Cytaty z książki «Роман-воспоминание»
« И сейчас, когда я вижу, как топчут память о солдатах, погибших в Великую Отечественную войну, вижу на демонстрациях портреты Сталина, уничтожившего многие десятки миллионов русских людей, в том числе дедов, бабок, отцов и матерей тех, кто эти портреты несет, я задаюсь все тем же вопросом: неужели у нашего народа нет памяти?
А ведь у народа без памяти нет будущего. »
« Послехрущевская геронтократия вымерла в первом пятилетии восьмидесятых годов: Косыгин — в 80-м, Суслов и Брежнев — в 82-м, Пельше — в 83-м, Андропов и Устинов — в 84-м, Черненко — в 85-м. С ними ушел в прошлое брежневский период нашей истории. Его потери в экономике, политике, морали были не меньше, чем в сталинскую эпоху. Впрочем, не будем их сравнивать. Одна эпоха вытекала из другой и завершилась тем, что предыдущая подготовила — крахом Советского государства.
Годы брежневского правления называют «спокойными». Это было спокойствие обреченных. Не было трагедий и ужасов сталинского террора, но неумолимо надвигались распад и хаос. Маразм лидера распространился на общество, искалечил целые поколения, они стали легкой добычей нынешних хищников и мародеров. »
« А где она, моя страна, и что такое моя страна? Кровь и ужас сталинского террора, мрак и тупость брежневского маразма? Обкомовские выдвиженцы Горбачев, Лигачев, Ельцин?
Моя страна была в войну, когда мы защищали родину, была в юности, когда нас воодушевляла великая идея. К той стране я и хотел прикоснуться, потому, наверное, и поехал в свою старую школу. »
« Самое смешное произошло, когда потребовали Цюрих заменить на другой город, потому что в то время вышла книга Солженицына «Ленин в Цюрихе». Боялись ассоциаций. Даже родиться нельзя было в Цюрихе! Я заменил Цюрих на Базель.... ..... Интереснее было предъявленное мне чиновником письмо некоего профессора, утверждавшего, что «Тяжелый песок» — роман сионистский. «Не случайно, — писал профессор, — главный герой романа родился в Базеле, где происходил сионистский конгресс и некий Герцль выдвинул идею создания еврейского государства в Палестине».
Я положил перед чиновником «Редакционное заключение» журнала: был Цюрих, предложено заменить на Базель. На что прикажете менять в третий раз? И можно ли менять, когда роман уже прочитали тысячи людей?
Чиновник все-таки понял нелепость ситуации и развел руками. »
« Для кадрового военного человека его поколения тридцатые годы были особенно страшными. Командный состав армии — это сложившийся организм, и когда Сталин вырубил в нем сорок тысяч человек, то среди этих сорока тысяч были друзья-товарищи, с кем вместе воевали на гражданской войне, в Испании, на Хасане и Халхин-Голе, с кем учились в одной школе, служили в одной части. И вот твоего верного товарища, боевого друга, хорошего командира, честного коммуниста, на твоих глазах арестовывают и объявляют «врагом народа». Были ли эти люди на самом деле «врагами народа»? В это невозможно поверить, но и не верить нельзя, иначе как служить делу, которому отдана жизнь? Правильнее не думать об этом. Люди сгинули, перешли в мир, из которого нет возврата никому. »
« почти все, с кем я встречался, — репрессированные и реабилитированные. Их посадили в конце тридцатых годов. До этого они шли за Сталиным, были верны ему, боролись с его врагами, с троцкистами, никакой вины за собой не знали. Тем сложнее и мучительнее были размышления этих людей. Они хотели разобраться, — что же произошло? Некоторые из них поняли, что дело в сталинской системе, в сталинизме, но многие причину своих несчастий искали в характере Сталина, вспоминали встречи с ним, детали его поведения, выражение лица, манеру разговаривать, каждое произнесенное им слово и что, как им впоследствии казалось, за этим словом стояло, вспоминали походку, жесты, взгляд… Это мне и требовалось для создания портрета. »
« Роман «Жизнь Бережкова» был закончен в 1949 году, а опубликован только через семь лет, во времена «оттепели». Роман «Новое назначение» Бек вручил «Новому миру» в 1964 году, роман трижды набирался, трижды менял название, ежегодно анонсировался, десятки раз обсуждался писательской общественностью, эта титаническая борьба продолжалась восемь лет и закончилась смертью автора в 1972 году. Что страшного в том романе? Спор Сталина с Орджоникидзе? Они не люди, они не спорили? Когда кончатся табу на такие простые, элементарные вещи? Ведь без них мы не можем писать историю своей страны, своего народа! Сталин — это тридцать лет нашей жизни, как же мы можем не касаться его в литературе! »
« В истории человечества такие катаклизмы, как война, выносят на поверхность новых деятелей. В Америке президентами стали генерал Эйзенхауэр, боевые офицеры Джон Кеннеди, Джим Картер, военный летчик Джордж Буш. У нас страной руководили старики политработники, не бравшие в руки оружия или вовсе не служившие в армии даже в мирное время. Естественной смены политиков не произошло, произошла неестественная.
Вероятно, в истории действуют свои законы преемственности поколений. Мы их нарушили. И жестоко наказаны. В результате в конечном итоге к власти пришли благополучные, честолюбивые, беспощадные мальчики, безразличные к народным нуждам, ввергнувшие страну в свои разрушительные эксперименты. »
« В 1995 году в моем собрании сочинений я в «Тяжелом песке» восстановил все выброшенное.
Самое смешное произошло, когда потребовали Цюрих заменить на другой город, потому что в то время вышла книга Солженицына «Ленин в Цюрихе». Боялись ассоциаций. Даже родиться нельзя было в Цюрихе! Я заменил Цюрих на Базель. »
« Труднее было с политической линией, с процессами тридцатых годов, характеристиками Сталина, Молотова. Думал: соглашаться, не соглашаться? Как по живому резать. Лев Рахленко в романе расстрелян, как «враг народа» — пришлось его бросить под поезд. Антисемитские листовки с текстом из Достоевского, которые разбрасывали немцы на фронте, я заменил текстами Кнута Гамсуна. Но все-таки что-то удастся сказать. Ведь даже саму цифру уничтоженных евреев — шесть миллионов — скрывали, впервые у нас она была названа в моем романе. »О романе "Тяжелый песок"
