Czytaj książkę: «Нхаггарт: На стыке миров»

Czcionka:

ISBN 978-5-0060-4885-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Добро пожаловать в 2360-й год. Представьте на минуту, что миром завладели технологии, а места для искусства в нём не осталось. Вот так мы и живём.

В 2280-м поэты, художники, мастера-рукодельники, музыканты и другие творческие люди ушли в подполье, став вне закона. Так решило новое мировое правительство и спорить с ним было бесполезно.

Теперь картины, фотографии, музыку, театральные представления, любые вещи, к которым нужно приложить творческий склад ума и ровные руки, создают компьютеры и роботы. Получается сносно, но до тошноты однообразно. Конечно, программы им задают люди, это ответственная работа и на неё принимают не каждого, но красивее и интереснее песни и фильмы от этого не становятся.

Всё должно подчиняться порядку и пробуждать в жителях города радость привычного бытия, а не желание мыслить креативно и что-то менять.

Вместо домов с причудливой архитектурой, как было в прошлом, новые города обросли стеклянными синими многоэтажками, как братья-близнецы похожими друг на друга. Без карты, скачанной на смартфон, заблудиться в высотных джунглях проще простого.

Не думайте, что всё совсем тускло и уныло. На каждом доме висят огромные экраны, где транслируется реклама и картины роботов-художников. А ещё на улицах много синтетических деревьев идеальной формы, выращенных в лабораториях. Кустарники, цветы на клумбах, декоративный плющ в парках такие же ненастоящие, хоть и выглядят натурально.

Небо здесь тоже не настоящее. Над городом возвышается купол-полусфера, поддерживающий благоприятную для жизни атмосферу. Не потому, что Солнце погасло или климат стал плох, не стоит так думать. Просто контролировать погоду и жить по расписанию оказалось проще, вот и прижилась такая инновация. Кстати, вечером купол становится тёмно-фиолетовым, в полночь чёрным, а днём приобретает голубой оттенок. По ночам всегда моросит дождь и +18, а днём светло и +24 градуса тепла – мы живём в вечном прохладном и прекрасном лете. Иногда за полупрозрачными стенками купола проглядываются очертания настоящего Солнца, но это редкое явление. А звёзды и вовсе мало кому удается увидеть, не попав в неприятности. Многие жители вспоминают времена, когда всё было по-другому. Они испытывают странное и грустное чувство ностальгии по местам и эпохам, которых не застали.

Теперь из космоса Земля напоминает шар, покрытый куполами городов и соединяющими их транспортными тоннелями, по ним курсируют поезда. Везде одни и те же порядки, в любом уголке планеты. Все говорят на одном языке, но с разными акцентами – это последнее напоминание о мировом многообразии культур.

Звучит не очень, правда? Скажу прямо: как человеку, который с упоением прочитал десяток книг о далёком прошлом, мне наш мир не нравится. Но не стоит судить ни о нём, ни о людях, что здесь живут, по обложке. Бывает, что внутри заурядности скрывается такая тайна, что не сможешь быть прежним, если к ней прикоснёшься.

Моя история именно об этом.

Глава 1. Не жизнь, а сказка

Меня зовут Шерил и мне было двадцать три, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Всё началось двадцатого апреля. Я, как всегда, собиралась на утреннюю гимнастику, которую ненавидела всей душой. Того же мнения придерживались и другие жители города. Пропустить гимнастику дозволялось только в двух случаях: либо ты заболел и у тебя есть справка от доктора, либо ты умер. Другие отговорки не принимались: те, кто опаздывал, получали штраф, кто не приходил – выговор и штраф, а подлецы, попавшиеся на этом неоднократно и вовсе могли пойти под суд.

За тем, все ли жители вышли на улицу, чтобы размяться, следили камеры, развешанные на стенах домов и фонарных столбах. Они сканировали лица присутствующих и автоматически составляли список посещаемости, который отправлялся стражам порядка. А ещё улицы патрулировали Наблюдатели – неприятные на вид мужчины, патрулирующие кварталы и переулки. Они выделялись в толпе благодаря чёрной форме с красными нашивками на локтях и коленях. Каждый Наблюдатель обладал серьёзным выражением лица с нахмуренными бровями и суровым взглядом.

Больше всего в утренней гимнастике раздражал будильник, то есть громкая музыка, льющаяся по всем улицам и просачивающаяся сквозь стены. Приходилось стягивать себя с постели, чтобы успеть собраться и вовремя покинуть дом. Не знаю, кто придумал проводить общегородскую гимнастику в восемь утра, но этот человек точно не умел сочувствовать окружающим, ведь мелодия будильника начинала играть в семь.

