Czytaj książkę: «Лис. Град проклятых»

***

Невыразимый, липкий смрад, забивающий глотку до спазмов при вздохе, казалось, стал осязаемым. После скользкий от отвратительной слизи коридоров, стены которых шевелятся живым ковром опарышей, они, наконец, сумели прорваться в огромный зал, освященный мертвенно-беловатым светом скальных кристаллов иного мира.

– Матерь божья, дай нам силы! – смутно-знакомая фигура в длинной кольчуге и иноземном шеломе, размашисто перекрестилась.

Войдя в пещеру, он оскользнулся на чем-то мерзком и чуть не растянулся на омерзительных останках. Весь пол огромной пещеры был сплошь, словно ковром устлан гниющими мясными объедками и обрывками плоти с костями: повсюду лежали клочья шерсти и оторванные конечности. Совсем рядом скалился вечной улыбкой упрека, ему, защитнику и богатырю, человеческий череп. В центре адского логова возлежало оно: одним своим видом способное довести до безумия человека слабого духом, многопудовая гора мышц и грязной, гнилой плоти. Чудовищная, вздувшаяся, гигантская скотина, покрытая редкими клочками серовато-розовой шерсти, почти пушка, цепляющаяся длинными, голыми крысиными хвостами, ровно щупальцами, за своды пещеры и ее стены. При появлении людей тварь подняла омерзительную, размером в пол боевого коня, крысиную голову под свод пещеры, уставившись на пришельцев мутными, выпуклыми бельмами глаз – каждое величиной с кулак взрослого мужчины.

– Святые угодники! – повторил воин рядом, а тварь оскалилась – мощные волны всесокрушающей паники ударила в виски зубодробительным наплывом, почти сбивая с ног. Существо приоткрыло смрадную пасть, и люди услышали в головах вопли десятков людей разом, взывающих к бегству – проклятое исчадье умело насылать морок!

– Спаси и укрепи силы наши, Господи, – шепчут губы, а трясущиеся руки уже шлют стрелу за стрелой в тушу – крылатую смерть в глотку, в голову, в брюхо, покрытое оспинами и сотнями сросшихся, трясущихся крысиных лапок – получи, мразь! Нечто подняло голову еще выше, разинув гигантскую, как пещера, пасть полную слюнявых клыков, и издало жуткий, богохульный вопль – он похож на жалобный стон блудницы и предсмертный крик одновременно, но в десятки раз мощнее: с переливом, переходящий в вой с клекотом. Казалось, сам Ад с чертями и грешниками сейчас вопил из глотки чудовища! Закрыть-закрыть уши быстрее, чтобы не слышать, чтобы прекратило! Пока не лопнула голова, пока не затмило глаза кровавой пеленой тумана.

– Бей суку, пока выводок не примчался!

Воин в длинной кольчуге бросается вперед, но один из хвостов, толщиной с бревно, хлестким ударом сбивает с ног – к вам устремляются одновременно десятки щупалец, похожих на косматые, слизистые крысиные хвосты.

– Господь – сила моя, да укрепит руку мою… – верный меч и сабля ссекают одно щупальце за другим, но как не ловчишь, как не стараешься – их слишком много. Они обвивают ноги и туловище, скрежещут по-кольчуге, в попытке добраться до живого. Стальная хватка сжимает грудь затхлой мертвечиной, поднимает ввысь, под свод пещеры – меч все еще рубит и рубит, тварь ломтями теряет свою плоть, но вместо срубленных к добыче устремляются новые отростки. Они тянут к разверзшейся как пропасть в Преисподнюю пасть, в мутных бельмах глаз явственно читается торжество: там, в пасти, глубже, видны подрагивающие внутренности и шевелящиеся живые мертвецы, тянущие вверх руки. «Спаси, Божечка… Только не так!» – мелькает мысль, и ты падаешь прямо в зловонные врата Кромки.

– Лиса, нет! – холодный пот покрывает все тело – этот дрянной сон преследует. – Зачем? Зачем ты это показываешь мне вновь и вновь?

– Так надо, – звучит в голове.

– Кому надо? Зачем надо?

– Тебе. Думай. Знай.

Вновь он один – Лисы рядом нет. К этому долго привыкать. Если вообще возможно привыкнуть. Лисы нет, и больше, как прежде, не будет.

