Czytaj książkę: «Покоритель времени»

Czcionka:

Часть I. Институт

То утро выдалось ярким и солнечным. По тротуарам, еще не расплавленным полуденным солнцем, носились стаи воробьев. Их веселые глаза и чириканье разносилось повсюду, как – будто снова наступила весна. Они словно приглашали присоединиться к их веселой игре и ждали ответной реакции так, как это могут делать только птицы и дети. Было только начало дня, когда можно наслаждаться беззаботной птичьей игрой, а вот днем, когда наступит час расплаты, придется выпрашивать хлеб на вокзале. По тротуару, не обращая внимания на пернатых, шел молодой человек упругой спортивной походкой, напоминающей гарцующего жеребца. Он предвкушал будущее свидание, о котором имел договоренность с его новой пассией, замужней женщиной, осчастливленной тремя детьми. Она тоже была спортивна, даже чересчур. Ее т-образная фигура пленила его, ему нравились гимнастки, тем более такие красивые, как она. Моложавого человека лет тридцати звали Володя. Это пошловатое имя ему не нравилось. Он предпочитал, чтобы к нему обращались Володимир, или просто Вий с учетом его поэтического дарования и в меру красивого лица, которое казалось детским и мужественным одновременно. Ирина, к которой он так бодро шествовал, была дамой расчетливой, но не по мелочам, она всегда желала всего и сразу. Это ее качество так свойственно русским красавицам, что говорить о нем, все равно, что утверждать, что масло масленое или, что солнце – это не луна. Ириска, так к ней нужно было обращаться при теплых дружеских беседах, светских разговорах в магазине или на рандеву при выгуле крикливой, взлохмаченной собачонки, была женой военного. Ее муж капитан Манеев был довольно заурядным человеком, немножко туповатым и ограниченным, как большинство военных, склонным к заимствованию излишков на складе, нудным и всегда говорящим о погоде, футболе, рыбалке со щукой в фольге, грибах, словно это было самое главное в жизни. Иногда он разбавлял свою речь совершенно несекретными сведениями о достижениях своих знакомых офицеров, которые выбились в люди. Это возвышало его в собственных глазах и делало достойным его жены. Их поженили рано, сразу после школы, родители обо всем договорились, на том тогда и сошлись. Вий поднялся на крутой холм, с которого открывался прекрасный вид на горы, поросшие лесом и освещенные солнцем. Облака оставляли на них темные пятна, и вся эта пегая масть бежала наперегонки с ветром к новой неизведанной жизни, которой так хочется вкусить молодому пылкому сердцу. Сердце действительно стало биться быстрее. Вий прошел вниз по дорожке. Спуск был крутым и длинным, но это только придало сил старшему научному сотруднику, так как запасенная на горе потенциальная энергия облегчила работу его мускулов и членов, что способствовало его продвижению к желанной пятиэтажке, затерявшейся среди себе подобных, стоящих в один ряд почти вплотную друг к другу на склоне горы. Вот он желанный подъезд, – подумал Вий. На скамейке рядом с ним сидела старушка, видимо еще не успевшая оправиться от утренней часовой разминки. Вот это совершенно ни к чему, не хватало еще засветиться у соседей, – мелькнула мысль в голове Вия, но было уже поздно. Белесые, мутноватые, серые глаза выразили подозрение. Старушка проводила Вия гипнотизирующим взглядом и когда он взялся за ручку двери сказала: они нынче дома. Какая милая старушка, столько доброты и участия, и при этом у нее полный рот своих зубов, что отвратительно, – подумал Вий и произнес: Вам пластик будет милее, он греет душу. Поднявшись на третий этаж, соискатель любовного романа позвонил. Звук был очень приятным, ласкающим слух. Дверь открылась и в дверном проеме нарисовалась Иринка, та самая с которой он познакомился вчера на юбилее научной конторы, где ему посчастливилось работать. Ее лицо светилось счастливой улыбкой. Ничего не говоря, она впустила его. На ней были черные лосины, полупрозрачная футболка через которую просвечивала молодая, упругая грудь, длинные волосы ее были собраны в хвостик и сексуально покачивались при ходьбе. Она пригласила его в комнату. Вий вошел и сел в кресло. Он посмотрел вокруг. Его поразила обстановка. В глаза бросалась красноречиво молчащая бедность, которую старательно пытались скрыть раскрытыми книгами с цветными иллюстрациями, стоящими на полках, репродукциями картин. Собственно говоря, все было как у всех: диван, круглый стол со скатертью, телевизор и что-то на полу, Вий не успел рассмотреть. Иринка, сидевшая на диване, пригласила его к себе. Он ничего, не говоря, подошел и сел рядом, прижавшись бедром к ее теплой ноге. Сильная дрожь как удар электрического тока пробежала по телу Иринки, и вся она наполнилась сладострастным, переполняющим всё её существо новым, неизведанным ранее чувством, которое так неожиданно проснулось в ней в эту секунду, и которое можно было сравнить только с абсолютным счастьем. Вий привык, что его женщины обычно расспрашивали его о работе, о том, что его волнует, но сейчас все было по-другому. Неловкая тишина, казалось, никогда не закончится.