Минув пару улиц и потолкавшись в толпе, я вышла на площадь возле университета. В нашем городе она считалась центральной, на ней проводились все важные мероприятия и собрания. Суматоха и ожидание ежедневного обращения мэра к жителям поглотили меня с головой. Мне было плохо видно трибуну, стоящую возле входа в университет, поэтому я смотрела на экраны соседних домов – по ним всегда показывали прямые трансляции важных городских событий.

Крио Карборра, наш мэр, отличался завидной пунктуальностью и всегда начинал выступление вовремя. В тот день он предстал перед жителями в своём любимом чёрном костюме с высоко поднятым воротником. Крио надевал под него не рубашку, а водолазку, и я всегда удивлялась, как он спокойно переживает в таком наряде жару.

Мэр отличался худобой, что чаще всего не свойственно людям его лет – на вид ему было около пятидесяти. Лицо мэра казалось угловатым, скуластым, как у наспех вырезанной из мрамора статуи, с широкими бровями, длинным с горбинкой носом и тонкими губами, обрамлёнными аккуратно подстриженными усами и бородой. Чёрные с проседью волосы, спускавшиеся до шеи, мужчина зачёсывал назад. Жаль, что такую причёску настоятельно не рекомендовали носить жителям – обычно мужчины нашего города стриглись коротко. Но мэр есть мэр, ему полагалось выделяться в толпе и мог позволить себе подобные вольности.

А ещё мне нравились его глаза ярко-зелёного оттенка, обрамлённые сеточкой морщин. Они могли бы сделать его лицо приятнее и симпатичнее, но всё портил взгляд, холодный настолько, что поймавший его человек мог почувствовать, как спина покрывается мурашками, а в душе нарастает необъяснимое беспокойство.

Мэр взошёл на трибуну в половину восьмого и громко заговорил в микрофон:

– Дорогие жители! Пришёл новый день, который мы проведём с улыбкой на лицах, в приятных и полезных для общества делах! Всеобщая гимнастика – это закон, принятый ради вашего здоровья, как и тот, что запрещает выходить на улицу в ночное время!

Карборра всегда говорил о законах и том, какие наши власти молодцы. Иногда он перегибал палку и начинал стращать жителей последствиями преступлений, но быстро брал себя в руки и заканчивал речь, желая всем хорошего утра. Но больше всего он любил монотонно разглагольствовать на его любимую тему – о нхагах. Крио вскинул руки и заговорил с пафосом в голосе:

– Все вы прекрасно знаете, как опасны нхаги, эти люди, застрявшие разумом в прошлой эпохе и не понимающие, что пора отбросить устаревшее и перейти к новому витку технологичного бытия! Не стоит видеться с ними и попадаться на их уловки, которые отводят от честной, законной и счастливой жизни! Не покидайте свои дома раньше семи утра и позже десяти вечера – в это время нхаги расхаживают по улицам и ищут новых жертв! Чтите и соблюдайте закон!

Крио отличался многословностью. Многих жителей раздражала его привычка хвалить современное мироустройство и ругать прежние эпохи. Нхаги – вообще отдельная тема, они ему были, как кость в горле. При возможности, он бы избавился от них в кратчайшие сроки, может, вывез бы за пределы города в прерии или вовсе в космос отправил. От этой затеи его останавливало «Соглашение на пятьсот лет вперед», подписанное основателем города. Оно заставляло жить с нхагами бок о бок, но при этом мало что знать друг о друге.

Я продолжила слушать Карборру, готовясь к тому, что придётся дрыгаться под однотипную музыку.

– Виток технологичен бытия, и вот руками вновь размахиваю я!

Автор этого произведения об утренней боли и негодовании мой лучший друг по имени Мартин. Я не заметила, как он подошёл и склонился к моему уху, чтобы прошептать своё мини-стихотворение. «Ну да, как всегда, чувствую себя коротышкой» – подумала я и поморщилась. На нас косо поглядел Наблюдатель, стоящий неподалеку, поэтому пришлось сказать вслух:

– А ты готов сделать двадцать прыжков в высоту вместо десяти? Такое хорошее утро!