1 глава. Клятая Встреча

«Мы навлекаем на себя ненависть, делая как добро, так и зло».

Никколо Макиавелли.

Дряговичская земля никогда не славилась урожаями, дичиной или серебром. Тысячи комаров, гнуса и оводов, заклятые, глухие места куда ворон костей не таскал – вот все богатство местной земли, сказал бы человек сторонний. И был бы прав лишь отчасти. Не было здесь и многолюдно, но местные болота давали руду, а она – кровь в жилах любой рати, любого войска! А потому землю эту всегда старались прибрать к рукам – готы, гунны, авары, а за ними варяжские и местные, славянские князья. Болота хранят память о тысячах чужих ратников – порубанные, пострелянные ядовитыми стрелами, они спят вечным сном в их топях. Порой и сами болота выплескивали хищное щупальце из своих недр в чужие земли: быстрые, жилистые местные воины в своем легком вооружении, легкой, напористой, особой походкой, присущей только жителям этих земель, ходили далеко окрест, брали на копье чужие городки и села. И тогда тянулись вереницы понурых пленных в недра дряговичской земли. Для многих из них судьба была горче смерти: темные, суровые боги местных земель – всегда были голодны до человечины. Топи дрягвы и до прорыва Кромки были местами мрачными, с чертовщиной и нежитью. Казалось, так будет всегда, но Великий князь Владимир сумел железной рукой покорить местные земли. Сумел даже больше – принес в местные городки и веси христианство, порядок и закон. Впрочем, только в города: вне их местные, кто тайком, а кто и открыто – продолжали поклоняться своим темным богам. Теперь же, с нашествием нежити – все стало куда гаже и страшнее.

Могучий рыжий жеребец, под стать наезднику шумно фыркнул, запрядав ушами – потревоженные оводы-кровососы недовольно загудели, взметнувшись звенящим облаком. Всадник, плечистый рыжеволосый усач, лениво махнул сорванной на ходу ветвью, отправляя кровососущую нежить в последний путь. Иногда всадник умиротворенный привычным покачиванием в седле приподнимался в стременах – чтобы оглядеться и не задремать. Деревья в лесу становились все ниже и реже: их место занимали приземистые, мохнатые кусты с разлапистыми кронами, а трава все чаще пятналась бесчисленными, покачивающимися от ветра ржавыми бутонами гравилата и ярко-желтыми цветами зверобоя. По одному лишь этому, не будь дороги, путник мог бы понять, что идет верным путем – вся эта поросль обожала болотистую, водянистую почву, а значит вскоре пойдут уже и земли туровского княжества. Где-то совсем неподалеку запричитала перепелка, но себя не показала, и всадник разочаровано опустил руку, потянувшуюся было к луку – вот уже вторую неделю приходилось грызть только сухари да каменно-сушенную оленину. Эх, как же славно было б поохотиться и добыть кус свежего мяса!

Рядом с всадником флегматично плелись еще две лошади, загруженные его вещами: шлемом с кольчужной сеткой, защищающей затылок и шею, массивной рогатиной с широким наконечником, небольшой секирой, несколькими связками метательных копий и запасных стрел. Свою бронь, длинную, до колен, кольчугу и островерхий шлем с лисьим хвостом, всадник так же сгрузил на заводного. Щурясь от солнца, он подставлял покрытую лишь рубахой широкую грудь свежему ветерку. В землях подвластных киевскому князю было вполне безопасно даже ночью: по дорогам, то и дело, проезжали путники, да конные дозоры окольчуженных молодцеватых бородачей, которые, видя серебряный диск богатырского оберега, почтительно кивали путнику. От них же, да от прохожего люда, узнавали вести с окрестных земель: там вон, недалече, в сельце Икотка, повадился озоровать упыренышь – людей побаивается, на глаза старается не попадаться, но кур, сученок, душит регулярно и кровь их пьет. Издалече передавались иные слухи – одни страшнее других: спустилось с гор, аль еще с каких мест, неведомое племя песьеглавцев на погибель всему роду людскому. Видели таких их недалече – в ближних землях уже. На договоры не идут, требуют от местных принятия веры и власти их звериной – чтобы отринули православие и крест, потому как все не их веры – враги песьеглавцам. Шли разговоры и о другой напасти: в соседской Кривой пятке, мужик с русалкой блудить удумал. Или с козой – дело темное, толки ходят разные. Ясно было про него только одно – с бесом мужик связался, всем нам на погибель, а, следовательно, туда незамедлительно нужен богатырь Черномора. На такие вести, когда они звучали в раз пятый или шестой, причем в разных деревнях и с разными людьми, Лис глубокомысленно хмыкал и обещал оказать самое активное участие в низложении зла и защите христианства.

