Czytaj książkę: «Факел сатаны»

Czcionka:

Если нет Бога, то все дозволено.
Ф.М. Достоевский

* * *

Глава 1

В заказнике «Ущелье туров» ждали высокое начальство. И пожалуй, впервые за долгие годы – с нетерпением и надеждой. Новый председатель облисполкома Иван Иванович Забалуев поддерживал идеи зеленых, и главный лесничий заказника – Генрих Петрович Струмилин – надеялся на толковый и дельный разговор без традиционной пьянки и отстрела зверья.

Забалуев приехал вовремя, оставил служебную машину возле скромного домика струмилинской конторы и с удовольствием согласился пройтись по лесу. Стоял дивный октябрьский денек, тихий, прозрачный, с пением птиц и запахом прели. Дойдя до небольшой поляны, мужчины замерли перед огромным дубом.

– Триста лет стоит, – с гордостью заметил Струмилин и погладил растрескавшуюся кору великана.

– Ветеран, – с почтением кивнул Забалуев.

Они помолчали несколько мгновений и тут увидели человека, появившегося из зарослей можжевельника на краю поляны. Он был худ, долговяз, в джинсах с прорехами на коленях и рваной рубахе.

– Что это за леший? – спросил Иван Иванович, хотя облик незнакомца совершенно не соответствовал образу лохматого сказочного персонажа – у мужчины была голая, как бильярдный шар, голова и никакой растительности на словно специально отбеленном лице.

– Бомж, – пояснил Струмилин. – Кличут, кажется, Баобабом…

Бомж тащил что-то за собой, и, когда выдрал ношу из пустых зарослей, она оказалась огромным чемоданом. Баобаб волок его по земле. Видать, поклажа была непомерно тяжела. Бродяга, сделав несколько шагов, останавливался, отдыхал и снова продолжал путь. Наблюдавших за ним он не замечал. И, добравшись до бывшей траншеи, столкнул в нее чемодан и тут же прыгнул туда сам. Когда голова бомжа исчезла за краем рва, Струмилин озабоченно произнес:

– Что-то подозрительно…

Они подошли к траншее… Баобаб, сидя на корточках, порывисто дышал, сопел, забрасывая свою поклажу сучьями, листьями и вырванной из земли травой.

– Привет, – сказал главный лесничий.

Бомж от неожиданности отпрянул и привалился спиной к пологой стенке рва.

– Здравствуйте, – заикаясь, пролепетал он.

– Что прячем? – строго спросил Струмилин.

Бродяга словно потерял дар речи. Он попытался встать, однако сполз на дно траншеи. Потом, цепляясь за траву, все-таки выпрямился. У него были белесые брови и розовые, как у кролика, глаза. Типичный альбинос.

– Что, язык проглотил? – повысил голос Струмилин.

– Вот… Ну, это… Чемодан, – пробормотал бомж и быстро разгреб листья и траву.

Чемодан был новый, скорее всего заграничный. На светло-желтой коже виднелись свежие царапины и зеленые полосы, оставленные ветками кустов и травой. С такими огромными чемоданами на колесиках обычно прибывали в Южноморск иностранные туристы…

– Твой? – спросил главный лесничий.

– Нет… Нашел, – ответил Баобаб, отводя глаза в сторону и вытирая ладони о джинсы.

– А может, спер?

– Честное слово, нашел… Не верите?

– Что в чемодане?

– Человек, – тихо сказал бродяга.

– Какой человек? – опешил Струмилин.

– Мужик… В галстуке.

Забалуев и Струмилин переглянулись: наверное, у обоих возникли сомнения насчет умственных способностей бомжа.

– Ты что, уже поддал? – спросил Генрих Петрович.

– Немного принял, – с детской непосредственностью признался Баобаб.

– То-то и видно! – грозно сдвинул брови главный лесничий. – И не темни!

– Я говорю, мужик… Только…

– А ну, тащи наверх чемодан! – приказал Струмилин, чуя что-то недоброе.

Бомж сумел лишь немного приподнять чемодан. Струмилину пришлось спуститься в ров и вместе с бродягой вытащить груз наверх.