Подозрительный взгляд смотревшего на нас человека стал спокойным и прозрачным. Мартин выглядел сонным, но пребывал в хорошем настроении и заставил меня улыбнуться. Я не смогла удержаться и поправила ему чёлку, а ещё пригладила растрёпанные тёмные волосы. Наверное, он не успел причесаться перед тем, как выйти из дома, поэтому короткая стрижка выглядела небрежно. Мне пришлось приподняться на цыпочки, чтобы дотянуться до его макушки – мой друг ростом под метр девяносто, а я как минимум на голову ниже него.

Мартин был слегка курносый, с живыми, голубыми глазами и широкими бровями. Мне нравилась его внешность, особенно слегка пухлые губы, а вот он этой особенности стеснялся. Его одежда не отличалась от моей и от нарядов других жителей. Привычный образ, который раздражал и нагонял тоску: серая футболка, чёрные брюки и кроссовки.

Крио закончил вещать и все экраны в городе перешли к трансляции упражнений. Следующие полчаса показались мне адом на Земле, но пришлось их перетерпеть, чтобы отправиться в институт и грызть гранит науки, о который я периодически ломала себе зубы.

***

Университет, где я училась – одно из самых красивых зданий в центре города, самая главная его достопримечательность. Он отличался по архитектуре и цвету от типичных стеклянных многоэтажек, поэтому его хотелось рассматривать со всех сторон. Стены оттенка слоновой кости, высокие круглые колонны у входа, лестница с широкими ступенями и массивные двери: постройка выглядела величественно и навевала мысли о прошлых эпохах.

Внутри университета было светло и уютно благодаря мраморному полу с лежащими на нем бежевыми коврами и белой краске на стенах. На первом этаже раскинулся большой холл с фонтаном, столовая и мини-библиотека, где любой желающий, а не только студенты, могли почитать книги или посидеть за компьютером. На втором этаже находились учебные корпусы, у каждого факультета свой, а на третьем – ещё одна библиотека, только для учащихся.

Единственное, что огорчало – пост ректора университета занимал мэр, успешно совмещавший две эти непростые должности. Мои родители радовались такому совпадению, так как восхищались Карборрой, а мне это не очень нравилось. Признаться, я редко общалась с мамой и папой, а также не горела желанием часто ездить домой именно из-за наших кардинальных расхождений во взглядах.

Из окна аудитории, в которой мы с Мартином слушали лекцию, виднелись студенческие общежития. Одно из них стало нашим временным домом. К сожалению, мы попали в здание, где жили преподаватели, а ещё находилась лаборатория педагогического состава. Она располагалась на самом верхнем этаже и без соответствующей ключ-карты добраться туда никто не мог.

Но самое интересное, что было в нашем общежитии – полностью сгоревшая комната, внешняя стена которой обвалилась. Преподаватели запирали её на ключ, который хранился в деканате. Комната находилась в самом дальнем углу коридора на третьем этаже, в тупике, едва освещавшемся тусклыми потолочными лампами. Её показывали студентам-первокурсникам, как предупреждение, что может случиться, если пренебрегать техникой безопасности при домашних экспериментах. Признаться, иногда раздражало столпотворение галдящих людей в таком укромном месте – моя одноместная комната находилась напротив сгоревшей и время от времени приходилось терпеть шум очередной экскурсии.

Мартин занял комнату на этаж ниже, прямо под моей. Это был случайный и приятный бонус при заселении, от которого мы пришли в восторг. Всегда здорово понимать, что неподалёку живет хороший человек.

В общежитии обитали те, кто планировал достойно устроиться в будущем и получить профессии, связанные с компьютерами, инновациями, технологиями и здравоохранением. Если студента отчисляли из университета или он никак не мог поступить, его шансы добиться успеха стремились к нулю. Таким бедолагам приходилось находить себе место в других сферах занятости, к примеру, работать в городском благоустройстве, выгуливать собак, обслуживать посетителей столовых. Платили там меньше, а ещё такая работа подрывала социальный статус, так как вызывала пренебрежение у жителей.

***

Услышав звонок на большую перемену мы с Мартином отправились в столовую. Там, как всегда, было многолюдно: студенты выстроились в длинную очередь перед зоной выдачи блюд, нетерпеливо переминались с ноги на ногу и разговаривали.

Меню не отличалось разнообразием, но всё же предоставляло выбор, что бы ты хотел съесть: суп или бульон, кашу или овощную запеканку. А ещё каждый день студентам предлагались разные варианты изделий из теста и они не всегда приходились по душе.

– Фу, опять морковные булки! – фыркнул Мартин, заглянув в хлебницу.

