Czytaj książkę: «И конь был белый…»

Одним хмурым майским вечером, в самый час пик, в переполненном московском метро, на станции «Лубянка», в вагон поезда зашла старуха. Никто не запомнил, как она выглядела, никто не знал, откуда появилась и куда потом пропала. В свете последующих затем событий сей факт никак не отложился в памяти москвичей и гостей столицы, а жаль, ибо с появления этой старухи все и началось. Бабка, осмотревшись по сторонам, живенько пробралась сквозь толпу к сидящему на лавке молодому парню лет двадцати пяти и уставилась на него. Парень, надо прямо сказать, особо теплых чувств к себе не вызывал: жирный, мордастый, с коротко стриженной квадратной головой и водянистыми глазами навыкате. Одет он был в изрядно засаленную клубную майку одного из московских футбольных клубов, необъятные шорты-парашюты цвета хаки и рваные китайские кеды на босу ногу. В руках он держал бутылку пива «Клинское», периодически смачно отхлебывая и рыгая на соседей, как в пустоту. Прямой и откровенно изучающий взгляд старухи ему явно не понравился. Он с вызовом посмотрел на нее и развязно прогнусил, скривив мокрые от пива губы:

– Ты чего лупетками мацаешь? Тебе бутылка пустая нужна? Тогда иди на хер! Я долго пить буду…

Стоящий рядом интеллигентный мужчина попытался было урезонить хамоватого парня, но тот в ответ, мрачно глядя интеллигенту в переносицу, с угрозой произнес:

– Фильтруй базар, фофан бацильный! Ты на кого батон крошишь

Этим простым аргументом он начисто лишил оппонента желания подискутировать или хотя бы возразить себе.

Между тем старуха, порывшись в изрядно поношенном ридикюле, из недр его достала нечто, зажатое в кулаке. При этом она что-то хрипло и занудливо бубнила себе под нос. Находившиеся рядом люди могли услышать:

Тучи, тучи, тучи, тучи,

Скачет конь большой, могучий.

Через тучи скачет он,

Кто не верит – выйди вон…

При последних словах она вытянула руку вперед, резко и широко растопырила пальцы и дунула на ладонь. Золотистая пыль полетела в лицо невежливого молодого человека. Он завопил от боли, протирая огромными кулачищами запорошенные глаза.

– Ах ты, овца галимая… Я тебя башку сверну, в натуре!

Но когда протер глаза, старухи рядом уже не было. Не смогли объяснить ее исчезновение и многочисленные пассажиры вагона, ставшие невольными свидетелями происшествия. Старуха просто пропала.

Пострадавший от хулиганства бабки парень довольно быстро забыл о случившемся. До того ли было ему в тот вечер, чтобы помнить такие мелочи Выйдя на станции «Черкизово», в народе именуемой просто «Черкизоном», он встретился около касс стадиона «Локомотив» с дюжиной своих «клонов», и после длительных эмоциональных приветствий кореша дружно отправились догоняться пивасиком в ближайшую тошниловку. Воля случая, но на футбол в тот день парни так и не попали, схлестнувшись с «болелами» команды противника, а потом и с подоспевшими бойцами ОМОНа прямо в баре. Милиция не стала особенно разбираться в клубных предпочтениях дерущихся, а, «отбуцкав» ногами и дубинками всех без разбору, всех и увезла в ближайшее отделение полиции на Открытом шоссе, в так называемые «Топорики». Впрочем, в «обезьяннике» семьдесят седьмого свободного места для них не нашлось. Там уже сидели на головах друг у друга три местных алкаша, не поделивших бутылку бормотухи, два синюшных бомжа, разбивших друг другу рожи за даму сердца. Сама обольстительница сидела тут же, ни у кого, кроме своих кавалеров, не вызывая ни эротических фантазий, ни позывов животной страсти. Четыре дагестанских «барсеточника», державшихся обособленно от всех и мамой клявшихся, что являются студентами-юристами и вообще тут ни при чем. А также целый аул таджиков-нелегалов, выловленных на соседнем рынке одной серой бессловесной биомассой.