Баобаб трясущимися то ли с перепою, то ли с испугу руками отстегнул ремни, щелкнул замками и откинул крышку.

В чемодане находилось тело мужчины. Без головы…

Забалуев тихо охнул и стал валиться на спину. Струмилин едва успел подхватить его. Глаза у Ивана Ивановича закатились, губы задергались, на побледневшем лбу выступила испарина. Генрих Петрович оттащил его в сторонку, пристроил к стволу дерева и похлопал по щекам. Забалуев еще не вполне осмысленно посмотрел на Струмилина и прошептал:

– Мать честная…

– Ничего, ничего, – успокаивал его главный лесничий, сам еще не пришедший в себя от потрясения. – Вздохните поглубже, сейчас пройдет.

Превозмогая страх и отвращение, Генрих Петрович вернулся к страшной находке, возле которой безучастно стоял бомж, и присмотрелся к трупу. Убитый был крупным мужчиной. Синий в полоску костюм, белая сорочка, модные штиблеты и сиреневый галстук. На рубашке виднелось несколько пятен крови. Тело было упаковано в большой целлофановый мешок на молнии. В таких сохраняют верхнюю одежду от пыли и моли.

– Иван Иванович, – обратился Струмилин к вроде бы оклемавшемуся Забалуеву, – надо срочно звонить в милицию. Сможете? А я покараулю.

– Конечно, конечно, – откликнулся тот, отпуская дерево.

– Вот, от моего кабинета, – протянул ключ главный лесничий.

– Не надо. – Забалуев не то что приблизиться, даже смотреть в сторону чемодана боялся. – У меня в машине есть телефон.

Все еще пошатываясь, он зашагал в сторону конторы.

Минут через двадцать на поляну прибыла следственно-оперативная группа: следователь по особо важным делам прокуратуры области Инга Казимировна Гранская, оперуполномоченные областного уголовного розыска капитан Жур и лейтенант Акатов. С ними приехал судебно-медицинский эксперт Янюшкин. Скоро пожаловали и высокие чины – облпрокурор Захар Петрович Измайлов и начальник УВД области генерал Рунов. Их присутствие было, видимо, результатом личного звонка Забалуева.

Понятыми пригласили двух лесничих.

Труп сфотографировали, после чего Гранская и Янюшкин приступили к осмотру.

Убитый был выше среднего роста, лет пятидесяти – шестидесяти. Следов борьбы на теле обнаружено не было. Судя по потекам крови, во время отсечения головы потерпевший лежал на спине.

– Когда наступила смерть? – спросила следователь, писавшая протокол осмотра.

– Труп остыл, – сказал Янюшкин. – Но окоченение не исчезло. Обычно оно начинается через два-три часа после смерти и сохраняется до трех-четырех суток. По предварительному заключению, смерть наступила более двух суток тому назад. Заметьте, трупные пятна ярко выражены. Значит, смерть наступила внезапно.

– Естественно, – пожала плечами Гранская. – Не руку отсекли.

– Дело в том, Инга Казимировна, имеется нюанс: потерпевшего отравили или он сам принял яд.

– Яд?! – оторвалась от протокола следователь.

– Видите, какой цвет у крови? – сказал судмедэксперт. – Вишневый… Это бывает при отравлении синильной кислотой и ее солями.

– Так что же, голову отрубили уже у мертвого?

– Определенно высказаться затрудняюсь. Окончательный вывод можно будет сделать после лабораторных анализов.

– Орудие, которым отсекли голову?

– Рубящее…

– Что это могло быть, по вашему мнению? – уточнила Гранская.

– Тесак, топор… Словом, тяжелое. И довольно острое, – ответил медик и продолжал диктовать: – По состоянию краев раны удар был нанесен не один. Сколько раз ударили – уточню при более тщательном обследовании.

Были зафиксированы особые приметы убитого: родинки, шрамы, татуировка на левом плече. Текст выколот на немецком языке. Готический шрифт…

– Свобода и любовь, – перевела вслух Инга Казимировна, неожиданно вспомнив школьные уроки немецкого, казалось бы давно и напрочь забытые.