– Наконец-то ты моя, – прошептал он ей на ухо. Она ждала. Ты моя! – крикнул он голосом, срывающимся на цыганский фальцет. Вий хотел наброситься на нее в порыве клокочущей страсти, но она остановила его рукой и низким, грудным голосом тихо сказала: Раздень меня. Он понял, что настал час икс. Не спеша он снял сначала кружевные носочки, потом лосины, затем трусики из тонкого кружева, и наконец футболку с изображением Микки Мауса, который то ли подмигивал, то ли пытался дотянуться до ее сочной, упругой груди. Когда же мышонок перестал дразнить его, она вдруг резко повисла у него на шее. Ему ничего не оставалось, как взять ее на руки отнести в постель, находящуюся в другой комнате. Дальше все происходило как на борцовском ковре, стойка в партере, перевороты, кувырки, слияние разгоряченных тел. Вий понял, что Иринка была опытна и безжалостна. У него было ощущение, что он сдает ей экзамен на соревнованиях по спортивному сексу и никак не может достичь успеха.

– Почему ты смеешься? – спросила Ира. – Я выгляжу смешно?

– Нет, просто мне в голову пришла одна умная мысль. Такое иногда случается. – Какие у нее красивые и пустые глаза, – подумал Вий, – Странно, что я вчера этого не заметил. Эта мысль неприятно поразила его.

Ее красивое лицо, желанное тело, все ее существо притягивало его к ней с такой силой, что он то и дело пытался продолжить их любовную борьбу, но она словно повинуясь каким – то древним инстинктам, играла с ним в только ей понятную игру, наслаждаясь своим величием, как царица, которой все дозволено и все можно. Наконец она спросила: у тебя есть любимая женщина? Вий никогда не терял голову, он понял, чего она добивалась.

– Нет, у меня никого нет, если не считать соседки по лестничной клетке.

Она поморщилась. – Ты опять смеешься. Ну, так как?

– У меня никого нет, будь спокойна.

– Ты постоянно о чем – то думаешь, даже когда в постели. О своих женщинах?