Ныне же они, вот уже несколько дней, вступили в земли туровские: бородачей-дозорных больше на дороге не попадалось, да и путников на дороге резко поубавилось, но всадник и здесь был невозмутим – к бою он был готов всегда, а об опасности его предупредят заранее. Дорога петляла среди леса и холмов белой лентой, а издали доносился еле различимый звон колоколен – стало быть, Камышелог, старинный град вдоль пути к Турову, совсем близко. Мужчина покосился на молчаливого попутчика, мелкого, с виду юркого, чернявого мужичка идущего пешком рядом, вздохнул, покачав головой.

– Ну, вопрошай уже. Чего тянешь – вижу ж гнет тебя.

Мужичишко какое-то время шел молча, продолжая супиться, но все же, жизнелюбивая, легкая натура взяла свое:

– Бес – один ты – человек в нашем обчестве. Да и то – конь, – обратился волколак к животному вместо его наездника. Редкий случай – лошади обычно боялись Лесобора, но конь боярина, настоящий, боевой, относился к нему ровно и с терпением. – Пусть конь, но куда лучше и приятнее с тобой поболтать, чем с твоим упертым и грубым хозяином.

– Ну-ну, – Лисослав встопорщил усы. – Бес и впрямь ладный друг по разговорам. Однако ж и меня избегать долго – не выйдет.

– Отчего Волшана не позвал с собой? – отозвался Лесобор, после короткого раздумья, подозрительно покосившись на витязя. – Он тоже перевертыш. Да и покрепче меня будет. Молодой, сильный.

– Так и есть – покрепче.

– И в кругу богатырей был с тобой заедино.

– Все так.

– Так от чего меня с собой, а не его?

– А отчего тебя в кругу не было? – грозно улыбнувшись, уточнил витязь.

– Опять начинаешь?! Хочешь снова разругаться? – взбеленился волколак.

– Так я и не ругался. Это ты бесишься как оводом укушенный.

– Лис, матушку твою за ногу – я думал, что опосля церквы, где я спас твою боярскую голову – мы можем доверять друг другу, а ты?!

– А я думал, что повидаюсь с Черномором, быстренько побьем всю обнаглевшую Кромку, а главному Кромешнику под хвост раскаленный кол вобьем – и по домам. Но ведь так не случилось, верно?

– Лис! – рыкнул Лесобор и на мгновение у него прорезались не по-людски длинные клыки.

– Ты на меня не скалься, – погрозил ему пальцем десятник. – А то я мастак головы рубать, когда шибко переживать начинаю. Куда как пострашнее видывал, да жив вон еще. Недоверие к тебе, оттого что темнишь ты и недоговариваешь. В страшный момент, когда ты нужен был – тебя в круге не случилось. И когда израдец*¹ мертвил Черномора, а из Навьи нам сам Ад улыбался и лапами махал – тебя тоже не было!

От одного воспоминания перекошенных ревом рож демонов, громадного как гора корабля, из которого во-все стороны шевелились слизистые щупальца Тьмы, а борта топорщились человеческими ногтями, его передернуло. Клятый католик убил единственного, кого можно было расспросить обо всем! Убил и сбежал от его меча за Кромку. Спроста ли? Или то знак какой – ему было не разглядеть, но чуйка подсказывала – тут-то сказки не конец. Да и не когда было разглядывать: через борт ревущего как целое стадо зверей-элефантусов, корабля, вниз, к ним, избранным богатырям, посыпались его отвратительные обитатели, и там уже совсем стало не до предателя.

– Мы такое там зрели – ни в одном писании о таком не говорилось! Где был?