Другая наколка в виде маленького якоря была на правой руке чуть ниже запястья.

Следователь попросила сфотографировать наколки крупным планом.

Осмотрели одежду. Сплошной импорт: костюм финский, рубашка пакистанская, галстук французский, штиблеты западногерманские. Ни в карманах брюк, ни в пиджаке ничего не нашли. Даже клочка бумажки…

А в это время в сторонке капитан Жур допрашивал Баобаба, а лейтенант Акатов – Струмилина, который, впрочем, ничего не мог добавить к тому, что опера уже знали из сообщения председателя облисполкома.

Виктор Павлович Жур пристроился на пеньке, а бомж сидел прямо на траве, обхватив руками свои тощие колени. Назвался он Молотковым Юрием Антоновичем.

– Это точно твоя фамилия? – переспросил оперуполномоченный, потому что бомж сказал, что никаких документов не имеет.

– Так было по паспорту, – ответил бродяга. – А вообще-то наша настоящая фамилия Молотовы. Молотковы – с деда пошло.

– А почему? – поинтересовался капитан, прерывая запись протокола допроса.

– Председатель сельсовета окрестил… В то время колхозникам паспорта иметь не полагалось. Главный личный документ – справка сельсовета. А в сельсовете ни за что не хотели ставить подлинную фамилию деда. Чтобы не поминать всуе имя тогдашнего председателя Совнаркома Вячеслава Михайловича Молотова. Дед сначала протестовал, да что толку. Потом привык.

– Ладно, Молотков так Молотков, – сказал Жур. – Давай, Юрий Антонович, ближе к делу.

– Какому? – вскинул на него кроличьи глаза Баобаб.

– Известно какому: кто убитый? с какой целью? где голова?

– А я почем знаю, – равнодушно ответил Молотков, облизнув пересохшие губы и сглотнув. – Это… сейчас бы водички…

– Где ж я возьму воды, – сказал капитан и подумал: придурка разыгрывает или время тянет, чтобы соучастники успели замести следы?

– Тут недалеко родник…

– Потерпи… Ну а как у тебя очутился чемодан, тоже запамятовал?

– Зачем же, – обиделся бомж. – В своем пока уме… Значит, утром трясет меня Морж…

– Какой такой Морж? – вскинулся капитан.

– Кореш… Вместе кантуемся.

– Фамилия, имя, отчество?

– Не знаю. – Молотков, поймав на себе суровый взгляд Жура, прижал пятерню к левой стороне груди. – Поверьте, гражданин начальник, не вру. Сколько знакомы – Морж и Морж…

– Кликуха, значит? – уточнил оперуполномоченный.

– А он и впрямь запросто в ледяной воде купается. Ну а тут, в Южноморске, даже зимой в одной рубашке ходит… Помните, в январе выпал снег, так Морж в море до самого буйка заплывал. На потеху отдыхающим. Те ему денег накидали целый ворох.

– Хорошо, – остановил Молоткова Жур. – Рассказывай по делу.

– Значит, Морж будит меня и спрашивает, откуда, мол, я приволок чемодан. А я спросонья ни черта не разберу. Понимаете, гражданин капитан, дом снился. – Молотков вздохнул. – Прежняя человеческая жизнь. Да так сладко, что просыпаться не хотелось… Морж как хрястнет по спине, я прямо подскочил. Какой, кричу, еще чемодан? Ты спятил, что ли? Я уж и забыл, когда держал их в руках. – Он грустно улыбнулся. – Все мое, как говорится, ношу с собой…

Жур оглядел жалкую одежонку Баобаба, покачал головой – стопроцентный бродяга. А тот продолжал:

– Значит, Морж схватил меня за шиворот и выволок из нашей берлоги. Очухался я, гляжу, и впрямь чемодан лежит. С колесиками… Сроду таких больших не видел… Твоя, спрашивает, работа?.. В каком, интересуюсь, смысле?.. Морж разозлился. Что, говорит, подарок от Деда Мороза?.. Я поклялся, что впервые вижу этот чемодан… Морж попытался его поднять. Тяжелый, гад. Да, говорит, тебе слабо его утащить… Решили посмотреть, что внутри… Открыли… – Молотков надолго замолчал.