Он относился к овощной выпечке, как я к утренней гимнастике – ненавидел всей душой. И всегда напоминал мне об этом по средам, двигая поднос по ленте выдачи блюд. Мой друг считал это своеобразной традицией, а студенты, находившиеся рядом, воспринимали его возглас как грубое нарушение этикета. Но Мартин редко обращал внимание на то, что думают окружающие.

Мы поставили тарелки на подносы, расплатились на кассе и начали искать свободный столик. Я в очередной раз подумала, что печать еды на 3D-принтере – лучшая технология, придуманная в прошлом и существующая в настоящем. Только не всегда было понятно, почему одни блюда у поваров-синтезаторов получались вкусными, а другие хотелось выплюнуть и никогда больше не пробовать. Казалось, что это дань старым традициям, когда люди могли попросить книгу жалоб и устроить скандал из-за того, что еда в кафе им не понравилась. Но в нашем мире все блюда соответствовали строгим нормам и пропорциям. Даже домашние принтеры настраивались производителями на их соблюдение, не давая экспериментировать с рецептами.

Мы заняли столик и заметили, что ещё один студент искал, где бы расположиться. Мартин помахал ему рукой, приглашая присоединиться к нам.

Чарли ходил в тренажёрный зал, поэтому отличался красивой фигурой при среднем росте. Мартин иногда ему завидовал, так как тоже пробовал тягать железки, но оставался таким же худым, как раньше. А ещё у Чарли очень светлые, почти белые волосы – такой оттенок в нашем мире большая редкость. Они тоже являлись объектом зависти, но уже моей. Русый оттенок локонов, как у меня, считался обычным и заурядным, что иногда огорчало.

Поприветствовав нас, сокурсник уселся за стол и пристально на меня посмотрел. Правильно мои знакомые шептались: трудно было устоять и не засмущаться, когда тебя разглядывал парень с голубыми глазами, высокими скулами и ямочкой на подбородке. Он считался одним из самых симпатичных студентов университета. Я спросила, всё ли в порядке и Чарли быстро отвёл взгляд, сказав, что просто задумался о своём.

На меня чары приятеля не действовали. Я питала к нему тайной влюблённости и не хотела пойти с ним под руку на выпускной вечер, как многие девчонки. Чарли, несмотря на внешнюю уверенность и крепкие мускулы отличался трусостью. А ещё он знал все последние новости, сплетни и теории заговоров, поэтому его разговоры иногда утомляли и раздражали. Но зато парень мог подсказать, где и как достать вещь, которая тебе не принадлежит. Например, когда и как ухитриться выкрасть из библиотеки книгу, предназначенную только для преподавателей. Признаться, я однажды так делала, да и другие студенты подобным занимались, особенно те, кто прогуливал лекции. Из-за своей трусости Чарли никогда бы не подписался на кражу, а вот рассказать, как её совершить, мог запросто. Так что тёплые отношения с ним приходилось поддерживать.

– Как успехи в робототехнике? – спросил он, доедая морковную булку.

– Не очень, – признался Мартин, – если будет нужна помощь, мы к тебе обратимся, ты же в этом спец.

– Да ладно тебе, не начинай. Но за комплимент спасибо.

Чарли не отличался скромностью, но всегда оставался вежлив и это мне нравилось. Он попрощался с нами и поспешил к выходу из столовой. Мой друг отнёс подносы к стойке с грязной посудой и мы направились в аудиторию, где узнали, что пару отменили и это была лучшая новость за день.

Мы пили чай, сидя на полу моей комнаты, поднимая кружки за то, что пара с самым суровым преподавателем переносится на неделю. Мартин внимательно поглядел на ловец снов, висящий над моей кроватью, покачал головой и язвительно подметил:

– Ай-ай-ай, запрещённые вещи в комнате развешиваешь, как не стыдно?

– Отстань, – отмахнулась я. – У всех есть декор, а мне почему нельзя? Голые стены это уныло и тоскливо.

– Смотри, чтобы преподаватели не заметили, а то нагоняй на всю жизнь запомнишь.

– Они ко мне почти не заходят, расслабься. К тому же, пару проверок мы с ним уже пережили, сам знаешь, как о приближении преподов слухи разносятся.