– Успокойся. У меня бывают спонтанные минуты самоуглубления. Я так устроен, вернее не я, а мой мозг. Тебе надо к этому привыкнуть. Так кто же победил? – Вий привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. Ощутив ее упругое, молодое тело, он впился своими губами в ее чувственный рот. Его властный, сильный язык проник в нее, она словно провалилась в бездну и не могла дышать, лишь слегка отвечая ему. Они упали на постель. Вий был нежен с ней. Она поддалась его спокойной воле. Сладостное наслаждение все нарастало и нарастало, и вдруг они испытали такой экстаз, что забыли обо всем и застонали, судорожно сцепившись руками, стремясь разорвать друг друга на части. Им показалось, что произошел взрыв, и вся Вселенная рухнула и разнесла их на мелкие кусочки. Они обмякли и прильнули друг к другу с чувством благодарности. Вий целомудренно поцеловал ее в щеку. Она лежала в легкой истоме, наслаждаясь счастьем. Вдруг зазвонил телефон. Вий поежился, но внешне остался спокойным. Ира встала, взяла телефон и ушла на кухню. Вий только сейчас осознал, что имеет дело с замужней дамой, до этого он не придавал значения этому обстоятельству, считая его каким – то второстепенным почти не относящимся к реальной жизни. Он задумался. – Что такое наши отношения? Это временный любовный союз. Но ведь меня должны мучить угрызения совести, мы поступаем дурно. Почему этого не происходит? Если быть честным по отношению к себе, то меня сейчас больше всего заботит то, как бы ни попасться на глаза ее мужу. Но что-то в глубине души говорило ему, что он поступает дурно и что рано или поздно их тайна раскроется и все станут свидетелями их бесстыдства и разврата. – Можно ли считать подобные отношения чем – то дурным, не достойным честного человека? – размышлял Вий. – То, что происходит между нами очень походит на любовь, но духовно мы совершенно разные люди. Я это чувствую, хотя точно утверждать не могу, так как почти не знаю ее. Она, наверное, считает меня дон Жуаном, но я всего лишь, такой как все мужчины, может быть чуть удачливее, чем они. Никаких усилий для покорения женских сердец я никогда не предпринимаю, они сами вешаются мне на шею, главное выбрать ту, которая будет всех красивее и желаннее для других мужчин, ведь в их глазах тогда я буду выглядеть настоящим героем. В моей жизни был такой случай. Как – то поехал я на курорт полечить свой позвоночник. Прогуливаясь после обеда по авеню «Лесная жара» я разговорился с Виктором, да кажется, его так звали, точно не помню. Внешность его не соответствовала имени, он был довольно тщедушным человеком, слегка сутулым, и ходящим немного странно, не выпрямляя до конца своих колен. Несмотря на это, походка его была быстрой, холеричой, он то и дело поворачивал свою шею направо, как – бы пытаясь что-то увидеть, но потом возвращал голову обратно. Если бы частота этих сокращений была высокой, то можно было бы сказать, что он страдает тремором конечности, в качестве которой выступает его собственная голова. Было в нем что-то птичье. И вдруг эта голова, сделав свое привычное движение, произнесла шепеляво: Вы давно в этом оазисе разврата? Нет? Мне уже надо уезжать, а я еще ни разу не переспал, ни с кем. Что подумает обо мне моя жена? В этом месте мне видимо нужно было рассмеяться, я так бы и сделал, но на лице этого господина читалось настоящее страдание и искреннее переживание, которое редко можно лицезреть в наше прагматичное время. Ему хотелось согрешить вовсе не для удовольствия, а только потому, что он должен соответствовать образу идеального мужчины: быть большим начальником, иметь статус женского соблазнителя, быть сказочно богатым и самое главное, любить спиртное. Из всего этого джентльменского набора у него видимо было все, или почти все. Днем позже я увидел его у входа в вестибюль. Он стоял у стойки администратора, слегка приосанившись, глазея на проходящих мимо жертв болотной грязи. Вы когда-нибудь видели лампочку Ильича? Он превзошел ее в тысячи раз! Откуда взялся этот просветленный лик, блаженные глаза? Такое можно увидеть только у нас в церкви на пасху: святость, кротость, благоговение и чувство выполненного долга. Я поздравил его с половым дебютом. Эти воспоминания развеселили Вия. – Но если я так плох, то чем лучше меня те женщины, которые соглашаются на такие отношения?

– Ты опять смеешься, – сказала Ира, входя в комнату. Сережа с детьми сегодня приезжает. Он был у матери в Твери и будет дома с минуты на минуту.

– Мне нужно ретироваться? – ответил Вий. – А как же прощальный завтрак с красной дорожкой и фанфарами?

– Мне кажется, тебе нужна гипсовая пионерка с облупленным носом, а не порядочная домохозяйка, – с некоторым раздражением ответила Ира. – Она не будет утомлять тебя своими расспросами.