– Что дальше?

– Моржа стошнило… Закрой, кричит… Я закрыл. Закупорил… Кстати, не найдется?..

Виктор Павлович вынул пачку дефицитной «Примы», полученную по талону, выбил щелчком сигарету. Бродяга взял ее грязными пальцами, сунул в рот, прикурил.

– Морж достал пузырь, налил стопарик. Это его утренний кофе. – Молотков осклабился. – Без него печень, говорит, не включается… Налил и мне. Кто откажется? Тем более после такого стресса… Закусили арбузом. Между прочим, закусон что надо… Сидим маракуем, кто нам жмурика этого подкинул. Может, академики?

– Уголовники? – уточнил капитан, выказывая знание блатного жаргона. – И часто они появляются в заказнике?

– Часто ли, не знаю. А второго дня фаловали¹ нас с Моржом на мокруху… Обещали мешок башлей.

– Кто предлагал? – опять встрепенулся капитан.

– Хмырь один. Незнакомый…

– Описать его можешь?

Молотков на минуту задумался и сказал:

– Такой чистенький, в кожаном пиджачке, в темных очках… Культурный… Мы его тоже отшили очень даже вежливо…

– Может, труп в чемодане – его рук дело?

– Может, – простодушно ответил Юрий Антонович. – И у Моржа была такая мысля. Гробанули мужика и подсунули, чтоб навести на нас тень.

– Ладно, о том мужчине, который подбивал вас на убийство, мы еще поговорим. Продолжай.

– Короче, я предложил оттаранить чемодан в милицию. Морж говорит, с ума сошел! Заметут!.. За что, спрашиваю?.. За убийство, говорит… Так мы ж, говорю, не убивали, разберутся… Ну, тогда посадят по сто девяносто восьмой… Ведь верно, арестовали бы?

– И что надумали? – проигнорировал вопрос бомжа Виктор Павлович.

– В море бросить, и дело с концами… Естественно, ночью. Чтоб никто не видел. А пока решили спрятать… Вот я и притащил чемодан сюда, в ров…

У капитана было что поспрашивать у бродяги, но тут подошла Гранская. Жур ознакомил ее с протоколом допроса, высказал кое-какие соображения.

– Где ваш приятель Морж? – спросила Молоткова следователь.

– Там… – показал куда-то вверх по склону Баобаб. – Добивает, наверное, бутылку.

– Будем делать у вас обыск, – сказала Гранская.

– Как хотите, – без всяких эмоций произнес бродяга. – Это рядом.

Инга Казимировна подошла к машине облпрокурора. Измайлов звонил по радиотелефону на службу. Следователь на капоте «Волги» заполнила бланк постановления.

– Впервые даю санкцию на обыск жилища без адреса, – усмехнулся Захар Петрович.

– Обыскивать жилье без адреса – еще куда ни шло, – улыбнулась Гранская. – А вот как выносить постановление на задержание человека без фамилии…

– Верно, – согласился облпрокурор. – Что ж, узнаем у самого Моржа. На месте и вынесете постановление.

– Пойдете с нами?

– Непременно.

Прибыла машина из морга. Гранская дала разрешение увезти труп.

До обиталища бродяг добираться было нелегко – все время в гору. Через некоторое время Молотков попросил задержаться у родника и надолго приник к чаше, выдолбленной водой в камне. После чего двинулись дальше. И когда уже у всех возникло желание снова передохнуть, Баобаб неожиданно произнес:

– Вот и пришли…

Измайлов, Гранская, Жур, Акатов и понятые недоуменно огляделись: никакого намека на жилье. Крошечный уступ, два пышных кизиловых куста, усыпанные темно-красными ягодами. А дальше – снова подъем…

– Морж! – позвал Молотков, раздвигая кусты. – Встречай гостей…

Но никто не отозвался. Баобаб опять окликнул приятеля. Тот же результат…

– Дрыхнет, что ли, без задних ног? – пробормотал Молотков, собираясь нырнуть в кусты.

