Cytaty z książki «Егерь Императрицы. Унтер Лёшка»

ранетых-то сколько, э-э-эх! Мне

Не зря же и её родный батюшка Мефодий Селантьевич кузнецом у нас в деревне был отменным. Кузнецыто, они ведь такие! Они ведь особливую связь с потусторонними

навсегда порывал со своей прежней жизнью и уже никогда не ощущал себя

печёный хлеб давать. Вон охфицерам

что опять же он заговор на то тайный знал. – В соседней Татьяновке у помещика Горюнова Ваську Рыжего до полусмерти, рассказывают, чуть было кнутом не запороли. А всё почему? А потому как дерзкий и нерасторопный вдруг этот холоп стал. Видать, не отошёл ещё молодой мужик от горя, с тех пор как его

придорожную пыль. Плавно выжимая спуск своего штуцера, он боковым зрением с удовлетворением отметил, как выпрыгнувший следом за ним Матвей вскидывает к плечу и свою егерскую фузейку. Хлоп! – и тяжёлая пуля штуцера откинула от спины офицера того разбойника, что уже примерялся его рубануть сзади саблей. Лёшка закинул оружие за спину и, выхватив шпагу, с громким криком ринулся на остальных разбойников. Бах! – разнёсся грохот фузейного выстрела, и большая круглая пуля, как перезревший арбуз, расколола голову тому, кто сейчас

настораживала. Было в ней что-то противоестественное

лал, ибо минут через десять мимо этой самой опушки проскакала целая сотня вражеских всадников, и свежие следы ног, выходящие

тели заняли старый османский лагерь, расположенный в двадцати верстах от места генерального сражения. На следующийшестьдесят знамён, сто сорок шесть орудий с принадлежностями, весь огромный турецкий обоз и лагерь со всем его имуществом

не переживай дядька, чай, поспеем к себе-то до дождя. До усадьбы всего-то ничего осталось, какая-то пара верст, и мы уже