– Не могу я сказать, – волколак поджал обиженно губы. – Вот никак не могу. Но плохого – никому не творил. Могу, чем хошь поклясться! Поверь – никакого зла и в голове не было!

– Ишь ты – поверь ему, – усмехнулся боярин. – Ладно-ладно – будя. Верю.

– Чего это вдруг?

– А того – старый витязь невозмутимо отмахнул веткой особо нахального слепня, пытавшегося залезть в глаз уже ему, а не коню. – Я на рати с измолоду: как батя в двенадцать лет в первый поход взял – так из клятых войн не вылезаю! А мне сейчас сорок три года, стал быть, более трех десятков лет ратюсь. Ужель думаешь, что я б дожил до своих лет, коли лжу от правды б не отличал?

– Тогда зачем мне кровь портил? – вновь вскинулся мужичок.

– Ты не шуми, не шуми, – прирыкнул на него боярин. – То в назидание. Шляисся где ни попадя, когда весь Свет людской в опасности был. Кто знает – не совладали б – и тебя б, дурака, тоже б не стало со всеми твоими надобностями. Все, кто в кругу был – теперь братья и сестры, а ты – отсутствовал, хоть и с оберегом, избранник, мать твою растак!

Мужичок кивнул, виновато потупясь, и боярин продолжил назидательно:

– Все братья и сестры, и у всех – свое дело теперь: малое ли, великое ли, но каждый свое сдюжить должен. Мы – теперь семья богатырей.

– И ляхит-израдец – тоже семья? – не смог не съехидничать все еще обиженный Лесобор.

Боярин посмурнел, будто надкусил что-то кислое.

– Клятое дело. И он, как же без него. Семью – не выбирают. Коли выбрал амулет его – значит, зачем-то, нужен был. А то, что решил такое содеять – кто сказывал, что в семье убогих не бывает? И-эх, чтоб на это сказал б Святослав? Позор, да и только.

– Так отчего ж Волшана не позвал с собой? Или Андрея – он же гридь? Как раз тебе в подмогу – общий язык нашли б.

– У Волшана и Андрея – свое дело назначено, у меня свое. А ты, не успевший – мне в поруки в самый раз будешь.

– Та накой я тебе?

Старый витязь покосился на волколака.

– Я – боярин из простых – из невеликой семьи, без дара какого смертоносного. Только и умею, что мечом вертеть, да уматерить по макушку при необходимости. Вдвоем и впрямь сподручнее будет в это клятое время.

– Так ты ж нежить мертвил толпами?! Я сам зрел?

– Мертвил, – кивнул боярин. – Много для того ума надо? Да и то от оберега силы нахлынули, да от Лисы – вот та была сильной ведьмой. Нежить же была сплошь – мелки бесы да черти. Я – ратный муж. Мой путь – путь меча, и в этой схватке с Тьмой, такому как я – будет сложно. Но и я желаю быть полезным новой семье.

– И что ты надумал?

– Нет, ты посмотри на него! – вместо ответа встрепенулся в седле полусонный витязь.

– На кого? – не понял Лесобор, торопливо обшаривая взглядом пространство округ. Какой-то Евин сын*² узрел то, что он, волколак не заметил? Быть такого не может!

– Да вон! – кивнул на старое дерево, нависающее опустившее разлапистую мохнатую ветвь над дорогой. Волколак вгляделся до рези в глазах, но ничего не заметил.

– Там ни хрена! – заключил он, сердито поглядывая на собеседника. – Ежель не хочешь отвечать – так бы и сказывал, а не придумывал. Ужель такое вместно такому боярину?

– Нам и не такое «вместно» при необходимости! – Лис озорно подмигнув, потянул из налуча лук – стрела свистнула, скрывшись в зеленой кроне. Мгновение ничего не происходило, но потом, с протяжным «у-у-х-х-х!» на дорогу свалилось «нечто». По началу Лесобор решил что богатырь стрелой сшиб заскрипевшую ветку, но когда она вдруг вскочила на три тонкие, ветвистые лозы, выдернула из себя стрелу и с громким, недовольным кудахтаньем, шурша листвой и перебирая тонкими словно паучьими лапами, стремительно юркнуло в лес – лицо оборотня вытянулось едва не вдвое.