– Погодите! – остановила его Гранская и сказала операм: – Посмотрите, что там за апартаменты.

Капитан, а за ним лейтенант исчезли за завесой ветвей. Минуты через две раздался голос Жура:

– Давайте сюда, Инга Казимировна…

Гранская сделала знак Молоткову и понятым и двинулась с ними на зов Виктора Павловича.

За кустами в скале зияла дыра. Пролезть в нее можно было только пригнувшись.

– Двенадцать лет работаю в заказнике, – заметил один из понятых, – и не знал про эту берлогу…

Пещера была крошечная и всех вместить не могла. Акатову пришлось вылезти наружу.

Гранская чуть не задохнулась, оказавшись в «апартаментах» бомжей. В нос шибанул запах грязной ветоши, нечистого человеческого тела и алкоголя. На земле валялось тряпье, служащее, вероятно, постелью, лежала куча прелого сена. На остром каменном выступе прилепился небольшой огарок свечи. В углу – помятый чайник, закопченная сковородка, в которой лежали ржавый кухонный тесак с бурыми пятнами крови и две общепитовские алюминиевые вилки. Здесь же были остатки пиршества: недоеденный арбуз, початая бутылка «Пшеничной», еще три целые, два граненых стакана. Несколько пустых бутылок валялось на полу.

Моржа не было.

Молотков как завороженный потянулся к спиртному, но Жур попридержал его руку:

– Придется попоститься.

Баобаб грустно заморгал белесыми ресницами.

– Где же ваш приятель? – спросила у него следователь. – Испугался небось и сбежал?

– А чего ему бояться, – ответил бомж, не в силах оторвать глаз от вожделенной бутылки.

– Послушайте, Юрий Антонович, – продолжала Гранская, – а вы убеждены, что он не имеет отношения к убийству?

– Морж? – вытаращился на следователя Молотков. – Да вы что?.. Никогда не поверю… Такой интеллигентный человек…

– Так где же он?

– Понятия не имею, – растерянно огляделся Молотков и высказал предположение: – Может, подался за грибами? Уже два дня мечтает побаловаться жареными шампиньонами… – Он подумал и добавил: – Или пошел на базар… Впрочем, и в порт мог. Сами знаете, сколько судов стоит с товарами из-за границы. По радио даже зазывали грузчиков.

Обыск занял буквально минут пятнадцать. Единственное, что удалось обнаружить, – ящичек с набором цветных фломастеров.

– Это чье? – была несколько удивлена Гранская такой находке.

– Мое, – скромно отозвался Баобаб. – Я же художник…

– А где ваши работы?

– Были, да сплыли, – развел руками Молотков.

Оформили протокол обыска и изъятие тесака. По словам Баобаба, Морж им разделывал тушки диких голубей, которых жарил на костре.

Осмотр прилегающей местности ничего подозрительного не выявил.

Лейтенант Акатов остался возле пещеры, на случай если вдруг появится Морж. Остальные спустились к месту происшествия. На смену Акатову были посланы двое работников угрозыска – ждать возвращения молотковского друга.

Глава 2

По личному опыту Гранская знала: при расследовании убийства дороги иной раз не то что дни, а часы и даже минуты. Упустишь в самом начале время, это обернется месяцами, а то и годами мучительной работы, поисков, которые вообще могут кончиться ничем. И тогда повиснет на следователе «глухарь», им будут корить на всех совещаниях. Пословица «Поспешай медленно» применима лишь при раскрытии хозяйственных преступлений. Это там требуется длительный срок, чтобы перелопатить неимоверное количество документов, разобраться в сложной механике производства, поставок, сбыта и других вещах, что запутаны при нашей системе до крайности, порой до абсурда.