– Я не эксцентрик и не нуждаюсь в разговоре тела, только еще несколько слов о нашем порочном счастье.

– Все, мне нужно сделать еще много дел, – Ира пошла в коридор и Вию ничего не оставалось, как одеться и пойти за ней. Он хотел открыть дверь, но хозяйка притона резко остановила его и прильнула к дверному глазку, как снайпер перед выстрелом. Потом она открыла дверь, убедилась, что никого нет и вытолкнула Вия на лестничную клетку так, как выплевывают жевательную резинку после употребления. Дверь захлопнулась.

Вий был ошарашен. У него было ощущение, что им попользовались, а потом выбросили на улицу как непослушного щенка, который изрядно надоел. – Странное чувство, я радуюсь удачному свиданию и одновременно с этим ощущаю себя как порочная женщина, которая только что отдалась. Наверное, все дело в том, что мне не заплатили. Ну и пусть, все равно я рад, что добился своего, не надо обращать внимание на мелочи. Вий спустился по лестнице вниз. У подъезда на скамейке сидела рота старушек и о чем – то шепталась. Их разговор, струящийся в раскаленном дневном воздухе, напоминал песнопения сибирских племен, сопровождающихся какофонией железных протезов. Когда Вий проходил мимо бабок, они дружно посмотрели на него, а он, перейдя на строевой шаг, повернул к ним свою голову как генерал, принимающий парад. Знакомая старушка крикнула: вольно! – Вам зубы не жмут? – парировал Вий.

Ира подошла к окну. Она увидела, как Вий садится в такси. Машина тронулась и поехала. – Вот так и жизнь пройдет, – подумала она. – У меня было много ухажеров, но этот превзошел всех. Ира вспомнила, как они вчера познакомились. Она собиралась на концерт, когда ей позвонил знакомый военный. Миша был влюблен в нее уже давно, он постоянно искал с ней встречи. Даже жена не могла его остановить. Миша говорил ей, что у него с Ирой дружеские отношения. Но как такое может быть, если они под ручку следовали повсюду, совершенно не смущаясь того, что о них скажут люди. Такие высокие отношения могут быть только в прайде и у Иры, потому что только она одна из всего лесного общества доросла до них, а у Миши было алиби: он страдал любовным недугом.

– Ириска, ты идешь на юбилей? – неровным хрипловатым голосом спросил Миша и добавил, – Я уже заказал столик.

– Да, Иванов, – ответила она, – я участвую в концертной программе. Она всегда называла его по фамилии, что говорило о том, что он один из многих. – Встретимся у входа в кафе.

– Хорошо, прошептал он, – и закашлялся, – я буду ждать тебя в семь.

Ира любила интриги. Это наполняло всю ее жизнь трепетным волнением и предвкушением эффекта, который она произведет на всех при своем появлении. Она и сейчас решила так поступить. Ира повторила свой танцевальный номер перед зеркалом, прошагала его в пол ноги, воспроизводя в уме недостающие движения. В зеркале она увидела какую – то красивую девушку, которая была милой, гибкой и не напудренной. Она молниеносно исправила все недостатки, взяла свой концертный костюм и выбежала на улицу.

Иванов уже полчаса томился в ожидании. Он выкурил пять сигарет и начал изрядно волноваться. Когда он увидел Иринку, то обомлел. Она была великолепна в белой коротенькой юбке, чуть прикрывающей упругую попку, и блузке неопределенного цвета с цветными разводами, глубоким декольте и отрытыми плечами, что всегда приводило в восторг окружающих. Стройные и аппетитные ножки приковывали взгляды проходящих мимо мужчин. Румяное, свежее лицо и грудь, слегка колыхающаяся вверх-вниз при ходьбе, загипнотизировали Мишу.