– Какого хрена? – проводив взглядом удаляющееся нечто, спросил волколак витязя, невозмутимо убирающего лук на место. – Что это?

– Лешаченок, – ответил десятник. – аль не видел таких?

– Подобных? Ни разу – я ж не с этих земель.

– И что – у вас там лешаки не водятся разные? – подивился Лис.

– Водятся, – заверил оборотень. – Токмо у нас они – больше на шишку похожи кедровую. Аль на ящера злого.

– Дела, – подивился в ответ десятник. – А у нас, вишь – такие вот хитроваты имеются. Так – мелкие пакостники: наловчились у людей и скотины кровь незаметно пить. Сядет такой, на какое дерево, и ждет – кто под деревом пройдет аль встанет под него, буде дождь приключится – он веткой по уху, аль по шее щекочет. Человек отмахивается, аль ветку на строну отодвигает, и не понимает, что лешаченок – кровь с него пьет. Придет такой человек домой – и только там заметит маленькие красненькие пятнышки. Словно иголочками кто колол – там лесной негодник его и жевал, кровь добывая.

– Хитрый бес, – признал оборотень.

– Не бес, – покачал головой витязь. – Бесенок – почти безобидный для людства. Такие только особо большие могу серьезно вредить – да и то – совсем надо олухом быть, чтоб позволить такому себя досуха выпить. Но этот не такой – молодой, аль баба ихняя.

Волколак недоверчиво хмыкнул.

– С чего бы? Ты еще и их различать можешь?

– А как же? Этот своими листьями да ветками – против ветра тряс – вот я его и углядел. Старый древень-лешак, аль матерая лешачиха – такой дурости б не учудили.

Какое-то время ехали молча, в размышлениях. Лис продолжил старый разговор, ровно и не прерывались:

– Надумал, что надо объединять силы с Киевом и Мстиславом. В одиночку супротив того, что может нагрянуть – не устоять. Русь должна быть заедино как при Святославе и Владимире.

– Эвона как? – протянул собеседник. – Опосля всего что было? Опосля кровищи, что рекой текла в бранях междоусобных? Да и Туров, со всеми его землями – на кой ляд он Киеву и боярству? Какая помощь от него, ежель только в дружине одного Киева народу будет раз в десять поболее, чем ратных во всех туровских землях? Какой прок Мстиславу нам помогать? Ты хоть сам-то во все это веришь?

Боярин насупил кустистые брови.

– А куда деваться? Надо делать, Лесобор. Мои мальчики кровь проливали свою за земли эти – ужель я спужаюсь сложностей?

Коротко помолчал, насупившись.

– А на счет Турова и окрестных земель – не прав ты – польза от них самая прямая.

– Эт какая еще? Говорю ж – людишек на ратях минувших повыбило, – тряхнул кудлатой головой волколак, к чему-то прислушиваясь. Продолжил: – Токмо и есть что у нас – болото. И вся бяда с ним.

– Тьфу, непутевый, – хохотнул Лис. – От потому-то таких к власти и судам – нельзя пущать, что не видите всей картины. Как раз в болотах польза и есть. У гридей да отроков что в походах позвякивает?

– Так ить ясно чего? Бубенцы! От неимения баб под рукой, – предположил Лесобор.

– Я тебя с Ратгоем познакомлю, – посулил витязь. – Чую споетесь. Нет, дурья башка – брони на гриднях и отроках позвякивают. Да хоть на мою погляди – откуда руда?

– С болот?

– Верно – с болот наших. Нет у нас рудных жил, что с гор ползут, как у германского императора и прочих. Только крица болотная. Потому и Киеву союз выгоден. Вместе Тьму отбивать сподручнее.

– Вон для чего стараешься, – понимающе кивнул волколак.

– Стараться буду. А уж как выйдет – то поглядим. Не зря ж Лиса меня воскрешала, жизнь свою заложив. Авось сгожусь на что.

Волколак хотел сказать что-то еще, но вдруг насторожился, ровно пес охотничий увидевший белку.

– Что-то услыхал? – Лис приостановил коня, глядя как Лесобор поворачивает голову то одним, то другим ухом. Слух у перевертыша, и уж тем более зрение и нюх, были многократно лучше даже в человеческом обличии, чем у самого витязя.

