустов и высохших почти уже деревьев
и улица молчит холодным камнем,
и дождь то капает, то продлевает скуку
молчанием своим – по ржавым ставням,
сводя на «нет» свиданье и разлуку.
 

июнь 25. 2015 год.

«Когда земля становится всё дальше…»

 
Когда земля становится всё дальше,
гляжу вокруг – где лучше приземлиться,
когда придётся – будто бы сквозь пальцы —
сквозь облака и посторонних лица.
Пейзаж – почти однообразно серый —
за исключеньем той зелёной крыши
в начале улицы – природа захотела
разнообразия – но видимого свыше —
не всем доступного, как будто для отчёта
перед Создателем о выполненной службе —
Сотри, я здесь… гляди из самолёта,
как будто крыша – это всё, что нужно
Создателю… Весёлый птичий клёкот
в небесной тишине – лишь отвлекает
от наблюдения за красотой полёта —
земля кругла, но кто об этом знает —
доподлинно, кто видит весь рисунок —
изгибы улиц, церковь на отшибе,
не освещённый ночью переулок,
священника на старенькой машине…
Гляжу на землю и считаю время
до приземления – уже совсем недолго
и самолёт согнёт свои колени,
расправившись удачно с чувством долга.
 

июнь 26. 2015 год.

«Где над рекой свисают облака…»

 
Где над рекой свисают облака,
курю на берегу, считаю капли
с плакучей ивы – пресные пока
и тем дороже, как родные камни
на том же берегу… и не стереть
с них капельный извилистый рисунок,
впитавшийся в измученную твердь
до основания, до складочки угрюмой
на мокром лбу – вода – кругом вода
и облака, что низко нависают.
О, облака! О, эти облака,
которые всё время уплывают
куда-нибудь – неведомо куда,
чтоб, вероятно, может быть – вернуться —
где ждёт их не солёная вода,
в которую ещё раз окунуться
и – стать моложе – всех перехитрить…
Сорвав одежду, искупаться в речке,
на берегу которой покурить
мне довелось, не думая о вечно
тогда ещё. Река и облака,
что в каменной слезе соединились,
в извилистом рисунке – на века
и там остались, то есть – растворились.
 

июнь 27. 2015 год.

«В середине июня все разговоры о температуре…»

 
В середине июня все разговоры о температуре,
о недостатке лекарства в ближайшей аптеке
от перегрева в сердечной мускулатуре
и о каком-то, виновном во всём, человеке —
даже без имени – только невнятная внешность
в упоминаниях. Градусник бьёт все рекорды —
минус какая-то там временная погрешность —
предположительно, то есть, возможность свободы —
передвижения. Кто-то пытается выжить,
прячась, как рыбка на солнце, за собственной тенью,
но получается – лишь положение ниже —
вниз по течению, где тишина и забвенье
перетекают – одно из другого… и дальше,
чтобы не встретиться с кем-нибудь из сослуживцев,
с тем, кто отправился вниз по течению раньше,
предполагая, что с ним ничего не случится,
но ошибался, поскольку июнь и… погода —
время не лучшее для продолжения жизни,
для сохранения, даже… Чего там свобода?
Передвижения? – это лишь взгляда и мысли —
в след улетающей, тающей маленькой птички,
что если б не градусы, то непременно – вернулась,
даже, хотя бы, рисунком на белой страничке,
в школьной тетради, откуда вчера упорхнула
после обеда, да, так и растаяла где-то
за горизонтом, куда человеку – лишь взглядом.
Температура горит, как в руке сигарета —
месяц – июнь – без надежды уже на прохладу.
 

июнь 28. 2015 год.

Из переписки

 
Не выходи из дома, чтобы увидеть мир —
ибо и так известно куда заведёт дорога,
сдав тебя на хранение, то есть – на карантин,
как обычную вещь, чтобы уже не трогать
и даже не вспоминать…
Кто тебя должен помнить!..
Может в углу кровать?..
Завтра, вчера… сегодня.
То есть – почти всегда —
вечная это мука —
разрозненные поезда…
назначенная разлука.
Пальцы длиннее рук —
до горлышка дотянуться —
не выходи за круг,
чтобы не разминуться
со стрелками на часах —
каждую ночь сквозь шорох
Ангелов в небесах —
крыльями. Спящий город
не оставляй, пока
не разглядишь дорогу —
ровную в облака —
чтоб напрямую – к Богу.
 

июнь 28. 2015 год.

Из другого письма

И. К.

 
Знаешь, друг мой, чтоб ни говорили —
всё-таки, совсем не так уж плохо
жизнь сложилась… как там – жили-были,
кажется. Не слишком одиноко,
если не считать болезнь и школу,
пару браков и поездку к морю,
где гуляя вечером по молу —
только с морем можно и поспорить
о превратностях – уже всего на свете —
так как половина за спиною
и… никто за это не в ответе —
не стучать же в стену головою…
да и толку… Медленно дорогу
переходит кошка, как мы в детстве —
некуда спешить и… слава Богу!
И не надо думать о наследстве…
за которое любой готов полцарства
променять, а жалко и копейки —
знаешь, друг мой в этом всё лукавство —
океан не вычерпать из лейки,
чтобы перелить в другое море…
облака такого не позволят —
просишь защитить тебя от горя —
будь готов платить за это горе —
чем угодно. Может даже смертью —
но своей – не вариант чужою…
Так что извещение в конверте —
только повод, чтоб с тобой поспорить,
не стесняясь больше в выраженьях —
жизнь и так пуста на половину —
если любишь вариант сложенья —
будь готов разглядывать руины
за соей спиной. Считать убытки,
как посуду в опустевшем доме,
что был весел, судя по открытке,
что пылится на твоём комоде,
покрываясь сигаретным дымом,
как углы банальной паутиной…
Жизнь – в действительности – оказалась длинной —
от того и выглядит старинной,
как какая-то старушка у платформы,
что торгует жёлтыми цветами,
провожая человека в форме —
целый век уже… и машет всё руками,
не надеясь, впрочем, что приедет
навестить – не в отпуск! – на неделю…
чтоб его увидели соседи —
как он едет, едет, едет. Едет.
Помнишь, друг мой, на мосту из Польши
мы курили, коротая время
до таможни, втаптывая в площадь
русский вариант преображенья
Родины, плевали на законы…
возвращались, как с войны солдаты —
думали, что будет по-другому…
а кругом остались виноваты…
и теперь спасают лишь чернила
из китайской ручки сторублёвой…
жизнь – в действительности – оказалась длинной,
что увидеть можно лишь с балкона
нового жилища в старом доме,
где и призрак-то уже не обитает…
Как у классика там, помнишь, в пятом томе —
Буря медленно, но верно умолкает.
Знаешь, друг мой, если не случится
нам увидеться в последний понедельник
месяца – пусть чёрная страница —
не окажется, действительно, последней.
 

июнь 29. 2015 год.