– Ты неотразима, как всегда. Все уже собрались. Миша взял ее под руку и прошел с ней в кафе, где торжественно играл духовой оркестр. Им было приятно появиться на празднике вдвоем, на них обратили внимание многие, особенно мужчины. Женщины зашептали: Она мать троих детей, а появляется в обществе с этим. Их завистливые глаза готовы были растерзать Иринку на части. Пройдя вестибюль, пара распалась: Ира пошла в гримерку, а Миша остался ждать жену. Она обещала приехать позже. Публика все прибывала и прибывала. Возле сцены стояли столики, уже заполненные сотрудниками научного учреждения. Дамы оживленно обсуждали наряды друг друга, мужчины сдержанно травили анекдоты, все были в приподнятом настроении, предвкушая зрелище, явства и напитки. Несмотря на кажущееся изобилие все было довольно скромно, только холодные закуски, фрукты, вино ну и конечно красная икра, как символ полета научной мысли. О горячем никто не спрашивал, все надеялись правильно рассчитать свои силы. Вдруг оркестр перестал играть, зазвучали фанфары, немного фальшивя, что не испортило впечатления. На сцену не спеша поднялся директор фирмы Петров Николай Иванович в своей неизменной черной тройке, галстуке и лаковых ботинках, как эстрадный артист феодальных времен, внешне он был похож на Карла Маркса. Николай Иванович начал свою речь со слов «В некотором царстве, некотором государстве». Это единственное, что было интересного в его докладе, все остальное вызвало скуку и перешептывания. Нашелся человек, который начал было комментировать речь шефа, снабжая свои слова гримасами и пошлыми шутками, но на него зашипели и он, наконец, угомонился, освежив себя рюмкой коньяка. Сладостная речь с похвалами сотрудников и отделов была слегка омрачена жужжанием мухи, но ее не без труда прогнал официант, что вызвало смех и аплодисменты. Наконец, праздничный, разговорный ритуал был завершен, шеф поздравил всех с юбилеем и спустился вниз. На сцену поднялась пара: муж и жена с красными папками в руках. Это были лица, приближенные к начальнику, сотрудники его управленческого аппарата. Мужчина был совершенно лысым, женщину украшала нитка пластмассовых бус и высокая прическа с шаром из волос. Конферансье приступили к своему нелегкому труду или как сейчас говорят служению, но служению кому осталось загадкой, так как ведущие не говорили, что кушать подано, служение, же искусству или богу было исключено, так как фирма была научной, а артисты самодеятельные. Конферансье по очереди зачитывали текст, стараясь выглядеть непринужденно, из чего следовало, что надо смеяться или, что томления закончились, так как на сцене сейчас появится следующий участник со своим уникальным номером. Непринужденная болтовня ведущих, становилась все смелее и смелее от номера к номеру благодаря бутылке вина, заботливо припрятанной за огнетушителем. Голоса со сцены доносились до гримерки, где сидела Ира. Она наносила последние штрихи к своему сценическому образу, когда ее позвали наверх. Ира не спеша вышла из комнаты и пошла по старой винтовой лестнице. Когда она поднималась из окон дуло, ей пришлось укутаться в олимпийку и бегом забежать за кулисы. Там уже толпились артисты. Все они были представителями отделов и групп научного института. Из всей этой разношерстной толпы ей на глаза попался молодой человек, который разительным образом отличался от всех. Внешне он не был красавцем, но в нем ощущалась внутренняя мужская красота и обаяние, которое сразу начинает ощущать женщина, попавшая под гипноз его присутствия. Лицо молодого человека было симпатичным, можно сказать даже красивым, фигура была идеальной, широкие плечи, узкая талия и бедра. Он был очень живым и подвижным, как ртуть, легким в общении, и успевал шутить и подтрунивать над всеми. Ира не спускала с него глаз, она еще не понимала, что происходит, но уже почувствовала к нему такую тягу и заинтересованность, что на мгновение забыла о своем выступлении. Это был Вий. Вдруг он оглянулся и увидел перед собой ослепительную красавицу, скромно ожидающую своего выхода на сцену. Женская половина, глядя на Иру начала шептаться. Вий непринужденно прошел мимо красотки несколько раз, стараясь привлечь ее внимание, потом подошел к краю кулис возле задника и остановился как – бы невзначай. И тут Ира увидела Вия со спины. Его широкие плечи и упругие ягодицы привели ее в сильнейшее волнение. Ира тоже несколько раз прошлась мимо Вия, но не решилась с ним заговорить. Это было первый раз в ее жизни, обычно она с легкостью знакомилась с мужчинами. В это время на сцене заканчивал свое выступление многоярусный хор. Они пели что – то церковно – славянское со свечами в руках, и пение их было настолько жалобным и заунывным, что Вий пошел раздавать конфеты артистам, говоря, что дай бог не в последний раз. Когда он подошел к Ире, она несколько смутилась, но приняла божий дар, а спасибо сказать не решилась, настолько велико было ее волнение. За хоровым пением, как и за другими номерами, наблюдали зрители. Среди них затерялся столик с Михаилом и его женой Вероникой. Они сидели недалеко от сцены и ждали выступление Ириски. И тут прозвучали слова: А сейчас на сцене появится наш гениальный поэт Владимир Белов с новыми главами своей нетленной поэмы «Наукоград» о нашем институте. Зазвучала торжественная музыка. Это была фонограмма. Мелодия была похожа, то ли на «По улице ходила большая крокодила», то ли на «Тушь», но без звона тарелок. На сцену вышел Вий. Его сразу все узнали и захлопали в ладоши. Луч яркого света осветил поэта. И тут вдруг неожиданно из – за кулис вышла девушка, одетая в средневековое платье с лютней в руках. Она села на стул рядом с Вием и начала играть старинную мелодию. Вий начал декламировать свои стихи:

Краса

Все краски неба на тебе,
Твое лицо ловлю в тумане,
А изумруды на стекле
Цветут хрустальными углами.

Не в той стране она живет,
А я лишь угол дома где – то,
Чета белеющих берез
На изголовье возле брега.

Размазан фон, но ты одна
Распалась на цветные блики
И грудь твоя лишь мне мила,
Я так люблю тебя нагую.

Не краски мне нужны, а холст,
Я нарисую тело маслом,
А ты уляжешься ничком
Среди моих кустов кудластых.

Пусть мир раскрашен, ты моя
Все краски растворились где – то,
Мне нужен вечный идеал
И ты его являешь с цветом.

Холст, масло и цвета всегда
Все это гения краса.

Грезы

В любви твоей нет проку вовсе,
В ней все цветущий аромат,
Скользящий по узорам окон
В снегах, укутанных в ночах.

Я все ловлю усладу слова
Твоих неспешных глаз, речей
Изогнутая шея слова
Изящна как кувшин идей.

В любви твоей нет слов, но речи
Исполнены журчащих волн,
Накатывают смыслы, позы
В моих страданиях за сон.

В тех грезах ты, а я лишь путник
В краю белеющих берез,
А ты все ветром треплешь кудри,
Ласкаешь бархатом в засос.

Все в жизни этой мне не мило,
Лишь ты услада слов незримых.

Бесконечная любовь

Я вас любил когда – то нежно,
Вздыхал, робел, стеснялся, рдел,
Но это все ушло бесследно,
Я вновь хожу навеселе.

Там в рощах я гуляю смело
И наслаждаюсь красотой
Ее непомнящего взгляда
И нежной чистою красой.

В ее лице ловлю усмешку,
Глаза сверкают с хитрецой,
И стрелки бегают от сердца
С моей нечаянной тоской.

Я преклоняюсь перед Богом,
А перед ней предстать хочу
Полугалантным, трезвым слогом,
Струящимся сквозь кожуру.

Она впитает яд любовный
И отрезвится бытием,
А я возьму ее в объятия
Своим нечаянным челом.

Так жизнь струится Богом милым,
Любовь ее лишь из могилы.

Озарение

Твои желания незримы,
Взор округляет долготу,
По серпантинам нежных линий
Скругляет форму не к утру.

Стремление его сквозь проседь
Той жизни иступленный вой,
В глазах его ее березы
Сережек мишура с тобой.

Склоняет ветер стройный полог
Из нежности и доброты,
Взлетает на ветру стих робок
В душе ее заторможу.
Так много ветра, мало дела,
Пусть это только все созрело.