– Вроде дерутся. Впереди, по-тракту.

– Далече?

– Еще далече.

– Ну и пусть с ним, – отмахнулся Лис, хотя рука зазудела, соскучившись по привычному теплу рукояти меча. – Молодым был – на такое бежал как ошпаренный, переживал, когда седьмица-другая – и без доброй драки. А сейчас – на кой ляд? Нежить днем – не нападает, а Камышелог рядом совсем. Сторожа примчит – разберется без нас. Не с руки в чужую драку лезть, особенно не зная, кто прав, кто виноват.

Волколак кивнул, и они продолжили путь.

– Значит Туров – только начало?

– Важнецкое начало! Да и – с чего-то ж нужно начинать?

Помолчали в своих раздумьях. Волколак повел носом, принюхиваясь.

– Однако кровью пахнет. Кровь пролилась, и драка там – нешуточная.

– Ну – в таком случае стоит вздеть бронь, – вздохнул витязь и взялся за плотную шерстяную рубаху с коротким рукавом, которую поддевалась под кольчугу. Привычных отроков и гридней не было, и повозиться пришлось несколько больше, чем обычно. К тому же боярин надеялся что, все же, вмешиваться не придется.

– Еще дерутся? – уточнил он, облачившись, и помогая ворчащему Лесобору влезть в кольчугу Лисы.

– На кой ляд мне бронь? – зло возмутился оборотень вместо ответа. Лиса плечами и руками не уступала боярину, крепкому мужу, и потому тощий, щуплый на вид Лесобор смотрелся в ней как жердь в накинутых шароварах. Потеснившись, в бронь можно было б всунуть и второго такого же. – Я ж волколак? Как я буду в ней оборачиваться в случае нужды?

– А ты – не будешь, прости Господи, – предостерег боярин. – Неча людей пугать понапрасну – и так все пуганые дальше некуда. Добрая бронь – никогда в схватке лишней не будет – от стрелы шальной, аль от рогатины спасти может. Дерутся, говорю?

– Да, – кивнул оборотень. – Еще как. Конные. И Пешие.

– Там никак целое сражение, а Комышелог спит отчего-то, – покусал ус, раздумывая вслух Лис. – Иэх – где наша не пропадала – айда, глянем чего там? Все одно по пути. Смотри не отставай!

Боярин пришпорил коня и, звеня доспехами, поскакал крупным наметом.

– Сначала нагрузил бронью, а теперь – не отставай! – проворчал Лесобор, однако припустил следом.

За яром, на поляне вдоль дороги, кипела сеча. Две приземистые лошадки, что волокли по телеге каждая, были в мыле и, казались на последнем издыхании. Вокруг развернулся конный бой: десять человек одетых в звериные шкуры, разномастно вооруженных всевозможным оружием смертоубийства, как стая злобных псов, кружили и кидались поочередно с разных сторон, на шестерых воинов в бронях, с щитами и копьями. Кто были и те, и другие, было решительно непонятно, так как одни более всего походили на разбойников, а другие – не походили на привычных дружинников из-за не местных круглых и конических шлемов. Самым главным, без сомнения, у последних, был высокий рыцарь в коническом шлеме с длинной пластиной наносника доходившего до обрамленного короткой бородой подбородка. Он, прикрываясь большим, вытянутым книзу щитом, отмахивался длинным мечом от обступивших его разбойников, а другие – прикрывали его копьями. Отбивались они, надо отдать должное, слаженно и успешно – четверо в шкурах уже валялись под копытами убитые или издыхающие, но и один из чужеземцев так же лежал сраженный вражеским копьем. Еще один чужеземец, спешенный, зажимал рану меж ребер, опираясь спиной на телегу.

– Однако, – поморщился Лисослав. Он был в полутора сотнях шагов от побоища и пока его никто не видел. Вмешиваться было рискованно, да и непонятно было кто кого грабит, а Лис был не из тех, кто верит в то, что могучие герои не гибнут по-дурацки в мелкой стычке. Кроме того после случившегося с Черномором, Лис весьма подозрительно относился ко всякого рода чужакам, оказавшимся в местных краях. Особенно – к чужакам-ратникам. Боярин уже хотел было пустить коня в объезд по лесу, ну ее к бесу ту схватку, когда заметил в телегах шевеление. Дальнозорко приглядевшись, он углядел прячущихся людей: чернявые, перепуганные, несколько баб, мужиков и ребятишек, они прятались за мешками. Мужики боязливо сжимали бесполезные против конных топоры, и в схватку не лезли, прикрывая собой семьи. Выходило так, что чужаки оберегают телеги с людьми, а вовсе не добычу – оттого и сгрудились на месте, прикрывая собой и не пытаясь атаковать.