Так что когда Инга Казимировна вернулась из «Ущелья туров» в облпрокуратуру, ни одной свободной минуты у нее не было. Сделала по телефону несколько срочных запросов, вынесла постановления на проведение экспертиз. Все надо было успеть до вскрытия трупа, которое назначили на 14.30. Следователь сформировала вопросы судебно-медицинскому эксперту. Причина смерти? Какой яд имелся в крови и его количество? Кровь в целлофановом мешке принадлежит обезглавленному мужчине или кому-нибудь другому?

Ну и один из самых главных – время смерти. Для ответа нужно было исследовать содержимое желудка трупа. Чтобы по степени перевариваемости пищи определить, когда человек умер… Короче, требовалась комплексная экспертиза.

Второе постановление касалось исследования десятка полтора волосков, обнаруженных на одежде потерпевшего и внутренних стенках мешка и чемодана. Волоски были около двух сантиметров длиной и имели различную окраску: белый, желтый, черный, коричневый. Вставал вопрос – кому они принадлежали.

Третье постановление – исследование изъятого в пещере тесака: чья на нем кровь – птицы или человека…

От пишущей машинки Гранскую то и дело отрывали телефонные звонки: отвечали на ее запросы, да и Жур держал постоянно в курсе поисков Моржа.

Когда Инга Казимировна допечатывала последние строки, в кабинет зашел Измайлов. Случай редкий – как правило, областной прокурор приглашал Гранскую к себе.

– Зря вы жаловались, Инга Казимировна, – начал Захар Петрович, усаживаясь на стул.

– На что? – удивилась следователь.

– Ну, якобы приходится учиться заново… Наблюдал я за вами сегодня – та же хватка. Словом, Гранская, которую я знал прежде…

– Ну, не очень-то я плакалась вам в жилетку, – улыбнулась Инга Казимировна, однако же довольная похвалой начальника.

С Измайловым они были знакомы давно. Еще по работе в Зорянске, где Захар Петрович возглавлял городскую прокуратуру, а она была следователем. Связывала их там не только дружба, они были единомышленниками. А уж расстались и вовсе друзьями. Захар Петрович был, пожалуй, единственным человеком в горпрокуратуре, посвященным в личные дела Инги. Тогда, в Зорянске, в нее, тридцатисемилетнюю женщину, уже поставившую крест на повторном замужестве (с первым супругом расстались давным-давно), влюбился Кирилл Демьянович Шебеко, профессор МГУ. Он тоже ее очаровал. Блестящий ученый, сумевший сохранить в пятьдесят с лишним лет молодость и непосредственность, чистую совесть и душу!.. Шебеко с ходу предложил переехать к нему в Москву. Женой… К такому лихому повороту она не была готова. Колебалась. Одним из тех, кто подстегнул Гранскую к перемене, был Захар Петрович.

В Москве Шебеко запретил «молодой» работать, а тем паче следователем. Но она не выдержала дома и пошла юрисконсультом на завод.

Четыре года счастья – и горестный финал. Кирилл Демьянович скончался от сердечного приступа. И снова одиночество, совсем невыносимое, потому что во второй раз. Теперь уже без всякой надежды…

Сын Юрий, через которого она, собственно, и познакомилась с Шебеко (Юрий был его студентом), женился, уехал в Свердловск. Звал с собой мать, но Гранская отказалась: с невесткой отношения не заладились с самого первого дня.

С Измайловым они встретились в Москве совершенно случайно. В аптеке на улице 25 Октября, куда в последнем отчаянии стремятся москвичи и приезжие, но, как правило, нужного лекарства не находят. Разговорились. Оказывается, Инга Казимировна абсолютно ничего не знала о том, как два года назад южноморская мафия добилась снятия Измайлова с должности облпрокурора, как больше года Захар Петрович работал рядовым шофером такси и как только теперь было восстановлено его доброе имя и возвращена прежняя должность.

Впрочем, во время этой неожиданной, но приятной встречи Захару Петровичу не очень хотелось бередить свои раны, и он старался больше говорить о жизни Инги Казимировны. Слушая ее исповедь, Захар Петрович сразу понял: столица гнетет Ингу Казимировну. Друзей она так и не приобрела, город остался чужим.