Зной

В любви твоей не вижу горя,
Горька судьба моих берез
В краю изысканных растений
Она растет средь ранних грез.

Проснулись реки и озера
Среди холмов и гор утес
Склоняет волосы чертогом
Ее стан гибкий вдоль полос.

Что в тех тенях, лишь скудость зноя,
В чем смысл немого бытия?
Войду и я в ее чертоги,
Чтобы отдаться навсегда.

Все в ней трепещет зноем лета,
Но песня наша не допета.

Сомненье

Не в том ли состоит сомненье
Чтоб насладиться красотой,
Природы чудной вдохновение
И мысли тронутой строкой.

Когда кружится стружкой мягкой
Твой локон над лицом моим,
В глазах твоих я отражаем,
Но в них не только я один.

Во что поверить предлагаешь?
Не в вере Бог, а в красоте,
В лучах твоих ресниц крылатых,
В речах, струящихся в разбег.

Я не прильну к тебе губами,
Ты не полюбишь, все прошло,
В ночи ее мои печали,
В моих, немое существо.

Пусть вся любовь испепеляет
Оставь чуть-чуть хоть для печали.

Приятный голос Вия заворожил всех. Бархатистое и мягкое звучание лютни обволакивало негромкую речь, слова струились и переливались как потоки журчащего ручья и брали за сердце так, что многие женщины в зале всплакнули и стыдливо спрятали свои лица в платки. Мужчины были потрясены не меньше. Никто не ожидал такого выступления, все были настроены на патриотические стихи. Когда прозвучали последние слова Вий сказал: сейчас вы услышали мои сонеты и старинную английскую музыку, автор которой неизвестен. Мне аккомпанировала сотрудница нашей группы Лана Горбункова. Раздались бурные аплодисменты, переходящие в овации, многие встали, демонстративно хлопая в ладоши.

– Браво! – кричал Миша. Вероника чуть не разрыдалась от нахлынувших на нее чувств. Она не могла понять, что так вскружило ей голову, сонеты или сам Вий. Вероника была просто перевернута, она вдруг почувствовала, что теряет голову, ее охватило чувство счастья и желание познакомиться с поэтом. Аплодисменты продолжалось еще несколько минут. Наконец Вий раскланялся, взял под руку Лану и удалился с ней за кулисы.

– А сейчас на сцену приглашается заезжая знаменитость, мировая звезда балета Ираида! – сказала женщина с бусами и тряхнула головой. Волосяной шар на ее макушке мгновенно распустился и накрыл ее хрупкие плечи шелковистым, густым одеялом. Женщина энергично тряхнула своими волосами и быстрым шагом ушла со сцены. Все захлопали. Зазвучала тягучая восточная мелодия, в которой отчетливо слышался звук флейты, оркестр лишь дополнял ее звучание. Музыка была необычайно красивой, она напоминала восточные узоры и арабскую вязь. В голове у Миши сразу завертелись картины восточных дворцов и гаремов. Вероника тоже с интересом наблюдала за происходящим. На сцене показалась Ириска. Она выбежала на самый центр сцены и остановилась, жеманно прижимая к себе легкое, газовое покрывало, через которое просвечивало белое тело. На ее голове красовалась корона с драгоценными камнями, лицо наполовину было закрыто платком, свисающим поверх роскошных пушистых волос. Ира отбросила покрывало и платок и осталась в одних прозрачных шароварах. Ее голая грудь привела всех в дикий восторг. Мужчины засвистели, женщины были настолько шокированы, что не могли сдвинуться с места. Руки танцовщицы начали свое пластичное движение, корпус извивался в такт музыке, ритм которой еле угадывался. Пластика движений чередовалась с акцентами и фиксированными позами. По рисунку танца и жестам читалась история любви, как водится несчастная, но страстная и всепоглощающая. Матовая, белая кожа лица, блеск глаз, внутренняя наполненность, красота движений, все это завораживало настолько, что все забыли, где находятся. Ира извивалась как змейка, меняя ракурсы, двигаясь то по диагонали, то по кривой. Ее головокружительные вращения и батманы оканчивались фигурами и позами, плавно перетекающими друг в друга. Миша был на седьмом небе от счастья, ему казалось, что он попал в какой – то волшебный, сказочный мир, где существует только он и его возлюбленная. Сдержанная внутренняя страсть танцовщицы передалась Веронике, она прижалась к Мише и представила себе, что это она сейчас на сцене танцует для него. И вот зазвучали последние такты музыки, Ира сделала завершающее движение и остановилась. В зале воцарилась такая тишина, что казалось если пробежит микроб, то это будет слышно. Понимание того, что все сейчас стали свидетелями гениального исполнения восточного танца еще не пришло. Вдруг раздались редкие, негромкие аплодисменты. Николай Иванович первый из всех пришел в себя, он как начальник подал пример своим сотрудникам. Его поддержали несколько человек, потом к ним присоединились все остальные. Отдельные хлопки перешли в бурную овацию, со всех сторон слышались возгласы «Браво!», мужчины побежали к сцене, что-то выкрикивая и жестикулируя руками, началось что-то невообразимое. Все это помешательство казалось, никогда не закончится. Несколько мужчин прошли на сцену, они подняли Ириску на руки и понесли ее за кулисы, занавес опустился.