Больше не раздумывая, Лис потянул из налуча тугой степной лук. Со вздохом потянул – это то немногое, что у него осталось от верного побратима, пускай и бабы. Уж она б разбойников с такого расстояния быстро б пощелкала! Консулу больше нет, как нет множества близких и друзей сгинувших за десятилетия сражений и войн. Впрочем, предаваться думам времени не было – пусть нет могучей воительницы, но есть ее лук, а стрелять из лука за те же десятилетия, боярин наловчился немногим хуже погибшей степнячки. Дон! Дон! Дон – зашлась тугая тетива и легкими росчерками молний крылатые вестники смерти полетели в спины ничего не подозревающим разбойникам. Как раз вовремя – поняв, что без большой крови врага не взять, дикое воинство, подозрительно слаженно отступило, берясь за сулицы – страшное оружие вблизи, пробивающее даже лучшие кольчуги.

Боярин выпустил разом с полдюжины стрел, промахнувшись лишь раз – под вопли раненых и убиваемых, первыми сориентировались чужеземцы: поняв, что стрелы выбивают не их, а разбойников, рыцарь, первым подавая пример, ринулся в бой. Прочие всадники последовали за ним, безжалостно рубя длинными мечами оробевших врагов. Пара минут – и только лошади с пустыми седлами разбегались в разные стороны.

Лисослав, не убирая лук с наложенной стрелой немного приблизился.

– Кто такие? – грозно спросил он. – Почто здесь?

То, что чужаки вступились за местных, целиком всего не меняло – Зло коварно и многолико, уж это-то он знал не понаслышке. От многоопытного взгляда не ушли ни добрые мечи и копья чужаков и, особенно – добротная, явно не местного пошиба, бронь самого рыцаря: кольчуга была собрана из колец одной величины, но на плечах и груди, куда приходит большинство ударов, они были более толстого металла и плотнее набранными. «Такая бронь впору князю какому – не простой чужин, ох и не простой!» Один из пришлых встряхнул окровавленным мечом, вопросительно посмотрев на предводителя.

– А ну – грабки с мечей убрать! – рыкнул боярин сурово, демонстративно натянув тетиву и поцелив в мечника. – А то я горазд стрелять во все непонятное. И парни мои – так же. За вами за всеми следит десяток луков. Отвечайте – кто вы и что делаете в землях туровского княжества?

– Сердечно благодарю за своевременную помощь, благородный гер, – чужой рыцарь знаком показал своему убрать меч и, сняв шлем со вспотевшей головы, вполне искренне приложил руку к сердцу, чисто и открыто улыбнулся. – Я гер Рудольф фон Оуштоф.

В груди боярина сердце дрогнуло, сбившись с ритма – лицо чужака было знакомо. Он видел его неоднократно, прежде всего – благодаря Лисе и ее клятым снам, но и без того, старый воин был уверен, что где-то видел этого высокого, крепкого мужа. «Имя. Клятое имя я уже слышал и не раз». Говорил рыцарь, почти не коверкая русской речи, что давало представление о большом опыте пользования ею, хотя в иных словах «плакотарю» и «плакоротный» слышался привычный лающий язык, выдающий носителя.

– Немчин?

– Так, – кивнул продолжающий улыбаться рыцарь. – Я родом из земель Священной Римской Империи, но уже давно живу здесь.

– Погоди-погоди – Рудольф? Рудольф фон Оуштоф? – уточнил Лис, внимательно вглядываясь в лицо чужеземца и, наконец, припоминая, откуда ему знакомо это имя. «Клятая судьба, должно быть, любит шутки шутить!»

– Мы где-то встречались?

– Разве что в битве на Буге.

Теперь уже рыцарь вглядывался в лицо боярина – Лис выдержал довольно долгий момент узнавания и изумления.