Я совсем забыла, что хотела показать Мартину пейзаж, который недавно нарисовала. Конечно, рисование считалось постыдным делом, даже подсудным, но оно так мне нравилось, что я не могла удержаться. Тем более, что пару недель назад мой друг раздобыл настоящую роскошь – альбом с бумажными страницами и цветные карандаши. В мире, где только избранные рисовали на планшетах или с помощью нейросетей это было большой редкостью, а ещё приятным и лучшим в жизни подарком.

– Мартин, я тебе вечером кое-что покажу, когда шторы на окнах задёрнем. Не хочу допустить, чтобы наружная камера это засняла.

– Новый рисунок? Жду с нетерпением.

– Слушай, ты так и не рассказал мне, где взял альбом и карандаши. Ну посвяти меня в тайну, где ты украл такую роскошь?

– Не а. Может, как-нибудь потом.

Мой друг часто скрытничал, но это не мешало ему оставаться самым надёжным и вызывающим доверие человеком на планете.

– Шерил, ты же не забываешь альбом в тайник прятать?

– Нет, конечно, я же не похожа на самоубийцу или сумасшедшую. Ты помнишь, как его открывать?

– Да-да. В случае бедствия повернуть два болта в нижней части шкафа и резко надавить на планку.

За несколько лет дружбы у нас с Мартином накопилось много общих секретов. Например, мы любили обсуждать нхагов, представляя, какие они и как живут. Мы не верили в рассказы, которые слышали из новостей и видели в книгах. Там ночные жители показывались озлобленными на весь мир маргиналами, поставившими искусство выше технологий и старавшимися любой ценой переманить на свою сторону честных граждан. Я снова задумалась о них и спросила Мартина:

– Тебе никогда не хотелось выглянуть в окно ночью и подсмотреть, как нхаги выглядят?

– Хотелось, конечно. Но меня останавливает штраф и возможность попасть в крупные неприятности.

– Да уж, отчисление или отправление в прерии после суда меня тоже от этого останавливает. Дурацкие оконные камеры, день и ночь следят, закрываем мы шторы или нет!

Мартин усмехнулся и спросил, хочу ли я ещё чаю, так как моя кружка опустела. Не дождавшись ответа друг потянулся за термосом, открыл крышку, пролил немного жидкости на пол и быстро вытер её носком. Смутившись, он поспешил заговорить, чтобы избежать моих комментариев о том, что в комнате есть половая тряпка.

– Ну, чисто технически, я видел, как они живут.

– Ага, ты про ту экскурсию в нхагский район? До сих пор жалею, что подхватила тогда простуду. Расскажи ещё раз, что ты там видел?

– Ну сколько я ещё буду повторять тебе одно и то же? Те же многоэтажки, вперемешку с маленькими домиками из кирпича, старыми и потрёпанными. На окнах такие же шторы, как у нас, только закрыты днём, а не ночью. Ничего интересного больше не могу вспомнить, хоть убей.

– Ну и ладно, ну и, пожалуйста, – демонстративно надулась я, сложив руки на груди. – В следующий раз сама на экскурсию поеду.

Мы проболтали до самого вечера, сплетничая о своих знакомых и однокурсниках. В 21:50 я как порядочный гражданин задёрнула плотно прилегающие к окну рулонные шторы, резко развернулась на месте и заговорчески поглядела на Мартина. Он широко улыбнулся, пересел с пола на кровать и жестом указал мне на шкаф.

– Вот, новый пейзаж, – шепнула ему я, показывая рисунок в альбоме, который вытащила из тайника. – Правда, пока не могу разобраться, как рисовать тени от деревьев и домов, чтобы они получались как настоящие.

– Ничего, с опытом всё придёт, – успокоил меня друг и пролистал ещё несколько страниц в альбоме.

– Мартин, мне всё равно не даёт покоя, где ты его взял.

– Ну не могу я тебе сейчас об этом рассказать! Даже если захочу, не смогу!

– Поняла, чего ты так завёлся-то.

– Ладно, мне пора. До завтра, – быстро попрощался друг и поспешил покинуть мою комнату.

Я готовилась ко сну и думала: почему он всегда так реагирует на мои вопросы о нхагах и альбоме? Знает ли он что-то, о чём не может рассказать или боится моей реакции на его слова?

Каждую ночь перед сном мне в голову приходила одна и та же мысль: «Ненавижу шторы на окнах и закон, запрещающий их открывать». Было досадно и обидно, что от жителей прячут что-то важное и интересное на видном месте.

Размышляя об этом я провалилась в глубокий сон, чтобы проснуться от надоедливого будильника и начать очередной день, похожий на сотни других.