– Концерт окончен! – объявили хором ведущие.

Миша и Вероника ждали, когда Ириска придет и сядет к ним за столик. Вдруг она показалась в зале. Когда Ириска шла, все оборачивались и смотрели на нее как на богиню, которая только что сошла с небес. Ее грациозная поступь с высоко поднятой головой, прямой спиной гимнастки и ослепительной, белозубой улыбкой производила сногсшибательное впечатление на мужчин, а женщины чувствуя в ней соперницу, старались привлечь к себе внимание своих мужей и молодых людей, чтобы отвлечь их от этой порочной соблазнительницы.

– Богини живут среди нас, – сказал Миша. Он поцеловал руку Ириске, галантно встал и предложил ей сесть.

– Благодарю покорно, как вам мое выступление? – спросила Ира.

– Ты была восхитительна! – глядя на Веронику запинаясь, ответил Миша, – Вероника, а тебе понравилось?

– Да, конечно, не только восхитительно, но и гениально! – Вероника с плохо скрываемой злостью посмотрела на Мишу. Ее ревность рвалась наружу, но она сделала над собой усилие и сдержалась.

Ира почувствовав, что начинают разгораться нешуточные страсти решила подлить масло в огонь. Она стала пристально смотреть на Михаила, буквально сверля его глазами. От такого внимания даже немой бы заговорил. Положение спас проходивший мимо Вий.

– Ваш танец мне совершенно не понравился, все это так старомодно. Я предпочитаю чистую классику, вам она будет к лицу, – невозмутимо сказал он, – вы будете в ней несказанно хороши, как я со своими сонетами.

– Ваши опусы были некстати, уж лучше бы вы озвучили свою поэму, – ответила Ириска. Она впервые в жизни услышала о себе такие дерзкие слова, кровь прилила к ее лицу, и она чуть было не запустила в Вия столовским серебром, но вовремя опомнилась и взяла себя в руки.

– О, Вий! Садись с нами, сейчас подадут горячее, – обрадовался Миша.

– Мне кажется уже горячо, как – бы не обжечься. Сударыня, я нарочно вас раззадорил, вы меня заинтересовали. Что вы делаете сегодня ночью? – не унимался Вий.

– Я буду стирать, готовить, смотреть телевизор, думаю, к утру все успею сделать, – ответила Ира.

– Какой в этом смысл? Бал уже состоялся или вернее только начинается.

Заиграла энергичная музыка и все устремились к сцене на танцплощадку.

– Приглашаю вас на танец, мне нравится свободная пластика, а вам? – Вий встал со стула и подошел к Ире. Она, ничего не говоря, тоже встала и грациозно подала ему свою руку.

– Пластика хороша в постели, но и танцы ее не испортят, – спокойно ответила Ириска, – Называйте меня Ирой, вы единственный мужчина, который мне здесь интересен, – добавила она, – Почему вас так странно зовут?