– Боярин Лисослав Велимович?

– Он самый, – кивнул боярин. – Рад, что мы друг друга узнали.

– Я ваш должник, добрый гер. Клянусь честью – вот уж выпало место встретиться.

– И я о том же, – Лис задумчиво огладил лук.

Гер в говоре рыцаря очень уж напоминало «хер» и от этого коробило, но боярин не позволил себе посмурнеть – как-никак, когда-то сражались на одной стороне, под знаменами еще Великого князя Святополка.

– И какая надобность привела благородного саксонского рыцаря и не менее благородных его воинов в наши скромные земли? – прищурился боярин, глядя как один из «благородных», самый молодой, деловито перерезал глотку израненному, но все еще живому разбойнику. Все шестеро выглядели бывалыми, воинами. Самый старый из них, полностью седой муж в короткой кольчуге, с длинной окладистой бородой, что-то быстро сказал на чужом лающем языке рыцарю. Лис нахмурился еще больше, так как стрельнул глазами старик явно в него. До драки, вроде дело не должно дойти, но ежель дойдет – придется туго: вся надежда – на лук, да на оборотня, опять некстати куда-то запропастившегося.

– Прошу меня простить, добрый сэр, но вынужден предложить перенести наш разговор до более подходящего часа. Мерзкие разбойники, которых мы совместно отправили в ад, где им, безусловно, самое место – были далеко не всеми. По их следу идут еще порядка двух десятков негодяев. Эти – оказались самыми быстрыми. Мы с ними долго сражались, и остальные вот-вот будут здесь. Хорошо бы уже, что ваши воины тоже вмешались…

– Их полторы дюжины. Может чуть более, – волколак появился позади рыцаря и его свиты – как всегда бесшумно. «Бронь снял, мерзавец!» Сэра Рудольфа его появление отнюдь не обрадовало, но удивило, судя по перекосившемуся лицу. Впрочем, он тут же взял себя в руки. – Пятеро конных и чертова дюжина пеших. Трое из конных – похожи на гридней: в бронях, добро оружные, хоть и в дурацких шкурах.

– Где? – уточнил боярин.

– Через четверть часа – тут будут, – верно понял волколак, ответив на подозрительные со стороны немцев взгляды гордо поднятым подбородком и не менее подозрительным взглядом. – Что делать будем, боярин?

Лис скривился, осмотрев телеги и взмыленных, полуживых упряжных лошадей – эти никуда уже сегодня не поедут. Люди в телегах не смогут удрать, а вести бой в таких условиях, да еще плечом к плечу с теми, кому ты не совсем доверяешь – занятие неблагодарное. Впрочем, выбирать не приходилось: он был на своей земле, а эти люди – те, кто ему, боярину-витязю, платили за защиту. Бросить своих в беде – это как предать самого себя. Да и, в конце концов – должны ж услышать ратные звуки в Комышелоге?! Не может стража не заинтересоваться побоищем у себя под носом.

– Я бы предложил ударить сходу по ним – вдоль по тракту, – вежливо напомнил о себе задумавшемуся боярину Рудольф, подъезжая ближе, чтоб не орать. – Если к нам присоединяться ваши воины, Лисослав Велимович – то у нас будет уже сокрушительное преимущество! Ударим в копья – и они разбегутся как крысы под нашим натиском!

– Тут дело такое, дорогой друг, – боярин кашлянул в рыжие усы. – Мой десяток рад бы к нам присоединиться, вот только он в Турове остался.

– Но как же…

– То была воинская смекалка и хитрость – и только, – отрезал дальнейшие расспросы боярин.

Рыцарь какое-то время смотрел в глаза старому воину, размышляя над сказанным, затем кивнул.

– Тем не менее – удар всеми силами на встречу, как я и говорил, позволит нам…

– Нет времени на препирательства, добрый друг. Я бы не был настолько уверен в таком ударе – стопчем пеших, но и сами завязнем. А конные, будь они не ладны – ударят по нам. По нам, завязшим. Если там гридь, пусть даже несколько – так они и сделают, или я ничего не смыслю в ратном деле. Ударят – тогда конец и нам, и им, – старый воин указал на женщин и детей в телегах.