Вняв матерным уговорам истерично настроенного дежурного офицера, стражи порядка, «напихав» фанатам по почкам и отобрав наличность, без протокола отпустили их на все четыре стороны. Те, впрочем, недолго пребывали в унынии и возникший было финансовый кризис решили быстро. Взяв на гоп-стоп в ближайшей подворотне у двух очкастых ботанов гаманок со стипендией и мобильные телефоны, компания весело отрывалась до глубокой ночи в кабаке «У Михалыча» на Халтуринской. Полицейские патрули пару раз заходили в заведение, но на веселящихся от души гопников никакого внимания не обратили.

Под утро он проснулся в чужой общаге, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Рядом, открыв рот, храпела незнакомая шмара, свесив по сторонам рыхлого тела груди, больше похожие на сдувшиеся футбольные мячи. Парень не смог вспомнить, ни где, ни когда познакомился с ней, ни того, что они делали ночью. Впрочем, девица его в тот момент совсем не интересовала. Он вдруг испытал безумное чувство тревоги и жалости к себе. Чувство это было таким сильным, что хотелось заплакать, как ребенку, и бежать со всех ног, все равно куда, лишь бы с этого места, лишь бы спрятаться и затаиться. Сердце заныло и прыгнуло куда-то в область трахеи. Словно камнем в кадык. Такое чувство бывает рядом с мощными электрическими подстанциями. Во рту сразу стало солоно и кисло, появилось ощущение, что голова, как колба, доверху наполнилась кровью. Он обернулся.

Старуха внимательно смотрела на него, стоя около кровати. Вернее, он понял, что это была старуха, та самая, из метро. Ибо та, что сейчас склонилась над ним, была молода и пугающе прекрасна! Никогда раньше он не встречал подобной красоты! Красота была не земной, но и небесной назвать ее оторопь брала! Густые огненно-рыжие волосы шевелились, как живые, словно змеи на голове Медузы горгоны. Возможно, их трепал ветер, но никакого сквозняка вокруг не было. Тонкие черты ее хрустального лица казались хрупкими и прозрачными и оттого холодными и неживыми, большие зеленые глаза, горевшие огнем, навевали тоску и ужас, словно там, где-то в глубине этих глаз, разведены были погребальные костры. И костры эти горели по его душу! В тишине столь абсолютной, что ушные перепонки могли лопнуть от напряжения, вдруг зазвучал голос, звук его был низким, густым и дребезжащим, он звучал отовсюду, медленно и монотонно, словно вбивая гвозди в мозг. Старуха морозно улыбалась одними губами, не отрывала от парня своего демонического горящего взгляда, указывая пальцем куда-то за его спину. Но и там был только голос: «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить»…

Голос затих, но вибрации его продолжали разрывать мозг на атомы, искривляя пространство в причудливые миражи. Парень дико завыл, зажав уши ладонями рук, ловя обезумевшим взглядом прекрасную незнакомку. Она словно парила в воздухе, медленно отодвигаясь в глубину комнаты, постепенно растворяясь в предрассветных сумерках, маня и призывая его за собой изящным движением тонкой руки. Дрожащий как осиновый лист, обливаясь потом, он вскочил на кровати и, молитвенно протягивая к ней руки, захрипел, едва шевеля пересохшими губами:

– Я… я иду! Я уже… Я… я вот…

Истошно заголосила проснувшаяся девушка, она испуганно жалась к железной спинке кровати и, показывая дрожащим пальцем на своего ночного кавалера, в ужасе мычала что-то невразумительное. Он осмотрел себя и увидел в подмышке и в паху две огромные черные язвы, одна из которых уже вскрылась, и гной медленно вытекал наружу. В следующий миг ноги, словно ватные, подкосились сами собой, тело с ужасным грохотом упало на пол и забилось в конвульсиях. Он умирал, наверно еще не понимая это.

Он еще раз пришел в себя, когда санитары загружали носилки в реанимобиль. Он увидел серое, тяжелое от обложных облаков небо, по которому, оставляя за собой черный клубящийся шлейф, неслись четыре страшных всадника на своих конях. И один конь был бледный, а другой вороной, был еще рыжий, и первый конь был белый!