– Перебирайтесь в Южноморск, – предложил Измайлов. – Мне вот так нужны следователи.

– Неужели? – удивилась Инга Казимировна. – В вашем-то раю не хватает следователей?

– Представьте себе. Уходят пачками в кооперативы. И самые квалифицированные.

Измайлов посулил надбавку к зарплате, скорое повышение. Гранская обещала подумать. При этом больше всего она опасалась, что потеряла квалификацию. Но подвернулся удачный квартирный обмен, и она решилась…

Сегодняшнее дело – ее первое в Южноморске, связанное с убийством.

– Только что звонил Забалуев, – продолжал Захар Петрович. – И знаете, какой задал вопросик?.. Пойман ли убийца? Представляете!..

– Что, это интересует его как свидетеля?

– В том-то и дело, что нет. Интересовался как председатель временного комитета по борьбе с преступностью, – возмутился Измайлов. – Ратуем за правовое государство, кричим о том, чтобы прокуратура и суд стали наконец подлинно независимыми, а в сущности, еще больше закабаляем… Получилось, я, облпрокурор, должен был отчитываться перед председателем облисполкома. И только потому, что комитет возглавляет он!

– Ладно, не переживайте, – улыбнулась Гранская. – Комитет-то временный. А я вот хотела посоветоваться с вами. Ведь наверняка имеете хоть одну версию насчет этого. – Она положила руку на папку с делом.

– Почему одну? – улыбнулся прокурор. – Есть несколько… Начнем с личности Молоткова. Кстати, как он вам показался?

– Впечатление противоречивое. С одной стороны – интеллигент, словечки-то какие: «стресс», «все свое ношу с собой»… А с другой – блатной жаргон, судимость.

– Вот вам и первая версия. Он и его друг причастны к убийству. Впрочем, и своего приятеля Молотков мог выдумать…

– Нет, не выдумал. Звонил капитан Жур. Моржа действительно в городе многие знают. Жур тоже вспомнил. Фигура примечательная. Круглый год в одной рубашке и купается зимой… Ошивается на базаре, в порту. Но в уголовных грешках до этого не был замечен.

– Ладно, – согласился Измайлов. – Теперь подумаем о мотивах убийства? Вспомните, во что одет убитый, какой шикарный чемодан… Возможно, его…

– Да, все иностранное, – подтвердила следователь многозначительно.

– Да-да, – понял ее Измайлов, – я не исключаю, что убит иностранец. Наколка эта на немецком языке… Короче, с целью ограбления…

– Допустим, убили и ограбили, – сказала Гранская. – Но зачем отрубать голову?

– Чтобы труднее было опознать.

– А не проще – камень на шею и в море?

– Согласен, отсеченная голова может означать и что-то другое: месть или устранение конкурента. Сейчас, с появлением организованной преступности, банд, рэкета, такие случаи перестали быть уникальными. Мало того что убили, так еще изуродовали труп. Подобное в нравах итальянских мафиози… А чемодан действительно подбросили бродягам. Мол, те способны на все. И следствие легко клюнет… – Измайлов вдруг прервал свои рассуждения. – Вы что, Инга Казимировна, имеете другие соображения?

– Простите, Захар Петрович, – постучала она по наручным часам. – Вскрытие у меня. – Гранская тяжело вздохнула. – Вот от чего отвыкла. Впрочем, так и не могла привыкнуть… После этого бессонные ночи, кошмары…

– Вы никогда мне об этом не говорили, – несколько удивился Захар Петрович. – И кстати, вас никто не обязывает присутствовать.

– Конечно. По закону, вот по профессиональному долгу… Вдруг во время вскрытия откроются обстоятельства, требующие новых вопросов к судмедэксперту. Лучше сразу, по ходу дела…

Они поднялись. И уже в дверях Гранская сказала:

– А насчет моих версий – изложу их, когда в голове кое-что уляжется. Да и, надеюсь, вот-вот подойдут свеженькие факты…

1.Фаловать – уговаривать, подбивать (жарг.).